Все наши чувства сосредоточились в любви и преданности друг к другу, о которых мы никогда не говорили вслух, и... в ненависти. А вот ненависти было в избытке, и о ней мы говорили много и ожесточенно. Эта ненависть родилась из любви каждого поляка к своей родине. Ни пропаганда, ни образование, ни воспитание не влияют на патриотические чувства поляков: они рождаются патриотами. Именно благодаря патриотизму у поляков появилось желание жить, несмотря на все несчастья, и стремление убивать, чтобы выжить.

Осознание этого пришло, конечно, много позже, уже в зрелые годы. А пока я возвращался домой, и слово «дом» ассоциировалось у меня с продуктовым изобилием и мягкой, теплой постелью.

Даже при том, что теперь мы ехали на телеге, запряженной лошадью, нам потребовалось несколько недель, чтобы добраться до Газеловки. По сравнению с нашим двухлетним странствием на восток пешком это путешествие казалось необыкновенно приятным, несмотря на то что мы ехали по опустошенной войной стране, редко ночевали под крышей и по-прежнему испытывали чувство голода. Зато нам не приходилось прятаться от вражеских солдат. Нет, война с большевиками продолжалась, но мы ее оставили позади, и, хотя воспоминания о Сапезанке время от времени посещали нас, мы все больше думали о будущем.

Жарким летним днем 1919 года мы въехали на холм, с которого можно было увидеть нашу деревню. Мы остановились под тремя старыми липами, в ветвях которых гудели тысячи пчел. Заслонив глаза от солнца, всматривались в лежащую перед нами долину.

– Дети, смотрите, все как прежде. Ничего не изменилось, – воскликнула мать.

Долго мы простояли в тишине, пока Антек не нарушил ее вопросом:

– А где церковь? Я ее не вижу.

– Сожжена. Разве ты не помнишь? – ответила мать.

– А дома?

– Сожжены. Ты что, забыл?!

– И усадьба?

– Усадьба осталась. По крайней мере, ее стены. А теперь вперед, дети!

Мы скатились с холма в облаках пыли, переехали вброд речку и выбрались на другой берег, не встретив ни единой живой души. В деревню въехали, так никого и не встретив, хотя из двух полуразрушенных домов поднимались струйки дыма. Проехали по аллее, обсаженной тополями, объехали пруд и остановились у крыльца.

– Вот мы и дома, дети, – в волнении произнесла мать.

Не много осталось от нашего дома. Перед нами был только его остов. В пожаре выстояли кирпичные стены да часть крыши. Двери, окна и полы сгорели, а может, их использовали как топливо. В углах комнат в кучах щебня и пепла росли сорняки. Надворные постройки были не в лучшем состоянии.

– Дом разрушен. Но это единственный дом, который у нас есть. Дети, мы остаемся.

Мы остались и выстояли, хотя были моменты, когда мать теряла силы от перенапряжения. Приходилось опять начинать жизнь на пустом месте.

Земля была, но на ней росли только сорняки, и не хватало рук, чтобы обработать ее. Мы нашли плуги и бороны, но из рабочего скота у нас была только одна лошадь, на которой мы приехали домой. Не было ни семян для посева, ни картошки для посадки, ни удобрений.

Крестьяне в нашей деревне были в таком же положении. Пережившие вторжение вражеских армий, они возвращались в деревню со всех концов страны и сталкивались с теми же проблемами. Они ждали помощи от нас. Но чем мы могли им помочь?

Теперь мы не зависели от погоды: две комнаты были приведены в состояние, пригодное для нормальной жизни. И конечно, мы позаботились о лошади, сделав ей некое подобие стойла. Никто из нас никогда не занимался столярным или плотницким делом, но «необходимость – лучший учитель», как говорит польская поговорка, и мы познали ее на собственном опыте.

Мать опять вернулась к гаданию, получая в качестве платы несколько яиц, хлеб и курицу. Хлеб мы съели, а яйца подложили под курицу, и она вывела цыплят. Вид желтых пушистых комочков, копошащихся во дворе, привел всех в отличное настроение. Они были для нас признаком возрождающейся жизни.

– Если бы мы смогли достать зерно для посева, – размышляла мать, – то в следующем году у нас был бы хлеб. Ох, хоть бы отец поскорее вернулся домой...

Но отец не возвращался. В ответ на многочисленные запросы мы наконец получили официальное письмо. В нем говорилось:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.