Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Война темной славы (№1) - Война темной славы

ModernLib.Net / Фэнтези / Стэкпол Майкл А. / Война темной славы - Чтение (стр. 21)
Автор: Стэкпол Майкл А.
Жанр: Фэнтези
Серия: Война темной славы

 

 


Сит вышла вперед им навстречу, и она была великолепна. Ее верхняя одежда — посеребренная кольчуга — сияла в слабых лучах солнца, выглядывавшего из-за облаков. Она была в шлеме с крылышками, с шипом на макушке, из-под шлема выбились черные волосы. Ее меч рубил и резал с безупречной точностью. Бормокины врассыпную разбегались от нее, хватаясь за разрубленные лица, кровь ручьями текла из разрезанных артерий и открытых ран в груди. Она крутилась волчком во все стороны и рубила, разворачивалась и наклонялась, ускользая от ударов, как будто одновременно видела все, что делается и спереди, и позади нее. Вокруг нее громоздилась гора трупов, и пятна крови на камнях парапетной стенки показывали предел досягаемости ее смертельного оружия.

Ней и Ли заняли позиции внизу, защищая одну баллисту, пока команда ее перезаряжала. По своей свирепости Ней не уступал бормокинам. Его булава молотила, раздробляя конечности, пробивая дыры в головах, вдавливая доспехи в шкуру и тело. Кольчуга и кожаная куртка Нея были в прорехах, но ни одному бормокину не удалось подступить к нему поближе и нанести смертельный удар. Слишком близко сунувшимся тварям он наносил ужасные раны или острием клинка, или рукоятью, или тяжелым концом булавы раздроблял им кости.

На этом участке стены все сражались, смело, но равных Ли не было. Как будто вдохновляемые присутствием сулланкири, Ли и Теммер сверкали золотом, и я просто физически ощущал жар, испускаемый клинком. Когда Ли отсекал конечности или отрубал голову, тело жертвы шипело. Хватило бы и одного удара, чтобы повергнуть наземь авролана, но Ли успевал нанести ему еще два, а то и три, пока тело падало. Кровь оставалась на клинке Теммера не долее секунды и тут же превращалась в омерзительно удушливое облако. Ли громко смеялся, жестами подзывая бормокинов поближе, дразня их болтовней, упрашивая их подойти к нему и умереть, что многие и делали.

Внизу, под нами, поток воинов-авроланов вливался в узкий проход между домами и кучами обломков зданий и щебня. Из окон верхних этажей их осыпали стрелами лучники — люди и эльфы. Копьеносцы из Окраннела защищали горы щебня, протыкая насмерть тех бормокинов, которые пытались прорваться мимо них. И повсюду, дальше вдоль узкого прохода, отчаянно сражалась гвардия Ориозы, вооруженная топорами и мечами. Однако люди вынуждены были неохотно уступать, и орда авроланов продвигалась вперед густой сплоченной толпой.

Повсюду шло сражение, и мне пришлось рубиться всерьез. Бормокины поднимались на стену, и я наносил им резаные удары. Я обменялся ударами с одним, и когда он кинулся на меня, я отскочил в сторону, и он, не рассчитав прыжок, свалился с крепостного вала. Другой бормокин разрезал мне ногу над правым коленом, но я проткнул ему живот и сбросил его тело вниз с крепостного вала.

Трубы взвыли по ту сторону стен, и на приступ пошел последний отряд авроланов. Один наш трубач возвестил об этом своим горном. Я бросил взгляд в сторону наступающих, но сулланкири не увидел. И тут же в животе у меня похолодело, потому что донесшиеся снизу счастливые вопли бормокинов подсказали мне, где он.

Сулланкири выпрыгнул из гущи тумана к верху пролома в стене, из-под его копыт во все стороны летели камни, поражая и своих, и чужих. Магический клинок Ли скосил бесчисленное количество бормокинов, в группе врагов образовалось пустое пространство, и в эту брешь и кинулся Темный Наемник. Сулланкири пронзительным голосом выкрикнул команду, и бормокины отступили, освободив место вокруг противников. Подняв все четыре руки, сулланкири авроланов прокричал вызов.

Из горла Ли вырвался низкий смех. Его дымящийся клинок свободно болтался в правой руке. Ли непринужденно двинулся вперед разболтанной походкой, как пьяный, и небрежно левой рукой поманил сулланкири к себе. Выражение его лица было скрыто под маской, но глаза горели жестоким огнем.

Сулланкири ответил на вызов, бросив на Ли клинки своих правых рук. Ли поднырнул под верхние клинки и тут же сделал движение клинком вниз и налево, сам переместившись в ту же сторону. Его противник пустил в ход нижние свои клинки, раздался звон стали о сталь, тут Ли подпрыгнул вверх, поджав ноги в полете, и перемахнул через нижнюю руку Темного Наемника. Теммер взметнулся вверх и описал круг сверкающей золотой дугой, которая отсекла нижнее правое запястье сулланкири, а Ли отпрыгнул влево.

Кулак с клинком откатился к рядам бормокинов, и первого, до кого он дотронулся, тут же охватило пламя. Расплавленный металл капал с обрубка, и лужа крови, в которой он лежал, пузырилась. Темный Наемник заорал от боли и развернулся лицом к Ли. Мой друг, в свою очередь, хлестнул клинком по толпе авроланов, обрызгивая их воспламеняющей кровью их командира.

Прижимая раненую конечность к груди, сулланкири снова пошел на Ли. Нацелился ударить его верхней правой рукой, желая разрезать Ли наискось от левого плеча до правого бедра, но Ли танцующей походкой без труда ускользнул из пределов его действия, а потом кинулся вперед. Он воткнул кончик Теммера в бок Темному Наемнику. Ручьем хлынула жидкая кровь. Сулланкири пронзительно завопил, потом нанес удар.

Он ударил нижней правой рукой и попал Ли по ребрам пониже его правой руки, и Ли, завертевшись волчком, полетел в сторону пролома в стене. Он споткнулся и упал, но меч не выпустил. Левой рукой он зажал правый бок, и я видел, что он закашлялся и скорчился от боли. Он был далеко от меня, я не мог разобрать, выступила ли у него кровь на губах, но я знал, что никогда раньше у него не было такой серьезной раны.

Сулланкири заголосил, победно вздымая свои три здоровые руки. Он медленно топал вперед и оглядывался, не осмелится ли кто из нас сунуться. Под его горящим взглядом люди отступали, и тут его взгляд упал на меня.

В моих глазах он увидел насквозь всю мою душу.

В его глазах отражалось полное отсутствие души.

Отбросив клинок, я взял в руки лук и выпустил в него свою последнюю стрелу. Натягивая свой лук из серебряного дерева, я не отводил глаз от взгляда сулланкири. Я целился ему в грудь, но смотрел вверх, в лоб. Он насмешливо улыбался мне, делая жевательные движения губами, желая этим сказать мне, что съест мое сердце, когда покончит с Ли. Я чуть заметно покачал головой в ответ и выпустил свою последнюю стрелу, которую так берег.

Эта стрела, извлеченная из тела Фариа-Це в Окраннеле, полетела по прямой и попала точно в цель. Она и впрямь оказалась волшебной — то ли потому, что ее заколдовал другой сулланкири, или потому, что она не убила урЗрети, которой предназначалась, или просто потому, что такова природа заклинания. Черная стрела попала высоко в грудь сулланкири, между двумя парами плеч, и когда он вскрикнул, кипящая кровь каскадом хлынула из его рта, подобно тому как вытекает из тигля расплавленный свинец.

Он не глядя прыгнул вперед, чуть не затоптал Ли своими копытами, попал в пролом и кинулся за стену. Руками он схватился за стрелу, пытаясь сломать ее, но она не ломалась. Он в злобе гарцевал, прыгая вперед и назад в самой настоящей агонии, его торс достаточно высоко торчал над рассеивающимся туманом.

Он бросил свои попытки сломать стрелу и попытался ее вытащить, но и это ему не удалось. Тварь Кайтрин улыбнулась — зрелище противнее этого трудно найти — и подняла взгляд на меня. Его улыбка стала шире, он ударил кулаком по концу стрелы и вогнал ее глубже в свое тело. Это причинило ему такую боль, что он стал прыгать и скакать, он вертел эту стрелу во все стороны, и я видел, что кончик стрелы вылез из его спины. Еще один удар — и она вылезла еще на шесть дюймов, и тут сулланкири завернул руку назад и начал вытаскивать стрелу из себя.

По спине и животу потекло еще больше крови, когда он смеялся, кровь выплескивалась изо рта. Я не представлял себе, как долго он будет залечивать эту рану, но понимал, что если в нем брезжит хоть искорка жизни, он обязательно вылечится. Он может быть уязвим для меча Ли или этой одной стрелы, но как только оправится, он нас уничтожит.

К счастью для нас, времени ему не хватило.

Звук трубы, предупредивший нас о введении в бой подкреплений авролонов, давно уже призвал остальных наших бойцов к действию. Были открыты туннели, позволяющие реке Дюргру затопить низину. Вода хлынула из шахт на поверхность земли обильными бурыми потоками, подбрасывая в воздух дерн и камни, тела и обломки. Вода впитала туман, превратила его в бежевую пену, и волна покатилась дальше и обрушилась на сулланкири.

Он стал со свистом испускать большие клубы пара. То, что было раскаленным добела, потускнело, стало красным, потом серым, черным и треснуло. Вокруг него образовался вихрь, плескавший ему в лицо, охладил кровь, и черные сосульки повисли у него на подбородке. Темный Наемник откинулся назад, как бы готовясь встать на дыбы, но поскользнулся задними ногами. Передние ноги растопырились и поднялись над поверхностью воды, потом он опрокинулся на бок и взорвался.

Поток бесследно поглотил его, ничем не отметив место упокоения, и уволок вместе с немалым количеством вздувшихся бормокинов и вилейнов. Несколько темериксов клекотали и когтями хватались за бормокинов, как за насесты, пытаясь выбраться из потока, но те пошли ко дну, поскольку были уже мертвы. Когтями темериксы били по воде, как бы пытаясь оттолкнуть ее, но она их тащила и перекатывала вместе с отплевывающимися барахтающимися авроланами.

Звук трубы заодно вызвал и наши подкрепления из засад. В ряды копьеносцев влились арбалетчики и лучники. Своими выстрелами они пробивали бреши в рядах бормокинов, и приток входящих в город войск авроланов прекратился. У нас стало больше стрелков, и перезаряженные баллисты поражали врагов целыми группами. Ней вместе с отрядом из Ориозы клином врезались во фланг авроланов и пробились к Ли, тот уже поднялся на ноги и, перехватив Теммер левой рукой, успел убить еще нескольких бормокинов.

Из двух башен, расположенных по обе стороны пролома, начали лить потоки напалма, и воду покрыл пылающий слой. Бормокины, пытавшиеся выбраться на поверхность, и те, кто уплывал, надеясь на спасение, вдруг поняли, что низина непроходима. Подальше у стены стала падать одна осадная башня — под ней размякла почва из-за поднявшегося уровня воды. Башня рухнула в воду величественно, сверху с нее веером посыпались стрелки. Оказавшись в горящей воде, башня загорелась.

Менее чем за час мы разгромили армию в северной части города и сделали неприступной нашу брешь в стене, создав яростно пылающее озеро. Но в городе еще шли сражения, и как там обстояло дело, было пока неизвестно. Мы одержали победу, теперь нам предстояло помочь другим бойцам. В случае успеха можно было считать нашу задачу выполненной.

Глава 36

Мы оставили гарнизон охранять пролом, а сами переместились в южную часть города, вломившись в правый фланг войска Кайтрин. Ее войско, вливавшееся в город по таким же узким проходам, как на севере, стало рассеиваться. Навстречу нашему нападению она выпустила стаю крупных темериксов. Эти, отличающиеся блестящим ярким оперением, были немного крупнее виденных нами до сих пор. Их налет на наше центральное войско был чистым самоубийством, однако им удалось замедлить темп нашего наступления и сдержать наши попытки разбить часть войска Кайтрин.

Еще она подожгла наружную часть города. Я собственными глазами видел, как вилейны магическими приемами раздули пламя. После ходили слухи, что пожар устроил Каварр или наши войска. Но это не так. Барон, конечно, заранее просчитал, что делать в подобном случае, и до того, как дым окутал все удушающим туманом, трубы проиграли нам сигнал отхода и все мы ушли во внутренний город. Кайтрин также отвела свои войска, в том числе и от южной части города, где они с переменным успехом сражались с принцем Августом.

Пожар дал передышку войскам Кайтрин и нам, кстати, тоже, хотя расслабляться и пытаться дышать во внутреннем городе, куда доходил дым, было очень трудно. Вся еда казалась подгоревшей, и невозможно было уберечься от частиц пепла, проникающих повсюду. Многие ветераны только улыбались и предрекали, что теперь у нас на груди вырастут волосы и что у нас будут хорошие певческие голоса; правду сказать, я так и не понял, какая здесь связь.

Я долго разыскивал Ли, по ошибке решив, что он должен быть на станции скорой помощи для войск Ориозы. Многие наши там получали помощь те, у кого были незначительные ранения вроде моих — небольшие порезы. Некоторым проткнуло легкие стрелой или мечом, еще больше человек пострадало от когтей темериксов, но у всех было хорошее настроение: кто занимался зашиванием ран, кто ставил себе припарки, как велели врачи, а кто просто успокаивал раненых друзей, ожидавших своей очереди на прием к магам-эльфам.

Ли я обнаружил в небольшом срубе у ворот внутренней крепости. Меня послали туда, объяснив, что это центр медицинской помощи для дворян. Среди них оказалось мало раненых, и будь я циником по натуре, я бы сказал, что большинство наших дворян просто не подвергали себя опасности. Но будучи молодым и видя перед собой примеры принца Кирилла и лорда Норрингтона, я решил, что хорошая военная подготовка и умение вести себя на поле боя позволили им сохранить здоровье.

Ли лежал на раскладушке в углу комнаты, у ног его примостился принц Скрейнвуд. Принц сердито посмотрел на меня, но Ли при виде меня улыбнулся и, опираясь на Теммера, приподнялся со своего ложа. Он был обнажен до пояса, бинт обматывал весь его торс. Весь его правый бок представлял собой сплошной темно-красный кровоподтек, и хоть он храбро улыбался, я знал, что ему ужасно больно.

— Знаешь, метолант мог бы облегчить твою боль.

Ли отмахнулся от моего предложения:

— Другим он нужнее.

Скрейнвуд, рукой придерживавший припарку на украшавшем его лоб синяке, злобно глянул на меня:

— Эта палатка для дворян. Твою ногу могут посмотреть в другом месте.

Я взглянул на него, вложив в свой взгляд как можно больше презрения, потом встряхнул головой и кивнул Ли:

— Очень больно?

— В ребрах, похоже, трещины. Но кровью не кашляю. — Он сморщился, дыхание его было неглубоким и затрудненным. — Ко мне придет эльф. Как только осмотрит принца…

— Ясно. — Я снова обратил внимание на Скрейнвуда. — А с вами что случилось?

— Меня сбросили с коня, и я ушибся головой.

Я постарался скрыть изумление: я знал, что он был в группе Августа, но я не видел, чтобы Скрейнвуд участвовал в бою. Из его слов я понял, что ранил его не вражеский воин. Как мне рассказали впоследствии — не принц, разумеется, — Скрейнвуд завел небольшую группку людей не туда и не тогда, когда надо было. На них напала группа кочевых бормокинов, его конь упал, и он ушиб голову о желоб для воды. Его, конечно, отбили, но ценой потери двух человек.

Ли слабо закашлял, потом зашипел от боли:

— Ты знаешь, принц рассказал мне, что сулланкири, возглавляющий южную армию, — хогун. Он говорит, у него самая большая сила. Он при помощи миазмов распространяет страх. И что еще хуже, убить его нельзя.

Скрейнвуд с энтузиазмом подтвердил:

— Да, он уже мертвец, так что его снова убить невозможно. Наши стрелы на него не действовали. В узких улицах ему было не размахнуться своей дубиной, иначе он всех нас стер бы в порошок.

— А что Август?

— Все нормально.

Принц Скрейнвуд рассказал мне, что Августу удалось поразить сулланкири напалмом из катапульты и поджечь его. Ему пришлось отступить, но он не уничтожен.

Я кивнул на Теммера:

— Против них действует только заговоренное оружие. Тебе надо бы поправиться к его следующему приходу.

— Ну да, я и сам собираюсь. — Он с улыбкой смотрел мимо меня на дверь. — А вот и первый шаг к выполнению моего плана.

Я обернулся на шелест юбок и тут же забыл, где я нахожусь. В комнату вошла эльфийка в коричневом платье, которое хоть и не было нарядным, но делало ее пришельцем из другого мира — не мира войны. Вот тут стоял я, пропахший дымом, в одежде, покрытой сажей и кровью, а она была такая чистая, свежая, с яркими глазами и прекрасной улыбкой. Полная противоположность всему тому, что воплощали мы.

Она сразу же подошла к Ли, но он затряс головой:

— Сначала принц Скрейнвуд.

Она терпеливо улыбнулась:

— Простите, но тут решаю я, кого лечить и от чего. Мои силы ограничены, и их надо использовать по максимуму.

— Но у меня болит голова! — Скрейнвуд сдвинул компресс, показывая ей свою шишку.

— И я вижу единственную причину этого. — Она средним пальцем левой руки потерла шишку на его лбу. Я заметил вспышку синего цвета, такая бывает, когда загорается шерсть. Скрейнвуд вскрикнул и отскочил назад, ударившись затылком о стену.

— Что это вы делаете? — зарычал он на нее.

— Магические приемы требуют энергетической подпитки. Я могу взять энергию из своих запасов или, если есть рядом источник, могу воспользоваться его собственной энергией в помощь мне. В вашем случае я уменьшила вздутие и устранила повреждение, но все это не так просто. В этот момент вы почувствовали всю ту боль, какую причинила бы вам рана, если бы она лечилась естественным путем. За все надо платить.

Скрейнвуд насупился и прислонился к стене, потирая затылок.

Девушка улыбнулась Ли:

— Меня зовут Джиландесса. В вашем случае я должна знать, что повреждено, прежде чем выбирать магический способ лечения.

— Я в вашем распоряжении, — улыбнулся Ли. Джиландесса отбросила свои иссиня-черные волосы за спину, вытянула вперед длинные пальцы и провела ими вдоль его ребер. Ее пальцы испускали мягкое красное свечение, но оно не касалось грудной клетки Ли. И вдруг она отпрянула, сузив свои сине-стальные глаза.

— Чувствую помеху. Не могу воздействовать заклинаниями.

Ли нахмурился, потом взглянул на свой меч, эфес которого сжимал правой рукой:

— Это не может быть причиной?

— Вполне возможно, — кивнула эльфийка. — У вас с ним есть связь. Пока вы держитесь за него, я не могу вас лечить. Простая магия тут не действует.

Ли с улыбкой посмотрел на меня:

— Слышь, Хокинс, зря ты, оказывается, поджаривался на мостике.

— Что уж теперь говорить.

— Ну, если я должен тебя передать… — обратился Ли к мечу.

Скрейнвуд встал на колени справа от Ли, протянул руку, готовый ухватиться за эфес:

— Я подержу его за тебя.

— Вы очень добры, принц Скрейнвуд, но… — Ли покачал головой, — я не могу делать из вас слугу. — Он перебросил меч в левую руку и протянул его мне: — Хокинс, подержишь его за меня?

Мне не очень понравился скрытый намек, что, выходит, я ему слуга, но я понимал, что он не это имел в виду. Я взял меч из его руки, крепко ухватившись за ножны и стараясь не прикасаться к самому клинку. Клинок был легче обычных и на редкость пропорционален. Он и без всякой магии был отличным оружием.

Как только Ли выпустил меч из рук, лицо его расслабилось, в глазах появилось болезненное выражение. Расслабилось и все его тело. Он пытался улыбнуться, но у него стучали зубы.

— Я готов.

Джиландесса быстро приступила к делу, и на этот раз красное свечение проникло в его тело. Я видел, как на его правом боку вспыхнула серебряная полоска, ее было видно даже через повязку, казалось, она обрисовывает линию перелома ребер. Похоже на молнию и, наверное, больно так же, как при ударе молнией.

Красное свечение превратилось в зеленое, от которого серебряная полоска потускнела, потом совсем исчезла — перешла в зеленую. Синяки на груди Ли побледнели, они уходили вглубь, как отходят войска. Ли стал легко дышать, у него расслабленно отвалилась челюсть. Он так и лежал в постели расслабленный, но, казалось, это из-за усталости, а не из-за неспособности двигаться.

Он сонно кивнул целительнице:

— Чувствую себя намного лучше. Спасибо.

Джиландесса улыбнулась:

— Вам теперь поспать надо, недолго, но проснетесь совсем здоровым.

Ли улыбнулся, потом протянул ко мне левую руку.

— Теммера верни, пожалуйста.

Это прозвучало как просьба ребенка отдать любимую игрушку перед сном. Я заколебался не потому, что сильно желал себе этот клинок, но потому хотел, чтобы Ли отдохнул в покое, какого он уже давно не знал. Что-то во мне говорило, что такого покоя ему не суждено изведать никогда, поэтому я отдал Ли Теммера и постарался улыбнуться, когда он прижал клинок к груди в такой же позе, в какой, но его описанию, он его нашел в склепе.

Девушка обернулась ко мне:

— Давайте посмотрю вашу ногу.

Я с удивлением взглянул на нее:

— Видите ли, миледи, я не дворянин.

— Для заклинаний это безразлично. — Она чуть-чуть пожала плечами. — И лук ваш, я вижу, из серебряного дерева. Значит, вы своими поступками доказали, что заслуживаете нашего лечения.

— Но я не хотел бы утомлять вас. Это рана поверхностная — для нее хватит нитки и иголки, зачем еще магия.

Джиландесса осторожно улыбнулась:

— Тогда я вылечу вас вашей собственной энергией, как я сделала с принцем Скрейнвудом.

Ну, я не мог упустить такой возможности. Я кивнул ей и заранее напрягся в ожидании боли. Я всегда считал, что у меня высокий болевой порог — я не так чувствителен к боли, как другие, и пользовался этим своим достоинством, создав себе репутацию стоика. Я сделал соответствующее выражение лица и смотрел мимо нее на Скрейнвуда.

Джиландесса слегка похлопала пальцем по разрезу у меня на бедре. Мне показалось, что она ввела в рану стеклянный бурав и все вращает и вращает его там, загоняя боль все глубже. Прошел один миг, второй, я думал — вот сейчас уже все кончится, ан нет, все продолжалось. Мне хотелось проклинать боль, я хотел богохульствовать, проклинать богиню Фесин, но я сдержался. Заставлял себя изображать на лице безучастность и дышать так же ровно, когда боль достигла предела, но потом не мог скрыть облегчения, когда она начала убывать.

— Вот и все, боль ушла. — Джиландесса улыбнулась мне, отошла на шаг и сделала реверанс принцу и Ли. — Будьте здоровы, милые мои.

Я кивнул ей:

— Большое вам спасибо за помощь.

Она выплыла из комнаты. Я смотрел ей вслед, потом обернулся к Ли — он уже спал. Я заметил, что Скрейнвуд смотрит на меня сердито. У него было такое выражение лица, будто перенесенная мною боль была горьким лекарством, которое его принудили выпить. Я решил не обращать внимания, наклонился, поцеловал Ли в лоб:

— Выспись как следует, Ли. Завтра от твоих действий будет зависеть судьба крепости Дракона.

Каким-то чудом в хаосе внутреннего города я разыскал Сит, и мы отправились в башню Короны. Мы искали спасения в ее комнате. Мы оба были перепачканы сажей, голодные и усталые, но разделись и рухнули в ее постель. Мы набросились друг на друга с яростной страстью, сходной только с пылом сражения, и я получил такое удовольствие, какого не испытывал никогда до тех пор.

Мне доводилось слушать объяснения, почему людей так тянет совокупляться в подобных обстоятельствах. Кто-то считает, что сражение, несущее с собой ужасы, кровь и гибель, напоминает нам, что все мы смертны. Зная, что им вот-вот придется взглянуть в лицо собственной смерти, люди стремятся зачать ребенка, оставить после себя продолжение рода. Другие считают, что радость от того, что остался в живых, так велика, что одни лишь слова, мысли и песни не могут целиком ее выразить. Человек стремится отреагировать всесторонне, и телом и душой. А кое-кто говорит, что это — способ прикоснуться к нормальной жизни для того, кто прошел через горнило войны, где мутнеет и извращается ум.

Я согласен со всеми этими объяснениями, но считаю их недостаточными. Хотя я был молод и полностью пленен Сит, но благодаря ясности ума, полученной мной от Кедина, прекрасно понимал, чем закончатся наши отношения. Даже если мы оба переживем эту войну, я-то состарюсь, а она — нет. Возможно, со временем она устанет от меня или, если мне повезет, будет держать меня за руку, когда я буду лежать на смертном одре. Я мечтал делить с ней страсть все это время, повсюду, при любых обстоятельствах, так, чтобы остаться хоть частично в ее памяти. Я хотел, чтобы она не смогла забыть меня, потому что знал — я-то ее никогда не забуду.

О том, что влекло ее ко мне, я мог только догадываться. Среди безумных ласк она все же заметила, что моя рана на бедре запечатана магией, и игриво обвинила меня в том, что я встречался с другой дамой-эльфом:

— Неужели мы настолько избаловали тебя, Хокинс, что тебе мало одной женщины?

Мы посмеялись вместе и снова предались любви, но от меня не ускользнул тот оттенок печали, с которым она меня пожурила. Быть воркэльфом — значило ощущать себя посторонней, так что мысль о том, что другая, как-то связанная с моей родиной, в чем-то окажется привлекательнее для меня, чем она, легко укоренилась в ее сердце. И словами, и не только словами я сделал все, чтобы искоренить эту мысль из ее головы — и мне кажется, под конец эта мысль зачахла и умерла. Я даже думаю, что Сит толкнуло ко мне желание быть кому-то нужной, не быть посторонней в этой жизни.

Пока мы были вдвоем, мир продолжал существовать вокруг нас, и отгородиться от него мы не могли. С наступлением сумерек — преждевременным, потому что дым застлал небо, загораживая от нас солнце, — громкий взрыв раздался в наружном городе и так сотряс башню, что я выкатился из постели. В ушах у меня звенело и от звука взрыва, и от смеха Сит. Я бросил на нее преувеличенно сердитый взгляд, содрал с постели простыню и завернулся в нее. Я слышал, что в зале суетятся люди, и выглянул спросить, что там случилось.

Никто толком не знал, но Дотан Каварр сопоставил события и дал вполне правдоподобное объяснение случившемуся. Возможно, спеша затащить драгонель в город, чтобы взрывом снести ворота во внутреннюю крепость, вилейн, ответственный за фургон с порохом, загнал его в горящий город. Он неловко развернулся, оказался в тупике горящих зданий, и одно из них рухнуло на фургон. Порох загорелся, и вот результат — взрыв, сровнявший с землей шесть кварталов города.

Этот взрыв дал нам некоторые преимущества, он погасил некоторые пожары, но рано или поздно они закончились бы и сами по себе. Когда солнце село и взошла луна, дым начал рассеиваться и его понесло назад — на лагерь Кайтрин. Из-за этого нам было трудно подсчитать, насколько мы ослабили ее армию, но валявшиеся на улицах трупы, а также отчеты разных командиров заставляли предположить, что она потеряла как минимум половину своих сил.

Взрыв также лишил ее пороха, без которого не мог работать драгонель. Конечно, не исключено, что у нее были еще запасы, но драгонель перестал стрелять — и это было приятным отдыхом уже само по себе. Мы в любое время были готовы к возобновлению этой стрельбы, но ее не было, и наша уверенность в недоступности крепости возросла.

Потеря такого орудия как драгонель заставила Кайтрин прибегнуть к тому, чего она, по-моему, предпочла бы избежать. Первое слабое подозрение, что она предпринимает некие действия, зародилось в нас, когда какой-то предмет с крыльями на миг заслонил луну. Я сам его не видел, но другие завопили, что видят дракона. Каварр немедленно изолировал и допросил тех, кто это утверждал, но слухи пошли, и они смутили даже эльфов и урЗрети. Я знал о драконах из легенд, но трудно бояться того, что ты считаешь порождением мифов.

Осмысливая свои атвалские впечатления, я, похоже, тронулся умом от страха. Я видел, что драконы могут сделать с городом, и не мог не понимать, как легко им опустошить крепость. И все же только на заре, когда это массивное создание развернуло крылья, похожие на крылья летучей мыши, и взлетело в воздух, — только тогда я затрепетал.

В легендах и песнях бардов дракон описывается как огромное огнедышащее существо, покрытое чешуей, с клыками и заостренным хвостом, когтями и крыльями, и это так и есть. Авторы грешат против истины только в двух отношениях: во-первых, дракон вовсе не движется с той легкостью и грациозностью, о какой они болтают. Я бы никогда не описал дракона как существо игривое, но при полете его хвост сворачивался и разворачивался, а голова вертелась во все стороны при перелете через крепость, как у любопытных кошек и собак или гибкой куницы.

Во-вторых, легенды не сообщают, что в глазах дракона светится ум. Когда он приземлился перед воротами внутренней крепости, когтями выворачивая камни мостовой, движениями тела разметая дымящиеся развалины домов, он поднял глаза на нас. В огромных зеленых глазах мелькали золотые искорки, этим же узором была . украшена его чешуя. Он наблюдал за нами, и когда я встретился взглядом с этими бездонными очами, я понял, что он видит меня насквозь, а за мной — целую череду моих предков, вплоть до начала начал. В этих глазах я не увидел сочувствия или сострадания. Простое любопытство, несомненный ум и, пожалуй, удовлетворение от созерцания того, как некоторые династии мельчают с течением веков.

Потом его глаза потускнели, живот раздулся. Стоя на парапете достаточно далеко к северу от ворот, я ощущал движение воздуха, вдыхаемого драконом. Потом движение воздуха прекратилось. Как перед бурей. Молчание нарушали только крики людей, сбегавших со стенки вблизи ворот.

И тут дракон выдохнул.

Меня обожгло горячим воздухом, как будто я вступил в нагретую печь холодной зимней ночью, только было горячее и труднее. Из глаз у меня потекло, я прищурился, когда из пасти животного вырвалась струя сверкающего огня. Железные скобы, скрепляющие дубовые балки в воротах, из черных стали красными и вмиг распались. Балки еще минуту посопротивлялись, подпираемые массивным брусом, сдерживающим половинки ворот в закрытом состоянии. Потом они вспыхнули, а через секунду загорелся и брус. Я слышал, как они треснули, и обгорелые куски дуба рассеялись по двору, как будто кто-то небрежно раскидал головешки от костра.

Те, кто не успел убежать, были снесены порывом воздуха с парапета и, еще не успев упасть, превратились в пепел. Но что особенно интересно — тут я вспомнил Атвал, — что камни у ворот начали как бы плавиться, а потом замерли в полурасплавленном состоянии. У ворот был такой вид, будто на них выплеснули каменную волну, но до того как камень с них стек, он затвердел. Эти новые зубцы придавали воротам изумленный вид, как будто ворота не могли поверить, что же будет проходить сквозь них.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26