— Я тоже. — Энн улыбнулась. — Значит, все согласны? Посылаем факс?..

Роберт, взяв листок бумаги, быстро подсчитал, какую сумму придется уплатить каждой паре. Когда он перевел франки в доллары, Джон картинно схватился за сердце, однако в глубине души даже он знал, что такой большой дом стоит этих денег.

— Итак, решено, — подвел итог Роберт, выглядевший очень довольным. Он уже знал, что сумеет взять отпуск в августе, и был рад, что у Энн получатся такие замечательные каникулы. В последнее время она часто выглядела усталой и не раз признавалась, что ей приходится работать чересчур много. Роберт даже предлагал ей подумать об отставке. С возрастом он начал сознавать, что жизнь и без того слишком коротка, чтобы проводить все свое время в суде или в конторе, готовя дела к очередному слушанию, но Энн и слышать не хотела о том, чтобы отойти от дел. Для этого она слишком любила свою работу, да и среди клиентов Энн пользовалась заслуженной известностью. Из-за этого ей часто приходилось работать не только по вечерам, но и по воскресеньям, и это начинало сказываться, однако Энн ни за что не соглашалась уменьшить выпадавшую ей нагрузку, и Роберт был близок к отчаянию. Он не считал себя стариком, но сознавал: в лучшем случае он проживет еще лет двадцать — двадцать пять, и ему очень хотелось провести оставшееся время с Энн. Но не считаться с ее желаниями он тоже не мог.

А ты уверена, что твои клиенты сумеют прожить без тебя целый месяц? — спросил он у жены. Роберт боялся, что Энн не выдержит без своей любимой работы и недели, но на этот раз он, к счастью, ошибся. Энн молча кивнула в ответ, и в глазах ее вспыхнул решительный огонек. Очевидно, перешагнув шестидесятилетний рубеж, она тоже задумалась о бренности всего сущего и решила хотя бы раз в жизни воспользоваться долгим отпуском.

— Ты и вправду так думаешь? — снова спросил Роберт и, прижав жену к себе, нежно поцеловал. Он тоже любил свою работу, но еще больше он любил Энн, и ему каждый раз становилось не по себе, когда он думал о том, что в последние три года они почти не отдыхали, так как каждый раз им приходилось возвращаться к делам гораздо раньше, чем они планировали. «Ну ничего, — мстительно подумал Роберт, — уж в Сен-Тропе-то клиентам до нас не добраться!»

Энн угадала, о чем он думает.

— Обещаю, что пробуду с тобой весь месяц! — торжественно пообещала она. Похоже, Энн действительно верила в то, что говорила, но Роберт знал: какое-нибудь особенно сложное дело все же может заставить ее изменить свое решение. Но сейчас он старался об этом не думать.

— В таком случае эта вилла стоит всех денег, которые нам придется за нее заплатить! — сказал он и, взяв Энн под руку, повел в столовую, куда позвала гостей Паскаль.

Не столько вилла, я думаю, сколько яхта, — поддразнила Энн мужа, когда они садились за стол. Она, однако, не имела ничего против этой страсти Роберта. Напротив, ей самой очень нравилось ходить под парусом, а те дни, когда сразу после свадьбы они с Робертом прожили три месяца на мысе Код и каждый день выходили на яхте в океан, навсегда остались в ее памяти как самая счастливая пора ее жизни.

Весь вечер шестеро друзей обсуждали предстоящий отдых в Сен-Тропе. Говорили они и о своей работе, о детях, однако главной темой все же оставался дом. Даже когда вечер подошел к концу и, сидя у камина, они смаковали «Шато д'Икем», тепло огня казалось им предвестником удивительных, сказочных дней, которые они проведут на берегу лазурного Средиземного моря. Даже Джон позабыл о своих сомнениях и думал о том, что предстоящее лето может стать одним из лучших в его жизни.

— Я могла бы даже приехать туда на пару дней раньше, чтобы все организовать и купить все необходимое, — предложила Паскаль. — Мне это будет совсем не трудно!

Стоит ли? — усомнился Роберт. Судя по рекламной брошюре риелторского агентства, вилла была полностью укомплектована постельным бельем, полотенцами, кухонной утварью и прочим. Кроме того, горничная, которая постоянно жила на вилле, наверняка знала, что может понадобиться новым постояльцам, и должна была приготовить все заранее, благо времени было еще достаточно. Но Паскаль не сдавалась — ей очень хотелось поступить по-своему.

— Если я приеду туда хотя бы на пару дней раньше, — уверенно заявила она, — вам вообще не придется ни о чем беспокоиться!

Это заявление заставило улыбнуться даже ее мужа, и в конце концов друзья единогласно избрали Паскаль своей квартирьершей.

Была уже почти полночь, когда друзья наконец разошлись. Моррисоны и Смиты уехали в одном такси. Дождь так и не прекратился, однако непогода никак не повлияла на их настроение, которое было поистине замечательным. В машине они продолжали весело болтать, и только Энн почти не принимала участия в общем разговоре. Откинувшись на сиденье, она лишь устало улыбалась, и Роберт невольно встревожился.

— Энн, дорогая, как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил он, когда они высадили Эрика и Диану и такси повернуло к их дому. Энн выглядела совершенно измотанной, и Роберт снова подумал о том, что она совершенно загнала себя работой.

Я в полном порядке, — ответила Энн, но ее голосу недоставало убежденности. — Просто я думала о том, как хорошо будет провести месяц в этом чудесном доме. С тобой… — добавила она и улыбнулась. — Когда еще мы сможем так отдохнуть? Представляешь, целый месяц мы будем только купаться, читать, плавать на яхте и удить рыбу! Жаль только, что до августа еще целых восемь месяцев!

— Не восемь, а семь, — поправил Роберт. — И потом, это не такой уж большой срок. Ты сама не заметишь, как быстро пролетит время.

Такси остановилось напротив их дома на Восемьдесят девятой улице, и Роберт с Энн поспешили войти в подъезд, спасаясь от холодного проливного дождя. Меньше чем через минуту они были уже в своей квартире, и Роберт, помогая Энн снять плащ, снова заметил, что сегодня она как-то необычно бледна.

— Мне кажется, — начал он нерешительно, — тебе не помешало бы взять небольшой отпуск прямо сейчас, — сказал он. — Может быть, мы могли бы съездить куда-нибудь денька на четыре? В ту же Мексику или в Калифорнию — там, по крайней мере, тепло и нет дождя…

Роберт был не на шутку обеспокоен — ведь дороже Энн у него никого не было. Он любил ее даже больше, чем детей. Энн была для него не только женой, но и другом — человеком, которому Роберт мог довериться в любых обстоятельствах. Она была центром, опорой, на которой держалась вся его жизнь, и он всегда берег ее и заботился о ней. Когда Энн была беременна или болела, Роберт обращался с ней так, словно она была стеклянной. По складу своего характера он был человеком заботливым и внимательным, и Энн это особенно нравилось. Ей казалось — его нежность, мягкость, терпение удивительны. Эти качества Энн подметила в Роберте чуть не в тот день, когда они впервые встретились, и последующие годы совместной жизни показали, что она не ошиблась. Во многих отношениях Энн была даже жестче мужа — жестче, практичнее, сильнее и гораздо меньше его была склонна прощать. Когда речь шла о защите прав клиентов — или о ее собственных детях, Энн бывала беспощадна, но сердце ее безраздельно принадлежало Роберту. Она редко говорила ему об этом, но их чувства и не нуждались в словах — особенно теперь, когда, выдержав испытание временем, они стали еще крепче.

Впрочем, в молодости они часто говорили о своих планах, надеждах, мечтах. Правда, начинал разговор всегда Роберт, ибо его романтическая натура не позволяла ему молчать, когда воображение так ясно рисовало чреду удивительных и счастливых лет, ожидавших их впереди. Энн с самого начала была более приземленной и больше интересовалась сегодняшним днем, однако слушала она его с удовольствием. Иногда она в шутку называла мужа мечтателем, но теперь, оглядываясь назад, Энн не могла не признать, что многое он угадал точно. Все их мечты сбылись, и ни он, ни она не могли пожаловаться, что судьба была к ним неблагосклонна.

И теперь, по прошествии почти четырех десятилетий, прожитых в любви и согласии, им больше не о чем было мечтать. Они уже не строили планов, не надеялись, не старались заглянуть в будущее — они просто жили, наслаждаясь каждой проведенной вместе минутой и благодаря бога за все, что он дал им в своей неизъяснимой милости. Единственной трагедией, которую им довелось пережить, была потеря их четвертого ребенка — дочери, — которая умерла через несколько дней после рождения. Эта смерть очень подействовала на Энн, но благодаря поддержке Роберта она сумела справиться с этим ударом. Зато сам Роберт оплакивал свою девочку на протяжении еще нескольких лет. До сих пор он время от времени заговаривал о ней, и тогда в его глазах появлялась невысказанная печаль. В отличие от него Энн почти не тосковала о дочери — не в ее характере было горевать о том, что ей не суждено было иметь. Вместо этого она предпочитала радоваться тому, что у нее есть, но, зная мягкосердечие мужа, она старалась быть к нему внимательной и не задевать его сокровенных чувств. И это ей удавалось. Самой природой Энн была лучше приспособлена к ударам судьбы и всегда старалась по мере сил оградить от них Роберта. — Какие у тебя планы на завтра? — негромко спросил Роберт, когда, надев голубую фланелевую рубашку, Энн легла в постель рядом с ним. Ее нельзя было назвать красавицей, однако во всем ее облике было что-то бесконечно привлекательное и благородное. Во всяком случае, Энн до сих пор волновала Роберта, и он совершенно искренне считал, что с годами она стала еще интереснее, чем была в юности. Энн действительно принадлежала к тому редко встречающемуся типу женщин, которые с возрастом только хорошеют, но Роберт постиг это сначала сердцем, и только потом — рассудком.

— На завтра? — переспросила Энн и зевнула. — Для начала я собираюсь как следует выспаться, а там видно будет. Может, сходим в кино?

Они оба обожали кино, особенно итальянские или французские ленты — не комедии, а те, что были посерьезнее. В особенно душещипательных местах Роберт, как правило, не мог сдержать слез, и Энн, когда была моложе, посмеивалась над его «сентиментальностью», как она это называла. Сама Энн никогда не плакала в кино, но ей нравились нежное сердце и чувствительность мужа.

— Что ж, я «за», — немедленно ответил Роберт. Они с Энн любили одни и те же фильмы, одну и ту же музыку и книги, интересовались одними и теми же людьми, и поэтому им никогда не бывало скучно вдвоем. Правда, в начале совместной жизни разница в их вкусах была значительной, но со временем все различия стерлись. Теперь их жизнь напоминала теплую пуховую постель, лежать в которой обоим было уютно и приятно.

Я рада, что Паскаль нашла такой замечательный дом, — сонно пробормотала Энн, склонив голову на плечо мужа. — Я уверена, мы вместе чудно проведем время…

— В самом деле, скорее бы лето. Мы бы покатались на яхте… — ответил Роберт, прижимая ее к себе. Когда они одевались, чтобы ехать к Джону и Паскаль, он решил, что вечером, вернувшись, они обязательно займутся любовью, однако Энн казалась ему настолько усталой, что он подумал — с его стороны было бы настоящим свинством требовать от нее ласк сейчас. Да, Энн работала слишком много, и он мысленно пообещал себе серьезно поговорить с ней утром. Уже давно он не видел ее такой усталой и вымотанной. Вот и сейчас она заснула почти мгновенно, и Роберт подумал, что хороший отдых им просто необходим.

Вскоре он тоже заснул и проснулся в четыре утра, так как ему показалось, что Энн нет рядом. Прислушавшись, он действительно услышал, как она кашляет в ванной комнате. Судя по всему, ее тошнило, и Роберт, приподнявшись на локте, с беспокойством посмотрел на полоску света под дверью. Он ждал, что Энн вот-вот вернется в кровать, однако примерно десять минут спустя все звуки прекратились, и Роберт, обеспокоенный этой внезапной тишиной, встал с кровати и сунул ноги в ночные туфли. Подойдя к двери ванной комнаты, он постучал, но Энн не ответила.

— Энн, что с тобой? — Он постучал громче, но Энн не откликалась. Из ванной по-прежнему не доносилось ни звука, и Роберт всерьез испугался. — Энн? Что случилось? Тебя тошнит? — с тревогой спросил он. Приготовленный Паскаль обед был очень вкусным, но слишком обильным и тяжелым для желудка. Роберту даже пришлось принять на ночь таблетки, чтобы избавиться от изжоги.

Выждав еще минуту, Роберт осторожно повернул ручку двери и заглянул в ванную. Его жена лежала на полу; ее ночная рубашка расстегнулась, волосы разметались по кафельной плитке. Энн действительно вырвало, но сейчас она была без сознания; ее лицо стало пепельно-серым, а губы посинели.

Взглянув на жену, Роберт похолодел.

— О господи! — воскликнул он и, наклонившись, взял Энн за руку, чтобы проверить пульс. Пульс прощупывался, но ему показалось, что Энн не дышит, и он заколебался, не зная, то ли пытаться вернуть ее к жизни, то ли звонить в «Службу спасения». В конце концов Роберт выскочил в спальню, схватил с тумбочки сотовый телефон и вернулся к Энн. В ванной он набрал 911 и, ожидая соединения, несколько раз несильно встряхнул Энн и позвал по имени. Но все было напрасно. Энн не приходила в себя, и Роберт со страхом увидел, что ее губы приняли еще более ярко выраженный синюшный оттенок.

Наконец «Служба спасения» ответила, и Роберт, торопясь и сбиваясь, назвал дежурному свое имя, адрес и причину вызова.

— Моя жена лежит без сознания на полу в ванной и почти не дышит! — не сказал, а почти выкрикнул он.

— Может быть, она ударилась головой? — деловито осведомился дежурный, и Роберт постарался справиться с собственным страхом и подступившими к самому горлу слезами.

— Я… я не знаю, — ответил он. — Может быть, когда падала… — Он судорожно вздохнул: — Пожалуйста, приезжайте, сделайте что-нибудь!

Склонившись к самому лицу Энн, Роберт прижался щекой к ее носу, но по-прежнему не уловил ни малейшего намека на дыхание. Когда же он попытался проверить пульс, ему удалось это далеко не сразу. Пульс был таким слабым, что едва прощупывался. Казалось, Энн вот-вот умрет, а он ничего не мог сделать!

— Пожалуйста, помогите ей! — воскликнул он. — Она умирает!

— Машина уже выехала, — успокоил его дежурный. — Но мне необходима дополнительная информация. Сколько лет вашей жене?

— Шестьдесят один, — ответил Роберт и всхлипнул.

— Не было ли у нее в последнее время каких-нибудь сердечных заболеваний?

Нет, Энн не болела. Она просто очень, очень устала. Она так много работала, и… — Не договорив, Роберт положил телефон на пол и стал делать Энн искусственное дыхание изо рта в рот. Вскоре он услышал, как она вздохнула, однако большего ему добиться не удалось. Лицо Энн оставалось серым, как асфальт, и Роберт поспешно схватил телефон. — Она… Я не знаю, что с ней случилось. Может быть, она потеряла сознание, упала и ударилась головой… Перед этим ее вырвало…

— Не жаловалась ли ваша жена на боли в груди накануне вечером? — уточнил дежурный.

— Н-нет, кажется, не жаловалась. Мы спали, и… Я проснулся оттого, что услышал, как ее тошнит в ванной комнате. Сначала я думал — она вот-вот вернется, но ее слишком долго не было. В конце концов я пошел посмотреть, что случилось, и увидел, что она лежит без сознания на полу… — До слуха его донесся пронзительный вой сирен, и Роберт мысленно взмолился, чтобы это была «Скорая» для его Энн. — Я, кажется, слышу сирену… это ко мне? К нам?.. — спросил он слабым голосом.

— Вероятно, — ответил дежурный. — Опишите, пожалуйста, состояние вашей жены. Она дышит?

— Да… Нет… Я не уверен. Энн… Она выглядит просто ужасно! — Роберт не выдержал, и из глаз его полились слезы. Он не знал, что происходит, и был в самой настоящей панике.

Пока он старался взять себя в руки, раздался звонок домофона, и Роберт бросился открывать. Дверь на площадку он тоже оставил открытой, а сам снова поспешил к Энн.

Через несколько секунд в ванную торопливо вошли прибывшие на «Скорой» парамедики. Их было трое, и они сразу заняли почти все свободное пространство, вытеснив Роберта в коридор. Опустившись рядом с Энн на колени, один из парамедиков выслушал ее сердце при помощи стетоскопа, заглянул в зрачки и распорядился уложить Энн на носилки. Все трое обменивались между собой короткими фразами, среди которых Роберт уловил смутно знакомое слово «дефибриллятор».

Потом двое парамедиков покатили носилки к выходу, и Роберт едва успел накинуть пиджак и сунуть ноги в ботинки. Сунув в карман куртки сотовый телефон и бумажник, он захлопнул дверь квартиры и побежал по лестнице вниз. К тому времени, когда он спустился на улицу, носилки уже грузили в «Скорую». Роберт тоже забрался внутрь, и машина сразу же тронулась, оглашая спящие окрестности протяжным воем сирен.

— Что случилось? Что с ней такое? — взволнованно спрашивал он у парамедиков. Он боялся, что Энн могла подавиться и теперь медленно погибала от удушья, но один из парамедиков объяснил, что у нее был сердечный приступ. Другой тем временем разрезал на Энн ночную рубашку и приложил к ее груди контакты дефибриллятора.

При виде обнаженного тела жены Роберт испытал подсознательное желание как-то прикрыть ее, но он понимал, что сейчас не до соблюдения приличий. Энн выглядела так, словно уже стояла на пороге смерти. Ее сердце остановилось, и парамедики пытались запустить его вновь.

— Разряд!..

Тело Энн содрогнулось от мощного электрического разряда, и Роберт почувствовал себя так, словно электрический ток пропустили через его сердце.

— О, господи, Энн! Ты должна жить, должна! — шептал он, не чувствуя слез, которые катились со его лицу. — Ну пожалуйста!., — добавил он, беря ее за руку. — Не умирай! Не оставляй меня одного!

В конце концов сердце Энн, словно откликнувшись на его молитвы, все же заработало, и парамедики надели ей кислородную маску. Ее лицо слегка порозовело, однако даже Роберту было очевидно, что Энн все еще угрожает серьезная опасность. Пожалуй, еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным и несчастным. Ведь только недавно они ужинали с друзьями, строили планы на лето, собирались идти в кино, а теперь?.. И как он только мог ничего не почувствовать, не предугадать?.. Он бы сделал все возможное и невозможное, только бы Энн была здорова.

Парамедики были слишком заняты, чтобы разговаривать с ним, но они не выглядели встревоженными, и у Роберта немного отлегло от сердца. Пока они переговаривались по рации с ближайшей больницей, он достал сотовый телефон и дрожащими руками набрал номер Эрика. Времени было половина пятого утра, но Эрик взял трубку уже на втором звонке. Он привык к неожиданным ночным звонкам, и поэтому ему можно было звонить в любой, даже самый поздний час. Впрочем, сейчас Роберту было не до церемоний.

— Роберт, я везу Энн в больницу, — проговорил он дрожащим голосом. — У нее сердечный приступ. Она едва не умерла — сердце остановилось, и врачи только недавно сумели… — «…Сумели ее оживить», — хотел сказать он, но так и не сумел выговорить это последнее слово. — Боже мой, Эрик, если бы ты ее только видел!.. У нее совсем серое лицо, а губы синие-синие, как у… утопленницы.

Он всхлипнул и не смог продолжать. Эрик в своей спальне встал с кровати, включил лампу и, не отрывая трубку от уха, попытался свободной рукой нашарить на стуле джинсы и рубашку. Он старался действовать очень осторожно, чтобы не побеспокоить спящую Диану, но она все же пошевелилась. Как и Эрик, Диана привыкла к ночным вызовам в больницу и часто даже не просыпалась, но сегодня тревожное предчувствие заставило ее открыть глаза. Прищурившись от яркого света, она посмотрела на мужа.

— Ты говоришь — Энн все еще без сознания? — негромко переспросил Эрик.

— Да… С тех пор как я нашел ее на иолу в ванной, она так ни разу и не пришла в себя. Я подумал — может быть, она ударилась головой… Не знаю, Эрик, у нее такой вид, словно она… словно ее… — Он с трудом подбирал слова, боясь высказать вслух то, что страшило его больше всего.

— Куда ты ее везешь? — спросил Эрик.

— Я… Я вызвал «Скорую помощь». Кажется, мы едем в больницу на Ленокс-Хилл.

Эрик знал эту больницу, она располагалась всего в нескольких кварталах от его дома.

— Я буду там через пять… нет, через семь минут, — пообещал он. — Встречу вас в реанимации или в интенсивной терапии кардиологического отделения. Не волнуйся, Робби, с Энн все будет в порядке! Только держи себя в руках, договорились? Не теряй голову!

Ему очень хотелось подбодрить друга, к тому же он верил, что все действительно обойдется. Ведь шестьдесят один год в наше время — не такой уж солидный возраст, рассуждал Эрик. Уж конечно, у Энн впереди еще полтора-два десятка лет!

— Спасибо, — сдавленным голосом ответил Роберт и дал отбой. Парамедики держали дефибриллятор наготове, но сердце Энн билось хотя и слабо, но ровно. Минут через пять машина уже въехала на территорию больницы и остановилась у дверей приемного покоя, где уже ждала бригада врачей. Они укрыли Энн мягким одеялом, прежде чем Роберт успел что-либо сказать, быстро покатили носилки по коридору. Боясь потерять Энн из вида, Роберт бросился вдогонку.

Энн отвезли в палату интенсивной терапии кардиологического отделения, а Роберт остался в коридоре. Здесь он сразу почувствовал себя ненужным. Только сейчас Роберт заметил, что на нем — пижамные брюки, которые нелепо торчали из-под теплой куртки, однако его это не смутило. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это быть рядом со своей Энн. Роберт доверял врачам, но ему не хотелось, чтобы Энн оставалась с чужими людьми.

Пару минут спустя из палаты вышел врач-ординатор; он задал Роберту несколько вопросов и вернулся назад. А еще минут через десять в больничном коридоре появились Эрик и Диана. По вопросам, которые задавал Роберту Эрик, она сразу догадалась, что с Энн что-то неладно, и настояла на том, чтобы ехать в больницу вместе. Впрочем, выглядели они относительно спокойными, так как ни один из них не верил, что с Энн может произойти что-то действительно серьезное.

Диана осталась с Робертом, а Эрик, сбросив плащ, прошел в палату интенсивной терапии. Он сам был врачом и единственный из близких друзей мог задать грамотные вопросы и разобраться с полученными ответами. Но когда Эрик вернулся, по его лицу было видно, что новости у него неутешительные, хотя он и старался держать себя в руках.

— Сердце снова остановилось, — сказал Эрик в ответ на вопросительные взгляды жены и друга. — Бедная Энн!

На самом деле, с тех пор, как Энн доставили в больницу, сердце ее останавливалось уже дважды. В первый раз врачам удалось справиться с фибрилляцией сравнительно быстро, но вскоре оно снова отказалось работать. Кроме того, дежурный кардиолог сказал, что ему внушают опасения основные показатели состояния организма Энн — нитевидный пульс, поверхностное дыхание, пониженная температура, скачущее давление. Судя по этим признакам — и не только по ним, — Энн балансировала на грани жизни и смерти, и чем все закончится — не мог сказать никто.

— Когда это случилось? — спросил Эрик у Роберта, которого Диана крепко держала за руку. Не сдержав слез, Роберт начал рассказывать, и Эрик обнял его за плечи.

— Я… Я не знаю, — дрожащим голосом говорил Роберт. — Я проснулся в четыре оттого, что Энн кашляла в ванной…

— Кашляла? — удивился Эрик.

Ну да! Ее буквально наизнанку выворачивало, и я подумал, что она съела слишком много жирного. Несколько минут я ждал, но потом все стихло, и я пошел посмотреть, что происходит. Когда я заглянул в ванную, она лежала на полу и была без сознания.

— А вчера вечером, когда вы вернулись домой, Энн не жаловалась на боли в груди? — спросил Эрик озабоченно. Он расспрашивал друга только затем, чтобы отвлечь от пугающих мыслей. На самом деле, когда и как начался у Энн сердечный приступ, уже не имело значения. Важно было только то, что он оказался очень сильным, и дежурный кардиолог сомневался, сумеет ли Энн выжить. Все это были очень тревожные признаки, но Эрик все еще надеялся на лучшее.

Роберт отрицательно покачал головой.

— Нет, Энн не жаловалась. Правда, она выглядела очень усталой, но когда я спросил, что с ней, она ответила, что чувствует себя хорошо. Мы говорили об отпуске — о том, как хорошо нам будет в доме, который нашла Паскаль. А сегодня мы собирались пойти в кино… — Роберт всхлипнул и не смог продолжать. Голова у него кружилась, и, глядя на Диану, которая продолжала держать его за руку, он видел перед собой лишь ее расплывчатый, неясный силуэт. Потрясение, которое он пережил, было таким сильным, что Роберту самому было впору оказывать медицинскую помощь.

Как вы думаете, может быть, нужно позвонить детям? — спросил Роберт после долгой паузы. — Мне кажется, я должен им сообщить, но мне не хотелось бы их пугать.

— Я сама позвоню, — негромко ответила Диана. — Ты помнишь номера?

Роберт продиктовал ей номера, и Диана, записав их на вырванном из блокнота листке, отправилась в вестибюль, оставив Роберта с Эриком. Она хорошо знала их детей и готова была взять на себя эту тяжелую обязанность.

— Боже мой! — проговорил Роберт, которого Эрик заставил сесть. — Что, если Энн…

— Потерпи немного, — перебил его друг. — И постарайся успокоиться. Бывало, люди выживали и в более серьезных случаях. А если ты сейчас расклеишься, этим ты ей не поможешь. Возьми себя в руки, Робби. Ради Энн ты должен быть сильным!

— Я… я не могу без нее, — сдавленным голосом отозвался Роберт. — Не могу без нее жить, понимаешь?!

Про себя Эрик все время молился, чтобы все кончилось хорошо, но, как врач, он сомневался в благополучном исходе. Каково придется Роберту, если Энн умрет, он старался не думать. Он знал, как преданы друг другу были Энн и Роберт, как счастливы были вместе на протяжении без малого четырех десятков лет. Сам Эрик давно воспринимал их как одно целое, и в этом не было ничего удивительного. Недаром же было сказано: «да будут двое одна плоть», и в полном соответствии с этим библейским изречением, супруги, которые прожили вместе много лет, часто становились похожи друг на друга как две половинки одного и того же яблока.

— Ты должен держаться, — повторил Эрик, похлопав друга по плечу. Он хотел сказать что-то еще, но в это время вернулась Диана. Она сумела дозвониться всем трем детям Энн и Роберта, и они сказали, что приедут в самое ближайшее время. Оба их сына жили в Верхнем Ист-Сайде, а дочь Аманда — в Сохо, на Манхэттене, однако в столь ранние утренние часы (недавно пробило пять) найти свободное такси было довольно легко.

— Мне разрешат ее увидеть? — со страхом и робкой надеждой в голосе спросил Роберт. Еще никогда он не чувствовал себя таким слабым и беспомощными, неспособным даже на самое простое дело. Это было тем более странно, что Роберт всегда считал себя сильным человеком, да и Энн так считала. Но теперь вся его жизнь рухнула, и он оказался в чужом и равнодушном мире совершенно один, без помощи, без поддержки. Единственное, что Роберт беспрестанно видел перед собой, это чужое, почти мертвое лицо Энн, когда она лежала на кафельном полу их ванной комнаты. И ужас охватывал его с новой силой.

Я думаю, тебя к ней пустят, как только ей станет получше, — сказал Эрик с уверенностью, которой не чувствовал. — Сейчас врачи стараются, гм-м… привести ее в сознание, и это далеко не все. Им нужно сделать еще очень многое, а твое присутствие в палате может им помешать.

Роберт кивнул и закрыл глаза, и Диана, опустившись рядом с ним на диванчик, снова взяла его за руку. Она тоже молилась про себя, чтобы Энн осталась жива, но ничего не стала говорить Роберту. Ему и так было тяжело.

В томительной неизвестности прошло еще несколько минут, потом Роберт неожиданно открыл глаза.

— Я должен ее видеть! — воскликнул он громко. У него был безумный вид, и Эрик поспешил успокоить его, сказав, что сейчас он сходит и посмотрит. Он действительно вошел в палату интенсивной терапии, однако открывшаяся ему картина не внушала оптимизма. Энн подключили к аппарату искусственного дыхания, и половину ее лица скрывала устрашающего вида маска-респиратор, от которой в стороны отходили шланги подачи кислородной смеси. С полдюжины мониторов на столе у стены мигали красными и зелеными огоньками, попискивали, чертили на экранах сложные кривые, а в вены на обеих руках Энн были введены капельницы. Вокруг суетились врачи. Дежурный кардиолог отдавал резкие, четкие команды, а остальные выполняли их, как матросы беспрекословно выполняют команду капитана идущего ко дну корабля.

Эрику хватило одного взгляда, чтобы понять: Роберта нельзя сюда пускать, в противном случае он окончательно падет духом. Впрочем, судя по всему, ему бы все равно не разрешили войти в палату: врачи были очень заняты, и посторонний человек только путался бы у них под ногами.

Когда Эрик снова вышел в коридор, там уже нервно ходили оба сына Роберта и Энн. Спустя несколько минут подъехала и дочь Аманда. Джефф и Майкл виделись с Энн только позавчера, а Аманда разговаривала с матерью по телефону буквально за полчаса до ее поездки к Донелли, и теперь все трое были потрясены, растерянны, сражены ужасной вестью. Ведь только позавчера мама выглядела как обычно, ни на что не жаловалась и казалась совершенно здоровой, полной сил и энергии. И вот теперь она лежит в больничной палате, цепляясь из последних сил за жизнь, и никто из ее близких не в силах ей помочь!

Аманда — все звали ее Мэнди — плакала, обняв Майкла; Джефф присел рядом с отцом и шептал ему на ухо слова утешения. Диана сидела с другой стороны и держала Роберта за руку, но он, похоже, ничего не слышал, никого не замечал. Все его внимание было приковано к двери палаты, за матовым стеклом которой, как в странном, сюрреалистическом действе, двигались тени врачей.

Было уже начало восьмого утра, когда из палаты вышел дежурный кардиолог. Он сказал, что у Энн только что случился еще один сильнейший приступ. Объяснять, насколько серьезно ее положение, не было никакой необходимости — все, кто собрался в коридоре, поняли это. Выслушав новости, Роберт закрыл лицо руками и заплакал. Глядя на него, Эрик невольно подумал, что, если бы его любовь способна была помочь Энн, она бы уже давно пришла в себя.

Для всех это была долгая и тяжелая ночь, которая сменилась столь же тягостным утром. Диана отправилась искать больничный кафетерий, чтобы принести всем что-нибудь перекусить. Возвращаясь в комнату ожидания, куда они перебрались из коридора, она столкнулась в дверях с дежурным кардиологом. Выражение его лица было официально-отрешенным, и Диана сразу догадалась, что это значит. Машинально она сделала движение, чтобы помешать ему войти, но было поздно — Роберт поднял голову и повернулся к двери. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: случилось самое худшее.