«Того лица, что я искал, я там не находил, не слышал голоса того, что жаждал услыхать. Незримый некто в воздухе царил, мешая поискам моим», — звучал и плыл над процессией голос Чанта.

Картер собрал свой отряд в широком коридоре, где не было ни панелей на стенах, ни даже плинтусов. На ощупь стены казались вполне обычными, но были лишены какого-либо цвета и неразличимы в свете фонарей. Воздух здесь стоял тёплый и удивительно сухой. Казалось, люди вошли туда, куда не проникал воздух изнутри и вообще не сказывались никакие капризы погоды.

— Ага… — проговорил Крейн и направил луч своего фонаря в ту сторону, откуда они пришли. — Вы только посмотрите, мистер Макмертри!

Там, где, по идее, следовало бы остаться библиотеке, виднелся высокий портал из зеленого малахита, обрамлённый изображениями двенадцати апостолов, восседавших на тронах, в окружении воскресших из мёртвых. Выше портала располагались изображения херувима и серафима, их крылья образовывали арку, а ещё выше был изображён Бог-Отец на престоле, но его изображение было затянуто дымкой. Все фрагменты величественного входа были украшены резьбой. Здесь можно было увидеть четырех всадников Апокалипсиса, скачущих по тверди небесной, и Люцифера, падающего с небес подобно звезде. На створках были нарисованы сцены Страшного Суда, а в нижнем углу изображён агнец, над ним — яркая звезда. Весь портал был виден неясно, его словно закрывала тонкая пелена.

— Ужасающее зрелище, мистер Крейн, — сказал Макмертри. Кровь в жилах стынет. Простому смертному в эти двери не войти, я бы так сказал.

— Вы совершенно правы, — подтвердил Картер. — Проход здесь разрешён только обитателям Внутренних Покоев либо официально приглашённым.

— Жаль, нет времени слепки изготовить, — вздохнул Крейн. Такую красоту все должны увидеть. Мы могли бы заработать состояние на демонстрации такого сокровища.

— Или жизни бы лишились, — заметил Нункасл. — Не зря же это место называется «Унылым Переходом». Вам не захочется задерживаться тут. Есть предания о людях, которые навсегда заблудились в здешних лабиринтах, превратились в тени и теперь бродят здесь — невидимые, неощутимые, лишённые смерти до скончания времён.

— Предрассудки, — заключил Макмертри.

— А вы пройдите хоть милю, тогда скажете, — отозвался Нункасл.

— На картах помечено только пять выходов отсюда, — сказал Картер. — Каждый из них пересекает Длинный Коридор и уводит в определённую часть Дома. Пользование любым другим переходом может завершиться трагедией, и заблудившиеся крайне редко возвращаются во Внутренние Покои. Но нам нечего опасаться, пока мы будем держаться в главном коридоре. Здесь мы точно пройдём незамеченными: никто не осмелится устроить наблюдательный пункт в этих переходах.

Хотя Картер и старался всеми силами демонстрировать спокойствие и уверенность, на самом деле странствия по Унылому Переходу его страшили. Без карт он был как слепой и, глядя вперёд, особого энтузиазма не испытывал. Как бы то ни было, он отдал приказ трогаться в путь, и отряд зашагал вперёд. Первым шёл Нункасл. Все, охваченные волнением, шли молча и прислушивались. Время от времени кто-то пытался завести песню или рассказать анекдот или историю, но быстро умолкал, понимая, что это неуместно. Сухое тепло, поначалу такое благостное, скоро стало назойливым. Люди на ходу снимали шапки, пальто, доспехи, перчатки. У всех со лба стекали струйки пота. В боковых ответвлениях то и дело появлялись призрачные силуэты, заставлявшие задуматься о чудесах и ужасах, слишком пугающих для того, чтобы существовать в действительности. Люди словно шли по тропам, проторённым ангелами, в чьих бессмертных сияющих ликах могли вот-вот отразиться их собственные глаза.

День, ночь, время — ничто не имело значения в этом тоскливом, безликом туннеле. Священный трепет охватывал путников чем дальше, тем сильнее. Они шли, как очарованные сомнамбулы, и взгляды их были полны отчаяния. Безмолвно разбили лагерь, безмолвно поели и легли спать, крепко прижимая к груди собственные души, будто детей, боящихся темноты.

На третий день отряд прошёл мимо двустворчатой дубовой двери с медной ручкой, казавшейся совершенно невероятной в этих призрачных переходах. Это был первый из пяти выходов, ведущий к Озеру Книг. Все как один обернулись и ещё долго шли, глядя на обычную дверь, как глядела бы команда корабля-призрака, обречённого на вечное плавание, на огни проплывающего мимо сухогруза.

Они шли ещё два дня и миновали ещё одну дверь. Эта вела в Уз, где находилась штаб-квартира гвардии Белого Крута. И вновь люди с тоской устремили к ней взгляды, а один гвардеец даже негромко вскрикнул — так, словно за этой дверью ждала его жена или возлюбленная. Отчаяние овладевало отрядом. Те, что помоложе, беззвучно плакали, сами не зная отчего.

Упав духом, они шли и шли вперёд, и наконец показалась третья дверь — цель их странствия. Люди зашептались, прибавили шагу и в конце концов пустились по коридору бегом. Гулко звучал в тишине топот ног. Так потерпевшие кораблекрушение в отчаянии пытаются вплавь догнать исчезающие за горизонтом паруса.

Воины принялись нажимать на запертую дверь, в безумии стучать по ней. Нункасл громким окриком велел им разойтись, а Картер снял со связки серебряный ключ и торопливо вставил его в замочную скважину. Затем он распахнул дверь, и отряд поспешно рванулся в проем. Люди жадно вдыхали прохладный воздух Эвенмера. Нункасл в изнеможении опустился на пол. Его подчинённые последовали его примеру.

Картер закрыл за собой дверь, старательно запер её и тряхнул головой — видимо, для того, чтобы окончательно прийти в себя.

— Отвратительно, — сказал Даскин. — Мерзко.

— Никогда ничего подобного не испытывал, — признался Крейн.

— Всякий раз, когда я туда вхожу, я клянусь себе, что этот раз — последний, — проговорил Картер.

— Ничего удивительного, — понимающе произнёс Даскин. — Я туда больше ни за что не сунусь.

Они попали в длинную комнату без окон, но при этом светлую. Пол здесь был устлан белым ковром, стены тоже были белые, по углам стояли фигуры атлантов, подпиравших потолок. Янтарное панно изображало сцену из «Калевалы», в которой Вяйнемуйнен с мечом в руке приближался к великану Випунену. На плече великана росла берёза, из подбородка — ольха, на лбу — дуб.

— Есть в этом Унылом Переходе что-то величественное, — сказал один из гвардейцев. — Что-то под стать божественной святости.

— Там жуткое отчаяние, — возразил другой.

— Нет, там недалеко до безумия, — проговорил третий. — Там веет холодом и одиночеством старости.

На всех Унылый Переход произвёл разное впечатление, но все клялись, что по доброй воле ни за что бы туда не вернулись.

— Как знать… Может, и придётся, — сказал Нункасл, поднимаясь на ноги. — Я сам уже шесть раз там побывал, да только от этого не легче. А за этой комнатой есть другая, побольше, для гостей. Изнутри можно запереться на засов в целях предосторожности, поскольку в дозоре стоять сейчас ни у кого ни сил, ни духу не хватит. Ну, пошли, пошли!

Гвардейцы послушно побрели за своим командиром. Комната действительно оказалась симпатичная и уютная. Стены были разрисованы изображениями рыб-мечей и китов. Высокий потолок подпирали белые колонны, пол был вымощен плитками с цветами подсолнухов. Вдоль одной стены протянулась галерея тёмного дуба, а на ней расположилась небольшая библиотека. В большом круглом очаге в самом центре комнаты были сложены дрова. Вскоре отряд уже сидел у огня, и все с аппетитом уплетали печёную картошку с солониной.

Говорили мало и довольно быстро уснули, а во сне всем привиделся Унылый Переход, и этот сон помог окончательно избавиться от гнетущей тоски, навеянной странствием. Только Картер не смог заснуть, невзирая на невероятную усталость. Он лежал без сна рядом со своими крепко спящими спутниками и думал о Лизбет, о Саре, но больше — о страшном нарушении равновесия, которое он ощущал всюду в Доме и которое поджидало на каждом шагу, словно жадная и алчная пасть. Сжимая в руке осколок Краеугольного Камня, Картер забылся тревожным сном. Пульсация Камня затягивала его во мрак темнее ночи.

Проснулись поздно. Дрова в очаге догорели, в комнате стало холодно. Люди, как малые дети, протёрли заспанные глаза и принялись бродить по комнате в поисках растопки. Растопку и дрова вскоре обнаружили — они лежали аккуратно сложенной горкой возле одной стены. Плотно позавтракав, отряд без лишних слов тронулся в дальнейший путь.

За счёт странствия по Унылому Коридору они оставили далеко позади Наллевуат и теперь находились в трех днях пути от него, в стране под загадочным названием «Уздечка Сута». Поскольку Картер хотел пройти незамеченным, он вёл отряд извилистым путём, по узким потайным ходам с дощатыми стенами и полами и низкими потолками, где громко звучали шаги. Лорд Андерсон гадал, сколько же миль он прошагал по таким вот тесным туннелям с тех пор, как стал Хозяином.

Через восемь часов путники оказались в комнате с низким потолком и дощатым полом, покрашенным жёлтой краской, местами облупившейся. Рядом с каменным очагом обнаружили шкатулку, в которой лежали деревянные солдатики, карты, нарисованные неумелой детской рукой, и клочок бумаги, свёрнутый свитком и перевязанный золотистой ленточкой. Свиток представлял собой хартию некоего «Тайного Общества Симраны» (название было написано с орфографическими ошибками). Манифест требовал от членов общества «защищать страну от преступников, бродяг и пиратов».

— И как только дети могли найти дорогу сюда? — удивился Грегори.

Картер улыбнулся, вспомнив о своих детских разведывательных вылазках.

— Их привело сюда любопытство. Наверное, это было для них величайшее приключение — свой собственный тайный мир. Я завидую их открытию. Но вы посмотрите — бумага такая хрупкая, она готова рассыпаться! Автор этой хартии сейчас старше любого из нас.

— Думаю, они одолели пиратов, — усмехнулся Грегори. — Уже несколько десятков лет ни одного пирата никто и в глаза не видел.

Картер улыбнулся.

— Ну так давайте поужинаем в этих священных покоях и немного передохнем. Вскоре нам придётся пересечь Длинный Коридор, и мне бы хотелось сделать это до рассвета, когда народу поменьше.

В очаге сохранились древние дрова, и вскоре там весело заплясало пламя. Еду не готовили — перекусили хлебом и вяленым мясом. Несмотря на усталость, люди завели дружеские беседы, обменивались шутками. Гвардейцы много лет вместе служили и любили Нункасла, который был с ними не слишком суров. Они и к Хозяину уже начали понемногу привыкать — ведь он вёл себя как самый обычный человек.

— А местечко замечательное, — озорно сверкая карими глазами, заметил Крейн и взглянул на своего партнёра, который даже сидя был выше него ростом. — Что скажете, мистер Макмертри?

— Вот если бы тут окно было… — уклончиво отозвался Макмертри и вытащил карманные часы. — Правда, сейчас уже больше шести…

— И на улице так или иначе темно, — закончил Крейн и откинул назад серебристую гриву. — Так что ничего бы мы все равно не увидели. А эти потайные ходы проложены с величайшей изобретательностью. Я так понимаю, что в Доме их великое множество.

— Сотни, — ответил Картер. — А может, и тысячи. На самом деле, удивительно, как до сих пор не обнаружили ещё больше.

— Они существовали во времена Войн за Жёлтую Комнату, задолго до того, как вы родились, — сказал Нункасл. — Я тогда был рядовым, моложе многих из этих желторотых юнцов. — Он широким жестом обвёл своих подчинённых. И те весело заулыбались. — И самому Хозяину, вашему отцу, тогда только-только двадцать исполнилось, он недавно в должность вступил. Он знал о потайных ходах, как знают все Хозяева, но враги порой их обнаруживали, и те, и другие время от времени замуровывали проходы стенами, так что в конце концов надёжных осталось мало. Война была кровопролитная — все то время, пока мы гнали анархистов к югу. Мы нанесли им значительный урон, особенно в битве при Фиффинге, а потом окружили их в Жёлтых Комнатах между фиффингскими низинами и Моммуром. С тех пор их стало куда как меньше.

— Готов об заклад побиться, вы были героем той войны, лейтенант? — спросил один из гвардейцев.

Можно было не сомневаться — все подчинённые Нункасла уже не раз слышали эту историю, но были не прочь послушать её снова.

— Все мы тогда были героями. Помню, как мы потом вернулись домой. Нас тогда все называли Золотыми Парнями из Жёлтых Комнат, а у Констанции — той девушки, что ждала меня, глаза сияли так, словно я какой-нибудь древний рыцарь. Только я вошёл в Иннмэн-Пик, она тут и кинулась ко мне на шею. Это, конечно, было не по уставу, да только тогда всех так встречали. Женщины плакали, да и мужчины некоторые тоже — ведь многие из наших полегли в боях. Но это было так славно — вернуться домой.

— Не для всех, — мрачно проговорил Макмертри.

— Вы тоже воевали? — спросил Нункасл.

— Да.

— В какой роте?

Макмертри вытянул длиннющие ноги и уставился на пламя в очаге.

— Не имеет значения. Все погибли. Один я уцелел.

— Ну… — проговорил Нункасл после недолгой паузы. — И такое бывало. Не все наши сражения были победными, многие пали в боях. Я потерял несколько близких товарищей.

— Сам я не воевал, а вот несколько моих однокашников воевали, — сказал Крейн. — И некоторые домой не вернулись. И все же мы должны радоваться тому, что другим повезло, как сержанту Нункаслу и Говарду Макмертри.

— Верно, — сказал Картер. Но он думал о Саре, о том, как вернётся к ней, завершив странствие, как некогда вернулся Нункасл к своей Констанции.

Из-за необходимости продвигаться к западу незамеченным, отряд поднялся в три часа утра и шёл без остановки, пока не добрался до Длинного Коридора. Быстро перебежав его, Картер и его спутники углубились в потайной ход, выводящий в страну Вествинг. Пахло морем — ведь воды Стороннего моря протекали здесь Сказочной Рекой в Залив Бегства, где располагаются самые большие судоверфи в Эвенмере. В Вествинге оказалось намного теплее, чем в Длинном Коридоре, поскольку здесь работала усовершенствованная система отопления. Однако у путников не было времени насладиться прелестями цивилизации, и вскоре они уже снова брели холодными потайными ходами. Изо рта у всех клубами вырывался пар, над головами слышался вой зимней вьюги. Картер мечтал о том, чтобы можно было уснуть, спрятавшись за высоким стулом у горящего камина, как он делал в детстве в долгие дни зимы. Воспоминания согрели его, и он хранил их на протяжении многих миль.

Все утро отряд шёл по этому переходу, а переход вился и вился по дому, пересекался с другими коридорами, поднимался то выше, то ниже, приходилось то и дело то всходить по ступенькам, то спускаться, и в конце концов у всех разболелись ноги.

— Похоже на дорогу к Комнате Ужасов, — заметил Даскин.

— Точно подмечено, — отозвался Картер. — Этот переход — часть Извилин, по которым действительно можно попасть туда. Порой Извилины прерываются, но все же связывают большую часть Белого Круга. Эта их часть — одна из самых протяжённых.

Он ещё не успел закончить объяснение, когда вдруг почувствовал резкую головную боль. Картер невольно вскрикнул, сжал руками виски и опустился на колени. Гвардейцы тут же окружили его, взяв оружие на изготовку.

— Что с тобой? — воскликнул Даскин.

На мгновение Картер ослеп, но когда в глазах у него прояснилось, он сказал:

— Карты… изменились. Анархисты снова переустраивают Дом. Переход впереди уже не такой, каким был раньше.

Он встал. Колени у него ещё дрожали, но испуг отступил — и боль вместе с ним.

— Когда меня настигла боль, я сосредоточенно думал об этой части Эвенмера. Ощущение было такое, словно мой мозг развернули на девяносто градусов. Нет-нет, теперь я в полном порядке. Но это было похоже на шок. Между тем переход впереди действительно изменился, но как именно — я пока точно не знаю.

На протяжении следующего часа пути Картера мучила мысль, от которой ему очень хотелось отмахнуться, — он мечтал о том, чтобы его подозрения не подтвердились. Но опасения оказались вполне оправданными: отряд дошёл до конца коридора, и Картер не обнаружил рычага, с помощью которого можно было открыть потайную панель в стене.

— Выход исчез, — тихо проговорил Картер.

— Значит, анархисты знают о том, что мы здесь, — заключил Даскин.

— Нет. Сначала я тоже так подумал, но на самом деле произошла общая перестройка Дома сразу за этой стеной, и это сказалось на многих помещениях. Сюда мы попали по чистой случайности.

— Придётся повернуть обратно? — спросил сержант Хаггард, заместитель Нункасла — веснушчатый рыжеволосый мужчина с мальчишеской улыбкой. Сейчас он, впрочем, не улыбался.

— Нет времени, — покачал головой Картер. — Джентльмены, у некоторых из вас есть с собой топорики. Нужно прорубить в этой стене дыру, сквозь которую мы смогли бы пролезть, но не больше.

Двое гвардейцев достали из мешков топорики и принялись за работу. Когда они её закончили, оба были с головы до ног в белой пыли, а в стене зияла двухфутовая дыра. Друг за другом спутники выбрались через неё в коридор.

— Поищите доски, — попросил Картер. — Берите отовсюду, откуда только можно. Нужно заколотить эту дыру, чтобы скрыть потайной ход. Как только будет возможность, отправим сюда бригаду ремонтников.

Картер осмотрел коридор и вдруг резко сел.

— Джентльмены, если бы кто-то из вас сумел отыскать пустую комнату, нам можно было бы позавтракать.

— Что-то не так? — озабоченно спросил Даскин.

— А ты не чувствуешь? — скривился Картер. — Нет, конечно, не чувствуешь. Прости. Порой карты Эвенмера проявляют себя так ярко, и я забываю, что ощутить это способен только я. Я хотел пересечь этот коридор и открыть вход в потайной туннель в противоположной стене, но исчезла не только ведущая туда дверь — нет и самого туннеля. Мне нужно проложить новый курс. На это уйдёт некоторое время.

Тут возвратился Хаггард и провёл отряд в помещение, представлявшее собой маленькую церковь. Пол здесь покрывали глазурованные плитки, вдоль стен были расставлены медные паникадила, в глубине располагался красивый резной алтарь. В окнах-витражах можно было увидеть изображения двенадцати апостолов. Некоторые стражники преклонили колени и перекрестились и только потом вошли и принялись вынимать из мешков провизию. Картер прошёл к алтарю, опустился на пол, закрыл глаза и сосредоточился. Перед его мысленным взором предстали подробные цветные карты Эвенмера. Он имел возможность не просто созерцать их, но как бы мысленно проходить по обозначенным на картах коридорам и комнатам.

Картер прокладывал маршрут, отыскивая потайные ходы и малолюдные части Дома. Увы, карты не могли подсказать ему, населены ли те или иные из них. Через полчаса он вздохнул, встряхнулся и обнаружил, что рядом с ним сидят Грегори, Даскин и Нункасл. Даскин ел яблоко, откусывая большущие куски.

— Вы молились? — поинтересовался Грегори.

— Нет, изучал карты.

Грегори кивнул и обвёл взглядом церковь.

— Напрасная трата всяческих красот, — сказал он, кивком указав на алтарь. — Эти реликвии суеверий не продержатся до конца столетия.

— Неужели у тебя нет ни капли веры? — спросил Картер. Грегори пытливо, не моргая, смотрел на лорда Андерсона. В его серо-зелёных глазах сверкали искорки.

— В Бога? — Он небрежно махнул рукой в сторону алтаря. — Я верю в судьбу. Бог, христианство — все это ловушки для невежд.

— Енох бы с тобой определённо не согласился, — сказал Картер. — Следовательно, ты считаешь, что весь мир сошёл с ума?

— Не сказал бы, — ответил Грегори. — Как это?

— На протяжении тысячелетий человек нуждался в каких-то вещах первой необходимости — в еде, крове над головой, осуществлении плотских желаний и в поиске Бога. Когда мы голодны, мы едим, когда устаём — отдыхаем. Неужели наша потребность в божественном — единственная нужда, которую невозможно удовлетворить? Если это так и если мы проносим это извечно безответное желание через всю нашу жизнь, разве тогда мы не раса безумцев? Нет, Грегори, понятие судьбы, предназначения, как бы оно грандиозно ни звучало, не в состоянии заполнить эту брешь.

— А я думаю, его вполне достаточно, — уверенно отозвался Грегори. — Для того чтобы построить лучший мир, мне за глаза хватит самого себя и научного мышления. Кто знает, какие изобретения принесут нам грядущие десятилетия?

— А вот я бы так не стал говорить, сэр, — вступил в спор Нункасл. — Это не естественно. Совсем не естественно. Люди все суетятся, мельтешат, пытаются подменить созданное Богом. Что они придумают в следующий раз? Летающие машины? Крылья Икара! По мне, так старые добрые времена куда как лучше.

— Но ведь, добрейший лейтенант, мир может стать лучше, и если будут улучшения… — не унимался Грегори. — Мир изменяется. Прежний порядок вещей отступает. Век механики избавит людей от тяжёлого ручного труда. Безусловно, я признаю: проблемы есть, но ведь все равно, как это замечательно: механизмы выполняют всю работу, а люди только наблюдают за ними! Будущий век станет веком поэзии и философских размышлений. Представьте, сколько будет сочинено музыки, пьес, сколько книг будет написано, когда у всего человечества станет больше времени на высшие материи.

— Вы от людей большего ждёте, чем я, — вздохнул Нункасл. — Нет, сэр. Дайте человеку расслабиться — и он тут же потянется к бутылке, вот что я вам скажу. И ещё одно я знаю точно: у бедняков свободного времени больше не станет — они будут обслуживать эти ваши машины. Богачи останутся богачами — только вы на меня не обижайтесь, господа хорошие. А вот добрые вояки всегда пригодятся.

— Но, Нункасл, не станешь же ты спорить с тем, что человек должен развиваться? — вспылил Грегори.

— От колыбели до могилы — да, сэр, а в промежутке много всякого может случиться.

— Должно быть нечто большее. Золотой век…

— Бывает, он вот так заводится, — усмехнулся Даскин. — Но если я не ошибаюсь, этим двоим никогда не договориться — мечтателю и прагматику.

— Мир построен мечтателями, — упрямо проговорил Грегори.

— Верно, сэр, — отозвался Нункасл. — Но управляют им прагматики.

— А что касается веры, Грегори, — сказал Картер, — то с возрастом твои убеждения могут измениться. По-моему, Платон сказал, что ни один старик не умирает атеистом? Точно не помню.

— Вы говорите, как профессора в нашем университете, — усмехнулся Грегори. Спор явно был ему по душе.

— Да нет, я не слишком часто задумываюсь о подобных вещах. Свою веру я соблюдаю как могу, но должен признаться, что нынешняя миссия — суровое испытание веры. Мой главный философ — Сара. Если ты хочешь настоящего философского спора, тебе бы с ней надо поговорить. Она бы твоих профессоров на обе лопатки уложила.

К компании подошли Говард Макмертри и Филлип Крейн. Последний держал под мышкой свёрнутые в рулон карты.

— Я продумывал маршрут, лорд Андерсон, — сообщил он.

— Я тоже, — кивнул Картер. — Можно взглянуть на ваши карты, мистер Крейн?

— Конечно, — ответил Крейн. — Мы с мистером Макмертри их сами составили…

— Десять лет назад, — закончил фразу Макмертри. — Это была одна из наших первых публикаций.

Хозяин разложил карту на полу перед собой, думая о том, много ли от неё будет пользы в Доме, который непрерывно меняется.

— Некоторые из вас бывали в этих краях, — сказал Картер. — И мне нужен ваш совет. У нас есть два варианта. Мы можем пойти вот так… и вот так. — Он указал на карту. — По этим коридорам. Я бы предпочёл этот путь, поскольку он быстрее всего приведёт нас в Муммут Кетровиан, хотя нам и придётся некоторое время идти по Длинному Коридору, перед тем как мы попадём в очередной потайной ход. В противном случае мы должны будем повернуть вот здесь и подняться на чердаки, из которых дорога ведёт в Верхний Гейбл. Оттуда намного дальше до ближайших потайных ходов, но зато путь этот более безлюден. Что скажете?

— Я никогда не бывал ни в той, ни в другой стороне, — признался Даскин.

— Мне доводилось только по Длинному Коридору проходить, — сказал Грегори. — Этот его участок чрезвычайно многолюден — по крайней мере был таким в то время.

— Там слишком многолюдно, — сказал Макмертри. — Между Гимнергином и Вествингом ведётся оживлённая торговля. Я бы не рекомендовал этот маршрут…

— Для нашего странствия, — закончил за него Крейн, — по этой же самой причине. А вот чердаки вокруг Верхнего Гейбла — место тихое, ненаселенное, и, пожалуй, я смог бы провести отряд вот по этим переходам, — он показал участок на карте, — где крайне редко кого-либо встретишь.

— Господа архитекторы правы, — согласился Нункасл. — До Муммут Кетровиана ни за что не добраться незамеченными. Пока мы попадём в потайной ход, о нашем передвижении уже будет знать половина Белого Круга.

Картер нахмурился.

— Хорошо. Считайте, что вы уже купили билеты, потому что я бы пошёл другой, неверной дорогой.

— Ходить по чердакам — это так интересно, — мечтательно проговорил Крейн. — Там всегда полным-полно всяких любопытных вещиц. Это то же самое, что сокровища искать.

— Жутко запылённые сокровища, — буркнул Макмертри.

Покончив с завтраком, отряд покинул церковь. Картер обернулся на пороге, обвёл взглядом обшарпанные скамьи, витражи в окнах, скромное, безыскусное распятие в алтаре, прекрасное своей простотой. Может быть, из-за того, что в разговоре с Грегори он упомянул Сару, Картеру вдруг нестерпимо захотелось увидеть её, посидеть с ней рядом в окружении знакомых вещей, послушать, как она рассказывает о прочитанных книгах, о домашних заботах, и в каждом её слове прячется тайна — отчасти её собственная, а отчасти принадлежащая любой женщине. Картер еле слышно произнёс короткую молитву об успехе странствия и вышел из церкви.

Отряд повернул налево и пошёл по коридору, отделанному дубовыми панелями и устланному чистым, хорошо сохранившимся ковром цвета берлинской лазури. Хоть Картер и опасался того, что их смогут заметить, отряд миновал коридор без всяких происшествий и, дойдя до пересечения, свернул вправо, а потом — опять влево. Вдоль одной стены коридора тянулись окна, выходившие в квадрат двора. Снег по-прежнему валил и валил, насыпая высокие сугробы, а вот ветер унялся. Солнце пряталось за тучами, день был серый и унылый. Путники зябко поёживались на ходу.

Через некоторое время отряд поравнялся с узкой лесенкой для прислуги. Дорожка на ступеньках лежала протёртая чуть не до дыр, светильники не горели, но все же здесь не было совсем темно. Поднявшись на четыре пролёта, Картер и его спутники оказались на чердаке. Чердак был огромен, он уходил далеко вперёд. Тусклый свет проникал сюда сквозь восьмиугольные окошки, за которыми виднелись крыши Эвенмера. На половицах лежал густой слой пыли, в центре были горой свалены коробки и корзины, и можно было обойти их с двух сторон.

— Каких только богатств не найдёшь в этих залежах, — проговорил Крейн.

— Кучу всякой рухляди, — буркнул Макмертри. — Старая поговорка не лжёт: никто в Эвенмере ничего хорошего на чердак не отнесёт.

— И ведь это — прелюбопытнейшая тенденция, — подхватил Крейн. — Думаю, проистекает она из-за того, что в Доме полным-полно свободного пространства. В итоге люди как бы прирастают к тем комнатам, которыми располагают. Мне довелось побывать на некоторых, как это здесь называется, «раскопках». Небольшие отряды отправляются на чердаки вроде вот этого и ищут забытые сокровища. У меня на каминной доске лежит несколько римских монет и стоит бюстик Озимандии, изготовленный во времена его правления.

— Если бы в Доме был хоть какой-то порядок, мистер Крейн, уверяю вас, никто и никогда бы не потерял такие ценные вещи, — сказал партнёру Макмертри.

— Однако, — возразил Крейн, — в Эвенмере ничто никогда навсегда не теряется, верно, мистер Макмертри?

— Только на несколько столетий, мистер Крейн. Всего лишь на несколько столетий.

Потолок на чердаке был низкий, а скаты, как и окна, имели восьмиугольную форму. Отряд, разбившись на пары, тронулся вперёд по левому проходу, озарённому неярким рассеянным светом. Все молчали, ступая по слою пыли, которая начала собираться здесь с тех пор, как царём был Тармальдрун. От ходьбы путники согрелись и немного повеселели. Вообще же жизнь в огромном, поистине безграничном Доме всех приучала к холоду. Картер шагал вместе со всеми и чувствовал, как тоска понемногу отпускает его, сменяясь радостью, какую ощущаешь посреди приключения, даже если оно приправлено опасностью и трудностями. Безмерная непредсказуемость Эвенмера была для Картера источником непрерывного восхищения. В этом Доме всегда найдутся неизведанная ниша, потайная гардеробная, девственно нетронутый чердак, которые только и ждут, чтобы их нашли и разведали. Взгляд Картера радостно скользил по всевозможным сундукам, коробкам, корзинам. Время от времени, не в силах удержаться, он наклонялся, привлечённый каким-то предметом или цветом. Большинство вещей, сваленных на чердаке, были совершенно бесполезны — бессмысленные остатки былой роскоши. Эти безделушки и бусинки некогда, наверное, что-то значили для своих владельцев, эти пружинки и части каких-то механизмов… И все же время от времени Картеру попадались по-настоящему красивые вещи — пара ярко-алых шлёпанцев, хрустальный шар с фигурками внутри, изображавшими сражение Грольфа Краки с королём Адгильсом, томик «Истории британских королей» с автографом автора, светло-голубой мраморный шарик для детской игры в камешки. Картер разглядывал эти безделушки на ходу и на ходу же бережно клал в следующую коробку или корзину. Только шарик он оставил себе, хотя его и мучили угрызения совести — вдруг выросший мальчишка явится на чердак, чтобы найти своё сокровище? Но Картер с усмешкой прогнал эту мысль. Того, кто когда-то держал в руках этот шарик, наверняка уже не было в живых. Будь здесь сейчас мистер Хоуп, он бы непременно напомнил Картеру, что, согласно закону о чердаках, принятому в тысяча триста шестьдесят седьмом году, с чердаков ничего нельзя брать и выбрасывать без разрешения страны, коей оные чердаки принадлежат, однако в одном из пунктов этого закона было оговорено, что допускается избирательная расчистка чердаков, при которой оттуда можно взять нечто конкретное и оговорённое. Картер громко рассмеялся, вспомнив формулировку закона, и задумался о том, сколько же в Эвенмере всевозможных законов и правил. Он, однако, понимал, что все эти законы отнюдь не праздны и служат основой существования цивилизации со сложнейшей структурой.