Старая мысль о докторе Заячья лапка.., о том, как целый город был уничтожен музыкантом, который разбил лагерь в пригороде, продавал всякие эликсиры и зелья и устроил шоу — джаз, тромбоны, танцы и все такое. Он черный? Если бы я писал об этом, то местом действия избрал бы Милберн.
      Сперва о городе. Милберн, где живет мой дядюшка, это одно из мест, где люди усердно создают для себя ад. Не город, не деревня, но гордится своим положением (местная газета называется “Горожанин”.) Они гордятся даже несколькими улицами бедноты под общим названием Холлоу, как бы говоря: вот и мы не отстаем от века, есть и у нас место, где ночью небезопасно. Как забавно. Если беда и придет в Милберн, то не из Холлоу. Три четверти жителей работают вне города, в основном в Бингемтоне. Чувство чего-то тяжелого, давящего и одновременно нервозность (подозреваю, что они без конца сплетничают друг о друге). Может, мне это кажется по контрасту с Калифорнией. Это какая-то особенная нервозность, свойственная таким вот северо-западным городкам. Подходящее место для доктора Заячья лапка.
      (Они плохо воспринимают опасность, в том числе и эти трое стариков, друзья дяди, с которыми я встретился вчера. Они написали мне и думают, что я могу им чем-то помочь, в то время как я сам сбежал из Калифорнии и не знаю, как мне дальше жить.) Конечно, внешне эти места привлекательны. Даже Холлоу несет на себе печать очарования 30-х. Ухоженная площадь, ухоженные деревья. Даже леса, окружающие город, ухожены, но все равно такое чувство, что они мощнее, глубже,чем горстка улиц, проложенных среди них людьми.
      Кажется, это Богом посланный случай написать роман про доктора Заячья лапка.
      Определено: он черный. Одет кричаще, со старомодной пышностью: гетры, золотые кольца, приталенное пальто, котелок. У него улыбка убийцы. Если смотреть ему в глаза, он овладеет тобой.
      Его можно увидеть только ночью где-нибудь на пустыре. Он стоит на эстраде с саксофоном, играет музыка, и он приглашает посмотреть его шоу или купить пузырек эликсира за доллар. Он говорит, что он знаменитый доктор Заячья лапка, и что у него есть все, чего ваша душа пожелает.
      Так чего желает ваша душа? Нож? Пулю? Или смерть помедленнее? У него есть все. Только доставайте доллар.
      Что важно: за этой фигурой сразу встает Альма Моубли. Она тоже давала все, что от нее хотели.
       Как насчет твоей Альмы, братец? Ты ведь видишь ее, как, только закрываешь глаза. Неужели ты жил с призраком? Любил призрака?

      Как только я прибыл в город, я пошел в офис к адвокату, который написал мне, — к Сирсу Джеймсу.
      Пока я шел, я думал: быть может, это начало нового цикла? День был холодным, но ясным. Секретарша разбила мои надежды, сказав, что мистер Джеймс и мистер Готорн на похоронах. Ее они тоже звали, но она недавно “ работает и совсем не знала доктора Джеффри. Да, они сейчас на кладбище. А вы мистер Вандерли? Вы ведь не знали доктора Джеффри? Он работал здесь сорок лет.
      Добрейший человек, не такой сахарный, но когда он дотрагивался до вас, вы так и чувствовали исходящую от него доброту.
      Она смотрела на меня, пытаясь определить, какого дьявола ее боссу могло от меня понадобиться. Потом, понизив голос, она сказала: “Вы, конечно, не знаете, что доктор Джеффри покончил с собой пять дней назад. Он прыгнул с моста — можете себе представить? Такое несчастье. Мистер Джеймс и Рики Готорн так расстроены, а тут еще эта Анна задала им работу, и этот ненормальный Элмер Скэйлс звонит каждый день по поводу своих овец… Ну почему такой человек, как доктор Джеффри, сделал это? (Он послушал доктора Заячья лапка, леди.) А вы не хотите пойти на кладбище?”

      Я пошел. Выехал на дорогу под названием Плэзант-Хилл, вокруг которой расстилались поля, покрытые рано выпавшим снегом.
       Странно, какой безлюдной кажется эта местность, хотя люди обживают ее сотни лет. Ее душа отлетела, ожидая чего-то, что может снова вернуть ее к жизни.Указатель “Кладбище Плэзант-Хилл” украшал железные ворота, за которыми расстилалось такое же заснеженное поле. Я осмотрелся и увидел в глубине полдюжины машин. Свою я оставил у ворот.
       Еще одно поле, но что там растет?Я вылез из машины и пошел наверх по холму через старейшую часть кладбища, где каменные ангелы, припорошенные снегом, воздевали руки над плитами со стершимися надписями. Шуршала на ветру сухая трава. Потом появились более свежие захоронения: аккуратные розовые, серые и белые памятники. Тут я и увидел катафалк. Водитель в черной шляпе курил, став так, чтобы его не видели люди, столпившиеся у могилы. Женщина, выглядящая бесформенной в теплом голубом пальто, прильнула к другой, более высокой и, похоже, плакала; прочие стояли прямо и неподвижно, как столбы ограды.
       Когда я увидел двух пожилых людей, стоящих у изголовья, я сразу понял, что это адвокаты — или актеры, играющие адвокатов. Я пошел к ним и подумал: если умерший — доктор, то почему его провожает так мало народу? Где же его пациенты?Седой мужчина рядом с адвокатами первым увидел меня и потянул за рукав высокого старика в пальто с меховым воротником. Тот посмотрел в мою сторону, и за ним это сделал другой, пониже, который выглядел так, будто ему холодно. Даже священник на мгновение прервался, сунул замерзшую руку в карман и сконфуженно улыбнулся. Одна из женщин, высокая и красивая (дочь?) тоже слегка улыбнулась.
      Седой отделился от остальных и направился ко мне.
      — Вы знали Джона? — спросил он.
      — Мое имя Дон Вандерли. Я получил письмо от человека по имени Сирс Джеймс, и секретарша в его офисе сказала, что он здесь.
      — Да, вы похожи на Эдварда, — Льюис взял меня за руку. — Послушайте, мы здесь еще долго пробудем. Вам есть где остановиться?
       Так я присоединился к ним. Женщина в голубом пальто все повторяла “нет, нет, нет” и всхлипывала. У ее ног валялись скомканные бумажные салфетки, которыми она вытирала слезы. То и дело ветер подхватывал одну из них, и она взлетала в воздух, как маленький розовый фазан.

      Рики поразило поведение Стеллы. Когда трое оставшихся членов Клуба Чепухи пытались преодолеть шок, вызванный смертью Джона, только она одна вспомнила о Милли Шиэн. Сирс и Льюис, похоже, думали, как и он, — что Милли должна остаться в доме Джона. Или, если там ей будет слишком тяжело, переехать в отель и там решить, что ей делать дальше. Они с Сирсом знали, что нужда ей не грозит: по завещанию Джона ей достались его дом и банковский счет. Все вместе это стоило тысяч двести, и, если она решит остаться в Милберне, жизнь ее может быть достаточно комфортной.
      Конечно, они больше думали о Джоне Джеффри. Они узнали новость к полудню, и Рики сразу понял, что случилось что-то ужасное, хотя с трудом узнал дрожащий голос Милли Шиэн в телефонной трубке.
      — Это.., это мистер Готорн?
      — Да, Милли, это я. Что случилось? — он связался с Сирсом в его офисе и попросил взять трубку. — Что случилось, Милли? — почти закричал он.
      — У меня лопнут перепонки, — проворчал Сирс.
      — Извини. Милли, вы тут? Сирс, это Милли.
      — Я понял. Милли, в чем дело?
      — О-о-о, — простонала она, и он похолодел.
      Телефон замолчал. Было слышно, как трубка стукнулась о что-то твердое. Потом ее взял Уолт Хардести.
      — Алло, это шериф. Это вы, мистер Готорн?
      — Да. Мистер Джеймс на параллельной линии. Что случилось, Уолт? С Милли все в порядке?
      — Она что, жила с ним? По-моему, да.
      Сирс отчеканил звенящим от негодования голосом:
      — Она его домоправительница. Скажите нам наконец, что случилось.
      — А убивается, как будто жена. Вы адвокаты мистера Джеффри?
      -Да.
      — Так вы еще о нем не знаете?
      Оба молчали. Если Сирс чувствовал то же, что и Рики, то он просто не мог ничего сказать.
      — Ну вот, он сиганул с моста. Эй, леди, сядьте куда-нибудь!
      — Он что?.. — выдохнул Сирс.
      — Прыгнул с моста сегодня утром. Леди, успокойтесь и не мешайте мне говорить.
      — Леди зовут миссис Шиэн, — сказал Сирс уже более нормальным голосом. — Может, она будет лучше понимать вас, если вы будете обращаться к ней так. А теперь, раз она не в состоянии говорить, объясните наконец, что случилось с Джоном Джеффри.
      — Он прыгнул…
      — Поподробней. Он упалс моста? С какого моста?
      — Черт, с моста через реку, какого же еще?
      — В каком он состоянии?
      — Мертв, как дверная ручка. Что с ним случилось, как вы думаете? И, кстати, кто займется похоронами и всем прочим? Леди не в форме…
      — Мы это сделаем, — сказал Рики.
      — И мы займемся не только этим, — добавил свирепо Сирс. — Ваши манеры ужасны. Ваши выражения бесстыдны! Вы просто идиот, Хардести!
      — Погодите…
      — И еще! Если вы думаете, что доктор Джеффри покончил с собой, то держите ваши подозрения при себе. Доказательства…
      — Омар Норрис все видел. Нам нужно разрешение на вскрытие, поэтому и прошу вас приехать.
      Как только Рики повесил трубку, в дверях возник Сирс, уже в пальто.
      — Этого не может быть, — сказал он. — Какая-то ошибка, но все равно надо ехать.
      Телефон зазвонил опять. Рики схватил трубку.
      — Алло?
      — Вас хочет видеть какая-то молодая дама, — сказала секретарша.
      — Пусть зайдет завтра, миссис Куэст. Доктор Джеффри утром умер, и мы идем к нему домой.
      — Что… — миссис Куэст на миг замолкла. — Мне очень жаль, мистер Готорн. Не хотите, чтобы я позвонила вашей жене?
      — Да. Скажите, что я сам позвоню ей, как только смогу.
      Сирс был в какой-то лихорадке. Когда Рики вышел в холл, его компаньон уже надевал шляпу. Рики схватил в охапку пальто и вышел за ним.
      — Бред какой-то, — сказал Сирс. — Разве можно верить Омару Норрису хоть в чем-то, кроме бурбона и снегоочистителей?
      Рики положил руку ему на плечо.
      — Погоди, Сирс. Джон действительно могубить себя, — он еще не мог до конца поверить в это и видел, как Сирс пытается не дать поверить в это себе. У него не было никаких других причин идти на мост, особенно в такую погоду.
      — Если ты так думаешь, то ты тоже идиот, — упрямо сказал Сирс. — Тебе что, казалось вечером, что он может покончить с собой?
      — Нет, но…
      — Никаких “но”. Нужно пойти к нему и все узнать.
      В приемной они столкнулись с молодой девушкой с темными волосами и точеным лицом.
      — Сирс, нам некогда. Леди, я же просил вас зайти завтра.
      Она отступила на шаг и сказала:
      — Ева Галли была моей теткой. Я ищу работу.

* * *

      Миссис Куэст отвернулась от девушки и стала звонить Стелле. Девушка изучала рисунки на стенах, которыми Стелла два или три года назад заменила эстампы Одюбона.
      “Нет, — воскликнула Стелла, услышав новость. — Бедная Милли!
      Конечно, это горе для всех, но нужно что-то сделать для Милли”. Положив трубку, миссис Куэст подумала: “Боже, как здесь темно, как в аду, нужно скорее зажечь свет и бежать отсюда”, — но потом все снова приобрело свой нормальный вид. Она тряхнула седой головой и потерла глаза. Ее очень удивило, что мистер Джеймс сказал девушке: “Если хотите, приходит завтра, и мы подыщем вам какую-нибудь секретарскую работу”. Какого черта ей тут нужно?
      То же подумал и Рики, глядя на Сирса. Секретарскую работу? У них была секретарша, а всю печатную работу выполняла Мейвис Ходж. Еще одному работнику здесь просто нечего делать. Конечно, на Сирса повлияло именно это имя — Ева Галли, произнесенное с каким-то особенным вкусом.., Сирс внезапно ощутил жуткую усталость, и на него разом навалились видения: и Фенни; Бэйт, и Элмер Скэйлс с его овцами, и смерть Джона (он сиганул).Рики заметил это.
      — Да-да, приходите завтра, — сказал он, глядя на ее привлекательное лицо (более чем привлекательное); он знал, что в этот момент Сирсу меньше всего хочется вспоминать Еву Галли. Миссис Куэст с ужасом смотрела на него, и он велел ей записывать всех, кто будет звонить — просто чтобы что-то сказать.
      — Я слышала, умер ваш хороший друг, — сказала девушка Рики. — Извините, что я пришла так не вовремя.
      Он еще раз поглядел на ее лисьи черты, прежде чем повернуться к двери,
      — Сирс с белым лицом застегивал пальто, — и вдруг ему пришло в голову, что Сирс прав, что эта девушка тоже часть головоломки, в которой нет ничего случайного…
      — Может, это даже не Джон, — сказал Сирс в машине. — Хардести такой болван, что не удивлюсь, если он просто поверил Омару Норрису, — тут он умолк: они оба знали, что это не так. — Черт, как холодно.
      — Холодно, — согласился Рики, и вдруг у него вырвалось: — Хотя бы Милли не будет голодать.
      После этого они замолчали окончательно, словно смирившись с тем, что Джон Джеффри действительно прыгнул с моста и утонул в замерзающей реке.
      Когда они взяли Хардести и приехали с ним в тюремную камеру, где лежал труп до прибытия машины из морга, они увидели, что Омар Норрис не ошибся. Это был Джон.
      Его редкие волосы прилипли к черепу, губы посинели — — он был точно таким, как во сне Рики.
      — О, Господи, — прошептал Рики.
      Уолт Хардести ухмыльнулся и сказал:
      — Нам нужно не это имя, мистер адвокат.
      Он вручил им большой конверт, где они рассчитывали найти хоть какие-то объяснения гибели Джона. Но предметы, извлеченные из его карманов, ничего не говорили. Расческа, запонки, шариковая ручка, монеты — Сирс разложил все это на переднем сиденье старого “бьюика” Рики.
      — На записку надеяться было глупо, — сказал он, откидываясь на спинку сиденья. — Черт, чувствуешь себя каким-то загнанным зверем. Хочешь оставить что-то себе или отдадим все Милли?
      — Может, Льюис захочет взять запонки.
      — Льюис. Нужно сказать ему. Может быть, вернемся в офис?
      Они сидели в машине Рики. Сирс достал из дипломата длинную сигару, отрезал кончик и без обычного ритуала оглядывания и обнюхивания сунул в рот. Рики безропотно приоткрыл свое окошко: он знал, что Сирсу сейчас нужно покурить, но не выносил запаха дыма.
      — Господи, Рики! Джон мертв, а мы с тобой говорим о запонках.
      Рики завел машину.
      — Поедем на Мелроз-авеню и чего-нибудь выпьем.
      Сирс сунул всю патетическую коллекцию обратно в конверт и запихнул в карман пальто.
      — Езжай осторожнее. Видишь, опять снег.
      Рики включил фары, зная, что Сирс скажет и об этом.
      Действительно, в воздухе кружили редкие снежинки. Серое небо, висящее над городом все последние дни, уже почти почернело.
      — Последний раз такое было…
      — Когда я вернулся из Европы. В сорок седьмом году.
      Ужасная была зима.
      — И еще в двадцатых.
      — Да, в двадцать шестом. Снег чуть ли не закрывал дома.
      — Многие умерли. Моя соседка умерла в этом снегу.
 
      — Кто это?
      — Ее звали Виола Фредериксон. Застряла в машине и замерзла. Они жили в доме Джона.
      Сирс опять тяжело вздохнул, пока машина проезжала мимо отеля. На фоне его темных окон парили белые хлопья снега.
      — Рики, у тебя окно открыто. Ты что, хочешь нас заморозить? — он поднял руки, чтобы поднять воротник, и тут заметил торчащую в пальцах сигару. — О, извини. Привычка.
      Он открыл собственное окошко и выбросил туда потухшую сигару.
      Рики думал о теле Джона, лежащем в холодной камере; о его синей коже и прилипших ко лбу волосах, о том, как сказать об этом Льюису.
      — Не понимаю, почему до сих пор нет вестей от племянника Эдварда, — сказал Сирс.
      Снег прекратился, и улица перед ними сразу приобрела какой-то странный вид. Она будто светилась — не желтоватым светом электрического освещения, а белым призрачным мерцанием, выхватывающим из темноты то ограду, то кусок стены, то нагие скелеты кустов. Этот бледный мертвенный оттенок напомнил Рики лицо Джона Джеффри.
      Небо с проносящимися по нему облаками было совсем черным.
      — Но что случилось, как ты думаешь? — спросил Сирс.
      Рики свернул на Мелроз-авеню.
      — Не хочешь сначала заехать к себе домой?
      — Нет. У тебя есть какие-нибудь догадки?
      — Я не знаю даже, что случилось с овцами Скэйлса.
      Они уже подъехали к дому Рики. Сирс явно выказывал раздражение, он ворчал, как медведь, и продолжать расспросы было явно бесполезно. Но Рики задал последний:
      — А что с этой девушкой?
      — А что с ней?
      Рики достал ключ.
      — Если ты думаешь, что нам нужна секретарша…
      Тут Стелла открыла дверь сама:
      — Я так рада, что вы здесь. Я боялась, что вы отправитесь в контору и будете делать вид, что ничего не случилось. Сирс, пожалуйста, закрой дверь, мы не можем обогревать всю улицу. Входите! — Они втиснулись в дверь медленно, как усталые лошади, и сняли пальто. — У вас ужасный вид. Значит, это действительно был Джон?
      — Это был он, — сказал Рики. — Я не могу сейчас ничего больше сказать. Похоже, что он прыгнул с моста.
      — О, Боже! Бедный Клуб Чепухи.
      — Аминь, — сказал Сирс.
      За ленчем Стелла сообщила, что собрала кое-что для Милли.
      — Может, она захочет перекусить.
      — Милли? — переспросил Рики.
      — Милли Шиэн, неужели непонятно? Я поехала к ней и привезла сюда. Бедняжка совершенно разбита, так что я уложила ее в постель. Утром она проснулась и стала искать Джона, а потом приехал этот ужасный Уолт Хардести.
      — Понятно.
      — Ему понятно! Если бы вы с Сирсом не были так заняты собой, вы бы тоже вспомнили о ней.
      Сирс вскинул голову:
      — Мили не пропадет. Ей остались дом Джона и слишком много денег.
      — Слишком?
      Тогда отнеси ей поднос и объясни, какое счастье ей привалило! Думаешь, ее обрадует, что Джон Джеффри оставил ей пару тысяч долларов?
      — Больше, — уточнил Рики. — Он завещал ей почти все, что имел.
      — Что ж, так и должно быть, — отрезала Стелла и удалилась на кухню.