Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Теряя сына. Испорченное детство

ModernLib.Net / Сюзанна Камата / Теряя сына. Испорченное детство - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Сюзанна Камата
Жанр:

 

 


Пришлось выдержать его объятие. Раньше мы не особо обнимались, но было видно, что он уже выпил немало пива.

Я отдала ему вино.

К нам подошла японка в саронге и лифчике от бикини. Обняв Эрика за талию, она посмотрела на меня из-за его плеча.

– Это Айко, – сказал он, и обращаясь к ней: – Эй, детка! Это моя хорошая знакомая. Пойди, принеси ей чего-нибудь выпить. – Когда она уходила, он похлопал ее по попе.

Я вскинула брови:

– А что случилось с Акэми?

– Записываешь, что ли?

Я пожала плечами.

– Нет, просто запомнила.

Он поправил очки и потянулся, глядя на заходящее солнце.

– Акэми – хорошая девушка. Но жизнь – это пир. Хочется перепробовать все угощения. Иди, потанцуй.

Я вклинилась в компанию серфингистов и немножко оттянулась под Боба Марли. Съела кусочек мяса, початок кукурузы на палочке, выпила пару бутылок пива.

Эрик всем говорил, что я художница.

Один из его дружков-серфингистов попросил у меня номер телефона, но я сказала ему, что у меня уже есть бойфренд. Не совсем правда, но я над этим работала.

Мои мысли переключились на Юсукэ. Он оставил мне номер отеля, в котором собирался остановиться. Я выбросила мятую пивную банку в мусорное ведро и зашла в квартиру, чтобы позвонить. Телефон я нашла в кухне. У холодильника тусовалось несколько американцев. Они трепались о своей школе английского языка и не обратили на меня внимания.

Парень в очках в металлической оправе стал сворачивать косяк на кухонном столе.

– Ни хрена себе! – Другой парень, в шортах и цветастой рубахе, вмешался в процесс. – Где ты это достал? Чувак, тебя же депортируют. Помнишь случай с Полом Маккартни? Его до сих пор в Японию не пускают. А он же, типа, звезда.

– Не парься! Думаешь, кто-нибудь из этих селян может узнать запах травки?

Я отвернулась и набрала номер. Юсукэ взял трубку после третьего звонка.

– Где ты? – спросил он. – У тебя довольно шумно.

– Я у друга. Он устроил вечеринку.

– У Эрика?

– Ну да. А как ты узнал?

– У меня свои источники.

Я рассмеялась. Мне польстил его интерес. Значит, он кого-то обо мне расспрашивал.

– Каждый раз, когда я вижу Эрика, у него новая подружка, – сказала я. Я не хотела, чтобы Юсукэ подумал, будто между нами что-то есть. – Тебе стоит получше следить за своими сестрами.

– У меня нет сестер, – сказал он. – Я единственный ребенок в семье.

Он не спросил, зачем я ему звоню посреди деловой поездки. Он просто болтал со мной, и у меня было ощущение, что ему это нравится. Не был ли он раньше так сдержан из-за Эрика? Возможно, он считал, что мы пара.

– Когда вернешься в Токусиму, приходи ко мне на ужин, – сказала я.


На следующий день, прямо с утра, я стала готовиться к свиданию с Юсукэ. Я вывесила футон проветриться и постирала постельное белье – так, на всякий случай.

В буфете у меня все блюдца и чашки были разные, поэтому я пошла в маленький магазин подарков – прямо напротив почты – и купила пару фарфоровых тарелок «Норитакэ» с красивой каймой и два винных бокала богемского стекла. Даже не пожалела денег на два подсвечника и длинные тонкие свечи. Еще купила скатерть и жаккардовые салфетки.

Затем зашла в булочную за хрустящим французским хлебом, в рыбный магазин за свежим кальмаром и гребешками, в супермаркет за свежими овощами. Рецепт я взяла в «Elle» – не «как накормить семью за 20 минут», а сложный, со всеми секретами рецепт известного шеф-повара. Я порезала палец, когда чистила кальмара, но в остальном все прошло хорошо. Закончила почти к самому приходу Юсукэ. Едва успела принять душ и напудриться, как в дверь позвонили. На мне было черное вязаное платье.

Когда я открыла дверь, Юсуке долго смотрел на меня, потом сказал:

– Хорошо пахнешь. – Он отдал мне бутылку вина, упаковку мороженого и пакет из коричневой оберточной бумаги. Зайдя в комнату, он добавил: – Или, может, это ужин так пахнет.

Мы вышли на балкон и выпили по бокалу вина. Я заранее поставила два стула рядом с посудомоечной машиной. Это было, в общем, довольно нагло – нас хорошо было видно с автомобильной стоянки, – но и романтично: розоватое небо, на горизонте сливающееся с океаном, птицы, скользящие в вечернем бризе и спускающиеся к воде. Мы негромко разговаривали, чтобы нас не было слышно, потом вернулись внутрь и сели ужинать.

Юсукэ очень приятно ел. Положив в рот первый кусок, он прикрыл глаза и сосредоточенно распробовал блюдо. С некоторой гордостью я наблюдала, как он ломтиком хлеба собирает с тарелки томатный соус с чесноком. Мне было хорошо от мысли, что ему понравилась приготовленная мной еда. Он положил себе еще порцию и съел все дочиста.

– Десерт? – сказала я, когда он, казалось, насытился.

Я достала мороженое из холодильника, поставила его на стол в кухне, чтобы оно немного оттаяло, и стала убирать со стола. Юсукэ налил еще вина и принес на кухню кастрюлю. Места нам не хватало, и мы танцевали друг вокруг друга с грязными тарелками в руках. Вилки и ножи гремели, как тамбурины. В какой-то момент я неловко повернулась и чуть не упала. Юсукэ подхватил меня, и мы застыли, как пара в самом характерном элементе танго.

Он медленно вернул меня в вертикальное положение, и я оказалась в его объятиях. Он отнес меня в комнату и опустил на душистые циновки. Футон нам так и не понадобился. Мороженое совсем растаяло.

* * *

Я приползаю домой в два часа ночи. В темноте мигает огонек автоответчика. Я не собираюсь слушать никаких сообщений. Это, скорее всего, тот гангстер, который приходил в клуб. Никак не уймется. Я падаю поперек футона.

Сплю все воскресенье, у меня выходной. В понедельник утром вылезаю из гнезда и беру телефон.

– «Глобал трэвл». Чем могу помочь?

Голос в телефонной трубке звучит нагловато, но я не даю воли раздражению.

– Я хочу забронировать билет на самолет из Осаки в Бангкок, – говорю я. – На следующий месяц.

У меня нет денег, чтобы заплатить адвокату, но я накопила достаточно, чтобы ненадолго выехать из страны и обновить мою туристическую визу. Можно поблагодарить зловещего посетителя – я вспомнила, что у меня кончается виза.

Проще всего, конечно, съездить в Корею – дешевле всего на пароме, они ежедневно курсируют до материка и обратно, – но мне нужно отдохнуть. Хочу куда-нибудь, где ничто не будет напоминать мне о Японии. Никогда раньше не была в Таиланде, но думаю, улицы там грязнее, зелень ярче, а люди проще.

Разобравшись с билетом, я наливаю себе кофе и одеваюсь. Скоро придет Эрик. Он навещает меня по понедельникам. Каждую неделю. Это что-то вроде благотворительности.

Чтобы попасть ко мне домой, Эрику придется прорваться через свору бродячих собак. Их семь или восемь. Все акита-ину – других собак я тут вообще никогда не видела. Рыжие с белым, острые уши. Не знаю почему, но они ошиваются вокруг дома. Носятся среди велосипедов, играют на автостоянке, встречают меня каждый раз, когда я спускаюсь по лестнице. Кто-то их, наверное, подкармливает.

Открываю дверь. В руках у Эрика сетка со свежими овощами с его собственного огорода. На белых штанах – грязные отпечатки собачьих лап.

– Хотели отнять морковку? – спрашиваю я.

Он заходит в квартиру и вручает мне сетку.

– Ну, я швырнул им луковицу, но они ею не заинтересовались.

Он снимает сандалии – дзори, которые сам сплел из рисовой соломы, – и садится на пол, скрестив ноги.

– Ну, как ты поживаешь? – Речь у него неторопливая, гипнотическая, как у диктора Национального общественного радио. Он уже заметил шеренгу пустых пивных банок на столе в кухне, но промолчал.

– Не так уж и здорово. На прошлой неделе я звонила своему адвокату, и он заявил, что я его преследую.

Эрик улыбается.

– А ты его правда преследуешь?

– Да ну тебя. – Я провожу рукой по волосам и понимаю, что забыла расчесаться. – Он сказал, чтобы я ему не звонила, пока полностью не расплачусь по счету. А я думаю, что еще можно что-то сделать. Он слишком быстро сдался. Не смог представить меня в более выгодном свете.

– А чего ты конкретно от него хочешь?

– Я просила его подать апелляцию.

– А он что?

– Сказал, что никто не подает апелляцию в делах о разводе и что сына мне никогда не вернуть.

– По-моему, тебе нужен другой адвокат.

– Ты прав, – говорю я. – Выпьешь чаю?

Ставлю чайник, бросаю в чашку пакетик. Чай с имбирем – Эрик его любит. Он молча смотрит, как я открываю пиво. Еще слишком рано, но у меня легкое похмелье.

– Приходи к нам на занятия, – говорит он уже не в первый раз. – Йога помогает расслабиться.

Отвечаю как всегда:

– Может, и приду.

– Я серьезно. Надо найти способ излечиться. – Он делает рукой движение, как будто что-то кидает. «Бобы, – думаю я. – Бобы на празднике сэцубун».

Этот праздник отмечается в начале февраля, когда по старому японскому календарю наступает весна. Кто-нибудь наряжается демоном, и дети со словами «Демоны вон! Счастье в дом!» бросают в него сушеные соевые бобы. Демоны боятся бобов и убегают, а счастье, наоборот, приходит. Как-то Юсукэ надел маску – страшный великан-людоед, с красным лицом и желтым рогом во лбу, – а Кей швырялся в него бобами. Если бы все было так просто.

А Эрик как раз думает, что все просто. С тех пор как он встретил того гуру на Гавайах, он, кажется, поверил, что знает ответ на любой вопрос. Если я перестану (как он) есть огурцы, то достигну внутренней гармонии. Или если откажусь от секса (было бы, кстати, от чего отказываться), то обрету покой и буду получать неземное блаженство, вдыхая аромат цветов.

К этому трудно относиться всерьез, но все же он хороший парень. Приходит, беспокоится.

– Вот чай. Пей. – Ставлю перед ним чашку и делаю глоток пива.

Так у нас проходит утро – у друзей-соотечественников на далеком чужом берегу. Затем Эрик отправляется на пляж. «Волна в самый раз», – говорит он.

После его ухода я замечаю, что красный огонек автоответчика все еще мигает. Секунду я раздумываю, не стереть ли все сообщения не читая, но любопытство берет верх.

Первое сообщение – щелчок повешенной трубки. Второе от девочки Майи, моей бывшей соседки: «Привет.

Это Майя-тян. Я написала отчет, как вы меня просили. Увидимся завтра в кафе?» И третье. Я делаю непроизвольный вдох и закусываю губу. Я не слышала этот голос несколько лет, но вспомнила его мгновенно, как любимую песню.

«Привет, Джил, – сказал голос. – Это Филипп».

Филипп. Тот, кто разбил мне сердце.

1987

Я помню, как мы целовались под дождем. Мы стояли под огромным мокрым дубом, с которого лила вода. Мимо ехали и ехали машины. Промокшее платье липло к телу. Меня так переклинило, что я готова была заняться с ним любовью прямо там, упасть в грязную лужу, принять его глубоко в себя. Я думала, это любовь.

Мы встречались уже полгода. Для Филиппа пик увлеченности мной был уже позади. Он начал видеть мои недостатки, и перед ним уже начали открываться бескрайние горизонты Африки. Его раздражало, когда я звонила ему среди ночи, чтобы прочесть какое-нибудь понравившееся мне стихотворение.

Я в то время любила эпатаж.

Я считала, что художнику следует быть спонтанным и непредсказуемым. Всерьез думала, что чувствую все гораздо тоньше и глубже, чем остальные люди.

Бешеная страсть Филиппа придавала мне уверенности. Через неделю после первого свидания он сказал, что любит меня. Постепенно и я полюбила его – за его любовь ко мне. Я хотела выйти за него замуж и родить пятерых детей. Он говорил, что хочет пятерых, – неудивительно, ведь он вырос в большой, безумной семье ирландцев-католиков. В двадцать один год я была готова отписать ему свою душу. Думала, что больше никогда так сильно не полюблю. Я и представить себе не могла, что эта любовь к Филиппу не будет идти ни в какое сравнение с тем чувством, которое я, спустя несколько лет, буду испытывать к своему сыну.

Может быть, как влюбленность в Филиппа, это было как-то связано с расставанием. Девять месяцев Кей жил в моем теле, его ритмы совпадали с моими. Родившись, он покинул меня. Так началось его отдаление: он ушел дальше, когда впервые потянулся к отцу; еще дальше – когда впервые сам взял ложку; даже его первый шаг, хотя он и был направлен ко мне, был движением к независимости.


Вместо того чтобы пойти в университет на выпускную церемонию, я поехала в Бостон знакомиться с матерью Филиппа. Мы оба не особенно жаловали официоз и помпезность. Выпуск у нас был большой, и одни только дипломы вручали бы часа три. А ведущий – когда-то довольно известный, но позабытый негритянский певец, который последние несколько лет зарабатывал на жизнь в основном съемками в рекламе, – будет вешать на уши старую добрую лапшу о том, что мы будущее страны. Перебьются и без нас.

Никто из родственников Филиппа не собирался на церемонию. Его мать была занята в своей адвокатской конторе и не могла приехать. Братьев и сестер жизнь раскидала по всему земному шару. Элизабет в Англии, работает в банке «Барклиз», обручена с известным на весь мир сомелье; Кейт выучилась на ученого-антрополога и уехала в Кению проводить исследования – правда, совсем недавно она вернулась в Америку; Нуала живет в Коннектикуте с мужем-адвокатом и четырьмя детьми; младший брат Гейб в Чарльстоне, учится в медицинском колледже. У всех своя жизнь. Возможно, отец и нашел бы время приехать, поужинать с нами в ресторане. Но и только.

А мои родственники были недовольны. Родители придавали очень большое значение традициям и всяческим ритуалам. Они расстроились, лишившись возможности ощутить гордость за свою дочь. Бабушка с дедушкой собирались приехать из Мичигана – а это шестнадцать часов на машине. Позже я узнала, что бабушка специально для этого случая сшила новое платье. Они заказали бы громадный торт с моим именем, выведенным розовым кремом, надарили бы гору подарков. Фотоаппарат щелкал бы каждые десять секунд. Поэтому я чувствовала себя виноватой, когда садилась в самолет и даже после того, как мы приземлились в Логане.

Филипп ждал меня в здании аэропорта. Он прилетел несколькими днями раньше. Он чмокнул меня в губы и спросил, как я долетела.

– Ну, желудок всю дорогу как будто в пустоту проваливался, – сказала я. – Но это скорее из-за страха перед встречей с твоей матерью, чем перед свободным падением с высоты нескольких тысяч футов над Северной Каролиной.

Он рассмеялся, обнял меня за плечи, и мы пошли к пункту выдачи багажа.

– Не волнуйся. Ты ей понравишься.

Филипп как-то проговорился, что про его предыдущую подружку мать сказала, что она «первоклассная стерва». Он отвез ее обратно в дом ее матери в Миртл-Бич, а потом ни разу не позвонил.

Первое, на что я обратила внимание при встрече с миссис Маккарти, – это ее белые волосы. Крашеные, естественно, – и почему-то это меня сразу испугало. Если бы они были естественного цвета, пусть даже с проседью, как у моей матери, мне было бы гораздо спокойнее.

Второе – это красные, покрытые лаком ногти. При рукопожатии они слегка впились мне в кожу.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3