– Кто такой? – спросил Яким.
– Марко, – едва прошептала она.
К вечеру ей стало лучше, и она просила Якима постлать постель на полу. Когда перенесли ее на пол, то она показала знаком Якиму, чтобы он сел около нее. Яким сел. И она ему шепотом сказала:
– Я не дождуся его, умру. У меня есть гроши, отдаете ему. Вся плата, что я от вас брала, у мене спрятана в коморе, на г о р ы щ и, под соломяным жолобом. Отдайте ему, я для него их прятала. Та отдайте ему еще образок Марка святого, гробокопателя, что я принесла из Киева. А молодий его, когда пойдут венчаться, отдайте перстень святой Варвары. А себе, мой тату, возьмить шапочку святого Ивана. – И, помолчавши, она сказала: – Ох, мне становится трудно. Я не дождусь его, умру. А он должен быть близко. Я его вижу. – И, помолчав, спросила: – Еще далеко до света?
– Третьи петухи только что пропели, – ответил Яким.
– Дай-но мне, господи, до утра дожить, хоть взглянуть на него. Он поутру приедет.
И в ту ночь, когда она исповедывалась Якиму, Марко целовал свою нареченную, стоя с нею под калиною, и говорил ей сладкие, задушевные, упоительные юношеские речи. Замолкал, и долго молча смотрел на нее, и только целовал ее прекрасные карые очи.
Пропели третьи петухи. Вскоре начала заниматься заря.
– До завтра, мое серце единое! – сказал Марко, целуя свою невесту.
– До завтра, мий голубе сызый!
И они расстались.
– Иде, иде, – шептала больная, когда взошло солнце. – О! чуете, ворота скрыпнулы.
Яким вышел из хаты и встретил Марка с чумаками, входящего во двор.
– Иды швыдше в хату, – сказал обрадованный Яким Марку. – Я тут и без тебе лад дам.
Марко вошел в хату. Больная, увидя его, вздрогнула.
Приподнялася и протянула к нему руки, говоря:
– Сыну мой! Моя дытыно. Иды, иды до мене!
Марко подошел к ней.
– Сядь, сядь коло мене. Нагни мени свою голову.
Марко молча повиновался. Она охватила его кудрявую голову исхудалыми руками и шептала ему на ухо:
– Просты! Просты мене. Я я…я твоя маты.
Когда Яким возвратился в хату, то увидел, что Марко, плача, целовал ноги уже умершей наймички.
25 февраля 1844 Переяслав
Повесть написана в 1851–1852 годах в Новопетровском укреплении. Авторская дата – «25 февраля 1844. Переяслав» поставлена для того, чтобы ввести в заблуждение царскую цензуру.
Ч е п и г а – украинское народное название созвездия Орион.
Волосожар – украинское народное название созвездия Плеяд; состоит из шести ярких звезд и 200 более слабых.
Ромодановский Григорий Григорьевич (умер в 1682 г.) – боярин, в 1654–1656 гг. – воевода русских войск, посланных для поддержки левобережных гетманов. В повести дата похода не точна.
Дорошенко – гетман Правобережной Украины, деятельность которого была враждебна интересам украинского народа.
Ходаковский – Зориан Доленга-Ходаковский (настоящее имя Адам Черноцкий, 1784–1825), польский демократический деятель, этнограф, археолог, фольклорист, активно собирал украинский фольклор, в частности – песни.
Церера – в древнеримской мифологии – богиня, покровительница земледелия.
Мария Египетская – библейский персонаж, раскаявшаяся грешница, которая стала приверженицей христианского вероучения.
Бель ф а м(франц.) – красивая женщина.
Патефруа(франц.) – пирог или паштет.
«И с а и я, ликуй» – песня, исполнявшаяся во время церковного венчания.
Сердечная О к с а н а – героиня повести «Сердешна Оксана» Г. Ф. Квитки-Основьяненко (1778–1843).
Кобыла – скамья, на которой пороли людей.
Мать Энея – Венера, богиня любви и красоты в древнеримской мифологии.
Богиня Пафоса – Венера, храм которой находился в городе Пафосе на острове Кипр.
Фортуна коловратная – случай, удача или неудача.
Кесарево кесареви – здесь старинная пословица императорово – императору употреблена иносказательно – т. е. будем заниматься обычными делами.
МУЗЫКАНТ
28 ноября 1854
Если вы, благосклонный читатель, любитель отечественной старины, то, проезжая город Прилуки Полтавской губернии, советую вам остановиться на сутки в этом городе, а если это случится не осенью и не зимою, то можно остаться и на двое суток. И, во-первых, познакомьтеся с отцом протоиереем Илиею Бодянским, а во-вторых, посетите с ним же, отцом Илиею, полуразрушенный монастырь Густыню, по ту сторону реки Удая, верстах в трех от г. Прилуки. Могу вас уверить, что раскаиваться не будете. Это настоящее Сен– Клерское аббатство. Тут все есть. И канал, глубокий и широкий, когда-то наполнявшийся водою из тихого Удая. И вал, и на валу высокая каменная зубчатая стена со внутренними ходами и бойницами. И бесконечные склепы, или подземелья, и надгробные плиты, вросшие в землю, между огромными суховерхими дубами, быть может, самим ктитором насажденными. Словом, все есть, что нужно для самой полной романической картины, разумеется, под пером какого-нибудь Скотта Вальтера или ему подобного списателя природы. А я… по причине нищеты моего воображения (откровенно говоря), не беруся за такое дело, да у меня, признаться, и речь не к тому идет. А то я только так, для полноты рассказа, заговорил о развалинах Самойловичевого памятника.
Я, изволите видеть, по поручению Киевской археографической комиссии, посетил эти полуразвалины и, разумеется, с помощью почтеннейшего отца Илии, узнал, что монастырь воздвигнут коштом и працею несчастного гетьмана Са– мойловича в 1664 году, о чем свидетельствует портрет его яко ктитора, написанный на стене внутри главной церкви.
Узнавши все это и нарисовавши, как умел, главные, или святые, ворота, да церковь о пяти главах Петра и Павла, да еще трапезу и церковь, где погребен вечныя памяти достойный князь Николай Григорьевич Репнин, да еще уцелевший циклопический братский очаг, – сделавши, говорю, все это, как умел, я на другой день хотел было оставить Прилуки и отправиться в Лубны осмотреть и посмотреть на монастырь, воздвигнутый набожною матерью Еремии Вишневецкого-Корибута. Сложил было уже всю свою мизерию в чемодан и хотел фактора Лейбу послать за лошадьми на почтовую станцию. Только входит мой хозяин в комнату и говорит:
– И не думайте, и не гадайте. Вы только посмотрите, что на улице творится.
Я посмотрел в окно – и действительно, вдоль грязной улицы тянулося две четыреместные кареты, несколько колясок, бричек, вагонов разной величины и, наконец, простые телеги.
– Что все это значит? – спросил я своего хозяина.
– А это значит то, что один из потомков славного прилуц– кого полковника, современника Мазепы, завтра именинник.
Хозяин мой, нужно заметить, был уездный преподаватель русской истории и любил щегольнуть своими познаниями, особенно перед нашим братом, ученым.
– Так неужели весь этот транспорт тянется к имениннику?
– Э! Это только начало. А посмотрите, что будет к вечеру: в городе тесно будет.
– Прекрасно. Да какое же мне дело до вашего именинника?
– А такое дело, что мы с вами возьмем добрых тройку коней да и покатим чуть свет у Дигтяри.
– У какие Дигтяри?
– Да просто к имениннику.
– Я ведь с ним не знаком!
– Так познакомитесь.
Я призадумался. А что, в самом деле, не махнуть ли по праву разыскателя древности полюбоваться на сельские импровизированные забавы? Это будет что-то новое. Решено. И мы на другой день поехали в гости.
Начать с того, что мы сбилися с дороги. Не потому, что было еще темно, когда мы выехали с города, а потому, что возница (настоящий мой земляк!), переехавши через удайскую греблю, опустил вожжи, а сам призадумался о чем-то, а кони, не будучи глупы, и пошли Роменскою транспортной дорогой, разумеется, по привычке. Вот мы и приехали в село Иваныцю; спрашиваем у первого встретившегося мужика, как нам проехать в Дигтяри?
– В Дигтяри? – говорит мужик. – А просто берить, на Прилуку.
– Как на Прилуки? Ведь мы едем из Прилук.
– Так не треба було вам и издыть з Прилуки, – ответил мужик совершенно равнодушно.
– Ну, как же нам теперь проехать в Дигтяри, чтобы не возвращаться в Прилуки? а? – спросил я.
– Позвольте, тут где-то недалеко есть село Сокирынци, тоже потомка славного полковника. Не знает ли он этого села?
– А Сокирынци, земляче, знаешь? – спросил я у мужика.
– Знаю! – отвечал он.
– А Дигтяри от Сокирынец далеко?
– Ба ни!
– Так ты покажы нам дорогу на Сокирынци, а там уж мы найдем как-нибудь Дигтяри.
– Ходим за мною, – проговорил мужик и пошел по улице впереди нашей удалой тройки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.