Когда стажировка подходила к концу, Бор по приглашению Резерфорда присоединился к Манчестерской группе ученых, в которой работали Гейгер, Маковер, Хевеши, Чадвик, Дарвин. Эта группа проводила масштабные исследования радиоактивности и строения атома. Молодой ученый быстро освоился в новом кругу и благодаря аналитическому складу ума стал теоретиком проводимых исследований. Работая под руководством Резерфорда, Бор создал свою экспериментальную модель строения атома.

Вернувшись в Данию, он приступил к чтению лекций по термодинамике в Копенгагенском университете. Но преподавание так и не стало его коньком. По мнению большинства его коллег, у Бора «не было никакого природного дарования к чтению курса лекций в соответствии с принятыми в университете требованиями. Он говорил заикаясь, тихо и невнятно и, как свидетельствуют, в самые ответственные моменты закрывал к тому же ладонью рот». Зато Бор-теоретик блистал на коллоквиумах, где выступления зачастую принимали форму научного диалога. Здесь он, по словам Франка, чувствовал себя «легко и совершенно как дома». Быстрота и глубина мышления Бора, его способность тотчас же схватывать сущность каждый раз заново поражали тех, кто с ним сталкивался.

Мысли Бора постоянно вертелись вокруг модели атома. Он пришел к убеждению, что квант действия, введенный Максом Планком, можно использовать в качестве величины, ограничивающей определение координат и скорости электронов. Свои мысли ученый изложил в статье «О строении атомов и молекул», а основные выводы из нее вошли в историю физики как «постулаты Бора». Эта работа получила широкий резонанс в научном мире, и чаша весов, на которую была положена судьба атомного мира, неуклонно склонялась на сторону боровской трактовки мира атомов. Против этой модели выступил А. Эйнштейн. Прочитав одну из работ молодого ученого, он сказал физику-атомщику Хевеши: «Такую работу я сам, пожалуй, мог бы написать, но если она правильна, то это конец физики как науки».

В сентябре 1916 года Бор был избран Председателем датского физического общества. После прочтения ряда лекций по механике, теории упругости, термодинамике, электронной атомной теории он получил мировое признание. Вскоре Бор стал членом Датского королевского общества. Собрав вокруг себя сторонников и заручившись поддержкой в муниципалитете и среди деловых кругов, он приступил к реализации давнишней мечты – строительству первого в Дании Института физики. Несмотря на разгар Первой мировой войны и множество других препятствий, здание было сдано в срок и 15 сентября 1920 года состоялось открытие института.

Бор собрал вокруг себя молодых, талантливых ученых, которых потом назвали Копенгагенской группой. Основным направлением ее работы стала теория атома. Эта проблема была очень актуальной, и ученый получал множество заявок на чтение лекций в различных вузах мира. Он старался не отказывать, испытывая при этом огромные перегрузки. Оставаясь без отдыха, Бор серьезно заболел и смог вернуться к работе только спустя полгода.

В 1922 году Бор стал лауреатом Нобелевской премии в области физики «за заслуги в исследовании строения атомов и атомного излучения». В своей торжественной речи на церемонии награждения он обобщил все, что существовало и было достигнуто в квантовой теории строения атома, при этом четко дал понять, что теория находится лишь на начальной стадии, и основные решения еще впереди.

Нильс Бор был физиком до мозга костей. Он обладал, как говорил в одном из писем Эйнштейн, гениальной интуицией и необычной силой внутреннего видения проблем физики. Вместе с тем в математике он уступал многим коллегам. Однажды в разговоре с Паули он сделал характерное признание, что его интерес к физике – это интерес не математика, а скорее, ремесленника и философа. Карл Вайцзеккер рассказывал, что среди сотрудников и учеников Бора ходила шутка: «Он знает только два математических знака: “меньше, чем…” и “приблизительно равно”».

Теория Бора стала промежуточным звеном между классической физикой и новым направлением. Теоретико-познавательный вклад Бора в развитие атомной физики заключается в установлении двух принципов: соответствия и дополнительности. Принцип соответствия он выдвинул еще в 1916 году. Он означал, что квантовая теория может быть согласована с классической теорией, то есть «соответствовать» ей.

Осенью 1924 года в лабораторию Бора пришел Гейзенберг, выдвинувший теорию, названную «гейзенберговским формализмом», которая и помогла, по словам Бора, «рассечь гордиев узел при помощи философского принципа и заменила догадки математическим правилом». В результате их совместной работы была создана матричная механика.

В 1927 году в итальянском городе Комо состоялся Международный физический конгресс, где основным стал доклад Бора «Квантовый постулат и новейшее развитие атомной теории». В нем ученый сформулировал принцип дополнительности, позволивший ответить на все вопросы, которые на тот момент стояли перед теорией атома. Выдвинутый Бором принцип гласил, что любой предмет может проявить себя и как частица, и как волна. Во время Сольвеевских конгрессов (1927 и 1930) дело даже дошло до драматического спора между Эйнштейном и Бором, который затянулся более чем на четверть века.

В 1932 году Датская академия наук передала Нильсу Бору и его семье виллу с колонным залом, расположенную в великолепном парке. Этот дом стал центром научной жизни столицы. Здесь бывали именитые гости, ученые, художники и политики из разных стран. А его хозяин всегда был готов прийти на помощь. Шрёдингер сказал, что считает Нильса Бора «одним из самых добрых людей, каких он когда-либо встречал». К тому же загруженный работой Бор оставался прекрасным отцом и мужем. В семье было пять сыновей и дочь, и каждому он уделял время. Дети вспоминали впоследствии, что для них отец в первую очередь был лучшим другом, сумевшим открыть для них большой и интересный мир. «Больше всего, – писал Ханс Бор, – в моей памяти остались вечера, когда отец читал вслух или мы, дети, собирались вокруг него и засыпали кучей вопросов, на которые он с удовольствием отвечал».

На 50-летие Бора правительство Дании выделило 199 тысяч крон для закупки 0,6 грамма радия в подарок Институту теоретической физики. В 1938 году был построен первый в Европе циклотрон, и как только начались опыты по бомбардировке тяжелых ядер, стало ясно, что ученые стоят на пороге нового открытия. Через год Бор совместно с американским физиком Уилером создал теорию расщепления ядра.

После прихода к власти Гитлера многие ученые-физики, особенно с еврейскими корнями, вынуждены были покинуть родные страны. Они нашли приют в доме Бора, где он вместе с братом Харольдом создал Комитет поддержки изгнанных интеллигентов. Бор использовал свой огромный авторитет для предоставления эмигрантам возможности работать. После захвата Дании фашистскими войсками весной 1940 года он остался в стране, несмотря на то что был известен как антифашист. А как «полуеврей» подвергался ежедневной опасности. Нацисты считали его опасным врагом и готовились к аресту его и Харольда. Перед отъездом из страны ученый растворил свою золотую медаль Нобелевского лауреата в царской водке и оставил бутыль на видном месте в шкафу. После возвращения на родину он заказал новую медаль из извлеченного из раствора золота. Датские антифашисты переправили семью Бора лодкой в Швецию, а оттуда они выехали в Англию. Затем вместе с сыном ученый вылетел в США. «И этот полет имел свои опасности, – рассказывал Джеймс Франк. – Череп Бора был слишком велик для дужек, с помощью которых в этих самолетах прижимали к ушам необходимые для связи микрофоны. Поэтому он не слышал требования пилота надеть кислородную маску и потерял сознание. Он пришел в себя лишь после того, как Оге Бор указал пилоту на его состояние и тот перевел самолет в нижние слои атмосферы».

В Америке ученый принял участие в создании атомной бомбы в Лос-Аламосе. Работал он под именем Бейкер. Его решение заниматься этим делом определялось той же горькой необходимостью, которая заставила Эйнштейна обратиться с письмом к Рузвельту. Когда стало ясно, что гитлеровская Германия уже не в состоянии овладеть атомным оружием, Бор употребил все свое влияние для того, чтобы воспрепятствовать применению американских атомных бомб. С этой целью он лично беседовал с президентом Рузвельтом. Смерть президента еще до окончания войны стала одной из причин того, что усилия ученого оказались напрасными. Бор, так же как и Эйнштейн и все гуманистически настроенное человечество, был поражен и возмущен позорным актом правительства Трумэна, его преступлением в Хиросиме и Нагасаки. Следует упомянуть и меморандум, который Нильс Бор направил в 1950 году в Организацию Объединенных Наций. В нем он заявил, что следует бороться с атомным вооружением для того, чтобы предотвратить угрозу атомной войны. Главным пунктом его предложения было создание «открытого мира». Под этим он понимал мирное сотрудничество всех государств, свободное сообщение между ними и беспрепятственный обмен информацией.

В июне 1962 года он прилетел в Европу для участия в традиционной встрече лауреатов Нобелевской премии в Линдау. «Нас беспокоили его усталость и очень непродолжительное, но серьезное заболевание, которое он перенес в последние дни пребывания в Линдау, – писал Джеймс Франк. – Но он чрезвычайно быстро поправился, и можно было надеяться, что ему суждена еще долгая жизнь. Однако эти надежды не сбылись». 18 ноября 1962 года, отдыхая от работы, великий физик заснул и больше не проснулся.

«Нильс Бор прожил исключительно богатую и счастливую жизнь, – писал Франк в заключение своей мемориальной статьи. – Его гений и его сила позволили ему открыть новую эру в науке. Он был окружен одаренными учениками и сотрудниками; его брак был счастливым и гармоничным; он видел, как его сыновья, за исключением трагически рано погибшего старшего, выросли настоящими людьми. Его сын Оге стал физиком, пользовавшимся большим уважением. Он видел, как росла семья, и радовался многочисленным внукам. Бор завоевал любовь всех, кому посчастливилось близко знать его, и уважение всего мира».

БРОДСКИЙ ИОСИФ АЛЕКСАНДРОВИЧ

(род. в 1940 г. – ум. в 1996 г.)

Поэт, лауреат Нобелевской премии (1987 г.). Сборники стихов «Остановка в пустыне», «Конец Прекрасной эпохи», «Часть речи», «Урания», «Новые стансы к Августе», «Пейзаж с наводнением», «Перемена Империи», «Холмы. Большие стихи и поэмы», «В окрестностях Антарктиды», «Новые стихи»; книги и эссе «О Скорби и Разуме», «Меньше чем единица»; пьеса «Мрамор».

Иосифа Бродского нередко называют последним поэтом Серебряного века, хотя, возможно, он вообще последний большой русский поэт ушедшего столетия. Понятие Серебряный век относится не столько ко времени, сколько к уровню культуры. Бродский был человеком высочайшей культуры, в совершенстве овладел несколькими языками, великолепно знал мировую поэзию, был знаком с лучшими поэтами своего времени. Следуя своим предшественникам, великим поэтам века Золотого, он сумел создать свою поэзию, идущую из самой глубины сознания, свой образный язык.

Иосиф Александрович Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде, в семье скромного советского служащего, занимавшего должность фотокорреспондента в журнале «Балтийский флот». Когда ребенку исполнился год, началась Великая Отечественная война. О блокаде Ленинграда Бродский впоследствии говорил, что был слишком мал, чтобы понимать происходящее, знает только из рассказов взрослых, что голод и бомбежки были постоянными спутниками ленинградцев. А его мать вспоминала, как ей не раз приходилось уносить маленького сына в убежище в бельевой корзине.

Ненамного счастливее была жизнь и после войны. Семья жила в крохотной комнатке в старой коммуналке в бедности и страхе перед сталинским режимом. Единственным утешением были книги, они, по словам поэта, «держали нас в абсолютной власти. Диккенс был более реален, чем Сталин и Берия».

Школу Иосиф оставил в пятнадцатилетием возрасте, закончив только восемь классов, чтобы начать зарабатывать. После неудачной попытки поступить в мореходное училище он сменил несколько мест работы. Был фрезеровщиком на заводе, истопником в котельной, смотрителем маяка, подумывал о врачебной профессии, для чего даже устроился работать санитаром морга. Романтика странствий увлекла его в путешествие по стране в составе геологической экспедиции, с которой Бродский побывал в Сибири, Якутии, на Дальнем Востоке и Тянь-Шане. С ранних лет он не искал благоустроенности, придерживаясь своей формулы: «человеку не следует устраивать пир из своих страданий». Наверное, поэтому бремя самостоятельной жизни, а затем и нелегких испытаний Бродский нес легко и почти беззаботно. Более того, в этих условиях он находил время для самообразования, много читал, изучал языки.

В шестнадцать лет Иосиф написал свои первые стихи, привлекшие внимание друзей и знакомых. Стихи не печатали, но молодой поэт имел возможность выступать с ними перед многочисленной студенческой аудиторией, с восторгом принимавшей каждую строчку.

1960 год стал для 20-летнего поэта временем знакомства со многими известными ленинградскими поэтами: Д. Бобышевым, А. Найманом, Е. Рейном. Последнего через много лет Бродский назовет своим учителем. В том же году он познакомился с Анной Ахматовой, посвятившей ему одно из своих четверостиший:

О своем я уже не заплачу,

Но не видеть бы мне на земле

Золотое клеймо неудачи

На еще безмятежном челе.

Ахматова, относившаяся к молодому поэту с восхищением и нежностью, в 1960-е годы предсказала ему славную судьбу и трудную жизнь. Большую поддержку Бродский ощутил со стороны Надежды Яковлевны Мандельштам, вдовы его любимого поэта. Один из знакомых поэта Я. Гордин вспоминал: «Определяющей чертой Иосифа в те времена была совершенная естественность, органичность поведения. Он никогда не стремился к духовному вождизму, но возможности и место свое понял достаточно рано».

Растущая популярность поэта вызвала обеспокоенность властей. Весной 1961 года вышел Указ Президиума Верховного Совета РСФСР «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный, паразитический образ жизни». Согласно этому указу можно было привлечь к ответственности любого «свободного художника». Однако решающим моментом в борьбе с независимой интеллигенцией стала встреча Хрущева с работниками культуры, положившая начало гонению неугодных. Жертвой хрущевской кампании стал и Бродский. 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появился унизительный фельетон о молодом поэте под названием «Окололитературный трутень». Травля не ограничивалась такого рода статьями. После нескольких вызовов в милицию 13 февраля 1964 года Бродского арестовали по обвинению в «тунеядстве». В марте его дело рассматривалось Дзержинским районным судом Ленинграда. Несмотря на то что крупнейшие деятели культуры – Ахматова, Чуковский, Маршак, Паустовский, Шостакович – дали положительную характеристику творчеству Бродского, он был признан виновным в «паразитическом образе жизни» и приговорен к 5 годам ссылки.

Полтора года поэт провел в деревне Норенское Архангельской области, после чего был освобожден досрочно по причине, как объясняли власти, излишней суровости приговора.

В 1965–1972 годах Бродский жил в Ленинграде, изредка печатая свои стихи и переводы в периодических изданиях. Подготовленная для издания книга была отклонена издательствами, но его стихи публиковались в эмигрантских журналах «Грани», «Новом журнале», а также в альманахе «Воздушные пути». В 1965 году в Нью-Йорке вышел составленный без участия поэта сборник «Стихотворения и поэмы». Первый сборник «Остановка в пустыне», составленный самим поэтом и изданный в Нью-Йорке в 1970 году, стал итоговым для раннего творчества Бродского.

Тягостная обстановка, сложившаяся вокруг Бродского из-за его зарубежных публикаций, вынудила его летом 1972 года эмигрировать в США. Живя в Нью-Йорке, он пишет стихи, прозу на английском и русском языках, преподает поэзию в различных американских университетах: Мичиганском, Колумбийском, Нью-Йоркском.

В эмиграции Бродский опубликовал сборники стихов «Часть речи», «Конец Прекрасной эпохи», «Римские элегии», «Новые стансы к Августе», «Урания», пьесу «Мрамор».

В биографическом плане интересна книга «Новые стансы к Августе», состоящая из 60 стихотворений и имеющая подзаголовок «Стихи к М. Б., 1962–1982». В течение двадцати лет одна и та же женщина была адресатом любовной лирики поэта – случай достаточно редкий в истории русской поэзии.

Большой резонанс среди литературной общественности вызвал сборник эссе «Меньше чем единица», признанный в 1986 году лучшей литературно-критической книгой США.

В 1987 году Иосиф Бродский был удостоен Нобелевской премии по литературе. В своей речи при вручении награды он говорил о своем понимании сущности поэта и поэзии: «Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихосложение – колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков и алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом».

Прагматичная Америка тоже признала талант русского поэта: в 1991 году Иосиф Бродский занял должность поэта-лауреата при библиотеке Конгресса США.

Вспоминая о прожитых годах в России, Бродский как-то заметил: «На моей родине гражданин может быть только рабом или врагом. Я не был ни тем, ни другим. Так как власти не знали, что делать с этой третьей категорией, они меня выслали». Для него была важна духовная связь с родиной. Как реликвию хранил он галстук Бориса Пастернака, хотел даже надеть на вручение Нобелевской премии, но не позволяли правила протокола. Тем не менее Бродский все-таки пришел с галстуком Пастернака в кармане.

После перестройки Бродского не раз приглашали в Россию, но он так ни разу и не приехал на родину, которая его отвергла. «Нельзя войти в одну реку дважды, даже если это Нева», – сказал он. А в одном из интервью поэт уточнил свою позицию: «Я не хочу видеть, во что превратился тот город Ленинград, где я родился, не хочу видеть вывески на английском, не хочу возвращаться в страну, в которой я жил и которой больше нет. Знаете, когда тебя выкидывают из страны – это одно, с этим приходится смириться, но когда твое Отечество перестает существовать – это сводит с ума».

Будучи открытым в общении с друзьями и собратьями по перу, Бродский, тем не менее, тщательно скрывал от посторонних подробности своей личной жизни. Известно только, что в сентябре 1990 года состоялось его бракосочетание с Марией Содзони, итальянкой русского происхождения из старинного дворянского рода. В июне 1993 года у них родилась дочь, которую назвали Анной в честь Ахматовой.

Казалось, слава и семейное благополучие станут источником новой энергии поэта, но годы мытарств, моральные травмы, разрыв с родиной не могли не сказаться на здоровье Бродского. В 1990-х годах он перенес три операции на сердце, а от четвертой, как говорили друзья, отказался. Это был тот случай, когда разум уже ничем не мог помочь телу.

Иосиф Бродский скончался в ночь с 27 на 28 января 1996 года от сердечного приступа в своем доме в Нью-Йорке. Умер во сне, как умирают праведники, считают в народе. Согласно желанию поэта его прах захоронен в Венеции на кладбище Сан-Микеле.

Бродский словно предвидел свою судьбу, написав за несколько лет до своей смерти: «Век скоро кончится, но раньше кончусь я». То, что его пророчество сбылось, удивляет мало – поэтам, видимо, такой дар дан свыше. Важнее то, что Бродский стал последним в ряду русских гениев, имеющих право на подобные пророчества.

ВАЙНЕР АРКАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ВАЙНЕР ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

(род. в 1931 г. – ум. в 2005 г.)

^{Аркадий Вайнер}

(род. в 1938 г.)

^{Георгий Вайнер}

Советские писатели детективного жанра, сценаристы. Сочинения: «Часы для мистера Келли» (1967 г.), «Ощупью в полдень» (1968 г.), «Я, следователь» (1970 г.), «Визит к Минотавру» (1972 г.), «Эра милосердия» (1976 г.), «Петля и камень в зеленой траве», «Евангелие от палача», «Умножающий печаль» (2000 г.), «Райский сад дьявола» (2003 г.) и др. Сценарии: «Ночной визит» (1974 г.), «Свидетельство о бедности» (1977 г.), «Лекарство против страха» (1978 г.), «Место встречи изменить нельзя» (1979 г.), «Город принял» (1979 г.), «Гонки по вертикали» (1983 г.), «Потерпевшие претензий не имеют» (1986 г.), «Вход в лабиринт» (1989 г.), «Нелюдь, или В раю запрещена охота» (1990 г.) и др. Лауреаты премий Союза писателей СССР и МВД СССР.

По роману А. и Г. Вайнеров «Эра милосердия» был поставлен один из самых популярных отечественных фильмов – «Место встречи изменить нельзя». Всего же на их творческом счету 22 фильма, 152 книги, выпущенные в разных странах общим тиражом более одного миллиона, а также театральные пьесы.

Старший из братьев, Аркадий Александрович, родился 13 января 1931 года в Москве. Как он говорил в одном из интервью: «Мы с братом выросли в нормальной советской семье. Отец был шофером, механиком. В анкетах он писал о своем образовании: “Один класс”, и слегка лукавил. Я не встречал человека мудрее. Все те заповеди, каноны, нормы нравственности, которыми мы дорожим по сей день, – от него. Мама была учительницей. Она вслух читала наши романы отцу, и для нас главным было не то, что нас знали в 43 странах мира, а понравится ли ему то, что мы сочинили».

А первое свое произведение Аркаша написал в детстве. Как он сам говорил: «Окрыленный своим творением, на свой день рождения я поставил табуретку перед своими родственниками и стал читать. Двоюродный брат, который учился тогда в девятом классе, сказал, что эта сказка прекрасна и была бы еще прекрасней, если бы ее не написал Аксаков. Мое произведение на самом деле оказалось вольным изложением сказки “Аленький цветочек”. Но я же тогда еще не знал, что существует такое понятие, как плагиат. Я громко рыдал и поклялся, что никогда моей ноги в литературе не будет. Но клятву я нарушил».

Окончив школу с золотой медалью, Аркадий поступил в Московский авиационный институт (МАИ), а после первого курса перешел на юридический факультет Московского государственного университета им. Ломоносова. После выпуска работал адвокатом, затем следователем в 21-м отделении милиции г. Москвы, дослужился до должности начальника следственного отдела Московского уголовного розыска (МУР).

Младший из братьев Вайнеров, Георгий Александрович, родился 10 февраля 1938 года в Москве. По образованию – юрист, учился в одной группе с будущим писателем Николаем Леоновым. Работал электромехаником, техником, инженером, был журналистом в многотиражной печати. Впоследствии стал специальным корреспондентом ТАСС.

В 1967 году вышла первая детективная повесть Георгия и Аркадия Вайнеров «Часы для мистера Келли», через год – «Ощупью в полдень». А начиналась их литературная деятельность так.

«Я был дежурным следователем, когда прозвучал вызов на Сретенку, где в квартире был обнаружен труп старика, – вспоминал Аркадий Александрович. – В убогой обстановке обычной московской квартиры наш эксперт обнаружил в стене деньги, валюту, драгоценности… И там же – стеклянный пузырек из-под валокордина, в котором поместилось множество крохотных металлических деталей. Потом мы узнали, что называются они аксами, служат основанием баланса часового механизма и стоят дороже бриллиантов. А было их в том пузырьке около десяти тысяч штук. Откуда у нищего старика это сокровище? Стало ясно, что убийцы шли по наводке, но в отличие от нашего эксперта Кости Воронцова, не сумели найти клад.

Однажды наш с братом общий приятель-журналист сказал, что вместо того, чтобы рассказывать все ваши басни во время застолья с водкой, вы просто напишите это на бумаге, страниц восемь, и пообещал хороший гонорар – 400 рублей. Практически два моих оклада… И мы согласились. И написали. Правда, не рассказ, а роман на 600 страниц, но он понравился и стал нашей первой книгой “Часы для мистера Келли”».

Потом были другие книги и сценарии к фильмам, в частности знаменитая кинолента «Место встречи изменить нельзя», по «Эре милосердия». В связи с ней писателей часто спрашивали, мол, как вы, трезво мыслящие люди, могли допустить такой ляпсус – пообещать наступление эры милосердия через 20 лет?

«При этом как-то никто не вспоминает, что разговор идет между Шараповым и Варей в 1945 году, – отвечал Аркадий Александрович. – А роман написан в 1975 году, когда мы, и авторы и читатели, прекрасно знали, что ничто не искоренилось и вряд ли искоренится. Нам важно было показать наших героев – романтических идеалистов, которые не хотели понимать, что преступность зародилась в Эдемском саду, когда по предварительному сговору Евы со Змием была совершена первая кража. И с тех пор она только нарастает. Кроме, может, Швеции, где так хорошо жить и так прекрасно работают органы, что на городской тюрьме поднимают флаг, когда в ней появляется хотя бы один преступник. Тогда у начальника тюрьмы праздник».

В 2004 году Аркадий Александрович сообщил общественности, что планируется продолжение сериала «Место встречи изменить нельзя». От фильма 1979 года остались некоторые неиспользованные прижизненные съемки В. Высоцкого, поэтому Глеб Жеглов появится на экране в начале первой серии и погибнет, потому что его предаст коллега. Остальной сериал будет посвящен раскрытию этого преступления.

Любовь к Михоэлсу побудила братьев написать роман «Петля и камень в зеленой траве», в основу которого была положена трагическая судьба замечательного режиссера и актера Михоэлса – его жизнь и его гибель.

«Я его знал с младенческих, можно сказать, лет как посетитель ГОСЕТа, еврейского театра на Малой Бронной в Москве, где я бывал почти каждый день школьником, – говорил в одном из интервью Аркадий Александрович. – Спектакли шли на идиш, который я, к счастью, знаю. Я знал наизусть все спектакли и переводил своим друзьям. Когда я стал студентом, увы, уже такой возможности не оказалось, потому что его убили и театр разогнали.

При советской цензуре быть свободным писателем исключалось. У нас с братом было множество идей, мы хотели писать правду о нюансах жизни людей в СССР, но многое не разрешалось. Поэтому мы приняли решение: половину своего времени посвятить зарабатыванию денег, а вторую – написанию романов для души. Мы разъезжали и выступали в разных городах страны, тем самым ухитрялись заработать на хлеб, правда без черной икры. А в свободное от поездок время секретным образом создавали роман «Петля и камень», посвященный теме преследования евреев в Советском Союзе. Наша деятельность заслуживала, по крайней мере, пять – семь лет лагерей. Мы располагали секретными сведениями, хотя никогда не переступали порог этого учреждения. Просто у нас было много знакомых среди бывших работников КГБ, пострадавших от этой организации, и влиятельных адвокатов. Таким образом, роман с каждой страницей приобретал антисоветский накал. Дома мы с Жорой никогда не держали более трех страниц, а хранили все в разных местах. Тогда мы сами превратились в своих же персонажей. Но зато мы впервые в жизни писали без внутренней цензуры, которая жила в каждом советском литераторе. И уже потом мы стали писать “Евангелие палача” о “Деле врачей-убийц”. Это – книги о том, как в СССР должен был произойти еврейский Холокост, по масштабам соотносимый с гитлеровским.

Нас постоянно спрашивают – как вы пишете вдвоем? – продолжал старший из братьев Вайнеров. – Да очень просто. Сначала мы решаем, о чем будем писать. Потом составляем примерный план, разбиваем его на главы и решаем, кто какую будет писать. Если про войну– значит, Георгий, если про любовь – я. А потом, когда каждый напишет те главы, которые выбрал, мы снова заглядываем в план и смотрим, что осталось. И чаще всего оказывается, что главы, которые изначально никто из нас не выбрал, просто не нужны».

По поводу творческих планов Аркадий Александрович говорил: «Надеюсь, что следующая книга выйдет в конце 2005 года. Она создана в соавторстве с моим младшим братом Георгием, посвящена истории очень почтенной московской семьи – своего рода Сага о Форсайтах. Мы прослеживаем ее историю от 1913 года до сегодняшних дней. Один потомок тех славных предков служит в уголовном розыске, а другой возглавляет мафию».

Еще знаменитого писателя спрашивали, мол, не возникала ли у вас мысль уехать жить за границу?

«Был такой период, еще при советской власти, когда мы с Георгием думали, что будет лучше для нас, наших близких и для нашего творчества жить и работать в другой стране, – поделился мыслями старший из Вайнеров. – Но когда навели справки, поняли, что советская власть скорей сгноит нас, чем выпустит. Ведь мы с братом имели видное положение. Георгий был специальным корреспондентом ТАСС, и я тоже имел соответствующие звания и чины. В то время мы были уже авторами как литературных, так и кинематографических произведений. Поэтому СССР посчитало бы наш выезд предательством, и мы предпочли тихо сидеть. Писали про милицию, выбирали интересные истории и персонажи, людей честных, которые служили в органах не по принуждению, а по призванию. Все наши романы реалистичны, но вместе с тем свободны от насилия. Несмотря на трудности, наши книги издавались, а фильмы снимались».

Что касается семьи, на эти вопросы знаменитый автор детективов отвечал следующее:

«Будущая моя жена, Соня Дарьялова, была студенткой мединститута. Но нам всегда было о чем поговорить, и наши вкусы во многом совпадали. Первым с нею познакомился мой отец. Случайно. Он просто увидел в магазине красивую блондинку и попросил у нее номер ее телефона. А она возмутилась и сказала ему: “Вы же пожилой человек! Как вам не стыдно!” А отец объяснил, что просит телефон не для себя, а для сына. Но она все равно не дала номер и ушла. Но он все-таки как-то узнал ее телефон и настоял, чтобы я с нею познакомился. Я встретился с ней, а через неделю мы уже поженились.