Красота это…

«Не люблю уродов… Л-л-люблю все к-красивое…» – так бормотал когда-то в картине «Страна глухих» персонаж по имени Свинья. Формула эта (придуманная, кстати, Валерием Тодоровским) совершенно точна – уроды, калеки, люди безобразные и некрасивые (а также все, кто таковыми себя ощущает), разумеется, сильно неравнодушны к красоте. Что касается самих красавчиков и красоток, они чаще всего проявляют в этом вопросе загадочное равнодушие. Чем обладаешь, то разве ценишь? Красавица может обратить внимание на некрасивого, даже безобразного мужчину, а красавец вполне может жениться на девушке скромной внешности. Здесь сценаристы плохих фильмов не проявляют особой фантазии. Это действительность. Правда, сценаристы плохих фильмов обычно напирают на то, что избранник/избранница красивого героя/героини обладает высокими нравственными достоинствами, а вот это уже лабуда. По моим наблюдениям, красивых людей привлекают только две вещи: деньги и ум (и то и другое – реальная сила). Нравственные достоинства, в основном, только лишь смущают…

Я лично чувствительна к красоте, что сознаю с печалью – знаю, что соблазн, а что делать? Вкус у меня ужасный, как у армянского папика. Мне нравятся, к примеру, мальчики, которые в балетах пляшут. Впрочем, и мужчины из фильмов Хичкока, с квадратными подбородками, в серых костюмах-тройках, тоже хороши, не спорю. Но в общем, надо работать над собой и перестать восхищаться и охать. Нет, нет. Сущность мира не в красоте.

Кстати, запомните на всю жизнь: Достоевский никогда не писал, ни в одном своем произведении, что «красота спасет мир». В романе «Идиот» персонаж по имени Ипполит Терентьев, чахоточный мальчик, сочинивший пронзительную исповедь, обращаясь к князю Мышкину, произносит: «Князь, вы, кажется, говорили когда-то, что красота спасет мир». Вот и все, что мы имеем – предположение безумного мальчика о том, что тронутый князь, возможно, нечто в этом роде говорил. Ф. М. Достоевский был великий ум, временами прозревавший истину. Потому утверждение, будто «красота спасет мир» отдал своему герою, наивному и душевному путанику. Да и то не наверняка – может, Ипполит неправильно понял сумбурные речи князя. Ясно только, что Достоевский от своего лица такой ерунды утверждать не мог.

Если мы возьмем только один сегмент бытования красоты – физическую красоту человека, привлекательность лица и тела – то именно из романов Достоевского очевидно: погубить красота может вполне, даже своего носителя, спасти – только в одном случае. В одном исключительном случае, когда красота сочетается с истиной и добром, то есть в случае Спасителя. Этого случая мы ждем более двух тысяч лет с неослабевающим напряжением. Очень любопытствуем взглянуть, как это оно бывает-то, чтоб все розное и вдруг вместе. Чтоб существо было и разумно, и прекрасно, и светло, и других существ любило. Можно даже и еще подождать, главное – дождаться хоть когда-нибудь.

А в отрыве от всего прочего, сама по себе, как принцип организации формы, красота безразлична или даже враждебна миру. В «Идиоте», собственно говоря, фигурирует воплощенная красота, женщина фантастической привлекательности – Настасья Филипповна, погубившая все вокруг себя. «Ах, кабы она была добра! Все было бы спасено…» – мечтает князь Мышкин в начале романа, увидев портрет роковой дамы. То есть если бы красота соединилась с добром, все было бы спасено. Однако ни в пространстве романа, ни в пространстве реальной жизни такого божественного сочетания мы не видим.

Как правило, красивые злы и глупы, добрые безобразны, а умные вообще сами по себе. Не соединяются божественные свойства в человеческих пределах! Приходится выбирать, что дороже, любимее и предпочтительнее.

Я лично на стороне ума, конечно. От него наибольшая польза, с ним интереснее всего. Тем более, современное состояние мира занято промышленным перепроизводством красоты. Красоты столько, что от нее тошнит. Красивых женщин давно пора топить в ведре с водой, как досадный кошачий приплод. Рекламные красотки, выставляющие свои прелести напоказ по стенам всего мира, сбили цену нормальных баб до круглого нуля. Вдобавок злосчастным идиоткам (женщинам, страдающим умственной недостаточностью) нынче можно распоряжаться внешностью по их собственному усмотрению. И если раньше носы и губы отпускались строгой природой по намеченному графику, то нынче идиотки режут свои лица, приближаясь к какому-то идиотскому идеалу. Рушится индивидуальная прелесть лица, чья формула держится зачастую на каком-нибудь «лишнем», с точки зрения идиотки, миллиметре эпидермиса. Искусственная, мертвая «красивость» нового, правильного лица, ощущается бедной идиоткой как достижение. Увы, массовые представления о красоте сформированы дрянными, конъюнктурными стандартами, во имя воплощения которых уничтожается личность. Пока что резать лицо – операция дорогая, болезненная, так что имеется хоть какой-то заслон в виде естественного страха и отсутствующих денег, но что бы сталось с женской внешностью, если бы изменить себя было бы так же легко, как отредактировать картинку в компьютере?

По улицам городов стройными рядами шли бы полки одинаковых идиоток примерно шести-семи основных типов.

А вы говорите – красота. Ума бы немножко прибавить миру. Что касается добра… Не будем о грустном.

Своими боками

Недавно я увидела на лице знаменитой и очень хорошей нашей актрисы явные следы пластической операции. У нее было интересное, неправильное, обаятельное лицо, с большими глазами и длинным носом, и нос с глазами остались, но сочетание черт нарушилось, верхняя губа стала надутой и малоподвижной, появилась какая-то мертвенность, кукольность в некогда живой, обаятельной физиономии. Зачем она это сделала? – подумала я. Решительно все в мире кино знают, сколько кому лет, и все равно она будет получать возрастные роли своего амплуа, их будет не меньше и не больше. Даже, может, и меньше из-за этой надутой губы…

Однако любые здравые рассуждения на темы изменений внешности бесполезны. Никого ими не остановишь и не удержишь: здесь включается мощный фактор человеческого устройства, главный его пункт, о котором давно знали умные люди.

«И с чего это взяли все эти мудрецы, – спрашивает в «Записках из подполья» устами злого и гениального безумца Ф. М. Достоевский, – что человеку надо какого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? Человеку надо – одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность не стоила и к чему бы ни привела… Свое собственное, вольное и свободное хотенье, свой собственный, хотя бы самый дикий каприз, своя фантазия, раздраженная иногда даже до сумасшествия, – вот это-то всё и есть та самая, пропущенная, самая выгодная выгода, от которой все системы и теории постоянно разлетаются к черту…»

Как хорошо об этом знают пластические хирурги! По нормальному, добродетельному хотению, человеку надо следить за здоровьем и обращаться к врачам за всемерным укреплением оного. А по своему, самостоятельному, страстному хотению, по своему дикому капризу и раздраженной фантазии, они толпами идут изменять внешность – во всех смыслах дорогой ценой, в том числе и ценой здоровья. Человек хочет взять свою внешность под личный контроль, раз открылась такая возможность, и, зная человека, можно сказать твердо: он это сделает.

Это приведет в самом скором времени к созданию на базе человека естественного – человека искусственного. Авангардный отряд искусственных людей уже существует: во главе Майкл Джексон (вариант страдальческий) и Мадонна (вариант победительный). Но за артистическим авангардом тянется армия просто-жителей, и число самопальных гомункулусов увеличивается каждый день.

Но вот в чем вопрос: взяв свою внешность под свой контроль, на что будет ориентироваться человек, на какие выкройки и лекала?

Из детской книжки про Незнайку и его друзей я помню такой эпизод. Коротышки-мальчики, потерпев катастрофу на воздушном шаре, попадают в город, где живут коротышки-девочки. На досуге художник Тюбик начинает писать их портреты, поначалу довольно реалистические. Девочки не очень довольны. Он несколько изменяет манеру и рисует глаза больше, чем в реальности, волосы пышнее, губы пухлее. Девочки это одобряют, но требуют, чтобы художник двигался дальше по пути идеализации. В конце концов раздраженный Тюбик рисует шаблон, в котором прорезает огромные глаза, губки бантиком и копну волос, мажет красками по этому трафарету и только подпись ставит разную – и Синеглазка ничем не отличается на этом портрете от Белоснежки или от Розочки. Но девочки совершенно счастливы и довольны.

Вот и получается парадокс: человек достигает пика самостоятельности и берет под контроль даже свои природные данные, но голова-то его, голова бедная, глупая, испуганная, забита штампами, трафаретами, шаблонами. Он будет лепить себя по готовым образцам, по жалким сиюминутным представлениям о привлекательности, по картинкам из журналов, по мордашкам из киношки. И по миру бодрым маршем, кукольным шагом будут шагать – и уже шагают – одни и те же губы, груди, носы, волосы, ноги и прочие запчасти.

Человек дразнит природу, побеждает ее. «Ведь все дело человеческое, кажется, и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик! Хоть своими боками, да доказывал, хоть троглодитством, да доказывал» (Достоевский). Но, доказывая свою независимость от природы, человек впадает в полную зависимость от моды своего времени, от образчиков конъюнктурного дизайна и штампов привлекательности, зачастую самого дурного толка и вкуса. Что лучше: быть рабом природы или рабом моды? Во всяком случае для любого доказательства человек свободно располагает своими боками.

Собачий космос

Один человек, в советское время работавший на космодроме Байконур руководителем монтажных работ, рассказал мне замечательную байку и клялся, что это – чистая правда. Мне эта история так приглянулась, что я в нее поверила безоговорочно.

Оказывается, в космос запускали не только легендарных Белку и Стрелку. Туда отправилось довольно-таки изрядное количество собачек. Некоторые из них погибли, но были и такие, что благополучно выжили. Вот с этими, с выжившими, и возникли маленькие проблемы – куда девать? Обычно космическую собачку брал себе кто-то из работников космодрома. Не бросать же доблестно послужившее науке существо на произвол судьбы. Даже, кажется, какой-то паек собакам этим полагался от государства.

Одну такую собаку взял себе служащий, отправлявшийся домой, на Большую землю, как говорится. И вот, прогуливая своего пса обычным образом, в городе, он заметил странности общения побывавшей в космосе собаки с прочими собаками своего микрорайона.

Обывательские собаки при встрече с космической собакой впадали в какой-то дикий экстаз. Они падали на землю, выли, вставали на задние лапы – словом, всячески выражали восторг и преклонение перед собакой из космоса.

Было такое впечатление, что она каким-то неведомым образом сумела сообщить тварям одного с ней вида, где она побывала и что видела!

Как собака это рассказала, непонятно. Но еще больше поражает преклонение обычных собак перед космической собакой. Ведь у собак нет ни рекламы, ни телевизоров, ни шоу-бизнеса, ни пиара, никто им эту собаку не навязывал в качестве кумира – их экстаз и преклонение носили чистейший природный характер. Они инстинктивно восторгались существом, таким же, как они, но сделавшим что-то невозможное и видевшим что-то необычайное и простым псам недоступное.

Собаки не становятся на задние лапы и не воют от восторга, когда видят собаку отъевшуюся, раскормленную, с медалями и дипломами, или лающую громче других, или подстриженную по последней моде и разодетую в дорогущие комбинезончики. Всё это не имеет решительно никакого значения в «собачьем космосе». И внушает маленькую печальную зависть.

Почему у множества людей так замусорены, заболтаны, заглушены правильные инстинкты, что при виде действительно замечательного человека, который сделал что-то чудесное и видел/знает что-то необыкновенное, они не чувствуют никакого восторга, трепета, экстаза? А восторгаются какими-то грошовыми куклами. Как было бы здорово, если бы мы умели инстинктивно, безошибочным чутьем чуять ценность и значение человека, считывать с него мгновенно некую полноценную информацию, сами, без агрессивных подсказок и навязываний со стороны.

Ведь мы тоже животные, и высшие притом, и должны это уметь! Где-то оно обязано храниться, это чутье, и наверняка хранится, только заваленное и придавленное всякой чепухой.

Недавно я с отвращением смотрела на выступление одного писателя по ТВ. Он там сильно ратовал за президента, укрепление государственности, за прочие распрекрасные вещи. Так как у меня патологическая память, я хорошо помнила, как этот писатель в свое время предлагал заливать Б. А. Березовскому в глотку нефть, а потом поехал к нему в Лондон, брал интервью и говорил, что и Б. Б. очень тревожится о России; обзывал Путина мелким чекистом, а потом прозрел вдруг в нем великого государственника и т. д. То есть я на рациональном уровне знала, что весь этот человек – ложь, и всякое слово его – ложь. Но минуя рассудок, только по изображению и звучанию этого краснобая, можно было сказать то же самое! Это притворно-вдохновенное, бабье лицо, эта многозначительность цветистых фраз, эти лицемерные, как бы исповедально-пророческие интонации… Тут любая собака навострила бы уши и стала презрительно рычать.

Но огромная аудитория проголосовала за этого вруна и лицемера! Чутье на ложь забито напрочь. Равнодушно игнорируя подлинно необыкновенных, драгоценных людей, массы воют и виляют хвостом перед кумирчиками с их противным аляповатым блеском дешевой бижутерии.

Что же делать? Как обострить в себе инстинктивное восприятие сущности и ценности другого человека? Это, конечно, возможно. Только никто этим не занимается. Ни тренингов, ни кружков, ни справочников, ни учебников.

Вот и приходится людям заводить себе все больше и больше собак, чтобы, жадно потребляя их искренность и простодушие, восторгаясь их чутьем, хоть немного отдохнуть от собственной фальши и нравственной глухоты.

Подражалы

Возможно, я ошибаюсь, и все-таки есть у меня ощущение, что нет нигде на свете такого количества пародистов, как у нас, и ни у кого так широко и болезненно не развито искусство подражания. То есть, конечно, везде есть жанр пародии и всюду так или иначе люди чему-то подражают. Но это какие-то сугубо маргинальные, локальные, чисто развлекательные моменты. Трудно себе представить, чтобы главные телеканалы каких-либо цивилизованных стран часами, в лучшее время, в праздники показывали концерты пародистов. (О странах нецивилизованных и говорить не приходится – они, как правило, убийственно серьезны в принципе.)

У нас пародия и подражание – столбовая дорога, главное искусство нации! Основным божком пародии в последнее время стал молодой человек с ослепительными зубами и злыми глазами – Максим Галкин – но вслед за ним идут уже целые армии кривляк. А подражание? Ведь мы же научились изготовлять американское кино и американское телевидение – практически, без малейших отличек по форме. С ума ведь сойти – всего за пятнадцать лет мы воспроизвели весь антураж западного мира, от ресторанов, ночных клубов, бутиков и гламурных журналов до порнографии и хакеров. По форме к антуражу этому и не придерешься: почти что один в один. По форме…

Слово «форма» в размышлении над этой темой – главное. Именно форму, внешние признаки, видимые контуры русские умеют схватывать и воспроизводить абсолютно точно, мгновенно, тютелька в тютельку. Как только речь идет о сути, о смысле, о внутренних ценностях – тут они сразу скисают.

Недавно по телевизору опять показали знаменитый фильм по сценарию Максима Капитановского «Во всем прошу винить “Битлз”» – о битломании в СССР. В этой остроумной картине убедительно рассказано и показано, как обожание кумиров стало эрзац-идеологией, квази-религией целого поколения наших людей. Уже пожилые, лысоватые, малость или сильно потертые, они с упоением вспоминали, как шили себе брюки-клеш, как отращивали волосы, как срезали лацканы с пиджаков, как доставали фотографии своих богов, как переписывали в тетрадку со слуха слова их песен. Вроде бы трогательно, конечно, и все-таки приходят в голову грустные вопросы: да, форму сняли идеально, а по сути? Можно ли сказать, что кто-то действительно овладел свободолюбием, творческим бесстрашием, работоспособностью, скоростью умственного развития, личную смелость своих кумиров?

Кто на самом-то деле стал им, обожествленным битлам, подражать – в главном, а не в смешных мелочах быстротекущей моды? Если бы такой «кто-то» нашелся, то он сейчас бы поехал в Лондон и пел там на площади три часа вживую, как это делает сэр Пол Маккартни. Но что-то не видно этого «кого-то», видно одного сэра Маккартни… Передрали, как всегда, только форму. Ведь это, при соответствующих способностях, которые у нас, видимо, имеются в избытке от рождения, – легко приносит ощутимый и мгновенный результат. А сущность – ведь ее нельзя спародировать и быстро передрать, тут нужен долгий процесс вникания, ученичества, чтоб стать хоть сколько-нибудь похожим на того, кого истинно любишь.

В небольших количествах, на своем законном месте, пародия хороша и уместна. Но то, что происходит сейчас, – это уже не пародия, а какой-то ошалевший вал безудержного кривляния, мусорного подражания, деформации творчества. Стоит выйти любому бестселлеру, как тут же появляются кривые зеркала. Причем поскольку оригинальной пищи для кривляния уже не хватает, ярких творческих проявлений, чьи внешние признаки можно схватить, становится все меньше – пародируется уже пародия, подражают подражанию, извлекают квадратный мусорный корень из мусора же! И вот уже в книжных магазинах лежат рядом и «Духless» Минаева и «Лохless» неведомого писаки, Оксана Робски красуется бок о бок с «Оксаной Неробкой», а «Приключения Эраста Фандорина» сопровождены «Приключениями Ореста Фондурина».

Настоящая пародия всегда была изысканной забавой развитого ума. Театр «Кривое зеркало» в начале прошлого века был так артистичен и остроумен, что тексты его спектаклей (в частности, пародия на оперную «вампуку» – слово изобретено в этом театре) до сих пор памятны знатокам. Спустя век, «Кривым зеркалом» стало называться третьесортное телешоу для масс. Госпожа пошлость украла у разума еще одну привилегию! Вернее, всего лишь спародировала ее форму. Ведь ничего большего она не умеет…

Самый крутой

Без честолюбия ничего заметного не сделаешь, это факт. Но и чрезмерное рвение в достижении успехов опасно: судьба, как известно, не только индейка – это индейка сволочная и с явными признаками невменяемости. Надо как-то артистично балансировать, знать свою меру. Но как ее определить? Что это вообще за птица – популярность среди современников? Мечтать ли о ней или шарахаться от нее?

В жажде определения этой меры я недавно проделала немало позабавивший меня трюк. В поисковых системах Интернета есть такая опция: поиск по общественному мнению. Набираешь имя-фамилию, и тут же узнаешь, сколько раз в своих переписках и дневниках пользователи ее упоминали. Так сказать, определяешь неформальный индекс популярности. Ведь учитываются не публикации в СМИ, а личные письма, то, о чем каждый день болтают в сетевом быту.

Конечно, это своеобразная выборка, ведь ведущие в Паутине дневники и переписку не есть самые значительные или многочисленные группы населения. Это определенный контингент, даже что-то вроде народности, со своим фольклором, своей информацией и ценностями. И тем не менее известность среди данной народности все ж таки отчасти показательна.

Набрала я для начала свою фамилию и узнала, что дело обстоит неплохо – индекс упоминания в блогах составил более 500 единиц хранения (желающим повторить мой эксперимент сообщаю, что цифры каждый день колеблются). Вполне прилично для некоммерческого литератора, подумала я. Конечно, есть куда более раскрученные и плодовитые авторы. Я набрала для интереса имя Дмитрия Быкова и получила 5 000 единиц с копейками.

Что ж, все правильно, человек на виду, на слуху, балует поклонников информационными поводами. Живой укор современникам: пишет быстро, много и занятно. Не человек, а целый текстовой завод! Кто бы мог обскакать Дмитрия Быкова? Кто еще более на виду и на слуху? Оказалось, не только Виктор Пелевин (8 000), но и Дарья Донцова (7400) обходят Быкова, чего не скажешь о бедном Ф. М. Достоевском (4 300). Он актуален значительно меньше, чем Донцова. А вообще-то все не так уж плохо: в сегменте русской литературы со значительным перевесом лидирует у нас совсем не Пелевин с Донцовой, а медведица пера – Лев Толстой (23 000)… Так, а если пошарить в иных сферах? Скажем, Никита Михалков? Что ж, индекс неформального русского царя составил 6 000 с лишним. Примерно как у Ленина и Сталина.

Так, отлично. А кто может переплюнуть Никиту Сергеевича? Может, Владимир Жириновский? А вот нет, индекс Михалкова и Жириновского оказался примерно одинаков.

Осенило. Я написала в поисковой строке «Алла Пугачева» и получила 17 000 упоминаний. Несмотря на явную паузу в творчестве, примадонна по прежнему держит внимание современников. Но кто же может ее превзойти? Чья личность обсуждается и упоминается еще чаще?

Сомнений быть не может. Я набрала «Дима Билан» и получила… 59 000 единиц. Неужели поп-культура в самом деле стала властью более реальной, чем сама власть? Как-то неприятно жить в таком совсем уж кукольном пластмассовом мире. В тревоге я написала «Владимир Путин» и успокоилась. 65 000. Это составило предел, выше которого не мог подняться никто. Сколько я ни запрашивала «поиск по общественному мнению», путинская цифра была недостижима. Среди русских пользователей не находилось более известных и раскрученных жителей Земли ни в какой сфере. Шекспир дал примерно цифру Билана, с чем можно поздравить великого драматурга или тех весельчаков, которые его придумали, разыграв весь мир на четыреста лет. Тут следовало остановиться. Первое место было выявлено, определено и твердо очерчено.

И все-таки я еще раз попыталась найти фигуру, более популярную в блогах, чем наш президент, для окончательного построения своей экспериментальной вертикали. Если таковой нет среди властителей земных, может, поискать среди небесных? Мысленно попросив прощения у Создателя, сославшись на шуточный характер своих поисков, я набрала… «Иисус Христос».

О, йес! 67 000!

Вот все и в порядке. Картина мира в зеркале Паутины ясна. Скромнее надо быть… Ведь теперь-то мы уж точно знаем, кто у нас самый крутой!

В 2006 году я поняла, что…

… В России не было, нет и маловероятно, что будет хоть какое-то разумное соотношение цены и качества. Поэтому каждый поход в магазин сравним у нас с экстремальным видом охоты, а каждое посещение кафе или ресторана – с кутежом.

… Все девушки, которые носят короткие курточки – реалистки, все девушки, которые носят узкие длинные пальто – романтички. Если в гардеробе у девушки есть и то и другое, значит, она кого-то хочет заморочить.

… В мире информации живут своеобразные вирусы – до поры они дремлют, но при каких-то, только им внятных, «звуках трубы» пробуждаются и производят заражение.

К примеру, вирус «это не Шолохов написал “Тихий Дон”». Уже и лингвистическая экспертиза Нобелевского комитета подтвердила, что «Тихий Дон» и «Поднятую целину» написал один и тот же человек, нет – опять упрямцы твердят, что этого не может быть, потому что «Тихий Дон» – гениально, а все остальное у Шолохова не гениально. Как известно, в авторстве Шолохова сомневался и А. И. Солженицын. Вот интересно: а что, если мы усомнимся, что «Один день Ивана Денисовича» и «Двести лет вместе» написал один и тот же человек? На том бесспорном основании, что «Один день» – великое художественное произведение, а «Двести лет» – посредственная публицистическая жвачка?

… Победить «Кофе Хауз» может только сеть кофеен, которые будут еще дороже и гаже, чем «Кофе Хауз». Нет ли в этом правиле какого-то вселенского масштаба? Может, это вообще закон жизни?

… Если книга начинается словами «Поздним вечером вампир Петя вылез из пещеры», то, возможно, она более правдива, чем книга, начинающаяся словами «Я родился там-то, в таком-то году. Моя мама…»

… Когда в автомобиле гремит музыка, то она зачастую нужна вовсе не водителю. Этим летом видела: на берегу озера стояла машина и слегка вибрировала боками от «музыки» в стиле «уц-уц-уц». Хозяева между тем плескались себе в воде. И я поняла, что эту «музыку» слушал автомобиль. Это была его музыка.

… Агата Кристи, заметившая в одном романе, что «очень трудно любить человека, который все делает лучше, чем ты», а в другом – «милые девушки обычно выходят замуж за негодяев», возможно, права.

… Доказательством того, что Сергей Есенин все-таки повесился, служит смерть Айседоры Дункан. Как известно, ее задушил собственный длинный шарф, зацепленный дверцей автомобиля. Что-то в этом роде, может, я путаю детали, но точно, что это было связано с удушением. Конечно, это Есенин! Утащил бывшую жену, проказник.

… Афера под названием «современное изобразительное искусство» будет продолжаться. Удерживать современных художников от полноценного творчества нужно для того, чтобы спекулировать живописью старых мастеров. Она так и будет фантастически дорожать, пока какой-нибудь простак не спросит сам себя: а собственно, что такое делали все эти Рембрандты и Рубенсы? Не заняться ли мне тем же самым, что и они? Чего это я все мазюкаю какую-то хрень, только краски и холсты порчу? Смельчака ожидают чудовищные испытания – почище, чем изобретателей альтернативного топлива.

… Если в измененном состоянии сознания слегка приложиться губой к дверному косяку, то возникает любопытный эффект естественного силикона. Губа становится не дура, а примерно как у Памелы Андерсон или Маши Распутиной. Эффект держится около недели и проходит без последствий. Может, запатентовать?

… Как известно, «медленно мелют мельницы Господа, но они стирают все в порошок». Стало быть, в жизни каждого народа из прошлых веков остается только то, что эти мельницы пощадили, пропустили как угодное Господу. Вот и посмотрим, что осталось от царской России: церковь и культура. Сейчас медленные мельницы стирают советскую Россию. Интересно, что они оставят от нее? А то, что происходит в наличной реальности, поступит в жернова еще не скоро. Как медленные мельницы перемелют сегодняшний день, мы и не узнаем.

… Когда одна женщина средних лет приходит в вагон-ресторан и спрашивает себе сто грамм водки и салат, на нее почему-то смотрят с уважением. Как на женщину-летчицу или женщину-офицера, что ли. Вот, баба, а ведет себя, как человек. Противно, но почему-то лестно.

… В 2007 году я тоже что-нибудь пойму.

Маленькие хитрости большой толпы

Рассказывают, однажды Марлен Дитрих оказалась в аэропорту вместе с общим потоком народа. Вглядевшись в лица, она повернулась к спутникам и воскликнула: «Боже, сколько людей! И какие все некрасивые… Неудивительно, что нам столько платят!»

Нам – это понятно кому: избранным, кинозвездам, символам красоты. Но и отрабатывать свою плату они обязаны строго – как пришлось отрабатывать той же Марлен, в старости переставшей даже выходить из дому, чтоб не скомпрометировать собственный образ. Лежала она взаперти, кстати сказать, двадцать лет. Тем временем обычные тетушки, ее ровесницы, проживали обычную человечью жизнь, пользуясь ее обычными радостями и огорчениями и не оплакивая свою погибшую красоту, которой никогда и не было.

Кому много дается – у того много и отнимется. Нечего и крыльями хлопать попусту, не волнуйтесь, отберут все и у всех. Был талант – отберут талант (другим надо, очередь!), была красота – отберут красоту. Если не было ни таланта, ни красоты, заберут здоровье. Встает вопрос: может, в конце концов, выигрывает тот, кому жалеть было не о чем?

В любом большом известном миру городе можно вдоволь насмотреться на человечество в виде туристов. Туристы – это люди, которые что-то потеряли и с тех пор ищут это по всей земле, но никак не могут найти, потому как не помнят, что именно они потеряли. Присев в сторонке от толпы, вглядитесь в нее – в развязных итальянцев, деловитых японцев, скептических русских, самодовольных французов, высокомерных немцев (когда они говорят за вашей спиной, всегда кажется, что они или ругаются, или приказывают!)… Вы быстро обнаружите «закон Дитрих» – люди некрасивы. Имею в виду тех, кто затронут глобализацией, утратил старые национальные обычаи и одежду (национальная одежда обычно красива и скрадывает все пороки фигуры).

Люди некрасивы! Мало того, что они некрасивы от природы. Они некрасивы и преднамеренно. Создается впечатление, что они нисколько не озабочены своей внешностью. Они не следят за фигурой, не занимаются волосами и кожей, они носят самую пошлую, обыкновенную одежду, не идущую большинству фигур, женщины или пренебрегают косметикой, или раскрашены не в меру. В редчайших случаях вы встретите полного человека, который свою полноту осознает и учитывает в манере одеваться, и это наблюдение будет справедливо и для всех прочих физических недостатков (кривоногость, короткошеесть, сутулость, маленький рост и пр.). Нет, никто ничего не скрывает и никто ничего не стесняется.

Странная получается картина. Сияют витрины косметических лавочек. Распахнуты двери салонов красоты и магазинов одежды. Призывно шелестят блестящими страницами тысячи модных журналов, дающих тысячи модных советов. А миллионы топают себе, с грацией утюга, в каком-то джинсовом тряпье, которое утром упало на них из шкафа. И это – подавляющее число цивилизованных жителей Земли.

Отчего же люди не следят за собой, не хотят быть привлекательными? Ведь они так страстно тянутся к красоте, так жарко привечают своих кумиров, так неизлечимо мечтают о любви или хотя бы о приключениях? Кажется, люди делегировали всю свою страсть к красоте туда, в зазеркалье, завитринье, заэкранье, где обитает кучка мучеников и мучениц, обязанных следить за собой двадцать четыре часа в сутки. И за тем, чтобы эти несчастные отрабатывали свое исключительное положение, ведется неусыпный надзор. Попробовала бы Дженнифер Лопес заявиться куда без макияжа, с босым лицом и в любимых старых джинсиках – весь мир с гоготом начнет исследовать крапинки на ее личике и складки на животе. Чем больше толпа прощает себе, тем она придирчивее в отношении избранных, которым как раз и платят, чтоб они символизировали – «в человеке все должно быть прекрасно».