Высокое покровительство

Случилось это в 1988 году. Мой пятнадцатилетний сын Святослав проходил лечение в Ереванском институте хирургии печени. Был он эвакуирован из города Ленинакана 7 декабря в день страшного десятибалльного землетрясения. Слава после первого мощного толчка успел сбежать на первый этаж, когда 3-х этажное здание школы рухнуло на него. Он пролежал под руинами 14 часов без движения, так как его левую ногу придавила упавшая бетонная плита. Голова его все это время лежала на животе мертвой девочки. Одет он был в школьную форму. А вытащили его глубокой ночью в одних трусиках, – вся его одежда осталась в развалинах, – настолько узкими щелями пришлось его протаскивать на поверхность. Стояла зима. Хорошо, что под руками военных именно на такие случаи была под руками солдатская одежда и моего сына сразу же обрядили в нее.

В развернутой палатке госпиталя (здание было полностью разрушено), хирурги, осмотрев моего ребенка, поставили страшный диагноз: шок, синдром длительного сдавливания, острая почечная недостаточность, гангрена левой ноги.

Тут же были посажены в военный транспортный вертолет мой Славик и я с младшим сыном-первоклассником Сережей, который в этот день по причине своего нездоровья в школу не пошел, а остался со мной дома.

Попав сначала в военный госпиталь, сын затем был переправлен в институт хирургии печени, в котором имелся аппарат «искусственная почка». Буквально через несколько минут после поступления в лечебное учреждение его повезли на операцию, – времени совсем не оставалось, дорога была буквально каждая минута. Давление, с которым он поступил, было 40 на 0. Ему была сделана операция на радикально фиолетового цвета ноге, которая называлась – «лампасные разрезы». А если простым языком, то с трех сторон нога от бедра до лодыжек разрезалась до кости. Во время операции врачам пришлось вытаскивать моего сына с того света, – наступила клиническая смерть. Но все обошлось. Эта операция спасла Славику не только ногу, но и саму жизнь, так как после операции заработали почки. Через день была проведена еще одна операция, слишком высоко поднялась синева на ноге. Был назначен курс баротерапии. Под воздействием кислорода заживление жутких обширных ран должно было проходить быстрее.

Как-то, после проведенного очередного пребывания в барокамере, привезли Славика в палату. Спрашиваю: «Как прошла процедура?» А он мне вопросом на вопрос (сразу видно, что рожден в Одессе): «Мам, а кто такой Архангел Рафаил?». Я опешила. Не ожидала от своего сына такого вопроса. Как и большинство жителей бывшего Советского Союза, наша семья была атеистами. Муж – партийный, я, хоть и беспартийная, в Высшие силы не верила, сын – комсомолец, да и младший воспитан в том же духе. В первый раз в жизни я воззвала к Богу тогда, когда после первых двух сильнейших толчков не вернулся со школы, находившейся недалеко от дома, мой старший сын. Я почувствовала, что ребенок в страшной беде. Вот тогда я и взмолилась. Просила Бога сберечь моего ребенка. Поскольку ни одной молитвы я тогда, естественно, не знала, просила простыми словами. В мозгу набатом звенела когда-то прочитанная мысль, что материнская молитва идет прямиком к Богу. И она таки дошла. Меня услышали. И в ситуации, в которой не было ни одного шанса спастись, ребенка достали живым.

На вопрос сына ответить я не смогла. Сказала только, что знаю – есть Архангел Гавриил, тот, кто возвестит о наступлении Судного Дня, есть Архангел Михаил. Вот и все, что я знала про Архангелов.

«А почему ты спрашиваешь?». И тут он мне рассказал: «Когда уложили меня в барокамеру и включили нужный режим, внутри стало пронзительно тихо. Вдруг тишину эту прорезал хриплый, какой-то каркающий голос, очень неприятный. От неожиданности меня просто подбросило. Я слушал страшные по смыслу слова. Это были какие-то «черные» стихи. Мне захотелось зажать руками уши, так они меня пугали. Я весь заледенел. И тут, перебивая мерзкий звуки, раздался такой чарующий «хрустальный» голос, которым не мог владеть никто на земле. Был он необыкновенно чист, какой-то всепроникающий. Голос был женский. Он звал: «Архангел Рафаил, приди!!!» И так несколько раз… Голос просил Архангела Рафаила помочь мне».

Я слушала сына, открыв рот. Я ему верила. Откуда бы мой мальчик знал об Архангеле Рафаиле? Я весь день раздумывала, что бы это значило. Но самое главное – мой ребенок с этого дна пошел на поправку быстрыми темпами. И хотя еще предстояло длительное лечение, но ситуаций, представляющих угрозу жизни, больше не было.

Только спустя полгода, когда мой мальчик научился ходить заново и, наконец, смог обходиться сначала без костылей, а потом и без палочек, он пошел вместе со мной и с младшим братом в церковь, где мы и прошли обряд крещения. Я выучила молитвы и научила своих детей. Тогда же мне попалась литература, в которой писалась о Высших Силах и, в том числе об Архангелах.

Каково же было мое удивление, если не сказать – изумление, когда я прочитала: «Архангел Рафаил – помощь и врачевание Божие, исцелитель человеческих недугов, утешитель скорбящих и врач больных». Я сразу же дала прочитать это моему сыну, и мы долго беседовали с ним об этом странном явлении в барокамере.

Кто говорил речитативом жуткие слова? Кто неземным голосом призвал на помощь моему сыну Архангела?

Одно ясно – помощь пришла, и сами врачи не могли поверить, что мой сын выжил, что самостоятельно ходит. Хочу добавить – у моего сына все хорошо, есть замечательная жена, умница-дочка уже учится на медсестру и собирается поступать в медицинский институт. Растет прелестный сынок, на следующий год пойдет в школу.

Она вернулась!

Мой пятнадцатилетний сын был пойман хирургами на излете. Со всей скоростью он мчался в Неведомое. Туда, откуда не возвращаются… Когда моего сына на «Скорой» привезли в Ереванский институт хирургии печени, хирурги, его принимавшие были в шоке. Давление у моего мальчика было 0 на 40. Диагноз – синдром длительного сдавливания и, как следствие этого, – острая почечная недостаточность. Мой мальчик был в сознании, только все время рвал, – почки не работали. Сынок мой длительное время пролежал, впечатанный в бетонную плиту, обрушившуюся на него и придавившую его ногу. Три этажа школы рухнули на мальчика в одно мгновение в 11.30 по Ленинаканскому времени 7 декабря 1988 года. Во время страшнейшего Спитакско-Ленинаканского землетрясения силой 10,5 баллов по шкале Рихтера. Четырнадцать часов пролежал мой ребенок без движения, пока щупленький солдатик, сумевший протиснуться среди завалов не нашел его по голосу. Он вырубил сына из бетонной плиты с помощью молотка и зубила. Военный транспортный вертолет доставил пострадавших в землетрясении в Ереван. В том числе и моего Славика. Его сопровождала я и мой младший семилетний сынок, которого некому было оставить, так как, мой муж, подполковник, занялся спасением людей.

После прибытия в институт хирургии, который, как и все медицинские учреждения города, принимал поток людей, требующих срочной медицинской помощи, сын уже через 15 минут был в операционной. Счет жизни шел на минуты. Во время операции была клиническая смерть. Но опять сыночка «вытащили». Опытные врачи не подвели, – спасли. Через пару дней была еще одна операция. На седьмой день начался отек легких, который каким-то уж совершенным чудом удалось приостановить. Потом еще операция.

Когда угроза жизни моего ребенка как-будто миновала, Слава вроде как потерял вкус к жизни. Он лежал на спине (только в этом положении он и мог лежать) и смотрел равнодушным взглядом в потолок. Его ничего не интересовало. Он был глубоко «в себе». Общался только по необходимости. Краткие «да» и «нет». Эмоции покинули его. Как я ни старалась его расшевелить, у меня ничего не получалось. Он был похож на героя одного из его любимых произведений Джеймса Крюса «Тим Талер или проданный смех». Герой этой книги, Тим Талер, потерял способность смеяться. Так и мой мальчик все время угрюмо молчал.

Я день и ночь держала сына за руку, чтоб чувствовать любое его шевеление. Была постоянно наготове помочь, если потребуется. И не сводила со Славика глаз. Так я и просидела к тому моменту без сна 12 суток. И все думала, как бы вывести моего сыночка из депрессии.

Славочка был очень хорош собой. Все входящие в палату принимали его за девочку, пока он не открывал рот. И только низкий тембр его голоса не давал усомниться, что это таки парень. К нам в палату то и дело заглядывали девчата – будущие медицинские сестры, проходившие практику в этом отделении. Они с интересом глядели на симпатичного мальчишку. А мальчишке ни до кого не было дела. Девочки в беленьких халатах интересовались, не могут ли они чем-то помочь Святославу. Поскольку мальчик у меня был крайне начитанный, я подумала: «А почему бы не попробовать его расшевелить чтением?» Вдруг я смогу прорваться сквозь эмоциональную стену. Хороший настрой – залог быстрого выздоровления. И попросила девчат принести книгу замечательного писателя, пишущего с большим юмором Джерома К. Джерома «Трое в одной лодке, не считая собаки». Раньше я уже читала своим мальчикам эту книгу, и мы все весело хохотали над прочитанным.

В палате, кроме Славы, лежали еще двое пострадавших от землетрясения мужчин, тоже из Ленинакана. Один из них прекрасно говорил на русском, а другой, с трудом, но, все же, понимал русский язык.

На следующий же день книга была уже у меня. Проверив капельницу, которой круглосуточно вводились Славику лекарства, я принялась за чтение. В одной моей руке была Славина рука, другой я держала книгу. Сын лежал неподвижно, закрыв глаза. Начала читать и не заметила, как увлеклась. С соседних кроватей слышались смешки. Читала я выразительно. Дошла уже до того места в книге, где персонаж взялся помочь другу провезти в Лондон вонючий сыр «Камамбер». Он сел с этим сыром в экипаж, а лошадь, не выдержав мерзкого запаха, понесла. Зачитавшись, я не поглядывала на Славу.

Вдруг Славина рука, находившаяся в моей, задрожала. Одновременно я услышала какой-то клекот и всхлипывающие звуки со стороны Славы. Вся кровь отхлынула у меня от лица. Я с ужасом взглянула на своего сына, готовая в ту же секунду рвануть из палаты с отчаянным криком: «Скорее врача!! Славику плохо!». Отбросив книгу в сторону, я впилась взглядом в ребенка, ничего не понимая. Он весь трясся, лицо его было красным, глаза закрытыми, в раздвинувшихся губах я видела блестевшие зубы. «Он опять умирает», – мелькнула жуткая мысль. «Славочка, сынок, что? Плохо?», – заверещала я. И метнулась было к двери. Но тут глаза моего сына открылись. В зеленых озерах распахнутых глаз плескался смех. С соседних кроватей раздавался уже не смех, а хохот.

Смеялись все: и больные, и ухаживающие, и только я стояла с глазами полными слез. Как говорил незабвенный Остап Бендер: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели». Ожидаемый эффект был достигнут. И хоть по настоящему мой сынок стал улыбаться только через пару лет, все же дело сдвинулось с «мертвой точки». Она, – улыбка, вернулась к моему мальчику…

Селяне

Муж мой служил в Вооруженных силах офицером. Поэтому мы вели кочевой образ жизни. Были мы, как «перекати поле». Есть такое растение, которое ветром носит по степи… Вот и нас так же носило. Только-только начинаешь пускать «корешки» (про «корни» я уж и не говорю), как приходил приказ, и несло нас на новое место. Семь раз переезжали мы из города в город и четырнадцать раз из квартиры в квартиру. А в 90-х годах муж уволился из Вооруженных Сил и, вследствие этого, мы трижды изменили свой статус. Во-первых, из кочевников превратились в оседлых, нам не надо было больше куда-то ехать. Во-вторых, из бездомных (своего жилья у нас никогда не было, – только ведомственное), – в собственников дома. В – третьих, из горожан (все время мы жили в городе) мы превратились в сельских жителей.

Купили мы дом в поселке городского типа под Одессой. Большой дом, небольшой садик при нем и огородик совсем уж маленький. Все надо было постигать с нуля. Дом, – это тебе не квартира, должен быть особый уход за ним, много своих тонкостей. Никогда раньше мы не занимались садоводством и огородничеством. Некоторые растения предстали нашему взору впервые. У меня оказалась ошибочная (как я потом поняла), теория, что растения можно определять на вкус, – полезные они или сорняки. Так я пробовала в своем маленьком огороде на вкус всякие растения, пока, не пожевав одно из них с веселенькими желтенькими цветочками, не обожгла всю слизистую рта. На этом желание познавать растения таким вот образом у меня начисто отпало. Позже я узнала у соседки, что желтоцветочное растение, которое обожгло мне рот, называлось – чистотелом. Хорошо, что на огороде не рос какой-нибудь «вороний глаз» или «волчье лыко».

После этого случая мы с мужем пошли другим путем. В институте нас научили пользоваться литературой. И стали черпать мы знания обо всем нас интересующем из всяких – разных книжек. Как сажать новые и ухаживать за уже имеющимися деревьями, на какую сторону света должна быть ориентирована грядка, на какую глубину закладываются при посадке семена, – все эти сведения мы узнали из печатной литературы. Жаль, что не было раньше Интернета, вот где океан знаний!

Видя, как мы рьяно взялись за дело, хорошие знакомые мужниных родителей, тоже проживавшие в этом поселке, подарили нам трехнедельного возраста козочку. Они соблазнили нас рассказами о невероятной пользе этого домашнего животного. Сил у нас было тогда много, желаний еще больше, и мы с радостью приняли маленькое красивое создание с завораживающими вертикальными зрачками. Воображением нас Бог не обидел, и мы представляли уже у себя в подвале полный бочонок восхитительной маслянистой козьей брынзы, плавающей в рассоле. Но, до того возраста, когда коза уже дает молоко, ее надо было вырастить. С этим нелегким делом мы таки справились. Выросла наша коза красавицей, умницей, но чрезвычайно хитрой и, нами же избалованной. Она очень грамотно пользовалась тем, что мы ее холим и лелеем.

Степень ее избалованности можно понять из следующего. Ритка, так назвали мы свою козу, едва первые тяжелые капли дождя падали на ее рогатую голову, устраивала страшную истерику. Она требовала, чтобы ее незамедлительно препроводили в теплый сарай. Начинала она оглушительно мекать, зовя меня. Соседские животные с изумлением смотрели на метавшееся животное. Сами они спокойно стояли, пережидая дождь. Я же, накинув мужнюю плащ-накидку, бежала «спасать» свою Ритку. Соседи наши каждый раз наслаждались этим зрелищем. Впереди меня, сильно натягивая веревку, неслась Ритка, была она похожа на немецкую овчарку окраса перца с солью, которая взяв след, несется за нарушителем государственной границы. За ней, в развевающейся защитного цвета плащ-накидке, огромными скачками двигалась я. Впечатление только портил красный зонтик, которым я прикрывала Ритку, стараясь уберечь ее от потоков дождя.

Должна признать, что брынзы мы так и не попробовали. Даже приведя на дом кавалера для Ритки, мы не получили ожидаемого эффекта. Становиться мамой Ритка категорически не хотела. Содержать животное становилось бессмысленным. Опыта нам явно не хватало. И даже книги нам здесь не помогли. Мы решили отдать козу в хорошие опытные руки. Договорились с женщиной, в хозяйстве которой имелся козел, и торжественно провели Ритку через все село на новое место жительства для создания полноценной козьей семьи.

Хозяева же козла непременно хотели нас отблагодарить за подарок. И, несмотря на наши отказы, все же принесли нам домой ответный подарок, – гусыню. Гусыня была красивой, дородной птицей. Она напоминала своей солидностью немецкую бюргершу и поэтому получила свое имя – Марта.

Было у нас в хозяйстве пару десятков кур, которыми командовал немолодой уже, но опытный петух. Куры содержались в курятнике, в котором, кроме входной двери, находилась маленькая, размером с форточку, дверца. Выходила она, в огороженный сеткой, загончик, чтобы птица в хорошую погоду могла походить на солнышке. У меня возникали подозрения, что петух наш в прошлой жизни был военным. И вот почему.

На рассвете муж открывал настежь миниатюрную дверцу птичника. Куры по одной начинали появляться в загоне. Когда последняя курица покидала сарай, петух отчего-то приходил в ярость и со страшными криками, наскоками быстренько загонял все птичье поголовье обратно в сарай. Мол, кто дозволил без приказа выходить? Птицы, всполошено кудахкая, испуганно шарахались назад в сарай, толпясь, и оттирая друг друга. Очистив загон, петух, походив по нему пару минут, разрешал курам по одной выходить. Выйдя, куры привычно становились одна возле другой, таким образом, получался как бы строй несушек. Гордо выпятив грудь, шагал вдоль строя наш петух. Это была, наверное, своеобразная перекличка. И уж потом разрешалось курам покинуть строй. Видать поступала команда: «Разойтись!»

Поскольку Марта тоже стала жить в курятнике, все правила распространялись и на нее тоже. Хоть была она в несколько раз крупнее петуха, подчинялась ему безоговорочно. У него не забалуешь!

Поскольку петух наш был старый, но любимый, менять мы нашего Петю не хотели. Да и не могли. Как? Нашего командира, действиями которого наслаждались каждое утро под нож? Ни за что. Пусть живет столько, сколько ему будет отпущено. Отпущено ему не много. Как-то утром, придя насладиться утренним построением несушек, мы не увидели привычного ритуала. Куры потерянно бродили по загону. Открыв дверь сарая, сразу же увидели лежащего на спине Петю с задранными вверх скрюченными лапами. Куры, как нам показалось, остались без командира. Но не тут – то было! Марта, внимательно следившая за всеми действиями петуха, решила, что ничего сложного в руководстве курами нет. И… заняла освободившийся пост. Куры вынуждены были сразу же понять, что вся власть перешла к Марте. А те, кто не понял этого, получили крепким клювом по загривку и сразу разобрались, что к чему. Лихо командовала Марта некоторое время. Но, поскольку гусака мы не держали и не собирались заводить, а гусиные яйца, богатые холестерином и сальмонеллами в пищу не употребляли, то решили подарить нашу Марту соседям, которые держали гусей. Чтобы наша Марта тоже имела полноценную семью. Сказано, – сделано. Вот уже наша красавица гогочет в соседнем дворе, а около нее так и вьется самый крупный гусак. А соседка, которая держала, кроме кур и гусей еще и корову, долгое время оставляла банку с молоком с нашей стороны забора.

С тех пор прошло двадцать лет. Давно не держим мы на подворье птицу. Не только потому, что корма стали очень дорогие. И не только потому, что стали мы пенсионерами и уже управляться стало тяжело. А, в основном, потому, что не было у нас желания лишать птицу жизни. Смотреть, как только что глядевшая на тебя бусинками глаз птица, превращается в неподвижную тушку и осознавать, что именно ты лишил ее жизни. Нам такие стрессы были ни к чему.

С остальным мы справились. Научились ухаживать за садом, успешно огородничаем и, хотя не можем похвастаться большими урожаями, все же нам хватаем на весь год своей моркови, свеклы, тыквы и кабачков. Теперь мы смело можем сказать, что мы – селяне.

Сергей

У меня два сына. Разница в их возрасте составляет восемь лет. Такая большая разница объясняется тем, что не успевали мы с мужем обосноваться на новом месте его службы, как приходилось паковать вещи и переезжать на новое место жительства. Все это было сопряжено с трудностями. Кто хоть раз переезжал, – тот знает. А если у тебя еще к тому же маленький ребенок на руках, которого опять надо устраивать в садик (что совсем не просто), опять искать работу, то, естественно, рождение второго ребенка будет откладываться, пока, хотя бы, не подрастет старший. Так было и у нас, как, впрочем, и у большинства семей военнослужащих. А вот когда нашему сыну, – Славику, исполнилось пять лет, мы стали планировать рождение второго ребенка. То, что у нас должно быть, по крайней мере, два ребенка в семье, это даже не обсуждалось. И так все ясно – один ребенок в семье вырастает эгоистом, привыкает, что все для него.

Старший сын давно просил родить братика. Он обещал помогать ухаживать за ним, делиться игрушками, и даже… стирать перепачканные пеленки. Да и возраст мой подсказывал, что тянуть с этим делом уже не стоит. Раньше, в дни моей молодости, женщины старались родить до тридцати. Чтобы были силы и выносить ребенка, и ухаживать за ним. Так что желание родить было, а вот возможности такой у меня, оказывается, – не было. Мне никак не удавалось ощутить в себе новую жизнь.

«Видно не судьба мне иметь двух детишек», – с горечью думала я. И отдала все Славины вещички, которые хранила для второго ребенка, своей приятельнице. Та была очень благодарна, и сказала мне: «Вот увидишь, ты отдала детские вещички, не пожалела, так скоро у тебя будет ребенок». На что я ответила: «Твоими бы устами…»

Вскоре после нашего с ней разговора снится мне сон, – как – будто прихожу я на продовольственную базу и выбираю огромного красивого карпа и уже у ворот базы спохватываюсь, что я взяла лишь для себя, а для приятельницы не прихватила. «Обидится», – подумала я. Возвратилась и выбрала и ей тоже такого же крепенького карпа. Женщины знают, что означает этот сон.

И, буквально, через некоторое время, как-то проснувшись утром, сообщила мужу, что у нас будет ребенок. Он был ошеломлен. Диагностировать мое положение было слишком рано. Не было никаких признаков, по которым женщины узнают, что находятся в «интересном» положении. Думаю, что даже никакие медицинские тесты еще не могли это подтвердить. И, тем не менее, я была уверена, что не ошибаюсь. Я знала, – и все. Муж, веривший в мою интуицию, только и спросил, кого же нам ждать. «Мальчика», – уверенно ответила я. Мои сотрудницы, с которыми я была в прекрасных отношениях, узнав о моей новости, так прямо и покатились со смеху. Ведь, чтобы это подтвердилось, должно было пройти еще немало времени. Все со временем и подтвердилось.

Кстати, эта моя приятельница, для которой я тоже прихватила рыбу, буквально через пару месяцев позже меня обнаружила себя в том же положении. И пришла ко мне, как говорится, на полном серьезе, высказать свои претензии. «Смотришь сны», – говорила она, – «вот и смотри только про себя, нечего соседей впутывать!». Она тоже была женой военного и, поскольку, ребенок у них был еще маленький, вовсе не собиралась повторно становиться мамой. И смех, и грех.

Славик с большой радостью отнесся к сообщению о будущем новом члене нашей семьи. Старался мне во всем помочь, выхватывал из рук сумки, открывал передо мной двери, помогал по хозяйству. Подбадривал, так как, у меня был сильный токсикоз, старался вовремя принести мне водички, когда особенно сильно «накатывало».

Когда я уже была на последнем сроке, мы с мужем затеяли ремонт. Необходимо было, по нашему с ним мнению, разделить полуторную квартиру на две небольшие комнатки. Надо было обеспечить Славику нормальный сон и нормальные условия для учебы. Чтобы новорожденный не мешал ему своим криком.

Стена была возведена и оштукатурена. Дело было за обоями. Надо было их наклеить на новую стену. И, конечно, убрать в комнате после ремонта. Этим и занялись мы со Славиком. Смешное было зрелище. Я – необъятных размеров вверху на табуретке, а внизу семилетний ребенок. И мы с ним с обоями справились. А вот уже на уборку у меня не хватило здоровья, хоть я очень выносливая и упорная. Уборкой занялся мой мальчик. Все вымыл своими маленькими ловкими руками, хоть и сам очень устал к тому времени. Я была ему бесконечно благодарна.

Моему мужу должны были со дня на день присвоить очередное звание. Так он каждый день, приходя с работы, в шутку спрашивал: «Ты еще дома?». На что я ему отвечала: «А ты, я вижу, все еще не майор?». Так каждый день и перешучивались, ожидая двух таких больших событий в нашей семье. На вопрос о дате рождения ребенка, отвечала, что, если не на день рождения его папы, то, на мой уж точно. Папин день рождения был 25 мая, а мой, – через три дня, – 28-го.

Вот благополучно прошел 25 мая, минул день 26, и заканчивался 27 день мая. Легли спать. Но, я такой человек, что, если чего пообещаю, так стараюсь выполнить. Чуть только перевалило на 28-е, стала будить мужа: «Вставай, – пора». Он думает, что я «прикалываюсь». Не верит. Я мне-то не до смеха. Тороплю его. Славика не стали будить, оставили записку, да и пошли в роддом, благо совсем рядом был. Идем и спорим, как все же назвать ребенка. Муж хотел назвать – Семеном, а я – Илюшкой. У нас и с ним такое правило, что если мы не можем о чем-то договориться, то идем на компромисс. Так было и в этот раз. Спрашиваю его, нравится ли ему имя Сергей. «Нравится», – отвечает. И мне нравится. Вот так и решили, уже стоя под дверьми роддома.

Дежурившим в ту ночь врачам, я заявила, что мне просто необходимо родить именно 28-го., чем вызвала их недоумение. А когда они узнали, что у меня день рождения, стали смеяться, поздравлять и заверили, что обязательно так и будет.

А чуть за полдень, и вправду, на свет появился наш Сереженька, заявляя о себе своим могучим баском. Был он богатырем, – 4 килограмма 400 граммов, меня «обошла» только молодая грузинка, родив своего сына на 200 граммов тяжелее моего. Как только мне сообщили, что все, что полагается, у сына на своих местах (все мамочки немного ненормальные), я как-то изловчилась и посмотрела на моего сыночка. И встретила его сильно недовольный, совсем не детский, взгляд. У него была сломана ключица, в чем он, вероятно, обвинял меня. Я стала тут же оправдываться: «А я чего? Да я и не виновата вовсе… Я не хотела, так получилось».

Я послала заждавшемуся мужу радостное известие. А он мне в ответ свою новость. Что он – таки уже майор. Вот так мы и сдержали данные друг другу обещания.

Забирал он меня с сыном красиво. Те из рожениц, кто мог вставать, и, конечно, персонал смотрели, как подрулила черная «Волга» (начальник распорядился выделить для такого торжественного случая). А муж вручил мне просто огромный букет из моих любимых бордовых пионов. Я его еле обхватила руками. Ехали мы в машине, я – прижимая к себе шикарный букет, а муж, – долгожданного второго сыночка.

Дома нас ждал с нетерпением наш старшенький сынок и мама мужа, приехавшая по такому поводу, в Тбилиси из Одессы.

Жили мы с мужем скромно. Даже надо сказать, – очень скромно. Денег ни на что не хватало. Хорошо, что мужу выдавалось вещевое довольствие. Хочешь, – не хочешь, а получай, положенное тебе, – в срок. И получал. Годами копилось у нас его нательное белье. Теплое с начесом, и из легкого трикотажа. Муж эти изделия ни за что на свете не одел бы. Он предпочитал на учениях в 30 градусный мороз сидеть на броне танка без него. Мне кажется, что не одел бы его под автоматной очередью. А я была рада! Мне было из чего шить сынишке ползунки. Так я вышла из положения. Нехватки в ползунках не ощущала, нашила целую кучу. Они получились просто замечательные, – мягенькие, тепленькие, натуральные. Когда Серенький спал, я быстренько простирывала его вещички и принималась шить и вязать. И не только ему, но и мужу, и старшему сыночку.

Славик очень любил своего брата, помогал мне укачивать его. Правда, свое обещание насчет пеленок не выполнял, понял, что погорячился. Сергей тоже очень любил Славу. Как только просыпался утром, и первым вопросом было: «А де мой бат?». То есть, брата спрашивал первым делом. А когда я ругала его за шалость какую-то, сразу начинал стонать: «Бат, мой бат, ты де?». Защитника звал.

Сережа был очень смышленый. Как-то, ему было в ту пору лишь два года, смотрели всей семьей выступление знаменитого комика Иванова по телевизору и очень смеялись. Вместе с нами хохотал и Сергей. «Копирует», – думалось мне. Спрашиваю: «Что же это ты смеешься?». Так он все и объяснил по порядку. Вот уж удивил нас всех. В этом же возрасте на Новый Год муж оделся Дедом Морозом, зашел в комнату и спрашивает: «А кто это к вам пришел?» На что Сергей ответил: «Ты, папа». Муж так обиделся, что повернулся уходить. Я кинулась к сыну, шепчу ему: «Сделай вид, что поверил». Мгновенно сориентировавшись, Сережа завопил: «Здравствуй, Дедушка Мороз!» Муж тут же вернулся. Положение было спасено.

Был очень впечатлительный и добрый. Если во время просмотра фильмов были кадры, в которых животным наносился вред, Сергей начинал плакать и злиться одновременно. Когда я спрашивала, – в чем же дело, он отвечал, что ему очень жаль животных и злится на тех, кто причинял им зло. А почему жалко животных, а не людей? «Животные себе помочь не могут», – следовал мудрый ответ.