Глава 3

Вечерело. Сумерки опустились на землю как-то слишком резко и внезапно, что лично я посчитала очередным фокусом острова богов, то ли испытывающего нас на прочность, то ли в открытую над нами издевающегося. Покинув поляну паломников, мы углубились в густой лес, с трудом продираясь сквозь чащобу, отводя от лица колючие еловые лапы и подворачивая ноги на заросших мхом кочках. Ладно хоть комары здесь не водились. Интересно, почему?

– Только такие дураки, как мы, способны залезть в подобную глухомань? – надоедливо ворчал Зорган, прозорливо предвосхитив мой не высказанный вслух вопрос. – А комары, в отличие от нас, отнюдь не…

– Хватит упражняться в остроумии! – сердито перебила я. – Вон неплохая прогалинка между деревьями, остановимся там.

– Грибы пособираем, ягоды! – немедленно возликовала Витка.

– Дурочка! – почти ласково рассмеялся виконт. – Тут только бледные поганки и растут, твои сестры по разуму…

– Наломайте сушняка и разожгите костер, – не обращая внимания на его ехидные комментарии, скомандовала я. – Перекантуемся здесь до утра, а то впотьмах недолго и в болото забрести. Короче, устраивайтесь на ночлег, а я пойду дальше – поищу что-нибудь съедобное.

– Одна пойдешь? – тут же напрягся бдительный виконт.

– Одна! – ультимативно кивнула я. – От Вольдемара и Тая больше шума, чем пользы. Витка и Лиззи с ног от усталости валятся. Кайра хоть и храбрится, но… – Я с сомнением оглядела осунувшееся лицо подруги, украшенное красными волдырями расчесанных комариных укусов. – Тоже только на энтузиазме держится. Слепой все возможные шишки уже собрал, того и гляди, убьется о какую-нибудь корягу. О драконе вообще говорить нечего, он и так уже пол-леса переполошил. Придется тебе с Михасем их охранять. А я к нашим красногорским топям привычная, поэтому пойду одна… – И, не дожидаясь дальнейших возражений любимого, я беззвучно скользнула за разлапистую елку, растворившись в ночной темноте…

Пройдя несколько десятков шагов, я обернулась и с удовлетворением различила отблески костра, виднеющиеся среди деревьев. Похоже, мои указания выполнили. Ума не приложу, куда мне теперь идти и что искать, но без пищи мы долго не протянем. А поскольку никакие интересные идеи в мою голову не приходят, то придется положиться на привычное невезение, уже не раз по-своему меня выручавшее, и на закоренелое упрямство. Нет, я, конечно, понимаю, что упрямство – это то же упорство, хотя и с налетом глупости, но в нынешних условиях сойдет и оно… Так, вполголоса разговаривая сама с собой, я все шагала и шагала вперед, пока неожиданно не вышла из чащи, очутившись на лесной опушке. Немного поморгала, привыкая к рассеянному лунному свету, серебристо подсвечивающему аккуратные рядки можжевеловой поросли, которые отделяли ельник от широкого луга, сплошь покрытого желтыми лютиками. А посередине этой романтической желтизны возвышался единственный дуб – необхватный, эффектно подпирающий макушкой черное ночное небо, усеянное алмазной россыпью звезд. Я задрала голову, любуясь представшей передо мной красотой, от которой захватывало дух. Внезапно я заметила нечто странное, призывно белеющее на фоне дубовой коры, и невольно ускорила шаг, пытаясь усмирить предвкушающе заколотившееся сердце.

Почти пробежав половину луга, я вступила под сень раскидистой кроны векового гиганта и оторопела, наконец рассмотрев то, что приманило меня сюда. Под дубом, спиной привалившись к его мощным, коряво выпирающим из земли корням, сидела маленькая девочка, облаченная в мешковатую рубашку из беленого полотна. Худое личико малышки пугало неестественной бледностью, черные ресницы полукружьями лежали на впалых щеках, а под рубашкой четко прорисовывались тощие коленки и ключицы. Скрещенными на груди руками девочка собственнически прижимала к себе сплетенную из соломы куклу, жутко разрисованную углем. Кукла смотрела на меня криво расположенным единственным глазом и плотоядно щерила сикось-накось перекошенный рот с острыми зубами из сосновых щепочек. В глазу соломенной уродки читался нездоровый и явно гастрономический интерес к моей изрядно зачуханной персоне. По спине сбежала холодная струйка пота, меня передернуло от ужаса – настолько живой казалась эта безобразная кукла и настолько неживой – ее хозяйка.

«Мертва!» – с сочувствием решила я, вглядываясь в бледное до синевы лицо девчушки, ее закрытые глаза, тонкие пересохшие губы и неестественно спокойную позу сломанной, выкинутой на помойку игрушки. Внезапно девочка распахнула ресницы и уставилась на меня огромными черными глазищами без зрачков…

– Гоблины треклятые! – шокированно выдохнула я, отшатываясь назад, запинаясь за камушек и плашмя валясь в лютики. – Так ты живая!..

Девочка неловко поднялась на ноги, поражая меня противоестественной неуклюжестью движений и общей разболтанностью всего тела. Малышка прихрамывая подковыляла ко мне, наклонилась и долго рассматривала мое лицо своими неподвижными глазами. Я с трудом вернула на место свою чуть не отпавшую нижнюю челюсть и робко взирала на оскаленные зубы куклы, выглядевшие подозрительно натуральными. Меня не отпускало странное ощущение, будто ужасная кукла все видит и понимает, только и поджидая подходящего момента, чтобы вцепиться мне в горло…

– Тетя, – вдруг хрипло прошептала девочка, прерывая затянувшуюся паузу, – отведи меня домой, я заблудилась! – И ее костлявая, холодная как лед ладошка настырно уцепилась за рукав моей куртки…

Дальше я шла очень медленно, потому что по непонятной мне причине девочка абсолютно не умела передвигаться нормально, как все обычные люди. Вместо этого она ковыляла, шаталась – невероятно выворачивая суставы в совершенно не предназначенные для того стороны, и умудрялась одновременно хромать на обе ноги. Сначала я хотела взять калечную малышку на руки, но меня остановил жуткий холод, исходящий от ее тщедушного тельца и внушивший мне какой-то мистический трепет. При этом девочка производила впечатление вполне адекватной личности – охотно поддерживала беседу и бойко вертела головой, обозревая окрестности.

– А далеко ли отсюда находится твой дом? – заинтересованно выспрашивала я, ибо внешний облик малышки выдавал в ней обычную деревенскую жительницу, а значит, она вполне способна привести меня туда, где можно разжиться молоком и хлебом. В кармане моей куртки побрякивало несколько серебряных монет, достаточная сумма для покупки провианта.

– Недалеко, – обрадовала меня девчушка, – кажется, вон за тем пригорком… – Похожий на косточку пальчик указал нужное направление. – Вроде бы там…

– А как тебя зовут? – не прекращала расспросы я, немного сбитая с толку ее неуверенностью.

Малышка ненадолго задумалась.

– Не помню, – спокойно выдала она. – А зачем мне имя?

– Ну как… – оторопела я. – Чтобы откликаться на чей-нибудь зов, например…

– Зов я и так услышу, – без малейших эмоций в голосе сообщила девчушка. – Как только подойду близко к дому.

– Зов мамы и папы? – уточнила я, безмерно заинтригованная нашей странной беседой.

– Сестер и братьев, – отрицательно мотнула головой малышка. – Дома мы все сестры и братья, поэтому имена нам не нужны. – Она довольно хмыкнула, словно вспомнила нечто крайне важное, ввергая меня в еще большее недоумение.

Проанализировав ее реплики, я тут же решила, что эта девочка наверняка проживает в каком-то приюте, и прониклась к несчастной сиротке еще большим состраданием.

– Имена нужны лишь привязанным к тебе охранителям, – между тем продолжала рассказывать девочка, ничуть не смущенная моим молчанием. – Таким, как она! – И девочка выразительно тряхнула своей страшной куклой.

– Она – охранитель? – не поверила я, вздрагивая от отвращения, ибо кукла, даже находясь в руках хозяйки, продолжала неотрывно таращиться на меня. – И от чего же она тебя охраняет?

– От всех! – категорично фыркнула малышка. – У каждого, находящегося вне дома, должен быть охранитель. Такой, как моя Злючка! А ты такая большая и не понимаешь таких простых вещей… – Черные глаза девочки взглянули на меня с жалостью, словно на ущербную. – А-а-а… – вдруг дошло до малышки, – у тебя нет своего охранителя. Почему? Ты его потеряла?..

– Хм… – стушевалась я, не находя нужных для ответа слов. – Кажется, у меня его никогда и не было!

– Плохо! – вынесла вердикт малышка, дергая меня за рукав. – Тогда тебя могут обидеть…

«Кто?» – хотела спросить я, но промолчала, ощущая себя запутавшейся полностью и окончательно.

Увлеченные беседой, мы преодолели пригорок, оставили позади редкий березовый перелесок, а затем внезапно очутились в какой-то тихой лощинке, перед частично сломанной железной оградой, сплетенной из ржавых, перекошенных прутьев. Девочка насторожилась, словно услышала нечто недоступное моему уху, а затем облегченно расслабилась и улыбнулась.

– Пришли! – важно изрекла она. – Вот я и дома!

– Как, ты живешь здесь? – недоверчиво рассмеялась я, оглядываясь по сторонам. Везде, куда ни кинь взор, виднелись искореженные надгробные памятники, просевшие могильные холмики, обломки разбитых статуй, обрамленные синими болотными огоньками. – Так ведь это же кладбище! – почти истерично выкрикнула я.

– Это мой дом! – Девочка уверенно пробиралась по тропке между могилами, таща меня за собой, пока не остановилась возле одной из них. – Спасибо, тетя! – Она отцепилась от моего рукава и шагнула прямо на покрытый дерном холмик. – Давай-ка я подарю тебе свою Злючку, пусть охраняет тебя, пока ты тоже не попадешь домой!

Омерзительная кукла как-то незаметно перекочевала в мои руки, где и угнездилась, для надежности ухватившись зубами за пуговицу куртки. Я попыталась отбросить соломенное чудище, но у меня ничего не вышло.

– И имечко-то у нее подходящее! – плевалась я, борясь с прилипчивой куклой. – А зачем оно ей вообще?

– Ну как? – удивилась стоящая на могиле девочка. – Демоны без имен не могут. Прощай, тетя!

Ее тощее тельце внезапно начало светиться, становясь прозрачным, а затем превратилось в полоску тумана и эффектно втянулось в могильный дерн. А Злючка ужом поползла по моей куртке, пока не добралась до груди, где ловко юркнула за пазуху, да там и затаилась, больше ничем о себе не напоминая.

– Вот тебе и на, – ошеломленно бубнила я, осторожно лавируя между плотно натыканных могил, выкопанных впритирку друг к другу, – оказывается, я повстречалась с призраком. – Тут я больно ударилась ногой об элемент ограды и чуть не упала. – Интересно, кто и зачем вообще придумал огораживать кладбища? Вроде могильник – это то самое место, куда никто не приходит по своей воле и откуда никто не выходит?..

Мои рассуждения прервал вид плывущего в воздухе огонька, возникшего словно бы ниоткуда, но явно движущегося в моем направлении…

– Хм… ошибочка вышла, – усмехнулась я, наблюдая за очертаниями некой приземистой фигуры, медленно проявляющейся из темноты вслед за огоньком, – была не права, прошу прощения. Похоже, с этого кладбища все уйти норовят… – Я подняла лопату, неизвестно что делающую на соседней могиле. – Непорядок, пора исправлять…

В этот самый момент огонек приблизился ко мне, оказавшись масляной лампой, несомой каким-то низкорослым, плотным стариком, уверенно шествующим среди надгробий.

«Упырь, вурдалак? Добычу ищет?» – еще успела растерянно подумать я, замахиваясь лопатой, а потом с возмущенным воплем:

– Внутри ограды так и быть – броди, а наружу соваться не смей! – резко опустила ее вниз, угодив точно по макушке надвигающегося на меня старика…

Только теперь я осознала истинный смысл совета, данного мне загадочным голосом. Здороваться с людьми нужно, а не по голове их лупасить! С людьми, потому что едва не пришибленный мною старик оказался именно человеком, а не упырем или вурдалаком. Я подобрала валяющуюся на земле лампу, к счастью не погасшую и не разбившуюся, и внимательно всмотрелась в жертву моей немотивированной агрессии, распростертую на кладбищенском дерне. Обычный сельский житель лет семидесяти на вид, с самой заурядной внешностью – лысоватый, обрюзгший, одетый в вышитую крестиком рубаху, полотняные порты и лапти. Никаких тебе клыков, рогов и когтей… Ох, похоже, взяла я грех на душу – убила ни в чем не повинного деревенского деда…

Но распластавшийся на земле старик вдруг тоненько икнул и раскрыл узкие глазки, окаймленные белесыми ресницами.

– Здрас-сте! – смущенно брякнула я, подавая деду руку и помогая ему сесть.

– И тебе подобру-поздорову, дочка! – Старик озадаченно ощупал здоровенную шишку, вздувшуюся на его лысине, и горестно вздохнул: – А не видела ли ты, дочка, чего это такое тяжеленное мне на голову упало?

– Видела! – смущенно кашлянула я. – Лопата…

– Вот ведь чудо чудное! – пораженно ахнул старик. – А с какой радости ей вдруг летать вздумалось? Я ведь ее давеча возле могилки вдовы Авдотьи оставил, кою поправить хотел. Так вот иду я себе и иду, о работе своей скорбной думаю, а тут бац – лопата…

– Ага, бац! – виновато подтвердила я, размышляя, стоит ли уточнять, что в роли этого самого «бац» выступила именно я. И тут меня осенило. – Так вы же кладбищенский смотритель! – обрадованно выпалила я.

– А кем же мне еще быть, дочка? – простодушно удивился старик. – Твоя правда – я здешний смотритель, а заодно и сторож, и гробовщик…

– Значит, все-таки не упырь? – на всякий случай переспросила я, мучимая жесточайшим раскаянием.

– Боги с тобой, дочка! – нервно вздрогнул и поспешно отмахнулся сторож. – Хотя немудрено и ошибиться. Ночью по моему кладбищу кто только не шастает. Вот, уже и лопаты летать начали… – Он снова потрогал здоровенную шишку и вздохнул. – Никакая сила их, супостатов проклятущих, не берет…

– Что, и мертвые из могил поднимаются? – скорее уточнила, чем предположила я.

– Не без того. Озорничают, неслухи, – смущенно вздохнул сторож. – Бардак сплошной в моем хозяйстве творится, дочка. Иногда штук по десять мертвяков за ночь по кладбищу гоняю и стыжу за поведение непотребное. Да только куда мне за всем поспеть, стар я стал, и рук у меня всего две…

– А вы связывайте своих резвых мертвецов и по пояс в землю закапывайте! – в шутку предложила я, но старик отнесся к моему предложению более чем серьезно.

– Дело говоришь, дочка! – согласно кивнул он. – Связанные-то они никуда не денутся.

– Пусть они еще за руки держатся, а вы их краской серой сверху покрасьте, сойдут за ограду! – Меня несло, и я сама почти не понимала, чего брякнула. Тут же прикусила свой болтливый язык, но было уже поздно.

– Экая ты, дочка, боевая! – крякнул старик, с моей помощью выбираясь на тропку между могилами и уводя меня в глубь кладбища. – Погляжу, ничего не боишься? – В голосе сторожа послышались лукавые нотки.

– А чего тут бояться? – совсем расхрабрилась я, довольная тем, что разговор ушел в сторону от треклятой лопаты. – Бояться нужно живых, а не мертвых…

– И то правда! – одобрительно кряхтел старик, не выпуская моих пальцев из своей заскорузлой ладони. – Пойдем, я тебя чайком напою…

Через несколько минут мы очутились в самом центре кладбища, возле небольшой сторожки, в окнах которой горел свет. Сторож распахнул скрипучую дверь и втолкнул меня внутрь хибары, даже не испросив на то моего согласия. Я перешагнула через порог и очутилась в комнатке, скудно освещенной парой сальных свечей, установленных на грубом деревянном столе. Подле стола стояли две лавки, на одной из них кто-то сидел…

«Орк! – сразу же решила я, рассматривая худощавого парня, испуганно косящегося на меня поверх здоровенной кружки. – Смуглый, волосы как вороново крыло, собраны в длинный хвост и открывают острые уши. Глаза черные, нос – с горбинкой, на шее ритуальные татуировки. Как пить дать, орк, хоть и симпатичный».

– Привет! – Я непринужденно уселась напротив парня и с благодарностью приняла чашку с чаем, поданную мне стариком. – А ты откуда здесь взялся?

– Без дела валялся, – шутливо пояснил дед, пихая парня кулаком в бок. – А я нашел да к себе привел. Чего молчишь, сынок? Говори. Поди, она тебя не укусит…

– А зачем ей обо мне знать? – Парень неприязненно зыркнул на меня, прячась за свою кружку. Мне он показался каким-то чересчур робким, даже забитым, что предельно не вязалось со всем тем, что я слышала о его воинственном народе. – Тоже неудачником невезучим дразнить станешь? – Он пробовал говорить спокойно, но голос – взбудораженный, ненормально высокий, почти на изломе – выдал его с головой.

– Я? – От негодования я аж подпрыгнула на скамейке, до глубины души возмущенная его нелепым предположением. – Нет, не буду… Сама такая!

– Да ну? – не поверил орк, но радостно заулыбался и за кружкой укрываться перестал. – А не врешь?

– Не вру! – печально вздохнула я. – Сам скоро все поймешь!

– А звать-то тебя как? – совсем расхрабрился парень, придвигая ко мне мисочку яблочного варенья. – Ты тоже собралась судьбу пытать и искать дорогу к Храму Смерти?