— Кто ж спорит, — со вздохом подтвердил Берковиц.

Сэм не сомневался, что Берковиц владеет литературным языком не хуже Барбары, однако старается говорить попроще, чтобы люди его понимали. Психиатр продолжал:

— Ну, и как же нам узнать, чем живут ящеры, что у них внутри? Не секс. Значит, они настолько от нас отличаются, что и представить себе невозможно?

— Ристин и Ульхасс говорят, что два других вида инопланетян, которых ящеры покорили, устроены точно так же, — сказал Игер.

— Халесс и Работев. Да, я тоже слышал о них, — кивнул Берковиц, вновь откинувшись на спинку стула.

Его гимнастерка потемнела от пота. Сэм чувствовал, что рубашка прилипла к спине, а ведь он сидел практически неподвижно и ничего не делал. Что будет, если выйти на улицу и поиграть в мяч? Он вспомнил, как выжимал футболку после игры на здешних площадках. Раньше он думал, что помнит, какая здесь погода, но, проводя в Арканзасе неделю за неделей, начинал понимать, что память — проявив милосердие — заблокировала самое худшее.

Он провел рукой по лбу. Поскольку ладонь была почти такой же влажной, не помогло.

— Жарко, — проворчал он не к месту.

— Точно, — кивнул Берковиц. — Я размышлял о Работеве и Халессе. Хотелось бы что-нибудь для них сделать — ведь ящеры держат их в рабстве в течение тысяч лет.

— Я слышал, что они сохраняют верность Императору не хуже самих ящеров, — ответил Сэм. — Они стали почетными ящерами. И мне кажется, что ящеры хотят, чтобы мы разделили их участь.

— Наверное, ты прав, — кивнул Берковиц. — Хочешь услышать кое-что забавное? — Сэм кивнул. — Страха рассказал, что восемьсот лет назад ящеры отправили к Земле зонд. Он доставил целую серию фотографий и много чего еще на планету, которую ящеры называют Родина… и они решили, что мы будем лакомым кусочком, поскольку не сможем сильно измениться за столь короткое время.

Несколько секунд Сэм обдумывал слова Берковица. Потом оба принялись хохотать.

— Вы хотите сказать, что они думали, будто им придется сражаться с королем Артуром и Ричардом Львиное Сердце и… — Он сдался, больше в голову не пришло ни одного имени исторических деятелей прежних времен.

— Именно так они и думали, — подтвердил Берковиц. — Ящеры собирались сражаться при помощи танков и истребителей против конных рыцарей. Покорение Земли должно было занять двадцать минут, а что до потерь… ну, разве что кто-нибудь из ящеров споткнется и разобьет себе нос.

— Мы преподнесли им маленький сюрприз, верно? — сказал Сэм. — С тех пор многое произошло… — Он немного помолчал, пытаясь сосчитать. — С 1142 года или около того.

— Угу. И для нас это хорошо. Но знаешь, тут есть одна странная вещь: если бы они послали зонд в 342 году, а сами прилетели в 1142 году — им предстояла бы легкая прогулка. Или если бы ящеры отправили зонд… — теперь пришел черед Берковица считать в уме, — в 458 году до нашей эры, а сами явились бы в 342 году нашей эры, они бы не встретили почти никакого сопротивления. Их предположение относительно нашего развития оказалось бы правильным, и они легко расправились бы с землянами.

— Да, я об этом не думал, — признался Игер. Да ему и не хотелось размышлять о том, что случилось бы с Землей при таком раскладе. Тут ему в голову пришла другая мысль. — Однако они подготовились с большим запасом, если рассчитывали встретить здесь средневековых рыцарей.

— Немного странно, да? — Берковиц уныло покачал головой. — Я спросил об этом Страху. Он аж вскинулся — так они поступают, когда им кажется, что ты говоришь глупости, ну, ты понимаешь, что я имею в виду? А потом он сказал: «Не следует отправляться на войну, если у тебя нет достаточного запаса инструментов для победы. Мы считали, что у нас есть такой запас».

— Возможно, они сумеют одержать победу, несмотря на наше отчаянное сопротивление, — сказал Сэм.

— Все может быть. — Берковиц посмотрел на часы. — Мне нужно бежать, скоро я должен участвовать в допросе офицера бронетанковых войск ящеров относительно бронебойных снарядов. Всегда рад поговорить с тобой, сержант, у тебя правильный подход к ящерам. Люди, которые начинают общаться с ними, считая, что они все знают, плохо кончают, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Игер рассмеялся и отправился на четвертый этаж. Там он обнаружил возбужденных Ристина и Ульхасса.

— Послушайте, недосягаемый сержант Сэм, — сказал Ристин, державший в руках нечто, напоминающее набор бутылочек для маникюра. — Замечательный и великолепный капитан корабля Страха привез с собой большой запас красок для тела. Он поделился ими с нами. Теперь мы больше не будем ходить голыми.

— Хорошо, — спокойно ответил Сэм. — А как вы наносите раскраску: каждый красит себя сам, или вы помогаете друг другу?

— Мы раскрашиваем друг друга. — Ульхасс огорченно вздохнул. — Но мы потеряли свои звания и, следовательно, право на свою прежнюю раскраску. Теперь мы пленники.

— Тогда раскрасьте себя соответствующим образом, — посоветовал Игер.

— Но у нас принято раскрашивать только тех пленников, которые допустили ошибку и заслуживают наказания. А мы не сделали ничего плохого; вы, Большие Уроды, захватили нас в плен. А на такой случай у нас раскраски нет.

«Наверное, когда вы улетали с Родины, никто не предполагал, что такое может случиться», — подумал Игер.

— Но если у вас нет такой раскраски, придумайте ее, — предложил Игер.

Ристин и Ульхасс переглянулись. Очевидно, такая идея им в голову не приходила.

— Но такая раскраска не будет официальной, — возразил Ульхасс, словно это ставило крест на идее Сэма. Однако Игер и не думал сдаваться.

— Вовсе нет. Ваша раскраска станет официальной для всех пленных ящеров в Хот-Спрингс. Ведь если вы — наши пленники, вам следует использовать нашу раскраску, верно?

Ящеры вновь переглянулись. Они очень серьезно относились к предложениям непосредственного начальства.

— Но какова официальная раскраска пленных ящеров в Хот-Спрингс? — спросил Ристин.

Игер собрался предложить им придумать что-нибудь самостоятельно, но в последний момент ему в голову пришла хорошая идея — как и большинство людей, ящеры предпочитали выполнять приказы.

— Вам следует покрасить себя в красно-белые полосы с синими звездами. Тогда все будут видеть, что вы носите американский флаг.

Ристин и Ульхасс принялись обсуждать его предложение на своем языке. Теперь Сэм понимал почти все, что они говорят. Он скрыл улыбку, слушая, с каким растущим энтузиазмом ящеры окунулись в новую проблему. Наконец Ристин сказал:

— Будет исполнено.

Когда они закончили, Игер подумал, что они выглядят слишком кричаще, но никто не нанимал его в качестве художественного критика, поэтому он оставил свое мнение при себе. Ульхасс и Ристин остались довольны, а он именно к этому и стремился. В течение следующих нескольких дней еще несколько лишенных раскраски ящеров последовали примеру Ристина и Ульхасса. Теперь предложение Сэма стало чуть ли не официальным приказом для пленных ящеров.

Однажды, когда он выходил из комнаты, где жили они с Барбарой, его остановило властное шипение.

— Ты тот тосевит, который изобрел эти… неприятные сочетания цветов для пленных? — резко спросил Страха.

— Совершенно верно, капитан, — ответил Сэм. — Что-то не так?

— Да, что-то не так. — Страха кашлянул, чтобы показать, насколько серьезно ошибся Сэм. Вообще Страха выглядел разгневанным и напомнил Игеру проповедника, который обличает зло в виде алкоголя и распутных женщин. — Ты неправильно выбрал цвета. Раса не использует такую раскраску. Ее нужно немедленно стереть с чешуи самцов. Это…

Он произнес незнакомое слово, но Сэм был готов съесть свою шляпу, если оно не означало «извращение».

— Но почему, капитан? — невинно спросил Игер.

— Потому что такая раскраска уничтожает всяческий порядок и дисциплину, — ответил Страха, словно разговаривал с умственно отсталым ребенком. — Раскраска тела показывает звание, назначение и старшинство; ее нельзя использовать для легкомысленного украшательства.

— Капитан, данная раскраска показывает: всякий, кто ее носит, является пленником Соединенных Штатов, — заявил Сэм. — А если вы хотите, чтобы она показывала старшинство, то те пленники, которые находятся в плену дольше, могут носить больше звезд. Так будет правильно?

Сэм старался говорить спокойно и убедительно. Тем не менее он ожидал, что Страха сейчас взорвется, как скороварка, у которой отказал предохранительный клапан. Однако капитан его порядком удивил.

— Когда общаешься с тосевитами, забываешь, что они иначе смотрят на мир. Ты меня понимаешь?

— Боюсь, что нет, капитан, — ответил Сэм. — Сожалею.

Страха зашипел, как вскипевший чайник.

— Тогда я объясню. У Расы редко что-либо меняется. Мы не изобретаем с такой легкостью новую раскраску для тела. Существует целая система раскраски, которую мы улучшали в течение более ста тысяч лет.

Игер знал достаточно, чтобы разделить это число на два и получить земные годы, но все равно результат вышел впечатляющий. Страха между тем продолжал:

— Вы, Большие Уроды, изобретаете все с поразительной легкостью. Вас не интересуют долгосрочные прогнозы, вам важно одно — быстро получить результат.

— Идет война, капитан. Мы воевали и до того, как Раса появилась на Земле, — сказал Игер. — И сделаем все необходимое для победы. Мы постоянно меняемся.

— Да, к нашему несчастью. Мы уже успели это заметить, — ответил Страха. — Оружие, которое вы используете сейчас, значительно лучше того, которым вы обладали, когда мы прилетели сюда. А наше остается неизменным. Вот что я имел в виду, когда говорил об изменяющейся перспективе. Если вас что-то устраивает на данный момент, вы совершенно не тревожитесь о том, согласуется ли оно с тем, что было раньше. Ты изобрел раскраску под влиянием момента. — Капитан вновь зашипел. — Наверное, мне следовало бы привыкнуть к такому положению вещей, но иногда меня это по-прежнему шокирует.

Игер вспомнил о фантастических рассказах, в которых сегодня в голову ученому приходит идея, на следующий день он ее реализует, а послезавтра начинается массовое производство — как раз вовремя, чтобы спасти землян от нашествия марсиан. Он всегда считал такие вещи чем-то вроде крупинки соли величиной с Большую Соляную Долину возле Солт-Лейк-Сити. В реальной жизни так не бывает.

Выходит, ящерам Земля представляется воплощением измышлений научных фантастов из дешевых журналов. Не прошло и года, а человеческие существа успели изобрести ракеты большого радиуса действия, базуки note 26, реактивные двигатели, не говоря уже об атомной бомбе. И это — не считая многочисленных улучшений земного оружия, например танков. А отравляющие вещества, изобретенные еще перед Первой мировой войной, оказались для ящеров полнейшей неожиданностью.

— Значит, вы простите остальных пленников за то, что они сделали себе раскраску под цвет американского флага? — спросил Сэм.

— Я не пленник, а беженец, — с достоинством сообщил Страха, — Но я их прощаю. Я поспешил, когда осудил их, однако торопливость не приветствуется Расой. Пленные самцы могут носить любую раскраску, которую выберут тосевитские власти.

— Спасибо, капитан, — сказал Игер.

Для ящера Страха оказался очень гибким парнем. Если ты категорически отвергаешь спешку, то твоя жизнь на Земле будет трудной.

* * * Иногда Теэрц чувствовал вину из-за того, что произошло с Токио. Миллионы разумных существ погибли только потому, что он предупредил представителей Расы о попытках ниппонских тосевитов создать атомную бомбу.

Впрочем, чувство вины никогда не мучило его долго. Во-первых, Большие Уроды были готовы без малейших колебаний уничтожить огромное количество самцов Расы. Во-вторых, ниппонцы обращались с ним так, что заслужили наказание.

Он больше не летал над восточным континентом. Его командиры понимали, что его жизнь закончится быстро — или слишком медленно, — если ниппонцы вновь его поймают. Теперь он отправлялся на боевые вылеты в другом районе Тосев-3. Местные Большие Уроды называли его Францией.

— Это самые стойкие Большие Уроды, которые ведут воздушные поединки,

— сказал Элифрим, командир базы. — Конечно, наши друзья по другую сторону океана, которые сражаются с американцами, могут с этим поспорить, но не стоит обращать на них внимания. Самолеты дойчевитов — самые опасные из всех созданных тосевитами, а британцы изобрели радар еще до того, как мы высадились на их острове.

— Я не против того, чтобы встретиться с ними в воздухе, недосягаемый господин, — ответил Теэрц. — Ведь я смогу стрелять в ответ.

Он до сих пор не забыл о том, как находился в руках жестоких ниппонцев не в силах ответить на их издевательства. Никогда прежде он не ощущал такого одиночества и беспомощности.

— Лучше стрелять первым, — заметил Элифрим. — Послушай меня внимательно: если раньше, воюя с Большими Уродами, можно было не торопиться, то теперь необходимо действовать быстро. Кроме того, теперь придется чаще использовать пушку и реже ракеты.

— Почему, недосягаемый господин? — спросил Теэрц. — Ракеты имеют больший радиус действия. Если оружие у Больших Уродов стало лучше, пока я находился в плену у ниппонцев, значит, мне не следует сближаться с ними.

— Правильная тактика — при обычных обстоятельствах, — объяснил командир базы. — Но на Тосев-3 изменения происходят слишком стремительно, впрочем, ты, несомненно, уже успел это заметить. Проблема, командир полета, состоит в том, что наши запасы ракет вида воздух — воздух быстро идут на убыль, а мы пока не нашли способа производить их здесь. К счастью, у нас полно снарядов для пушек, которые делают заводы на наших кораблях и на фабриках тосевитов во Франции, Италии и США. Вот почему мы предпочитаем использовать пушки.

— Понимаю, — задумчиво проговорил Теэрц. — А насколько хороши снаряды, которые производятся на Тосев-3? Мне бы не хотелось ставить свою жизнь в зависимость от качества работы Больших Уродов.

— Сначала у нас возникли проблемы с системой контроля качества, — ответил Элифрим. («Интересно, сколько самцов из-за этого погибло?» — подумал Теэрц.) — Но нам удалось с этим разобраться и сбить несколько тосевитских самолетов снарядами, изготовленными тосевитами.

— Ну, уже кое-что, — удовлетворенно кивнул Теэрц.

Элифрим вытащил из ящика стола оболочку двух снарядов. Теэрц сразу же определил, какой из них сделан на Родине, а какой произвели здесь: один имел зеркальную, идеально гладкую поверхность, а другой остался матовым, кое-где Теэрц даже заметил царапины.

— Они выглядят примитивно, но их можно использовать, — сказал Элифрим, показывая на матовую оболочку. — Главное, их размеры соответствуют нашим.

— Как скажете, недосягаемый господин. — Теэрц не испытывал ни малейшего энтузиазма относительно использования этих снарядов, но у Расы не хватало своих, и другого выбора попросту не было. — А что говорят каптенармусы? — Оружейники отличались еще большей привередливостью, чем пилоты.

— В целом они удовлетворены, — ответил Элифрим, отводя глаза в сторону — верный знак того, что это не вся правда. Когда командир базы заговорил снова, он постарался придать своему голосу деловитость. — Еще вопросы, командир полета? Нет? Тогда ты свободен.

Теэрц с радостью покинул офис, освещенный единственной электрической лампочкой, оставшейся еще с тех времен, когда тосевиты контролировали базу, и вышел на солнечный свет. На улице оказалось холодновато на его вкус, но все же приятно. Он подошел к своему истребителю, чтобы взглянуть, как механики готовят его к вылету.

Старший оружейный мастер как раз снаряжал пушку.

— Добрый день, командир полета, — уважительно приветствовал его самец

— у Теэрца был более высокий чин.

Однако каптенармус — важное звание, и самец держался соответственно.

— Добрый день, Инносс, — ответил Теэрц. Он заметил, что часть снарядов произведена Расой, тусклый блеск других говорил о том, что их сделали Большие Уроды. — Что ты думаешь о боеприпасах, которые делают для нас тосевиты?

— Ну, раз уж вы спросили, недосягаемый господин, то отвечу так: я о нем не слишком высокого мнения, — ответил Инносс и вынул из ящика тосевитский снаряд. — Все параметры соответствуют нашим, но кое-что мне не нравится. — Он взвесил снаряд в руке. — Вес правильный, но с балансом не все в порядке.

— А что, тосевиты производят одинаковые снаряды? — спросил Теэрц.

— Нет, — ответил каптенармус. — Они отличаются друг от друга. И неудивительно, ведь у Больших Уродов такое примитивное производство. Уже то, что нам удалось найти хоть что-то подходящее, настоящее чудо.

Теэрц почувствовал, как его охватывают подозрения.

— Если это не общая тенденция, то я уверен, что снаряды с нарушенной балансировкой окажутся с дефектом, — предсказал он. — Поверь мне, Инносс, я очень хорошо знаю Больших Уродов и их уловки. Могу поспорить на зуб, которым я прокусил оболочку своего яйца, когда вылуплялся, что какой-то изобретательный тосевит нашел способ обмануть нас.

— Я не знаю, как такое возможно, — с сомнением ответил Инносс. — Вес соответствует норме. Наверное, дело в каком-то недостатке процесса производства. Я видел видео, на котором снята их так называемая фабрика. — И он презрительно зашипел.

— Их оружие отстает от нашего, но оно не намного хуже, — возразил Теэрц. — Готов отдать свою недельную плату, Инносс, что внимательное изучение покажет: плохо сбалансированные снаряды никуда не годятся.

Каптенармус задумчиво посмотрел на него.

— Отлично, командир полета, я принимаю вашу ставку. Давайте посмотрим, что нам скажет вот этот. — И он понес снаряд в мастерскую.

Теэрц задумался о том, как он потратит свой выигрыш. Размышления не заняли слишком много времени: «Куплю себе имбиря!» Просто поразительно, как легко здесь приобрести замечательное зелье. У каждого второго Большого Урода, убиравшего казармы или приносившего еду, имелся запас имбиря. Элифрим периодически ловил любителей наркотика и публично их наказывал, но большинство ускользало от возмездия.

Теэрц продолжал осматривать свой истребитель, когда Инносс вернулся. Каптенармус заговорил четко и по уставу:

— Недосягаемый господин, я должен вам недельную плату. Я уже организовал соответствующий перевод. — Теперь он говорил гораздо уважительнее, чем раньше; до сих пор Теэрц был для него лишь одним из множества офицеров.

— И что же придумали Большие Уроды? — поинтересовался Теэрц, стараясь скрыть облегчение.

Он повысил свой престиж, но только сейчас сообразил, как много мог потерять, если бы ошибся.

— Я просветил три снаряда; один наш, один тосевитский с правильным балансом и еще один с нарушенным балансом, — ответил Инносс. — Первые два оказались практически идентичными; как вы и говорили, Большие Уроды умеют хорошо работать — когда хотят. Но третий… — Он помолчал, словно до сих пор не мог поверить собственным выводам.

— Так что же придумали Большие Уроды? — повторил свой вопрос Теэрц.

Судя по тону Инносса, он не ожидал такого вероломства.

— Они существенно уменьшили количество взрывчатки, заменив ее металлом, чтобы проверка на вес не выявила отклонений. Остается только гадать, какое количество выпущенных нами снарядов не могло причинить вред противнику

— А у вас есть способ выяснить, с каких заводов поступают такие снаряды? — спросил Теэрц.

— О да. — Инносс открыл пасть — так хищники, предки Расы, демонстрируют угрозу. — Наш гнев обрушится на их головы.

— Хорошо, — сказал Теэрц.

Это не похоже на месть ниппонцам, когда тысячи невинных существ погибли только из-за того, что жили рядом с Большими Уродами, решившими создать атомную бомбу. Тосевиты, которые пострадают сейчас, заслужили наказание.

— Раса в долгу перед вами, — сказал Инносс. — Я сообщил командиру базы, что идея проверить снаряды принадлежала вам. Вы получите достойное вознаграждение; ваша раскраска станет более сложной.

— Очень щедро с твоей стороны, — ответил Теэрц.

Продвижение по службе или даже награда приведет к увеличению платы — значит, он сможет покупать больше имбиря. После ужасов, которые ему пришлось пережить, жизнь постепенно налаживалась.

* * * Как и Шанхай, Пекин знавал лучшие времена. Переход прежней столицы в руки японцев прошел мирно. «Прогнившая клика Чана попросту сбежала», — пренебрежительно подумал Нье Хо-Т'инг. Но японцы сражались отчаянно, чешуйчатым дьяволам пришлось приложить немало сил, чтобы вышвырнуть их из Пекина. Целые кварталы лежали в развалинах; дворцы, в которых прежние императоры Китая, их супруги и придворные наслаждались роскошью, превратились в руины.

— Ну и что? — прорычал Хсиа Шу-Тао, когда Нье поделился с ним своими мыслями. — Они являлись лишь символом угнетения народных масс. Город — весь мир! — только станет лучше без дворцов.

— Вполне возможно, — ответил Нье. — Но я бы сохранил их как напоминание о прошлом. — Он рассмеялся. — Вот мы сидим и обсуждаем, что следовало сделать с дворцами, хотя большая их часть уничтожена, а у нас нет никакой власти, чтобы решить судьбу других зданий.

— Путешествие длиной в тысячу ли начинается с одного шага, — ответил Хсиа. Он произнес пословицу, и на его лице появилась гримаса. — Отсюда до Шанхая больше тысячи ли, и мои несчастные ноги помнят каждый шаг.

— Но мы же в саду роз, — взмахнув рукой, заявил Нье Хо-Т'инг. — И можем расслабиться.

— Сад роз не более чем ночной навоз, — грубо сказал Хсиа; ему нравилось корчить из себя крестьянина. — Еще один дешевый притон.

«Джань Юань» (что значило «сад роз») когда-то был превосходным рестораном. Сейчас создавалось ощущение, что он несколько раз подвергся разграблению; одну из стен покрывала сажа — кто-то пытался поджечь заведение. Оставалось только удивляться, что попытка сорвалась.

Нье потягивал чай из простой фаянсовой чашки.

— Однако кормят здесь неплохо, — заметил он.

Хсиа проворчал что-то неразборчивое, он никогда ни с чем не соглашался. Но, как и Нье, он съел ли-вэй-пин-пан — ветчину, мелко нарубленные грибы, свиной рубец и язык, побеги бамбука — все политое густым соусом — одно из фирменных блюд «Джань Юаня». В последние годы удавалось достать только свинину и домашнюю птицу; свиньи и цыплята ели все подряд, и людям ничего не оставалось, как питаться их мясом.

К ним подошла официантка и спросила:

— Еще рису? — Когда Нье кивнул, она быстро вернулась с большой тарелкой риса.

Хсиа воспользовался лакированной ложкой, чтобы наполнить свою тарелку, и заработал палочками. Затем сделал большой глоток као-лианг, крепкого вина, которое гнали из проса, после чего громко рыгнул, показывая одобрение.

— Вы настоящий представитель пролетариата, — сказал Нье Хо-Т'инг без малейшей иронии.

Хсиа Шу-Тао засиял от полученного комплимента.

Через два столика от них обедала группа мужчин в европейских костюмах, для них играл оркестр и пели девушки. Несмотря на несчастья, обрушившиеся на Пекин, мужчины выглядели упитанными и преуспевающими. Некоторые обнимали поющих девушек за талию, другие пытались засунуть руки в вырезы их шелковых платьев. Некоторые девушки шарахались, далеко не все певицы были шлюхами. Однако большинство охотно принимали ласки богатых посетителей, предвкушая хороший заработок.

— Предатели, — сказал Нье так, словно отдавал приказ о расстреле — впрочем, он бы именно так и поступил, если бы они сейчас находились на территории, которую контролировала Народно-освободительная армия. — Они наверняка сотрудничают с маленькими чешуйчатыми дьяволами, иначе откуда у них деньги?

— Да уж, — проворчал Хсиа и взял себе еще риса. А потом с полным ртом проговорил: — Вон та, в темно-зеленом блестящем платье, настоящая женщина.

— А они эксплуатируют ее красоту, — ответил Нье.

Как и большинство коммунистических функционеров, он придерживался пуританских взглядов. Секс для развлечения, секс в качестве товара он всячески порицал. Секс возможен только для продолжения рода — все остальное вызывало у него отвращение. Проживание в шанхайском борделе лишь убедило его в правильности собственных убеждений.

— Да, конечно, — согласился Хсиа, понимая, что Нье прав. Впрочем, в его голосе слышалось сомнение.

— Вы не животное. Вы человек революции, — напомнил ему Нье Хо-Т'инг.

— Если вас привлекают развратные девочки, вам следовало присоединиться к Гоминьдану.

— Я революционер, — покорно повторил Хсиа. — Женщины вынуждены показывать свое тело, чтобы заработать себе на жизнь. Если я думаю об их теле — это доказательство того, что я еще не изгнал порочные мысли из своего сердца. Со всем смирением я постараюсь от них избавиться.

Если бы он занимался самокритикой на партийном собрании, то стоял бы, покаянно опустив голову. Здесь же он боялся себя выдать. Чешуйчатые дьяволы и их приспешники — клика Чан Кайши или японцы — не задумываясь и с радостью избавлялись от коммунистов. Хсиа продолжал сидеть на своем месте, прихлебывая вино… и, несмотря на самокритику, продолжал следить глазами за девушкой в шелковом темно-зеленом платье.

Нье Хо-Т'инг попытался привлечь его внимание к текущим вопросам.

Понизив голос, он сказал:

— Мы должны вселить страх в предателей. Если парочка из них умрет, остальные не будут служить маленьким дьяволам с прежним старанием, поскольку им придется постоянно оглядываться через плечо, опасаясь нашей мести. А некоторые предпочтут сотрудничать с нами в борьбе против империалистических агрессоров.

Хсиа Шу-Тао скорчил гримасу:

— Ну да, а потом они продадут нас чешуйчатым дьяволам вместе с собственными матерями. От таких друзей нет никакого толку; нам необходимы люди, которые по-настоящему преданы делу революции и справедливости.

— Мы не настолько глупы, чтобы им доверять, — согласился Нье, — но информация никогда не бывает лишней.

— Но они могут ее исказить, — возразил Хсиа.

Хсиа Шу-Тао был упрямым человеком, и если приходил к определенным выводам, то даже стадо буйволов не смогло бы заставить его сдвинуться с места.

Нье не стал пытаться. Он лишь сказал:

— Чем скорее мы убьем кого-нибудь из них, тем больше у нас будет шансов выяснить, из чего сделаны остальные.

Как и предполагал Нье, его идея показалась Хсиа привлекательной: его товарищ был человеком действия. Тем не менее Хсиа ответил:

— Конечно, жалкие черепахи заслуживают смерти, но прикончить их было сложно даже в Шанхае. Маленькие чешуйчатые дьяволы совсем не глупы и с каждым днем все лучше разбираются в безопасности.

— В безопасности для себя — да, — сказал Нье, — но только не для этих паразитов. Все иностранные дьяволы, которые пытались править Китаем — монголы, англичане, японцы, — использовали предателей. Маленькие чешуйчатые дьяволы ничем от них не отличаются. Как они смогут собирать налоги и продукты, если никто не будет вести учет?

Хсиа громко высморкался при помощи пальцев. Предатели даже не попытались скрыть своего отвращения; вместе с одеждой они усвоили и западные манеры. Он бросил на них злобный взгляд. Нье Хо-Т'инг не раз видел, как Хсиа проделывал подобные вещи: ему требовалось демонстрировать ненависть к конкретным врагам, идеологии ему не хватало.

Нье оставил на столе пять оккупационных долларов за обед; война и бесконечная оккупация превратили Пекин, как и Шанхай, в очень дорогой город. Они вышли на улицу и прикрыли глаза от яркого солнца. Вокруг высились памятники былой славы императорского Китая. Нье Хо-Т'инг посмотрел на массивную кирпичную стену ворот Цянь-Мэн с таким же презрением, как и на марионеток маленьких чешуйчатых дьяволов. Когда придет революция, здания, которые пощадила война, следует сровнять с землей. Народ построит собственные монументы.

Они с Хсиа жили в одной комнате в грязном маленьком домике неподалеку от ворот. Хозяин оказался человеком прогрессивных взглядов и не задавал вопросов относительно политических убеждений своих постояльцев. В ответ никто не нападал на захватчиков и их приспешников поблизости от дома, чтобы подозрение не упало на его обитателей.

Вечером, после чая и супа, Нье и его товарищи планировали, как нанести маленьким дьяволам максимальный урон. После длительной товарищеской дискуссии — посторонний назвал бы ее ожесточенными пререканиями — они решили напасть на здание муниципального управления, уродливую современную постройку, расположенную рядом с западным берегом Чанг Хай, Южного озера.

Хсиа Шу-Тао хотел сделать то, что совершили в Шанхае Нье Хо-Т'инг и его соратники: провести партизан с оружием внутрь здания, сделав вид, что это официанты и продукты. Нье категорически запретил:

— Маленькие чешуйчатые дьяволы — существа разумные. И если им известно, что мы однажды использовали этот трюк, они постараются помешать нам его повторить.

— Но мы используем его не против них, а против людей, которые лижут им задницы, — мрачно возразил Хсиа.

— Нет, — стоял на своем Нье. — Слишком рискованно.

— Ну, и что же нам следует сделать? — рассердился Хсиа.

Вновь началась дружеская дискуссия, еще более ожесточенная, чем прежде. Но после того как она закончилась, у них возник план, который устроил всех. Даже появилась надежда, что в случае удачи они понесут не слишком жестокие потери.

На следующее утро Нье Хо-Т'инг вместе с несколькими товарищами отправился в библиотеку, которая находилась напротив Хси-Ан Мэн — Западных Мирных Ворот, к северу от муниципальных офисов. Они надели европейские костюмы, как приспешники маленьких дьяволов в «Саду роз»; ноги Нье отчаянно болели из-за слишком тесных туфель. Библиотекари кланялись им и предлагали всяческую помощь — ведь никто не знал, что в их портфелях лежат вовсе не бумаги.

День выдался жарким и влажным; окна, выходящие на юг, были открыты, чтобы хоть немного проветрить помещение. Нье улыбнулся — отлично, как он и рассчитывал.

Его спутники умели читать. Далеко не все из них владели грамотой, когда вступили в Народно-освободительную армию, но невежество служило средством, при помощи которого военачальники и магнаты держали народ в повиновении. Коммунисты отчаянно с ним сражались. И получили теперь дополнительные преимущества: могли спокойно сидеть в библиотеке до тех пор, пока не придет время действовать.