- Могло быть хуже. - Пит перевел взгляд на Дага. Ребенок посмотрел прямо ему в глаза так осмысленно, как десятинедельный малыш смотреть просто не может. Затем Даг отпустил тормоза. До этой секунды Питу казалось, что он знает, как может кричать его сын. Жаль, что это ему только казалось.
      Он снова глянул на Дага. Лицо сына вовсе не было перекошенным, как у нормального плачущего младенца. Если не считать рта, раскрытого достаточно широко, чтобы служить источником такого шума, Даг вовсе не казался расстроенным или больным. Он казался... он казался ДОВОЛЬНЫМ!
      Пит пришел в ярость.
      - И как же ты будешь кричать, если тебе будет действительно плохо? прорычал он.
      На какой-то безумный момент идея уронить ребенка, чтобы проверить это, показалась ему вполне достойной внимания. Почти непроизвольно рука Пита начала распрямляться, отпуская Дага.
      - Обед! - позвала (то есть прокричала, чтобы прорваться сквозь шумовую завесу) Мэри. - Что ты там ему говоришь?
      - Ничего. - "Спасен в последний момент", подумал Пит. Он не знал точно, себя ли он имеет в виду или Дага.
      Ноги его, когда он нес Дага на кухню, были совершенно ватными. Пит попытался вспомнить, почему это ощущение кажется ему знакомым, и вспомнил: когда он был маленьким, он всегда чувствовал себя так, когда был напуган до смерти и приходилось уносить ноги. Да, сейчас он снова был напуган до смерти, только удирать было некуда.
      Он с особой осторожностью усадил Дага в желтое детское креслице, пытаясь забыть эти страшные мгновения. Он ожидал, что Даг заорет еще громче. Но нет, ребенок, как ни странно, позволил родителям спокойно поесть. Правда, отдельные его вскрики заставляли Пита вздрагивать. Каждый раз он пытался представить себе, что было бы, если бы он действительно отпустил ребенка, так что получил от отличной свиной отбивной гораздо меньше удовольствия, чем та заслуживала.
      Когда Пит составлял тарелки в раковину, он думал, не учится ли Даг творчески использовать свои неукротимые истерики. По мере взросления дети набираются опыта. При одной мысли о том, чему может научиться Даг, Питу становилось дурно.
      Два следующих дня Пит чувствовал себя кораблем, получившим пробоину и рифы: он тонул медленно, на ровном киле. Пол под его ногами казался твердым и устойчивым, но он все равно тонул.
      Еще тяжелее было то, что для Мэри Даг оставался просто ребенком, который слишком громко кричит. Его приступы не прерывали никаких ее занятий, если не считать тех случаев, когда они с Питом делали что-то вместе, например, полдничали. Даг никогда не визжал только для того, чтобы заставить ее подпрыгнуть или нарушить ход ее мыслей.
      И он никогда не смотрел на нее взглядом, означавшим "я-достаточно-умен-чтобы-свести-тебя-с-ума". Теперь, когда Даг плакал, этот взгляд совершенно бесил Пита. Этот взгляд постоянно напоминал ему о том, что сын развлекается за счет отцовских нервов. Рано или поздно, обещал себе Пит, этому должен быть положен конец.
      Если бы ему не удалось в последнюю свою вылазку по магазинам купить в "Сейфуэе" цыплячьи ножки, все могло бы кончиться хорошо. Даг визжал ему прямо в ухо на протяжении последних полутора часов - с тех пор, как проснулся. Он не был голоден: он совсем недавно хорошо сосал целых пять минут и сам выплюнул сосок. Он не описался и не обкакался, он не мучался газами, ему не было ни жарко, ни холодно - ничего такого. Просто хотелось кричать. Терпение Пита истощилось до последнего предела.
      Мэри отвернулась к плите. Даг взвыл громче, заставив ее снова обернуться. Он бросил на отца самодовольный взгляд. "Ну и что ты со мной сможешь сделать?" - казалось, спрашивали его глаза.
      Пит слышал эти слова так ясно, как если бы их произнесли вслух.
      - Вот что! - ответил он и швырнул ребенка об холодильник.
      Стук маленького тельца о желтую эмалированную дверцу мгновенно погасил всю ярость. На место ей пришел ужас. Пит сделал шаг к Дагу, который на мгновение затих.
      - Нет! - бросилась на него Мэри. Ни один крайний защитник не остановил бы его надежнее. Только у крайних защитников не бывает в руках кухонных ножей. Рванувшись защищать Дага, Мэри совершенно забыла про нож. Острое лезвие рассекло рукав рубахи Пита - и его руку.
      Боль и внезапная мокрая теплота от крови заставили его чисто рефлекторно перехватить нож. Пит был больше и сильнее Мэри. Он вырвал нож из ее руки. Мэри бросилась на него с остервенением, какого он от нее не ожидал. Они упали на кафельный пол. Пит почувствовал, как нож входит во что-то мягкое.
      На человеческом теле не так уж много точек, удар ножа в которые убивает сразу. Мягкая плоть под нижней челюстью - одно из таких мест.
      - Мэри? - произнес Пит. Уже тогда - по тому, как она дернулась и прекратила борьбу, - он знал, что ответа не будет.
      Он вытащил нож. На лезвии была кровь - его и Мэри. Он медленно сел на пол рядом с телами Мэри и Дага (Даг снова плакал, и на этот раз, видит Бог, Пит знал почему), рядом с разбросанными по полу цыплячьими ножками, рядом с руинами всего того, на строительство чего он потратил всю свою жизнь.
      Он снова посмотрел на нож, на этот раз с надеждой. Это было лучшее, что у него оставалось. Он убедился, что держит нож крепко, и вонзил его себе под ребро.
      Он умирал дольше, чем Мэри, и боль была сильнее, чем он ожидал; даже когда нержавеющая сталь пронзила сердце, оно пыталось биться. В конце концов сознание покинуло его. Последнее, что он слышал, был плач Дага.
      * * *
      Викки Гарро вынесла из машины маленькое детское креслице, в котором спал Даг. Бедный малыш, подумала она: в таком возрасте уже второй раз выписываться из больницы и попасть в совершенно новый, незнакомый дом. Мысли о ребенке помогали меньше думать о том, что случилось с сестрой и ее мужем.
      Даг извивался в ее неопытных руках.
      - Осторожнее, - сказал Джим, ее муж. Он стоял за спиной Викки - крупный, плечистый мужчина с угольно-черными усами. - Не сделай ему больно.
      - Я стараюсь, - ответила она. - Ему еще повезло, что он сломал только одно ребро. Доктор сказал, младенцы вообще живучи.
      - Главное, они замечательные, - нежно произнес Джим. Воспоминание о вмятине на дверце холодильника останется с ним до конца его дней. Они с Викки давно хотели ребенка и после того, как их племянник так страшно осиротел, решили усыновить его.
      - Ш-ш-ш. Он снова засыпает. - Викки осторожно понесла младенца по дорожке к дому. Джим обогнал их, чтобы открыть дверь.
      - Если бы мы не жили за сто пятьдесят миль от... - тут она снова вернулась мыслями в кухню Мэри.
      Джим улыбнулся и кивнул. Он отомкнул один замок, потом другой и нагнулся поцеловать жену в волосы. Она как раз вносила ребенка - теперь уже ИХ ребенка - в дом. Викки улыбнулась ему в ответ. Джиму пришло в голову, что они со старшей сестрой очень похожи, только у Викки зеленые глаза, а у той были голубые.
      Через несколько минут она вышла из комнаты, которую отвели Дагу.
      - Я просто стояла и смотрела на него. Во сне он похож на ангелочка.
      - Замечательно. Я поставил кофейник. После двух-трех часов за рулем мне просто необходимо выпить кофе.
      Густой аромат наполнил кухню. Викки сняла с сушилки две чашки.
      - Я сама налью.
      - Спасибо.
      Она протянула чашку Джиму и как раз наливала себе, когда Даг заплакал. Этого она не ожидала. Коричневая струя из кофейника дрогнула и плеснула ей на палец.
      - Ух! - сказала Викки и сунула палец в рот. Когда Викки вынула палец, она засмеялась. - Нам просто надо немного привыкнуть, правда?
      * * *
      От автора. Это единственный из написанных мною рассказов, который так и не прочитала моя жена. Наверняка некоторые из вас знают, каково иметь дело с ребенком, страдающим коликами. Рейчел, наша вторая дочь, была именно такой. Страдающий коликами ребенок запросто может сделать из вас параноика - вам начинает казаться, будто он плачет специально, чтобы свести вас с ума. С точки зрения писателя подобная дикая мысль может послужить неплохой отправной точкой для рассказа. Но Лора до сих пор даже видеть его не желает. Я могу ее понять.