Глава 4

Наступило утро, а добраться до ковра в библиотеке Спенсеру так и не удалось. Зато добрая порция бренди помогла унять мучительный звон в голове. Большая часть ночи прошла в тишине, и это помогло. В саду дома Беллами они с Эшуортом тактично отошли в сторону, чтобы дать Лили возможность поплакать рядом с безжизненным телом брата, но, словно сговорившись, не произнесли ни слова. По дороге домой все были погружены в раздумья.

Спенсер выглянул в окно экипажа. По небу разливался янтарно-серый рассвет. Улицы Лондона заполонили торговцы фруктами и рыбой, слуги и рабочий люд. Все это значительно замедлило движение.

Впрочем, Спенсер никуда не торопился. Его попутчики и безутешная Лили вернулись в Харклиф-Мэнор. В экипаже остались лишь он да леди Амелия. Впервые за долгое время Спенсер не стремился к одиночеству.

– Какая странная и необычная ночь, – пробормотал он себе под нос.

– Да уж, – ответила Амелия.

Усталость и горестные события прошлой ночи повергли Спенсера в странное состояние. Он принял слова Лили близко к сердцу. Смерть Харклифа стала весьма эффективным напоминанием о неизбежности смерти. Memento mori, как говорили древние. Спенсер не хотел, чтобы Клаудия оказалась в положении Лили, если с ним что-то случится. К счастью, он мог составить необходимые бумаги, чтобы оградить кузину от печальной участи, и намеревался заняться этим как можно скорее.

Прямо сегодня.

– Такое потрясение, – вновь прервал он молчание. – Но Лили, кажется, справилась.

– Да, со стороны все выглядит именно так. На самом деле Лили только сейчас начинает осознавать весь ужас случившегося. Как только первый шок пройдет, она будет раздавлена горем. После обеда я снова навещу ее. И может быть, даже останусь с ней на несколько дней. – Амелия бросила взгляд на своего попутчика, и в ее голубых глазах отразилось солнце. – До тех пор, пока ситуация не прояснится.

Спенсер попытался понять, что вызвало гнев Амелии, сквозивший в ее голосе, но так и не смог. Попытки понять эту женщину начали входить в привычку, и это сводило Спенсера с ума.

– Ваша светлость, если вы позволите мне говорить откровенно…

– Я пока не пытался запретить вам это.

– Я считаю, что «предложение», сделанное вами Лили, просто неслыханно. Еще никогда в своей жизни я не встречала более самодовольного, высокомерного, бесцеремонного, эгоцентричного и на редкость бессердечного человека.

Обвинения леди Амелии удивили Спенсера, но не слишком обидели. Произнесенные в порыве смятения слова легко пропустить мимо ушей. Они летят бездумно, подобно фарфоровым пастушкам, разбитым в порыве гнева о стену.

– По моим наблюдениям, – продолжала тем временем леди Амелия, – о лошадях вы печетесь больше, чем о людях.

– Да, я действительно нахожу, что общество заурядной лошади гораздо приятней общества заурядной личности. Любой любитель лошадей подтвердит вам это. Но из этого вовсе не следует, что я ценю животных превыше людей. Я так страстно желаю заполучить Осириса не потому, что он обычный конь, а потому, что он конь, владельцем которого я готов стать во что бы то ни стало.

– И готовы пожертвовать ради этого дружбой, гордостью и честью, – пробормотала Амелия.

Спенсер покачал головой. Бесполезно объяснять причины, заставлявшие его желать заполучить этого коня. Амелия все равно их не примет, даже если он попытается.

Экипаж покачивался из стороны в сторону, и их с Амелией локти соприкасались. Они сидели рядом, хотя Спенсер мог бы перейти на соседнее сиденье, раз уж оно освободилось. И правила приличий требовали поступить именно так. Но Спенсеру не хотелось шевелиться. Леди Амелия слегка прильнула к нему, устав и озябнув, и Спенсер в очередной раз почувствовал, что близость ее тела доставляет ему удовольствие.

Удовольствие росло. И вышедшее из-под контроля любопытство тоже. Спенсер никак не мог справиться с желанием говорить с леди Амелией, слушать ее ответы. Что-то для себя открывать, узнавать, понимать.

– Вы презираете значение, которое я придаю лошадям, – произнес Спенсер.

– Презираю, несмотря на все мое уважение к этим животным.

– А что же тогда наиболее важно для вас?

– Семья, – не раздумывая, ответила Амелия. – И мой дом.

– Дом на Брайанстон-сквер? – не смог скрыть удивления Спенсер. Судя по тому, какие указания Амелия дала вознице, она жила в одном из этих новых, похожих на короба домов, а не в родовом гнезде, наполненном историей.

– Нет, я не это имела в виду. Это дом Лорана, и построен он с учетом вкусов его жены. Я предпочитаю жилище наших предков в Глостершире. Замок Бьювел почти разрушен, но у нас остался небольшой коттедж, где мы проводим лето. Он называется Брайербэнк и располагается прямо на берегу реки Уай.

– Звучит заманчиво.

– Так и есть. Лучше места и не придумать. Мы с мамой часто ходили по утрам собирать лаванду и свежий… – Амелия фыркнула. – Все мои наисчастливейшие воспоминания связаны с Брайербэнком.

– Значит, скоро вы покинете город, чтобы провести там лето?

Амелия напряглась.

– В этом году нет. Братья хотят сдать его внаем. Видите ли, ваша светлость, моему брату Джеку необходимо выплатить долг.

– А… – протянул герцог. – Вот, стало быть, истинная причина вашего гнева на мой отказ простить ему долг. А вовсе не сделанное Лили предложение.

– Мой гнев разделился на несколько ответвлений. Но в целом вы правы. – Амелия вздернула подбородок и отвернулась к окну.

Спенсер вдруг понял, что не в силах корить Амелию за упрямство. Всю свою жизнь он открыто восхищался людьми, основной чертой характера которых была преданность. Но в данном случае Амелия направляла свою любовь не в то русло. Ее брат мог разорить всю семью.

– Я не понимаю, как…

– Ваша светлость, – перебила Спенсера леди Амелия, нетерпеливо отмахнувшись, – по моим подсчетам мы провели в обществе друг друга почти семь часов, но в последние несколько минут вы разговаривали со мной больше, чем за всю ночь. Вы всегда столь болтливы по утрам?

Болтлив? Спенсера награждали множеством нелестных эпитетов, но никто еще не обвинял его в излишней болтливости. Поразительно.

– Нет, – задумчиво ответил он. – Я не такой. А вы всегда столь враждебны?

Амелия громко вздохнула.

– Нет. Но как вы сами сказали, ночь сегодня выдалась странная. Еще до того, как вы приехали на бал.

Замечание Амелии вернуло Спенсера на темную террасу, и он машинально начал шарить по карманам в поисках ее носового платка. Ему ужасно не хотелось думать, что он его потерял. Ведь Амелия вложила в его создание всю свою любовь. Однако в отличие от других молодых леди, вяжущих кошельки и разрисовывающих подносы, а потом выставляющих свои сомнительные «произведения искусства» напоказ, Амелия вышивала платок для себя.

И это несказанно интриговало Спенсера.

Равно как и тот факт, что, несмотря на полные враждебности слова Амелии, ее тело, кажется, быстро нашло общий язык с его телом. Девушка все еще прижималась к своему попутчику.

– Вы меня не боитесь, – заметил он.

– Нет, – задумчиво ответила Амелия. – Я действительно не боюсь вас теперь, хотя смертельно напугалась бы в это же самое время вчера. Но эта ночь, равно как и слова Лили, еще раз убедила меня в том, что никто из нас не вечен. Это открытие ужасно, но вместе с тем оно дало мне свободу. – Амелия тихо рассмеялась. – Вчера я бы воспринимала вас как недосягаемого, внушающего благоговейный страх герцога Морленда. А вы вообще не обратили бы на меня внимания.

Наверное, тут стоило возразить. Воскликнуть: «Ну что вы, конечно же, я заметил бы вас! Разглядел в толпе других леди». Но это было бы ложью. По всей вероятности, Амелия права. Если б они встретились на улице вчера утром, Спенсер прошел бы мимо, даже не удостоив ее взглядом. И совершил бы огромную ошибку, ибо эта женщина заслуживала весьма пристального внимания. В этот самый момент Спенсер вдруг заметил, что привычный неяркий свет утра сослужил Амелии лучшую службу, нежели тени и отблески, отбрасываемые пламенем свечи или тлеющими в камине углями. Рассвет сделал ее почти красавицей.

Амелия коснулась пальцем стекла.

– Но сегодня я знаю, что мы просто люди. Два несовершенных живых существа, чьи кости однажды обратятся в прах.

При этих словах Спенсеру показалось, что воздух в экипаже невероятно сгустился и сосредоточился только вокруг него. Но он не душил и не давил на него. Нет, он пробудил самые приятные стороны человеческой природы: физическое удовольствие и эмоциональную близость. Уже очень давно Спенсер не испытывал первого и всю сознательную жизнь избегал второго. Определенно, винить во всем следовало выходившие за рамки обыденности события минувшей ночи, однако Спенсер вдруг обнаружил, что ужасно изголодался и по тому, и по другому.

Не успел он об этом подумать, как Амелия придвинулась еще ближе. Она искала утешения? Или предлагала его Спенсеру?

Просто мужчина и женщина.

Намеренно медленно Спенсер поднял затянутую в перчатку руку и положил ее на ногу Амелии чуть повыше колена.

Ее бедро напряглось и задрожало под его ладонью. Но Спенсер не шевельнулся, сделав вид, будто не заметил реакции. Он просто сидел рядом с Амелией и упивался ощущением ее мягкой пышной плоти в своей руке.

Выбирая из толпы девушек в танцевальном зале хорошеньких пустышек, Спенсер исходил из соображений практичности. Когда же дело доходило до постели, его вкусы менялись кардинальным образом. Он любил женщин, которых природа наделила не только умом, но и пышущим здоровьем телом. Леди Амелия обладала и тем и другим.

Да, она не была писаной красавицей, но притягивала к себе, точно магнит. А от ее рта Спенсер вообще не мог отвести глаз. Природа придала ее полным чувственным губам восхитительный оттенок коралла. А это своенравное родимое пятнышко на изгибе ее левой груди… Это крошечное несовершенство лишь подчеркивало идеальную гладкость шелковистой кремовой кожи.

И после ночи, пропитанной холодом смерти, так естественно было испытывать… желание.

Словом, Спенсер хотел эту женщину. Причем неистово.

Его ладонь почти незаметно скользнула выше, мимо скрытой под тканью платья подвязки. Дыхание Амелии участилось, и большой палец Спенсера принялся описывать медленные чувственные круги. При этом он не просто скользил по ткани платья, а подцеплял ее и тащил за собой, позволяя обоим наслаждаться соприкосновением шелка и льна с кожей. Сорочка под платьем наверняка была просторной и очень мягкой от многочисленных стирок. Плоть сидевшей рядом женщины напоминала Спенсеру поднимающееся тесто – упругая, гладкая и податливая в разминающих ее умелых руках.

Чувственные картины пронеслись перед глазами Спенсера, а кровь закипела от вожделения. Ему ужасно хотелось усадить Амелию к себе на колени и в полной мере насладиться щедрыми изгибами ее тела. Он бы зарылся лицом в ее восхитительную грудь и сжал руками ягодицы, взяв ее прямо здесь в экипаже, позволив его ритмичному покачиванию приблизить их к сладостному финалу…

Да, Амелия могла бы удовлетворить Спенсера во всех отношениях, будь она женщиной, с легкостью подчиняющейся подобным требованиям мужчины. Тот факт, что она не замужем, отнюдь не являлся свидетельством ее непорочности. Возможно она не спешила замуж именно потому, что давно уже лишилась того, что дарят мужу в первую брачную ночь.

И существовал лишь один способ выяснить это.

Растопырив пальцы, Спенсер оценивающе сжал бедро Амелии.

Ошеломленно вскрикнув, девушка вырвала из руки Спенсера подол платья и попятилась в сторону, точно краб. Забившись в угол, она уставилась в окно.

Вот и ответ.

Спенсер тоже смотрел в окно, моля Бога о том, чтобы движение на улице стало еще интенсивнее. Они приближались к Брайанстон-сквер, а Спенсер благодаря своему живому воображению пребывал не в том состоянии, чтобы показываться на людях.

К тому времени как экипаж остановился перед чрезмерно вычурным домом брата леди Амелии, мучительно-сладкое напряжение немного отпустило Спенсера. По крайней мере теперь его возбуждение не бросалось в глаза. Спенсер вышел из экипажа первым и подал руку леди Амелии.

Однако она оставила этот жест без внимания. Она вообще пронеслась бы мимо, если б герцог не схватил ее за локоть.

Амелия медленно развернулась.

– Благодарю за то, что доставили меня домой, ваша светлость. Я вас больше не задерживаю. – Спенсер не выпустил ее локоть, и она процедила сквозь зубы: – Можете идти.

– Ерунда, – ответил герцог, поднимаясь вместе с Амелией по ступеням к услужливо распахнутой лакеем двери. Если Спенсера и обуревали какие-то чувственные желания, розовая ливрея лакея убила их окончательно. – Я провожу вас. Мне нужно поговорить с вашим братом.

– Джека здесь нет. Он снимает меблированные комнаты на Пиккадилли.

– Я говорю не о нем, а о лорде Бьювеле.

Они вместе вошли в дом. Открыта была лишь одна половина двери, и им пришлось прижаться друг к другу, чтобы протиснуться в дверной проем. О Господи, как же приятно было ощущать тепло женского тела.

– Не представляю, о чем вы хотите побеседовать с Лораном.

– В самом деле?

– Он не станет выплачивать долг за Джека, если вы это имели в виду.

Амелия определенно была не в состоянии мыслить здраво, однако Спенсер решил не пользоваться ее слабостью. Ночь выдалась долгой и утомительной.

– В глазах света я похитил вас и удерживал всю ночь. Наверняка ваш брат захочет выслушать объяснения.

Спенсер вынул из нагрудного кармана визитную карточку и положил ее на поднос дворецкого.

– Мы подождем графа в его кабинете. – Спенсер надеялся, что хотя бы там нет этих отвратительных лепных украшений в виде ракушек, покрытых позолотой.

Войдя в обитый деревянными панелями кабинет Бьювела, Спенсер и Амелия неловко остановились. Джентльмен не мог позволить себе сесть, пока дама стоит, а Амелии, видимо, не пришло в голову опуститься на диван. Волосы выбились из ее прически, и она выглядела теперь неряшливой и кривобокой. Голубой шелк платья облегал фигуру девушки так же плотно, как и прежде, только теперь, при свете утра, стало заметно, что оно отнюдь не новое.

Глаза Амелии округлились от негодования, когда она поймала на себе бесстыдный оценивающий взгляд герцога.

Но Спенсер лишь пожал плечами:

– Ваше платье отслужило свое и заработало пенсию, если можно так выразиться.

Краска стыда залила декольте, а потом и лицо Амелии. На ее скулах заходили желваки.

– Вы закончили меня оскорблять?

– Я вас не оскорблял. Это сделало ваше платье.

– Вы… – Амелия раздраженно отмахнулась. – Вы, сэр, совершенно не понимаете женщин. Совершенно.

– Разве какому-нибудь мужчине это под силу?

– Да!

Спенсер наклонил голову набок.

– Назовите хоть одного.

В этот момент в кабинет вошел граф Бьювел. Его влажные волосы были тщательно причесаны, а вот манжеты не застегнуты. Очевидно, одевался он в спешке.

Лоран поклонился Спенсеру, а потом обнял бросившуюся к нему на грудь сестру.

– Амелия. Ради всего святого, где ты была? – Бьювел немного отстранился и посмотрел на сестру. – Что с тобой случилось?

– Лео мертв, – ответила Амелия и снова уткнулась в грудь брата.

– Харклиф? – вопросительно взглянул на Спенсера граф.

Тот кивнул:

– Подвергся нападению грабителей вчера вечером. Мы нанесли визит его сестре. Она была – да и сейчас остается – в шоке.

– М-да… Бедная Лили, – пробормотал граф, поглаживая сестру по плечу. – Бедный Лео. Поверить не могу.

– Я тоже, – подала голос Амелия. – Он был такой молодой, такой живой и всеми любимый. Он был… – Амелия поймала на себе взгляд Спенсера. – Он был ответом на вопрос, ваша светлость. Он – глубоко понимающий людей мужчина. За все годы знакомства Лео не сказал мне ни единого грубого или неуважительного слова.

– Но ведь все не могут быть такими, как Лео, не правда ли?

Это горькое, необдуманное замечание было встречено ледяным молчанием. И оно того заслуживало. Даже Спенсер понял свою ошибку.

Он завидовал покойнику. Что может быть глупее?

Впрочем, все, что произошло за минувшую ночь, казалось бессмысленным. Начиная с того самого момента, когда Амелия пересекла зал и схватила его протянутую руку. Спенсер танцевал с ней, спорил, а потом вынес ее из зала, как первобытный человек добычу, и провел в ее обществе всю ночь. А утром, когда ему следовало молчать и тихонько дремать в экипаже, она вынудила его болтать без умолку. И вот теперь он отпускает едкие высказывания в адрес мертвого бедолаги, которого Амелии вздумалось похвалить. Все это лишний раз подтверждало правильность сделанного Спенсером вывода.

Он весьма увлекся Амелией Клер д’Орси.

Весьма неразумно и очень неожиданно. И все же факт оставался фактом.

– Спасибо, что привезли ее домой, ваша светлость, – обратился к Спенсеру граф.

Хозяин ясно дал понять, что визит окончен. Совсем как его сестра там, у дверей. Но Спенсер сделал вид, будто ничего не понял. Ведь он герцог Морленд. Его нельзя просто так выпроводить из дома. И уж если он положил глаз на что-то – или на кого-то, – он должен был сделать это своим.

– Должен сообщить вам, Бьювел, что, услышав печальную новость, мы покинули дом Бэнскома весьма необычно. Большинству представителей высшего света могло показаться, будто у нас тайное свидание.

– Так, – протянул граф, сдвинув брови. – Но ведь ничего не случилось.

Спенсер бросил взгляд на леди Амелию.

– Амелия? – обратился граф к сестре. – Ведь ничего не случилось, не так ли?

– О нет. Нет. Совершенно определенно нет! – воскликнула леди Амелия, хотя разлившийся по ее щекам густой румянец свидетельствовал об обратном.

– Так, – снова протянул Бьювел и гневно взглянул на герцога. – Люди будут судачить?

– Будут. И поделать ничего нельзя. Более того, объявление о помолвке лишь подольет масла в огонь.

В кабинете повисла тишина. Брат и сестра ошеломленно смотрели на Спенсера. А тот раскачивался на каблуках и ждал.

Леди Амелия отошла от брата и опустилась в кресло. Наконец-то она догадалась сесть.

– Прошу прощения, ваша светлость, – начала Амелия, – но ночь и так была невероятная, и сменилась она не менее странным утром. Мне показалось, вы говорили о помолвке.

– Да. О нашей с вами.

В кабинете вновь повисла тишина.

Спенсер откашлялся.

– Ничего странного. Позвольте мне высказаться более ясно. Бьювел, я делаю предложение вашей сестре.

Граф вскинул бровь.

– Вы хотите сказать, что просите ее руки?

– Разве не это я только что сказал?

– Нет, – возразила Амелия, глупо захихикав. – Вы выразились не совсем так. – Она внимательно посмотрела на Спенсера, а потом обратилась к брату: – Лоран, ты не оставишь нас на минуту?

– Оставлю, – протянул граф. – Хотя мне этого не хотелось бы. Я подожду в гостиной.

– Спасибо, – холодно кивнула Амелия. – Не думаю, что это займет много времени.

Глава 5

Амелия смотрела на герцога. Он был крепок, собран, держался величественно, как и полагалось человеку его положения. Со вчерашнего вечера в нем ничего не изменилось, и все же Амелия не удержалась от вопроса:

– Вы сошли с ума?

– Нет, – был ответ. – Нет, я совершенно здоров умственно и физически. Если вам нужны более веские доказательства, я обращусь к своему личному доктору.

Неужели он говорит серьезно?

Выражение лица свидетельствовало о том, что герцог не шутит.

– Не стоит. Позвольте перефразировать вопрос. О чем вы только думали, когда решили сделать мне предложение?

– Разве это не очевидно? – Герцог присел на краешек стола Лорана. – Ваша репутация под угрозой.

– Лишь потому, что вы поставили ее под угрозу! Между нами ничего не было. Так зачем вы заронили сомнения в душу моего брата?

– Это сделали вы, залившись краской и начав заикаться. Я лишь поступил так, как требует от меня честь джентльмена.

– Честь? О, это что-то новенькое. А хватая меня за коленки в экипаже, вы тоже руководствовались честью джентльмена?

– Это была… проверка.

– Проверка, – не веря своим ушам, выдохнула Амелия. – И что же вы выяснили для себя?

– Две вещи. Во-первых, я удостоверился в вашей непорочности.

– В моей непорочности? Вы… – О нет, она не станет подбирать слова. – Вы убедились в моей непорочности, потрогав за ногу?

– Да.

Амелия прикрыла глаза рукой, а потом провела пальцем по брови.

– Прощу прощения, ваша светлость, но вы пытаетесь сейчас сказать, что женщина для вас сродни… фрукту? Одним прикосновением вы определяете, спелый он или нет?

– Нет. – Герцог тихо засмеялся, застав Амелию врасплох. Она-то была уверена, что этот человек вообще не знает, что такое смех. – Меня убедило не то, до чего я дотронулся, а ваша реакция на прикосновение.

Амелия вспыхнула до корней волос, вспомнив свой возглас изумления и бегство в дальний угол экипажа. Но даже образовавшегося между ней и герцогом расстояния показалось недостаточно. Огонь его прикосновения надолго задержался на ее бедре, а потом распространился по всему телу. Мысли пришли в смятение, а сердце колотилось, точно сумасшедшее.

Амелия до сих пор не успокоилась.

– Вы сказали, что выяснили две вещи, ваша светлость. Могу я спросить, какова вторая?

Герцог одарил Амелию бесстыдным обжигающим взглядом.

– Я пришел к выводу, что мне будет очень приятно оказаться с вами в постели.

О Господи. Ну и как найти пристойные слова, чтобы дать ответ? Пока Амелия собиралась с мыслями, ее тело по-своему отреагировало на дерзкое признание. Румянец обжег щеки, желудок сжался, а кровь заструилась по жилам еще быстрее.

«Не смей вести себя так, будто ты польщена, – строго приказала себе Амелия. – И не радуйся тому, что герцог Морленд немало раздумывал о том, что неплохо бы затащить тебя в постель, и, возможно даже, в деталях представлял себе это. Не смей – не смей! – даже представлять себе это!»

Однако было поздно.

Амелия усилием воли прогнала чувственное видение и теперь боролась с ощущением, которое очень сильно напоминало сладостное предвкушение. Герцог не назвал ее желанной. Он просто заметил, что она подходит для постели, причем сделал это весьма оскорбительно. Амелия ничуть не сомневалась, что он готов был повторить то же самое любой служанке.

– Я не верю вам.

– Не верите в мою искренность?

– Я считаю, что вы непоследовательны. Всего несколько часов назад готовы были сразиться на дуэли с мистером Беллами, лишь бы только не просить руки Лили. Хотя перед ней вы в гораздо большем долгу. – «А еще она гораздо красивее. Грациознее. И богаче».

– Я не хочу жениться на Лили.

Кожу Амелии закололо мириадами иголочек, хотя она и напоминала себе, что данное заявление герцога Морленда вовсе не является для нее комплиментом.

– Леди Амелия, – продолжал между тем герцог, – в нашей беседе вы назвали меня слишком прямолинейным. Могу я быть с вами предельно откровенен и сейчас?

Амелия лишь махнула рукой.

– Замечание Лили напомнило мне о том, что я не вечен, и послужило толчком к действию. У меня есть подопечная. До ее дебюта еще целых два года, а до замужества и того больше. Если за это время со мной что-то случится, мой титул, недвижимость и состояние отойдут дальнему родственнику, и судьба моей подопечной окажется в руках совершенно чужих людей. Я не могу этого допустить. Кроме того, я решил жениться и обзавестись наследником.

– Вы приняли это решение сегодня утром?

– Да.

– Но почему я, а не Лили? Почему не какая-нибудь другая леди – одна из тех, что вы примеряли к себе на многочисленных балах и светских раутах?

Вопрос Амелии застал герцога врасплох.

– Примерял к себе? Стало быть, все вокруг решили, будто я подыскиваю себе жену? Во время вальса?

– Конечно.

Герцог вновь рассмеялся. Второй раз за утро. Поразительно. И этот глубокий, бархатный, обволакивающий смех обжег Амелию с головы до ног.

– Нет. Уверяю вас, я не ставил перед собой такую цель. Но я отвечу на ваш вопрос честно. Я хочу как можно скорее обзавестись наследником. И не собираюсь ухаживать за какой-нибудь глупенькой девицей на выданье, вдвое младше меня, расточать комплименты или как-то иначе добиваться ее расположения. У меня также нет ни желания, ни времени обручаться с женщиной, которая будет носить траур по безвременно почившему брату целый год. Приданое же для меня не имеет значения. Просто мне нужна благоразумная женщина подходящего происхождения с крепким здоровьем и мягким нравом, которая смогла бы родить мне нескольких детей.

Амелия в ужасе смотрела на герцога:

– Вам нужна племенная кобыла!

– Приводя подобное сравнение, вы унижаете нас обоих, – спокойно ответил герцог. – У меня есть несколько кобыл с отменной родословной, и тем не менее ни одной из них я не позволил бы рожать мне детей, вести хозяйство и выводить в свет мою кузину. Нет, мне не нужна племенная кобыла. Мне нужна жена. Герцогиня.

Только теперь Амелия в полной мере осознала значимость предложения герцога. Хорошо, что она догадалась сесть. Этот мужчина сделает ее герцогиней Морленд. И, приняв его – грубое, бесчувственное существо, она станет одной из наиболее влиятельных и богатых женщин Англии. Она будет устраивать грандиозные званые вечера и вращаться в самых высокопоставленных кругах общества. И наконец – о, ее сердце перевернулось в груди при мысли об этом…

– Я буду хозяйкой собственного дома, – прошептала Амелия.

– Хозяйкой шести домов, если быть точным. Хотя в Шотландию я почти не езжу.

Амелия вцепилась в подлокотник кресла, словно могла упасть прямо на брачное ложе, перестав держаться что есть силы. Господи помилуй, шесть поместий! И наверняка в одном из них потребуется викарий. Она убедит Джека оставить учебу, принять сан и поселиться в тихой сельской местности вдали от распутников-друзей…

Нет, нет, нет. Найдется тысяча причин, чтобы отказать герцогу. Должны найтись. Но сейчас Амелия не могла придумать ни одной.

– Но… – она запнулась, – мы едва знаем друг друга.

– За последние несколько часов я имел возможность понаблюдать за вами на светском мероприятии, стал свидетелем того, как спокойно и рассудительно вы повели себя в сложной ситуации, и вовлек вас в беседу, которую никак нельзя назвать банальной. Я ознакомился с историей вашего рода и выяснил, что в вашей семье в основном рождались мальчики, что мне очень на руку, если я хочу получить наследника. Так что меня вполне устраивает ваша кандидатура. Но если хотите, можете задавать мне вопросы. – Герцог выжидательно вскинул бровь.

Амелия сглотнула.

– Сколько вам лет?

– Тридцать один.

– У вас есть другие близкие родственники, кроме кузины?

– Нет.

– У нее есть имя?

– Конечно. Ее зовут Клаудия, и ей пятнадцать лет.

– Вы привезли ее с собой в город?

– Нет. Последние несколько месяцев она гостит в Йорке у родственников своей матери.

Амелия замолчала, не зная, что делать дальше. Какие еще вопросы задают джентльмену его положения? Амелии казалось нелепым спрашивать герцога о его любимом цвете или о том, у какого мастера он шьет перчатки. Наконец она выпалила: