22

СТРЕГОЙКА МЭНОР

При свете свечи, стоявшей на кухонном столе, Бидл пытался смягчить боль на избитом до синяков лице с помощью небольшой влажной тряпицы, которой пользовались, чтобы вытереть жаровню от свиного жира. Каждое прикосновение пропитавшейся жиром грязной тряпки причиняло мучительную боль не только коже, эта боль проникала глубоко внутрь. Демьюрел истязал Бидла, лупил по голове несколько минут подряд, несколько нескончаемых и мучительных минут. Он избивал своего слугу, наказывая за то, что тот потерял пленников, избивал, чтобы хоть так сорвать на нем свою ярость; колотил горячей жаровней, кухонной табуреткой, а когда все это было переломано и непригодно к использованию, принялся жестоко пинать ногами.

Бидл налил себе большущую кружку своего самого крепкого пива. Оно было густое, мутное и с шапкой почти твердой пены. Он поднял кружку и осторожно поднес ее к губам. Тряпка закрывала ему нос. Он сделал глубокий вдох и тут же залпом выпил теплое пиво. Оно опалило рот и словно прилипло к горлу, когда он проглотил напиток. Он поднял глаза от стола и сквозь заплывшие от синяков щелки увидел тело глэшана, до сих пор валявшееся посреди холла. Демьюрел все еще высился за спиной Бидла, но временно прекратил избивать свою жертву, ради того чтобы продолжать истязать его попреками.

– Ты идиот! – орал он. – Как ты позволил им ускользнуть! Мне они были нужны, необходимы. А теперь они удрали и унесли с собой Керувима. Ты виноват во всем, и ты заплатишь за это еще до конца дня. – Он бешено сверкнул глазами, глядя на коротышку Бидла. – Мне пришла в голову отличная идея взять тебя вместо него, получить твою кровь вместо его. Что ты скажешь на это?

– Скажу, что это было бы облегчением, – чуть слышно прошептал Бидл.

– Что?! Что ты сказал?

– Это было бы понятнее. Мне так жаль, хозяин…

Бидл уже клянчил. Он потерял всякое мужество. От одной мысли, что остаток жизни он проведет рядом с этим человеком, ему стало дурно. Хотелось убежать, но он знал, что не успеет сделать и нескольких шагов, как Демьюрел схватит и тут же прикончит его. Он жалел теперь, что не ушел с остальными, не попытался начать новую жизнь. Ведь Кейт сказала, что у него есть возможность стать каким-то другим, стать гораздо лучше.

– Ну-ка оттащи эту тварь в подвал. Хочу посмотреть, что оно такое, – рявкнул Демьюрел.

Бидл встал от стола, избитый до полусмерти, и поплелся к оборотню. Схватив его за ноги в башмаках, он потащил его по каменному полу, а потом вниз по ступенькам, в подвал. Он не обращал внимания на шумы, пока тащил тело по полу, не заметил, что грудь покойника слегка подымается и опускается, как будто он чуть-чуть дышит. Не видел он и проблесков глэшановых глаз, не приметил легкого подрагивания его пальцев.

Услышав стук дверного молотка, оставшийся наверху Демьюрел направился к входной двери и, пока шел по коридору, сердито бормотал про себя проклятия. Он взял из подставки возле двери крепкую палку для прогулок, собираясь хорошенько шарахнуть ею так громко стучавшего гостя, кто бы он ни был, и тут, взглянув вверх, увидел, что золотой ворон над зеркалом исчез.

– Эй, кто там, спокойнее! Я иду быстро, как могу! – крикнул он.

Отперши дверь, он вгляделся во тьму и увидел капитана Фаррела; взрыв превратил его мундир в лохмотья, лицо было обожжено порохом. Демьюрел молча впустил его. Фаррел проковылял прямо в кабинет и без сил упал в кресло, стоявшее возле камина.

– Дайте мне выпить… Я хочу выпить! – крикнул дунамез, забравшийся в Фаррела. – Кувшин виски, и не меньше!

Демьюрел вышел и вернулся с виски. Фаррел схватил коричневый кувшин, поднес его ко рту и выпил залпом.

– Ох, до чего ж вкусно, – сказал дунамез, стараясь подражать голосу Фаррела. – Сто лет не пивал такого, – добавил он, обтерев рукавом лицо Фаррела. – Садитесь, священник. Я к вам по поручению… кое-кто желает поговорить с вами.

Демьюрел опустился в кресло напротив него.

– Вижу, капитан, несчастный случай не сделал ваши лондонские манеры лучше. Вы все такой же болван, каким были всегда. Я-то думал, послушав ваших людей, что вы мертвы.

– Будет мертв, и очень скоро, – сказал дунамез собственным голосом. – Как и вы, если не послушаетесь меня. Вы принесли новый свет в этот мир и, то ли благодаря сознательным усилиям, то ли по глупости, сотворили нечто замечательное. Из эпохи Риатамы мы перешли в эпоху Пиратеона.

– Фаррел, бросьте свои шутки. Что вам известно о Пиратеоне? Кто вам сказал о нем? – спросил Демьюрел.

– Ваш приятель говорить не может, – сказал дунамез, хихикнув. – Его мозг попал в ловушку, захвачен целиком и полностью. Я ношу его, как плащ, и весьма потрепанный из-за того, что стряслось.

– Ну, так выкладывай живо, тварь, что должен сказать, и вылезай из него, прочь, убирайся, слышишь? – свирепо прикрикнул Демьюрел на дунамеза.

– Убираться? Мне? Да ты заговорил и впрямь как священник. Риатаму я знаю, керувимов знаю, но что такое Демьюрел? Тот, кто имеет крупицу власти, да и та получена от истинного властителя мира. Ты – марионетка. – Дунамез смеялся. – Я пришел за Керувимом. Я должен отнести его Пиратеону. Где Керувим?

– Недалеко, поблизости. – Демьюрел соображал быстро. – И в надежных руках.

– Ну так давай его сюда, и мы с тобой в расчете. Существуют плотские радости, и я намерен насладиться ими, но для меня это доступно лишь в шкуре Фаррела.

Демьюрел встал и подошел к окну. Он смотрел на Бейтаун. Облако светилось ярче, чем когда-либо.

– Это не так просто. Керувима здесь нет. Здесь его всегда могли украсть, поэтому я отнес его к лорду Финнестеру в Стрегойка Мэнор. Он обещал мне беречь его как зеницу ока; а завтра я заберу у него Керувима, – сказал Демьюрел, надеясь, что его ложь не будет замечена.

– Ты отправишься за ним сегодня, и больше ни слова, – прошипел дунамез, от злости едва не выскочив из Фаррела. – Пиратеон будет здесь нынче ночью, и я не хотел бы оказаться на месте человека, который заставит его ждать.

– Ты не человек, так что же ты такое? – спросил Демьюрел, стараясь увести разговор от Керувима.

– Я тот, кто существует вне времени, не подвластный смерти, но и никогда не живущий настоящей жизнью. Я дух, который предпочитает уютно устроиться во вместилище из плоти и крови. Есть что-то поистине восхитительное в осязании, обонянии, вкусовых ощущениях. Вы, люди, не знаете, как удивительно вы сотворены, вы ко всему этому относитесь как к само собой разумеющемуся. Я же могу почувствовать все это, только внедрившись в одного из вас… – Он помолчал и взглянул на Демьюрела. – И вы никогда не узнаете, как утомительна может быть жизнь.

– Но какова твоя власть, что можешь ты сделать? – спросил Демьюрел.

– Власть… Это все, о чем ты думаешь? Власть я оставляю другим; мое же единственное желание – познать наслаждения этого мира: есть, пить, собирать вокруг себя… – Дух вдруг умолк и, повернув голову Фаррела, прислушался. – По-моему, твой слуга зовет тебя.

– Я ничего не слышу, – ответил Демьюрел.

– Он в подвале, я слышу его вопли. Должно быть, он помирает, – спокойно заметил дунамез.

Демьюрел выскочил из кабинета, Фаррел последовал за ним неспешным шагом – дунамез восхищенно осматривал коридор.

Сдавленные вопли стали слышны уже в переходе, который вел к двери в подвал. Кричал Бидл. Демьюрел мигом скатился по ступеням в подвал и стал колотить в запертую дверь.

– Открой мне, Бидл. Что случилось? – кричал Демьюрел, продолжая дубасить дверь.

Ответа не было, из-за двери доносились лишь сдавленные стоны.

Демьюрел ногой вышиб засов, дверь распахнулась, но в темноте подвала ничего не было видно. Демьюрел только чувствовал, что там есть кто-то еще, кроме Бидла. Слышал он лишь стенания Бидла, но знал: там есть еще кто-то другой, и совсем рядом.

– А ну, выходи, кто ты там, не то вытащу свою шпагу, войду и проткну тебя. – Демьюрел врал напропалую, надеясь вынудить затаившегося в темноте неизвестного открыться.

Из темноты вылетел короб с бренди и обрушился ему на грудь; Демьюрел откатился назад, упав к ногам Фаррела-дунамеза. Дух невозмутимо смотрел на него сверху вниз.

– Будь я на твоем месте, не пошел бы туда. Ты же всегда можешь взять себе другого слугу, они так легко соглашаются, – сказал дунамез.

– Но он может умереть, – возразил Демьюрел, встав на ноги.

– В таком случае возьми лучше мою шпагу, – сказал дух и протянул ему рапиру Фаррела. – Да поосторожней, не то как бы не поранил себя самого, – добавил он насмешливо.

Демьюрел с опаской вошел в смоляную черноту подвала. Слева слышны были всхлипывания Бидла. Озираясь по сторонам, Демьюрел пытался хоть что-нибудь разглядеть в кромешной тьме. Дверь в подземный ход была прямо впереди, он знал это, вдоль стен сложены были ящики и бочонки с контрабандным товаром. Внезапно он услышал, как кто-то справа от него царапает каменную стену. Одетое в черное существо, похожее на гигантского кота, выступило вперед из угла. Оно схватило Демьюрела за уши и швырнуло наземь; он ударился о каменный пол и выронил шпагу, которая откатилась по каменным плитам в угол.

Фаррел, оставаясь безопасности ради по-прежнему за порогом, наблюдал, как черное существо схватило Демьюрела за голову и подняло; кошачьи глаза ярко вспыхивали в темноте. Демьюрел ухватил призрака обеими руками, стараясь отбросить его от себя. Но призрак подкинул его в воздух, и он грохнулся на каменные ступени. Металлическая дверь из подземного хода открылась, и черное существо исчезло – эхо его шагов еще долго перекатывалось по туннелю.

Тропа на Уитби вынырнула из-под защитного лесного крова на простор Белой Пустоши. Теперь, оказавшись подвластными всем стихиям, они брели, словно усталые овцы, наклонив головы против ветра, по узкой тропе, густо заросшей вереском. Предвечернее солнце на западе постепенно блекло, отчего свет от облака, подымавшегося на востоке с моря, казался еще ярче.

Далеко внизу виден был Бейтаун, крепко уцепившийся за покатый склон прибрежной скалы; высокий прилив смывал остатки оползня. В заливе они разглядели корабль, готовый к отплытию. К основанию каждой из трех его мачт был принайтовлен фонарь – словно три звезды, сиявшие на черной поверхности моря.

И тут с чистого неба на западе налетел невесть откуда взявшийся яростный ураган, засыпая все вокруг крупными белыми градинами. Они падали на землю, разбивались о скалы, словно гигантские белые яйца, ломали и прибивали к земле кусты вереска. Было слышно, как они крушат в лесу ветки деревьев и отскакивают от утоптанной тропы. Град обрушился на дерево, мимо которого проходила наша троица, Томаса сбило с ног.

Кейт и Рафа подняли его и подтащили к большой скале, за которой можно было укрыться. Они тесно прижались друг к другу, накрыв головы куртками, так как ураган усиливался и ледышки били все крепче.

– Мы должны уйти с пустоши! – крикнула Кейт во весь голос, чтобы ее услышали сквозь шум урагана и грохот градин. – Внизу, в долине, есть дом, я вижу там огоньки. Мы можем приютиться в хлеву… все равно нам не добраться в Уитби до ночи.

Все вместе они побежали с пустоши по дороге вниз, стараясь не потерять из виду дом с освещенными окнами. Томаса охватывало все нараставшее беспокойство. Однажды, еще совсем маленьким, его приводил отец в этот дом. Это был дом лорда Финнестера.

Небо очистилось, и облако сияло ярче луны, когда они пробежали последние несколько шагов к Стрегойка Мэнор. Это был великолепный, огромный, поражавший воображение дом о семи высоких трубах, уходивших в ночное небо. Из всех семи труб вился легкий дымок, а в окне эркера, смотревшем на ухоженные газоны, горела красная свеча. В центре одного из газонов стоял высокий каменный столб, выглядевший так, словно он пробился из глубины земли и вырос в два человеческих роста. Он похож был на древнюю колонну – напоминание о народе, чья задача и цель забыты миром.

Дом был сложен из тесаного камня и сбоку выглядел так, будто когда-то был слит воедино из трех домов последующими поколениями, расширившими строение соответственно росту их благосостояния. С трех сторон он был окружен деревьями, но с восточной стороны открывался вид на море и пустошь. Из парадного входа был виден целиком и без каких-либо помех дом викария и в семи километрах к югу сланцевые карьеры. Весь двор перед домом был усыпан белыми тающими градинами. Везде царила внушающая суеверный страх тишина, не слышно было даже птичьего гомона. Только что ярко-красное, облако стало вдруг тускло-зеленым; на юге, далеко в море, выглядывала над горизонтом луна. Когда они двинулись к входу, Томас потянул Рафу за рукав.

– Не знаю, правильно ли мы поступаем. Мой отец рассказывал мне всякие истории про этот дом. Он говорил, что это плохое место. – Томас обернулся к Кейт. – Ты ведь тоже знаешь это, верно, Кейт?

– Я знаю только одно: мне очень пригодилась бы сейчас теплая постель. И мы собираемся всего-навсего попросить разрешения переночевать в конюшне хозяина, а утром сразу отправимся в Уитби, – холодно ответила Кейт.

– Лучше бы мы послушались Крейна и пошли к Рубену, а после на лодке добрались до брига. Как раз сейчас мы уже были бы далеко от этих мест. – Теперь Томаса мучило сомнение: действительно ли им явился Риатама? Как знать, может, эту шутку сыграл с ними какой-нибудь лесной дух, и все это им троим просто приснилось? – У меня дурное предчувствие, Кейт. Мы останемся здесь, у ворот, а ты, если хочешь, иди и попроси лорда разрешить нам переночевать в его конюшнях.

Томас и Рафа подошли к воротам. Рафа наклонился у каменного столба и как будто спрятал что-то в трещине сухой каменной стены. Кейт направилась к массивным деревянным дверям Стрегойка Мэнор. Они были в два раза выше и в четыре раза шире ее самой и были обиты огромными черными гвоздями, глубоко ушедшими в дерево. Дверная ручка была из латуни, а посредине двери, на уровне вытянутой вверх руки, – большой дверной молоток, вырезанный в форме козлиной головы.

Дотянувшись до молотка, Кейт трижды громко ударила им – звуки ударов прокатились сквозь тишину. Кейт ждала. Вскоре она услышала, что кто-то в тяжелых башмаках идет по каменным плиткам пола. Дверь медленно отворилась, и перед нею предстал невысокий человечек с красным лицом и белыми короткими баками; его лицо расцвело чрезмерно широкой приветливой улыбкой. На нем были модные бриджи, красная охотничья куртка и черные кавалерийские сапоги.

– О боже мой, что вы делаете на дворе в такую ночь? – воскликнул он подчеркнуто ласковым голосом. – Входите, входите, вы же эдак простудитесь до смерти!

Он дружески ей улыбался; его глаза блестели, отражая огоньки свечей. Из комнат доносился аромат кофе и корицы. Кейт лишь однажды вдыхала этот запах – в «Гриффин Инн», возле ярмарочной площади в Уитби. Ей разрешили отпить глоточек из отцовой кружки, пока он сидел там и беседовал с Гриффином, владельцем постоялого двора: кофе был горький, и порошок прилипал к нёбу, и во рту пахло поджаренными бисквитами. В тот день она отчаянно полюбила этот крепкий душистый напиток. Он уводил ее мысли в далекие края, он возбуждал, завораживал, искушал. Кофе был напитком богатых, напитком мыслителей, артистов и ценился на вес золота. Этот запах кофе в Стрегойка Мэнор так и манил ее войти, он так и кричал о безопасности, о комфорте и унес прочь последние крупицы страха. Она посмотрела в глаза стоявшего перед нею мужчины и окончательно поняла, что нашла человека, который непременно им поможет.

– Мои друзья остались за воротами. У нас большая беда. Простите пожалуйста, но можно нам остаться на ночь в вашей конюшне? – уже не колеблясь, спросила она. Удивляло ее только одно: почему дверь отворил не дворецкий или другой слуга?

– Ну, конечно, моя дорогая, входите же. – Повернувшись к воротам, он крикнул Томасу и Рафе: – Идите сюда, присоединитесь к вашей подруге. Здесь найдется место у огонька и еда на плите, входите же и согрейтесь как следует.

Его голос звучал так приветливо, успокаивающе. С запада небо стало затягиваться темными тучами, они двигались прямо на светящееся облако, и уже почти поглотили его. Луна еще боролась, посылая миру свет, но вскоре толстое темное одеяло закрыло все небо. Томас неохотно кивнул Рафе, и они направились к дому. Их встретила такая же теплая улыбка, и, когда они переступили порог, хозяин, здороваясь, дважды тряхнул каждому руку.

– Входите, входите, будьте как дома в Стрегойка Мэнор. Эта усадьба принадлежит моей семье уже три столетия. Мои предки приехали сюда из страны, лежащей далеко отсюда, на востоке, из страны гор и лесов, и с тех пор мы живем здесь постоянно. – Он говорил быстро, обращаясь к Рафе, его голос скрипел, как несмазанные двери. – Мы тоже когда-то были пришельцами, и с тех пор наш род всегда тепло встречает путника, оказавшегося у наших ворот. – Он повел их в огромный, пышно украшенный холл. – Простите меня, я не представился. Я лорд Финнестер. – А кто же пожаловал к нам в гости? – спросил он, открывая в широчайшей улыбке белые зубы.

Кейт представила хозяину каждого. При этом она вся дрожала от холода, с нее скатывались на пол подтаявшие градины.

– На кухню, друзья мои, пока мы все не поплыли здесь, – сказал лорд быстро. – Там пылает камин, будет и теплая вода, чтобы вам ополоснуться. – Он посмотрел на Рафу. – Таких, как вы, я раньше никогда не видел. Конечно же, вы прибыли издалека и можете поведать нам много интересных историй. Когда все вы приведете себя в порядок и насытитесь, мы можем сесть у огня, и вы расскажете мне, откуда вы и что делаете здесь.

Финнестер повел их в кухню. Это было просторное помещение с каменными стенами и большим каменным очагом в рост человека. В нем весело горел огонь, отражаясь на стенах и выстреливая искры, дым и языки пламени в широкую трубу.

– Станьте к огню, он прогреет вас моментально, – сказал владелец поместья.

Они подошли к камину чуть ли не вплотную, насколько было можно, чтобы не обгореть. От их одежды сразу пошел пар, казалось, что она вот-вот загорится. Томас смотрел на языки пламени, они согревали его лицо и стягивали кожу на скулах. Он был голоден, во рту пересохло, от запаха кофе, кипевшего в подвешенном прямо перед ними котелке, кружилась голова. Закопченный котелок под толстой черной крышкой шумно булькал.

– Я люблю как следует прокипятить кофе, – сказал Финнестер. – Он тогда отдает дымком.

Он сновал по кухне, передвигая кастрюли, выкладывая на стол хлеб. Было странно, что лорд, владелец Мэнора, по-видимому, частенько обслуживал себя сам. Хотя кухня была чисто подметена, а посуда в буфете вымыта, слуг в доме явно не было. Однако гости не слишком обращали внимание на то, чем занят хозяин. Они молча смотрели в огонь, и каждый думал о том, что происходило с ними до сих пор и что ждет их впереди.

Кейт, глядя на огонь, почти задремала. Под потрескивание искр она унеслась мыслями далеко, в совсем иной мир. В воображении она видела улицы и дома, шпиль большого храма, который возник вдруг и потом исчез, сменившись волнующимися корабельными парусами. Она протянула к огню свои застывшие руки, чувствуя, как сон овладевает ею, как немеют ноги и цепенеет все тело.

– Идите-ка сюда, к столу, – раздался позади них веселый голос. – Трапеза не слишком обильная, но все же поддержит ваши силы. – Финнестер улыбался своей теплой, приветливой улыбкой.

На столе лежал каравай свежего хлеба, сыр, яблоки и холодное мясо. Он поставил посредине горячий котелок с кофе и четыре чашки. Все это он делал так, словно исполнял некий ритуал. Чашки расположил правильным квадратом, потом разлил по чашкам темную жидкость. Горячий пар, завиваясь спиралью, кружил над чашками в слабом свете свечи – совсем как дым из ведьминского котла. Все это и в самом деле почему-то имело зловещий вид, пар вился вокруг его рук, аккуратно разливавших по чашкам кофе.

– Это кофе? – на всякий случай решила удостовериться Кейт.

– Да, милая девочка, боюсь, я неисправимый кофеман. Кофе, шоколад, иногда стаканчик вина – вот и все мои грехи, – проговорил он, садясь к столу.

– Сэр, – сказал Рафа, – мне не хотелось бы показаться бестактным, но я не могу это пить. Мне неприятно то, как действует этот напиток.

– Мудрый человек всегда знает, чего он не должен делать, – сказал Финнестер коротко. – Однако он никогда не позволит себе навязывать свои взгляды другим. – Он улыбнулся, не разжимая губ и придвинул чашки к Кейт и Томасу. – Вы, я уверен, с удовольствием попробуете сей чудесный эликсир, не так ли? – Он помолчал немного. – Но что же привело вас в Стрегойка Мэнор?

Томас взял чашку и откинулся на высокую спинку стула. Он никогда не был из говорливых, но тепло от камина и горячий горький кофе возбудил его. С Финнестером он чувствовал себя на удивление свободно, почти как дома. Его страхи исчезли, их место заступило страстное желание поделиться их приключениями с человеком, готовым, как он считал, его слушать. Он даже не заметил все возраставшей тревоги Рафы.

За следующие десять минут Томас рассказал Финнестеру все, начиная с того момента, когда они вошли в подземный ход, – про Керувима, их бегство и путь через пустошь.

– Силы небесные! – воскликнул Финнестер. – Подумать только, что все это случилось так близко от моего дома. А где Керувим теперь? – спросил он словно мимоходом.

– Мы его потеряли, – быстро вмешался Рафа, прежде чем успели заговорить другие. – Должно быть, я выронил его в пустоши. Я проверил мой плащ еще до того, как мы подошли к воротам вашего дома, но Керувим исчез. Утром нам придется вернуться и отыскать его.

– И ты нам ничего не сказал?! – возмутилась Кейт.

– Просто не успел, – ответил он.

– Н-да, такую вещь нельзя оставлять надолго неизвестно где. Ведь вы не хотели бы, чтобы столь могучая сила опять попала не в те руки. – Финнестер похлопал Томаса по спине. – Ты смелый парень. Всем вам нужно сейчас немного поспать; и зачем вам ложиться в конюшне, не желаю даже слышать об этом! Вы можете занять комнату слуг наверху. Я здесь совершенно один. Как ни печально, никто не желает оставаться со мною долго; все твердят, что дом им не нравится. Пойдемте же, захватите свечу и еду, я сам покажу вам комнату. Я разжег там камин к вашему приходу… – Финнестер закусил губу, поняв, что сказал лишнее, встал из-за стола и знаком предложил следовать за ним.

Из теплой кухни они вышли на страшно холодную заднюю лестницу. От площадки каждого этажа длинный коридор вел к комнатам, в замке каждой двери торчал ключ. Финнестер поднимался все выше и выше, пока они не оказались на чердаке, под покатой крышей. Ветер гремел черепицей и через плетеный и побеленный потолок врывался в длинную узкую комнату – помещение для слуг. Половину комнаты занимали четыре кровати, оставив лишь узкий проход вдоль стены. Длинная ковровая дорожка закрывала дощатый пол, в небольшом камине весело пылал огонь.

– Можете чувствовать себя здесь как дома. Я вас покидаю, увидимся утром, – сказал Финнестер, возвращаясь к двери. – Если услышите какой-нибудь шум, не тревожьтесь. В усадьбу вечно залетают совы, забегают лисы, иногда их вой напоминает человеческие голоса. Старый дом дребезжит и стонет, но это совсем не опасно. – Он запнулся, лицо на мгновение выразило беспокойство. – Впрочем, вам лучше бы оставаться в комнате. На вашем месте я не стал бы бродить ночью по коридорам. Для меня это был бы ужасный удар, случись с вами какая-нибудь неприятность.

С этими словами он вежливо поклонился и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Они молча ждали, когда его шаги совсем затихнут в конце лестницы.

Томас смотрел на кровати, не веря своим глазам. Никогда ему не доводилось спать в такой великолепной постели. Простыни были белые и хрустящие, на одеяле никаких следов вшей – здесь ничто не помешает ему выспаться! Он навзничь бросился на перину и стал кататься по ней, восторгаясь ее необыкновенной мягкостью. Скоро Томас и Кейт покинули этот мир, им снились сны, они изредка что-то ворчали и подергивали всеми конечностями, словно уставшие до смерти спаниели. Рафа сидел на своей кровати возле свечи и прислушивался к каждому звуку в доме, ожидая чего-то, что, он знал, непременно должно было случиться.

23

БАРАБАН ЛАББОКА

Ктрейн не без труда взобрался на палубу «Мадженты». Накатывавшиеся одна за другой волны не давали выпрямиться. Он ухватился за поручни и посмотрел вверх. Бриг готов был к отплытию. Команда натянула фалы, пушка возле грот-мачты была заряжена. Ветер трепал паруса, и корабль нырял носом, борясь с волнами. Крейн глубоко вдохнул морской воздух. На суше он всегда чувствовал себя скованно, словно страдал клаустрофобией, но здесь, в море, это был свободный человек. Он сунул руку в карман, достал серебряную монетку и бросил ее в море.

– Спасибо за надежный приют, – пробормотал он чуть слышно, отдав дань Селки, духу моря, надеясь, что он присмотрит за кораблем до его возвращения.

– Команда, слушай меня! – крикнул он громко. – Мы зайдем в залив и станем как можно ближе к скале, потом приготовимся к действию.

С нижней палубы появился Мартин и приветствовал капитана.

– Они на корабле? – спросил Крейн.

– От них ни слуху ни духу, капитан. Двое моих людей поджидали их и Рубена, но дольше ждать нельзя. Мы должны войти с этим приливом или остаться здесь до утра.

Вслед за Крейном Мартин пошел в капитанскую каюту.

– Надеюсь, Демьюрел их не поймает. Когда мы пересечем залив и займем позицию, старый пьянчуга кое-что получит от нас. Это заставит его задуматься, – сказал Крейн. – Ну, а им придется идти своим путем.

«Маджента» качалась на волнах, то взмывая на гребень, то соскальзывая вниз. Ветер, надувавший паруса, быстро нес ее вперед; сменив галс, они вскоре вошли в залив. Крейн издали видел свет в доме викария на вершине скалы. Далеко внизу, над трубами сланцевой фабрики, клубился черный едкий дым.

Крейн и Мартин стояли в дверях каюты и смотрели на дом викария. В душе Крейн понимал, что решение, которое он намерен был выполнить, навсегда сделает его изгоем. Он знал: как только пушка выстрелит, он будет обречен. Фаррел сделает для этого все, а Демьюрел нагло соврет. И тем не менее, думал Крейн, удовлетворение от того, что дом этот будет снесен с лица земли, многократно перевешивает цену, которую ему придется заплатить: провести остаток жизни далеко от этой страны. Но будут другие порты, другие страны, и, как знать, может быть – только может быть, – он найдет то, что всю жизнь искал.

Крейн оглядел палубу. Люди деловито натягивали тросы и ставили пушку в позицию.

– Хочу музыку. Нет ничего лучше, чем песня в сопровождении пушечного огня. Где Лаббок и Фингус? – крикнул Крейн. – Тащите этих стариканов сюда. Хочу музыку!

Лаббок и Фингус были вдрызг пьяны, они сидели на канатной бухте, забыв обо всем на свете. Через плечо Лаббока был перекинут широкий толстый ремень, у его ног стоял огромный, обтянутый свиной кожей барабан, украденный им у зазевавшегося драгуна. У Фингуса на коленях лежала скрипка в черном бархатном футляре. Услышав зов капитана, они оба так и подскочили, хотя не слишком твердо держались на ногах.

Фингус был маленького роста мужчина с тоненькими паучьими ножками и вытянутым носом. Он мигом схватил скрипку, вынул ее из футляра, приладил к подбородку и заиграл, его длинные ноги заходили ходуном. Лаббок поднял барабан и стал отбивать дробь, все ускоряя темп. Фингус, приплясывая, играл на скрипке, кое-кто из команды, подзадоривая его, бил в ладоши. Он продолжал выплясывать, с разлету вломился в дверь каюты, потом упал на колени, пронзительно наяривая на своей скрипке какую-то мелодию под быструю дробь барабана Лаббока. Корабль качало, Фингуса бросало из стороны в сторону, но он не отводил смычка. Наоборот, все ускорял темп. Матросы, один за другим, пускались в пляс. Они кружились, взявшись за руки. Фингус на палубе быстро, как только мог, перебирал ногами. Крейн не спускал глаз с дома викария, высившегося на скале. Рядом с кораблем кружили два дельфина, то и дело выскакивая из воды.

Лаббок колотил по барабану все громче, Фингус пиликал на своей скрипке все быстрее. Море волновалось, брызги то и дело дождем обрушивались на палубу, с севера пробилось сияние необычного облака. Внезапно музыка оборвалась.

– Всем приготовиться! – крикнул Крейн, когда бриг оказался на расстоянии пушечного выстрела от дома викария. Он ждал, когда волна подбросит корабль как можно ближе к скале. Бриг накренился, поднятый волной. – Огонь!

Ночной воздух наполнился запахом пороха. Завеса багрового дыма вылетела из пушки в черное небо. Ядро с адским ревом понеслось к своей цели. Крыша дома викария взлетела в воздух, рассыпая вокруг серую черепицу, и рухнула, гулким ударом потрясши землю.

– Огонь! – еще раз крикнул Крейн команде, приготовившей вторую пушку.

Выстрел проревел в ночи, как невидимый зверь. Ядро попало в угол здания, кирпич и камни разлетелись вокруг.

Вдруг послышались мушкетные залпы, было видно, как порох, вспыхивая, рассыпал с вершины скалы крохотные искры. Пули защелкали по обшивке брига, словно град.

– Займемся мушкетами, быстро! – приказал Крейн. И, подождав волны, скомандовал: – Огонь!

Первая пушка прогрохотала во второй раз, целя в небольшую группу стрелков на скале. При слабом свете луны и светящегося облака Крейн увидел, что ядро поразило цель, взметнув в небо груды земли. Больше оттуда не стреляли.

– Фингус, сыграй мне что-нибудь радостное, хочу отпраздновать победу, – сказал Крейн спокойно, уходя в свою каюту.

Команда разразилась громогласным «ура!», и Фингус тронул струну, задавая тон барабану Лаббока.

Звуки пушечных выстрелов эхом разнеслись по долине. В Стрегойка Мэнор Рафа вскочил с кровати и бросился к окну. Он разглядел вдали, что дом викария весь в дыму и огне, словно красная свеча на вершине темного холма.

– Быстрее, – прошептал он Томасу и Кейт. – Дом Демьюрела горит.

Томас, еще не пробудившись как следует, шатаясь подошел к окну, подталкивая и Кейт. Сонными глазами они смотрели на раскинувшуюся перед ними картину.

– Что случилось? – спросила Кейт.

– Что бы там ни было, думаю, Демьюрел не обрадуется. Он явится сюда, чтобы отыскать нас, и мы слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности, – ответил Рафа.

– Смотрите! – сказал Томас внезапно, указывая в сад.