Между двумя домами – проход, выходим обратно на проспект. Лошади стоят в минуте ходьбы, они привязаны к столбу, их сторожит мужчина в простой одежде.

Киронага даёт мужчине монету, тот кланяется и исчезает. Киронага молча забирается на коня.

Мы едем дальше.

– Риггер, – говорит Киронага. – Ты умеешь хоть иногда сдерживать свой гнев?

Я не знаю, что ему ответить.

– Ты понимаешь, что здесь так нельзя? Я тебе уже говорил: здесь тебя не знают, здесь никто тебя не знает! – он чеканит слова. – Здесь ты – ничто, мелочь, случайный проезжий. Ты не уйдёшь и не скроешься. Тебя поймают и отправят в каземат на вечную голодовку.

Он начинает мне надоедать.

– Ты знаешь, что такое вечная голодовка? Это когда человек сидит без еды и воды, в темноте, по горло в воде сто лет. Двести лет. Триста лет. Ты этого хочешь? Здесь нет Санлона. Если Император захочет, он сотрёт твоего Санлона в порошок.

– Он не мой Санлон, – говорю я, выхватываю меч и перерубаю повод, связывающий мою лошадь со второй, запасной. Бью коня пятками. Сообразительное животное переходит на галоп, я направляю его в боковую улочку.

Я слышу, как кричит Киронага. Я скачу по узенькому проходу, пригибаясь под развешанным где попало бельём. Улочка утыкается в другую, пошире, я скачу с огромной скоростью, кого-то сшибаю, кого-то давлю копытами, слышу хруст, треск и крики, какое-то хлюпанье, звон. Снова сворачиваю в маленькую улочку, и снова, и снова, теряюсь в лабиринтах города, исчезаю, скрываюсь.

Наконец, выезжаю на какой-то пустырь. Здесь более или менее тихо, вдалеке виднеются жилые домики, маленькие, ободранные. Шныряют какие-то мелкие типы, похожие на крыс. Жутко воняет рыбой. Я осматриваюсь: погони не видно. Вероятно, я сумел оторваться. Что ж, честь и хвала тебе, Риггер.

Медленно еду вперёд, к жилым домам. В нескольких метрах от дороги кучка людей жжёт костёр в железной бочке. В провинции Санлон железная бочка – на вес золота, металл слишком дорог, чтобы использовать его для таких бытовых нужд как хранение воды. А здесь – жгут какую-то вонючую дрянь.

Один направляется мне наперерез. Он чёрный. У него длинные курчавые волосы, измазанные грязью и какой-то оранжевой дрянью, похоже, краской. Он одет в невообразимые лохмотья, и его запах перебивает даже запах рыбы.

Он достаёт из-под лохмотьев короткий кривой ятаган и скалится. Я подъезжаю почти вплотную и смотрю на него.

– Чего надо? – спрашиваю я.

Он не боится меня. Если бы я задал подобный вопрос в своей провинции, спрашиваемый обделался бы от страха.

– Лошадь хорошая, – говорит бродяга.

Я достаю меч и первым же ударом перерубаю ему глотку. Он пытается зажать её руками, но кровь хлещет фонтаном, и бродяга падает. Его дружков четверо. Они медленно идут ко мне. У одного в руке – огнестрел. Потёртый, однозарядный. У остальных такие же кривые мечи, как и у первого. Спрыгиваю с коня. Тот, что с огнестрелом, целится. Я мечу нож, и он не успевает выстрелить: рукоять торчит из его глазницы. Остальные тупо оглядываются на труп. Я бегу вперёд и в прыжке рассекаю голову первому бродяге, второй успевает отпрыгнуть.

Третий замахивается на меня и получает удар в живот. Второй уже улепётывает со всех ног. Я бросаю нож, попадаю под лопатку. Спокойно подхожу. Он лежит на животе, барахтается, пытается встать. Достаю нож, осматриваюсь.

Ещё двое бродяг стоят и смотрят. Достаю семихвостку. Бродяги делают несколько шагов назад. Начинаю бить лежащего. После третьего удара летит мясо. Бродяга не орёт, а скулит. Зрители убегают. Пристёгиваю семихвостку к поясу, иду к лошади. По дороге забираю свой нож из тела стрелка. Рассматриваю его огнестрел: и в самом деле, убогий однозарядник. Из седельной сумки достаю клещи и молоток. Нахожу подходящий камень, в два удара привожу огнестрел в негодность. Забираюсь на лошадь.

На самом деле, нищих вокруг – полно. Просто они боятся подойти. Продолжаю свой путь к домам.

Хибары выглядят просто жутко. Стены покосились и подлатаны чёрт знает чем. Чумазые женщины и нетрезвые мужики бродят как потерянные. Это опустившиеся люди. Мир, который позволяет жить вечно, ничего не делая, расхолаживает людей. Просто в сельской местности это не так заметно.

Работа – это то, что спасает нас. Даже такая работа, как моя.

Мне надо как-то выехать к центру города.

На меня смотрят, как на диковинку. Но огнестрел на бедре и выставленные напоказ плети и пруты внушают уважение: бродяги боятся подойти.

Останавливаю какого-то более или менее прилично выглядящего мужика.

– Стой!

Он оглядывается.

Кнут обвивается вокруг его шеи аккуратно, чтобы не повредить. Подтягиваю мужика к себе.

– Слушай меня, – говорю ему.

Он смотрит испуганно и затравленно.

– Как проехать к центру города?

Он молчит.

– Говори, – я наклоняюсь к нему и смотрю профессиональным взглядом палача.

У него отшибает речь. Он показывает пальцем вглубь улицы.

– Туда?

– Да.

Отпускаю его. Он потирает шею и убегает. Зеваки, столпившиеся около нас, пропускают его, но расходиться не собираются.

Заношу кнут, бродяги расступаются.

Еду по улице. Грязные лица, убогая, рваная одежда, вонь. Как можно так опуститься?

Впрочем, мне плевать.

Впереди, далеко впереди маячат башни и шпили. Я понимаю, что о направлении к центру города можно было не спрашивать.

Рыбой воняет всё сильнее. И ещё пахнет водой. Затхлой, стоячей водой. Неожиданно хибары заканчиваются, зато суета растёт. Появляется множество людей с тележками, в которых штабелями уложены морепродукты. Не только рыба, но какие-то водоросли, моллюски и прочее. Только сейчас до меня доходит, что в городе есть порт, и что я приближаюсь к нему.

Ещё через несколько минут я выезжаю на берег реки. Он обложен камнем, тут есть мостовая. Река широкая, не менее пятидесяти метров. Над ней летают серые городские чайки и другие птицы, по реке плавает множество мелких корабликов и лодочек. Вода грязная, какие-то ошмётки и огрызки, куски дерева, обрывки ткани, трупы мелких животных и птиц.

Справа по реке движется достаточно большой корабль. Он ухожен, у него белые квадратные паруса (спущен только один, на передней мачте), по палубе бегают матросы. Я видел корабли – очень давно, когда путешествовал к морю. Море – в трёх днях пути от Санлона, но в противоположной от города стороне. Я ездил к морю по поручению Жирного: неожиданно прекратились поставки рабов с юга, и нужно было выяснить причину.

Корабль проплывает мимо меня. Мелкие лодчонки жмутся к берегам, убегают от его покатых бортов. Одноместный ялик какого-то нерасторопного рыбака засасывает под киль и ломает, рыбак, отфыркиваясь, появляется из-под воды и тут же получает по голове веслом, после чего окончательно скрывается под водой.

Всё-таки город такой же, как и моя провинция. Просто здесь нужно быть ещё сильнее.

Еду по мостовой вдоль берега. Я не помню, чтобы я пересекал мост, когда убегал от Киронаги. Но теперь от куполов и башен меня отделяет река. Наверное, она петляет.

Продолжаю свой путь. Многие на меня оглядываются, но никто не пристаёт. Я чувствую, что не прочь подкрепиться. Думаю, что в этом районе мне не найти приличного места, но это неважно.

Вижу вывеску. Это таверна. На вывеске изображено чудовище с телом рыбы и бычьими рогами. Рядом нарисована кружка. Вывеска до того засалена и загажена, что рассмотреть рисунок удаётся с трудом.

Подъезжаю. Подбегает какой-то нищий:

– Посторожить лошадь господина?

Я осматриваюсь и понимаю, что если я оставлю ему лошадь, я её больше не увижу.

Бью бродягу в лицо, он падает. Становится на четвереньки, выплёвывает осколки зубов.

Двери таверны – двойные, широкие. Распахиваю их ударом ноги, захожу, ведя лошадь под уздцы. Лошадь всё равно пахнет лучше, чем любой посетитель этого притона.

В таверне довольно много народу. Вижу свободный стол, сажусь. Конь идёт смирно, он умный. Своим задом он сдвигает чей-то стол, но мне плевать.

К столу подходит толстяк в засаленном фартуке.

– Сюда нельзя с лошадьми, – говорит он на удивление тихо.

– Принеси мне поесть, – чеканю я.

Толстяк уходит.

Все пялятся на меня и на лошадь. Я достаю дробовик и кладу перед собой на стол. Большая часть зевак отворачивается. Зато к моему столу тут же подсаживается худой аскетичный тип в рваной широкополой шляпе.

– Сколько? – спрашивает он.

– Что сколько?

– Ну, сколько за пушку возьмёшь?

Смотрю на него, прищурившись.

– Я тебе сейчас голову из него разнесу. Пойдёт такая цена?

Тип ухмыляется.

– Ну смотри, по-хорошему ведь предлагали…

Из-за соседнего стола встают три человека. Они чем-то неуловимо похожи на первого, такие же худые и высокие, в таких же дурацких шляпах.

Они стоят и смотрят на меня. Я не люблю, когда на меня так смотрят.

Один из тройки, средний, получает заряд в грудь, второму отрывает полголовы. Третий пытается вытащить меч (кривой, похожий на ятаган), но затихает с ножом в глазу. Я сажусь. Мой сосед смотрит ошеломлённо.

– А теперь я буду спрашивать, а ты – отвечать, – говорю я. – Хорошо?

Он кивает.

– Это что за мразь? – показываю на убитых.

– Эт-то б-банда Р-рит-т-ока, – он заикается.

– Ага. Они хотели меня ограбить?

– Д-да.

– Прекрасно.

Я спокойно перезаряжаю оружие.

– Эй ты! – кричу мужику за стойкой.

Он поворачивается.

– Где моя жратва?

Мужик склоняется чуть не до земли и показывает жестами, мол, сейчас, с минуты на минуту.

Снова поворачиваюсь к бродяге за моим столом.

– Так вот. Ты поедешь со мной. Поведёшь меня в центр города: мне туда нужно. И только попробуй сбежать. Подстрелю и возьму с собой. А когда приедем, буду долго пытать. Ясно?

Бродяга, дрожа, кивает.

Передо мной появляется огромная тень. Это здоровяк в грязном сюртуке. Его правый глаз закрывает повязка. Интересно, это он сегодня повредил или для красоты носит?

– Твоя лошадь мне мешает, – говорит здоровяк.

Я разношу ему череп выстрелом из дробовика.

– Ещё кому-нибудь моя лошадь мешает? – спрашиваю довольно громко.

Молчание.

Толстяк в фартуке, у которого я заказывал еду, если это можно так назвать, приносит на подносе тарелку похлёбки, огромный ломоть мяса и жбан какой-то вонючей жидкости.

Я отхлёбываю суп: вполне сносно, доводилось есть и хуже. Уплетаю за обе щеки.

Но дрянь из жбана я пить не могу, поэтому мясо ем всухомятку. Всё это время худой бродяга сидит напротив и смотрит. Я подталкиваю к нему жбан.

– Я это не буду, – говорю.

Он хватает и выпивает до дна.

Доедаю в мертвенной тишине. Молчит вся таверна. Все смотрят на меня.

Встаю. Толстяк в фартуке смотрит на меня из-за стойки. Показываю ему неприличный жест, забираю из глаза одного из мертвецов свой нож. Худому бродяге бросаю:

– Пошли.

Мы выходим. Платы с меня никто не требует. Бонда что-то жуёт. Нашёл, чем поживиться, – ну и отлично.

Я думаю, что мне теперь делать.

– Тебя как зовут?

– Бырва.

Так, ехать нужно в центр. С другой стороны, что в центре делать, я не знаю. Но надолго зависать тут, в трущобах, тоже не хочется.

Судя по ценам на книги, моих денег хватит разве что на сегодня. Нужно пополнить мошну.

– Где можно достать денег?

Бырва уже перестал заикаться.

– Э-э-э…

– Повторяю: где можно достать денег?

– Украсть… – нерешительно говорит Бырва.

– Много денег. Прохожих трясти – это не по мне.

Я говорю уверенно, хотя никогда подобного не делал.

– Ну… Банк…

– Пошли.

Бырва идёт впереди, я забираюсь на Бонду и еду за ним. Мы сворачиваем от набережной куда-то в сторону. Кварталы становятся богаче. На Бырву теперь обращают больше внимания, чем на меня. Видно, что я одет хорошо, хотя одежда покрыта слоем пыли. Бырва останавливается.

– Дальше я не пойду.

– Где банк?

Он показывает пальцем на одну из вывесок. На ней написано короткое слово и нарисована монета.

Еду к банку. Бырва бежит прочь.

Спешиваюсь, тут же появляется мужчина, предлагающий последить за лошадью. Судя по всему, тут это – повсеместная услуга. Этому на первый взгляд доверять можно, да и квартал довольно пристойный. По пути мы два раза видели стражу.

Стражники ездят по трое. Они закованы в металлические латы: кирасы, наплечники, поножи. У них есть огнестрелы и мечи, плюс к тому кистени, прицепленные к сёдлам. Видно, что с преступниками стража не церемонится.

Даю монету сторожу.

– Остальное – потом.

Он кивает. Надеюсь, я не продешевил.

Снимаю с седла сумку, захожу в банк.

Передо мной стол, за столом сидит курчавый черноволосый человек в очках с тонкой оправой. Присматриваюсь: качество изготовления оправы и линз – великолепное, такого я никогда не видел. Справа и слева – двери.

Я вспоминаю, что на фасаде здания заметил несколько дверей, теперь я понимаю их назначение. Каждая ведёт в отдельную кассу, а кассы соединены между собой. Так, наверное, проще обороняться от грабителей. Таких, как я.

Мне нужны деньги, а Риггер не привык останавливаться на полпути.

Служащий улыбается мне и собирается что-то спросить, но не успевает. Я всаживаю ему в глаз нож и перепрыгиваю через стол во внутреннее помещение банка. Справа – три человека. Слева – двое. Оба левых получают по ножу, двое правых – по выстрелу из дробовика. Последний оставшийся в живых дёргает какой-то рычаг на стене. Я лечу к нему и перерубаю ему руку, но рычаг уже нажат, и раздаётся жуткий вой, будто взбесилась тысяча котов.

Деньги лежат на столах, на полках – повсюду. Начинаю набивать сумку. Примерно через минуту появляется охрана.

Лицо одного мне знакомо: я несколько минут назад видел его на улице.

Наверное, никто не грабит банки в этом городе, если охрана организована так плохо, думаю я.

Но охрана организована хорошо. У всех – огнестрелы, и их много. Я успеваю порезать двоих, прежде чем пуля попадает мне в голову.

Я открываю глаза в темноте.

Я смотрю на себя со стороны и думаю: как я мог так опуститься? Риггер, который убивает, – это нормально, это правильно. Но Риггер никогда не унизился бы до воровства. Тот Риггер, который больше недели назад спустил Болта в колодец.

Тот Риггер, которые ехал с Киронагой по улицам столицы, уже мог это сделать. И сделал.

Я поднимаюсь. На моих руках кандалы. Я сижу на лежанке из грубых досок. Спускаю ноги на землю: высота лежанки не более тридцати сантиметров, а пол – мокрый. Я бос. На мне осталась холщовая рубаха и панталоны. Кожаную одежду сняли. На ногах – тоже кандалы.

Ручные и ножные кандалы соединены цепью, а от этой цепи ещё одна ведёт к стене. Я начинаю различать что-то. Всё-таки свет есть: он едва-едва пробивается через щель под дверью. Пытаюсь подойти к двери: длины цепи не хватает.

Если сейчас утро, то освобождаться путём откручивания конечностей – глупо. Надо подождать и попробовать пойти на контакт.

Обыскиваю комнату. Кроме лежанки нет ничего. Вообще ничего. Мокрый каменный пол, четыре стены, лежанка и дверь. Остаётся ждать.

Я не знаю, сколько я лежу. Может быть, час. Может быть, два. Но дверь всё-таки открывается.

Вырисовывается силуэт мужчины крепкого телосложения. Он заходит, за ним – ещё один, с факелом. Факел освещает оба лица. У первого – обыкновенная внешность белого человека, второй – узкоглазый.

– Ну, доброе утро, – говорит первый.

Смотрю на него.

– Натворил ты дел, да. Банк попытался ограбить. Зачем? Тебе работы другой не нашлось? Не местный, видимо. Ты знаешь, почему в банке охраны почти нет? Потому что она снаружи. Заходят бандиты в банк, их там всех стреляют и в камеры сажают. И никто не уходит, совсем никто.

Он замолкает.

– И что?

– И всё. Сейчас мы пойдём в кабинет к дознавателю. Ты ему всё расскажешь, всё напишешь и пойдёшь в каземат, отбывать свои положенные десять лет.

Десять лет – это долго.

Я встаю и протягиваю ему руки в кандалах. Он усмехается и открывает замок – но не на руках, а на стене. Конец цепи со стены он держит в руке.

– Вперёд.

Сначала выходит человек с факелом, потом я, потом болтливый конвоир.

Мы идёт по тёмному коридору. Из камер доносятся крики. Откуда-то слышен вой, который сначала напоминает волчий, а потом превращается в отрывистую человеческую речь.

– Пытают… – удовлетворённо говорит конвоир.

Факельщик поднимается по ступенькам на этаж выше, мы – за ним. Этот этаж ничем не отличается от предыдущего, и факельщик идёт выше. А потом – ещё выше. И ещё. Когда мы минуем четвёртый пролёт, конвоир будто извиняется:

– Много в последнее время всяких бандюганов стало. Казематы переполнены. Всё глубже приходится закапываться.

Наконец, мы выходим на первый надземный этаж. Здесь светло и уютно, потому что светит солнце. Мы выходим наружу и идём через двор к небольшому зданию. Я оглядываюсь: тюрьма всего лишь двухэтажная. Большая часть казематов – под землёй.

– Не тормози, – охранник меня подталкивает.

У дверей здания – ещё один охранник с дробовиком. Заходим внутрь. Мы – в широком пустом коридоре, и вот здесь я просыпаюсь.

Я оборачиваюсь и охватываю наручниками шею конвоира. Она хрустит. Первый охранник оборачивается, получает в нос и падает. Добиваю я его ударом ноги по горлу. Я обыскиваю тело первого: вот и ключи. Освобождаюсь от кандалов. Теперь предстоит найти свою одежду и оружие. Для этого, наверно, нужно продолжать путь к дознавателю. Он-то должен всё знать. Впрочем, сойдёт любой чиновник более или менее высокого ранга.

Обыскиваю второго охранника. У обоих – шестизарядные малые огнестрелы. Отлично. Снимаю с более крепкого охранника пояс, затягиваю на себе. Затыкаю за пояс оба огнестрела. Запасных патронов не предусмотрено. Также у каждого есть по дубинке с шипами на конце, вроде маленького кистеня. Забираю обе. У факельщика находится кошелёк с деньгами, а у другого – короткий меч. Иду по коридору.

Судя по всему, мы направлялись к лестнице на второй этаж. Как только я начинаю подниматься, раздаётся крик. Кто-то внизу увидел тела. Я остался незамеченным.

Поднимаюсь.

Коридор второго этажа выходит окнами в тот же самый внутренний двор тюрьмы. По коридору идёт человек в белом костюме. Фалды странного сюртука волочатся почти по полу, как плащ. На голове – нечто среднее между фуражкой и беретом. В руках у человека – кипа бумаги. Он не успевает и пикнуть, как я хватаю его и надавливаю на кадык. Ногой открываю дверь ближайшего кабинета и затаскиваю туда свою жертву. В кабинете сидит полная женщина с хитрыми лисьими глазами и пушистыми рыжими волосами. Одной рукой я держу мужчину, второй достаю меч и пронзаю им женщине грудь. Она хрипит, я швыряю мужчину на пол и нагибаюсь над ним.

– Ты кто? – спрашиваю я. – Отвечай медленно и тихо, иначе будет очень больно.

– Магистр Левик, – говорит он.

– Хорошо, Левик, – продолжаю я. – Теперь слушай меня. Ты знаешь, кто я?

– Грабитель вчерашний.

– Молодец. Сейчас я тебе отпущу и ты сядешь на стул. А потом немножко мне расскажешь. Понял?

Он кивает.

Я встряхиваю его и сажаю на стул. Замечаю на двери щеколду, задвигаю её.

Подтягиваю второй стул, сажусь напротив. В комнате всего три стула, стол и четыре массивных шкафа. На столе теперь лежит женщина, из-под её тела на пол течёт кровь.

– Так вот, Левик. Я могу тебя не пытать. А могу пытать, причём долго и неприятно. И если ты сейчас закричишь, я буду тебя убивать, начиная с момента твоего крика и заканчивая моментом, когда меня всё-таки поймают. А это очень долго, ты понял?

– Да.

– Тогда слушай. Вопрос первый. Где мои вещи?

– Одежду, наверное, стражники растащили. Оружие в оружейной. Лошадь – в конюшне. Мелкие вещи – у дознавателя. Как обычно.

– Я не знаю, как у вас тут обычно. Сейчас мы пойдём к дознавателю. Кто дознаватель?

– Не знаю. Или мастер Бока или мастер Корбик. Один из них.

– Оба на этом этаже?

– Бока в другом здании.

– Значит, идём к Корбику. Затем мы пойдём в оружейную. А затем – на конюшню. Если, конечно, я не решу, что одежда тоже имеет значение.

– У тебя не выйдет.

Снаружи шум и гам: меня вовсю ищут.

– У меня всё выйдет. Потому что я – Риггер. Запомни. Повтори: Риг-гер.

– Риггер, – послушно повторяет он.

– Ну вот. Значит, всё выйдет. В каком кабинете сидит мастер Корбик?

– Если выходить отсюда, то направо, крайний по коридору.

– Молодец, ты хорошо отвечал.

Ударом кистеня охранника разбиваю ему голову. Ходить с ним – одна морока, думаю я.

Снаружи – топот ног. В кабинете – окно. Оно выходит в какой-то внутренний дворик, но не тюремный, а, судя по всему, административного комплекса.

В дверь стучат.

Я открываю окно и выхожу на широкий деревянный карниз. Иду по нему параллельно коридору. Самое опасное – это окна: меня могут заметить. Судя по грохоту, дверь в комнату, где я только что был, вышибли. Я успеваю дойти до крайнего окна и нырнуть внутрь, пока никто не выглянул. Хорошо, что окно открыто.

В кабинете никого нет. На стене над дверью – портрет Императора. Наверное, в предыдущем кабинете тоже такой был, но я его не заметил.

Осматриваюсь. Кабинет довольно большой, на стенах – какие-то бумаги. Стол, два кресла, три стула, шкафы, маленький столик и диван. Открываю ящики стола: ничего полезного. Бумаги, бумаги, бумаги. В среднем левом ящике – деньги. Забираю их.

Открываю первый шкаф: много ящичков с карточками, неинтересно.

Открываю второй: здесь полки с различными вещами. Некоторые упакованы в пакеты из бычьего пузыря, некоторые валяются просто так. Судя по всему, это и есть склад личного имущества. Уже через полминуты нахожу пакет со своим барахлом.

Впрочем, мелких вещей у меня не так и много. Огниво – самое, наверное, ценное из всего. Пакет к поясу не привяжешь: осматриваюсь. Один из шкафов – с одеждой. Натягиваю первую попавшуюся куртку, в карман запихиваю пакет.

Я всё ещё босиком, и в моём положении это не очень удобно. Но обуви в шкафу нет, а в окне появляется силуэт преследователя. Кто-то ломится в закрытую дверь.

Человек в окне получает кистенем по голове и валится наружу. Вылезаю на парапет. Ещё двое – прямо передо мной. Внизу, во дворе, трое с арбалетами. Сшибаю ближайшего преследователя вниз: он падает точно на одного из стрелков, прыгаю в следующее окно. Второй преследователь бросается за мной, его череп раскалывается от удара кистеня.

Я в ещё одном кабинете, неотличимом от того, который я только что обыскал. У двери стоит мужчина в таком же, как у Левика, белом костюме. Одним прыжком преодолеваю расстояние до него и реву прямо в лицо:

– Где оружейная?

– В-внизу, – отвечает он.

– На каком этаже? – он почти оглушён.

– Н-на первом подземном…

Легко сворачиваю его цыплячью шею и выскакиваю в коридор.

Тут царит суматоха. Охранники, чиновники, городские стражники носятся без всякого порядка, кричат и ищут меня. Стражники передвигаются медленно, зато их панцири и шлемы защищают от холодного оружия.

Дверь кабинета дознавателя взламывают. Я бегу в противоположную сторону, никто не замечает меня. На лестнице вниз нос к носу сталкиваюсь с тремя охранниками. Перепрыгиваю через перила и оказываюсь на террасе первого этажа. Из-под земли бегут охранники.

Точнее, они появляются из отверстия в полу. Похоже, это и есть оружейная, судя по огнестрелам в руках. Улучив паузу в появлении охранников, прыгаю вниз.

Приземляюсь на чью-то голову, характерный звук оповещает меня, что шею я своей «подушке» сломал. Я в узком коридоре, по которому навстречу мне бежит охранник с дробовиком. Он получает пулю из лёгкого огнестрела.

А у меня появляется дробовик. Пусть не мой, но всё же.

Коридор поворачивает. Тут находится нечто вроде стойки, за которой стоит тучный охранник с маленькими поросячьими глазками. Его череп разлетается в клочья от первого выстрела. Откуда-то из-за его спины появляется ещё один охранник с дробовиком. Он тоже лишается головы, а я перехватываю его дробовик, чтобы не заряжать свой.

Я нахожусь среди полок с разнообразным оружием. Передо мной множество лёгких огнестрелов, но мне нужны мои плети и что-нибудь огнестрельное потяжелее. Если дробовик – это самое лучшее, что здесь можно найти, то нужно взять боеприпасов. Сначала бегу на поиски более тяжёлого оружия. Дробовиков много: похоже, что это одна из штатных пушек тюремщиков.

Боеприпасы – на нижних полках. Запасаюсь по полной программе: тут есть также специальные сумки для патронов.

И тут я вижу его.

Эта пушка лежит отдельно. С виду – почти как обычный дробовик, только приклад не деревянный, а из какой-то лёгкой стали, которая мне прежде никогда не встречалась. У него два дула и нечто вроде барабана, только плоского, как коробочка. Патроны явно такого же калибра, как и для обычных дробовиков. Зато он многозарядный. И, похоже, автоматический.

Я хватаю эту штуку, выкидывая обычную пушку, и тут в проходе появляется охранник. Я жму на спуск, и его отбрасывает метра на три, потому что эта штука бьёт одновременно из двух стволов – и сразу же готова к новому выстрелу. Для неё приготовлен специальный пояс с кобурой, который я тут же надеваю.

Я бегу вдоль рядов в сторону холодного оружия, а с другой стороны к месту, где я только что находился, летят охранники и стражи. Хватаю и пристёгиваю первый попавшийся меч, затем пояс с ножами для метания (не мой, но схожий, тоже лежит на одной из полочек). На стене висит моя плеть с крюками. Кнута не видно, но это ладно, и с плетью справимся.

Слышатся крики. Охранники явно не сразу сообразили, что беглый преступник может додуматься побежать в арсенал.

Выход из оружейной уже блокирован. И я оказываюсь запертым в комнате с множеством вооружённых людей. В очень большой комнате, в сложном лабиринте полок и стеллажей. У охраны, похоже, нет никакой системы отлова таких, как я. Наверное, у меня очень злые глаза.

Я выхожу наружу медленно. Распахиваю крышку-люк и щурюсь от солнечного света. Я весь в пороховой гари, в синяках и ушибах, но – целый и невредимый. Я весь покрыт кровью – чужой. В моих руках – по двуствольному дробовику. На поясе – два меча и семихвостка.

Внизу – не меньше пятидесяти трупов. А может, и вся сотня.

Вокруг люка – охранники и стражники. Они смотрят на меня, на меня нацелены все стволы.

Я широко улыбаюсь.

Они смотрят на меня, но не стреляют.

А потом они расступаются, и вперёд выходит высокий крепкий мужчина в дорогой одежде восточного покроя. Одежда явно не форменная: тёмно-зелёная, с золотыми и серебряными узорами. Голова покрыта чем-то вроде чалмы. Внешне мужчина больше похож на северянина: светлые брови, голубые глаза. Мы смотрим друг на друга, и первым, как ни странно, не выдерживаю я.

– Ну и что? – спрашиваю я, стараясь придать голосу презрительное выражение.

Мужчина выдерживает паузу.

– Ты – Риггер.

– Да.

– Зачем ты сбежал от своего провожатого?

– Потому что я не привык, чтобы мной помыкали.

– Ты не мог победить его в бою, и потому сбежал. Позорно, как пёс.

Я поднимаю один из дробовиков и целюсь в светлобрового.

– Тебе ещё есть что сказать? – спрашиваю я.

Кажется, я знаю, почему не убил его сразу. Потому что он прав. Он и в самом деле отвратительно прав.

– Меня зовут Файлант. Меня ты тоже не победишь в честном бою. Я пришёл, чтобы завершить то, что было поручено Киронаге. Ты должен прибыть во дворец, Риггер. А потом уже делай, что хочешь.

Я нажимаю на спуск.

Но там, куда летит заряд, Файланта уже нет. Файлант быстрее всех, кого я видел за всю свою длинную жизнь. Он перекатывается, отталкивается от кого-то из толпы, подпрыгивает и выбивает дробовик из моей руки. Я не успеваю поднять второй: Файлант бьёт меня в лицо, и я падаю назад. Я пытаюсь вскочить, но раздаётся выстрел, и мир погружается в темноту. Единственное, что я успеваю услышать перед тем, как потерять сознание, это слова Файланта:

– Не живым, так мёртвым…