Гувер копал под нового министра юстиции и пытался найти способ обойти закон. Он был проницательным человеком и непреклонным, когда вышестоящие начальники ставили на его пути препятствия. Он огорошил Джексона появлением историй, намекающих на то, что ФБР чинят препятствия в его войне со шпионами и вредителями. Он добился поддержки от своих политических союзников в министерстве обороны и Госдепе. Он лично и вполне определенно предостерег, что судьба страны зависит от прослушивания телефонных переговоров и подслушивающих устройств.

Гувер был «сильно озабочен существующим предписанием, которое запрещало использование прослушивающих устройств на телефонных линиях»[136], о чем он и написал Джексону 13 апреля 1940 года. Прослушивание телефонных разговоров «необходимо» ФБР в его разведывательной деятельности и делах о шпионаже. Без них «следует ожидать повторения гибельных катастроф, вроде взрыва на острове Блэк-Том». ФБР «не может справиться с этой проблемой без прослушивания телефонных разговоров, — утверждал Гувер. — Я чувствую себя обязанным довести эту ситуацию до вашего сведения сейчас, нежели ждать, пока какая-нибудь национальная катастрофа не поставит министерство юстиции в центр внимания общественности из-за его неспособности предотвратить какой-нибудь серьезный инцидент».

Гувер доводил до сведения министра юстиции, что на его руках будет кровь американских граждан, если тот не отменит свой запрет во имя национальной безопасности.

Их конфронтация углублялась. Министр юстиции Джексон пришел в ужас, когда узнал о гуверовской Программе задержания и содержания под стражей. Ведение слежки за враждебными иностранцами — это одно. Составление досье на американцев, которые будут арестованы в случае чрезвычайной ситуации в стране, — другое.

Гувер предупредил Джексона об отставке. Борьба за Программу задержания и содержания под стражей рисковала «вполне определенной возможностью раскрытия некоторых контрразведывательных действий»[137]. Любой вызов его власти мог заставить ФБР «покинуть свои помещения для получения информации в области антиправительственной деятельности». Список остался.

Гувер приказал всем агентам ФБР на территории Соединенных Штатов докладывать о «лицах, симпатизирующих немцам, итальянцам и коммунистам» как кандидатах на задержание, будь они американцы или иностранцы. Ему были нужны имена редакторов, издателей и подписчиков на все коммунистические, немецкие и итальянские газеты, выходящие в Соединенных Штатах. Ему были нужны членские списки каждой политически подозрительной организации в США, вплоть до клубов немецкой песни. Он велел своим агентам внедрить осведомителей и лазутчиков в «различные так называемые радикальные и фашистские организации в Соединенных Штатах»[138], установить личности их «членов, цели и задачи и роль, которую они могут сыграть во время переломной ситуации в стране».

ФБР начало составлять список, в который вошли тысячи людей, чья «свобода в этой стране во время войны или критического положения в США представляла бы угрозу общественному спокойствию и безопасности правительства Соединенных Штатов»[139]. Досье содержали разведданные, собранные агентами ФБР по всей стране не только от «конфиденциальных источников» — осведомителей, но и информацию, полученную путем незаконных проникновений в помещения, с помощью подслушивающих устройств, установленных по распоряжению Гувера. Разведданные получали из общественных и личных документов, документов о найме на работу, школьных характеристик и бесед.

Люди, попавшие в этот список, делились на две категории. Лица, подпадавшие под первую категорию, должны были быть арестованы и интернированы сразу же после начала военных действий между Соединенными Штатами и страной, к которой эти люди были лояльны. За людьми из второй категории следовало «внимательно следить»[140], когда начнется война, так как существует «возможность, но не вероятность того, что они станут действовать враждебно по отношению к интересам правительства Соединенных Штатов». Гувер проинструктировал своих агентов вести свои беседы и расследования «совершенно конфиденциально»[141]. Если их спросят, он велел им отвечать, что они ведут законные расследования в связи с Законом о регистрации иностранных агентов, который требовал, чтобы люди, представляющие иностранные державы, регистрировались в Госдепартаменте. Это была неправда.

Теперь Гувер участвовал в политике на президентском уровне. В войне с министром юстиции по поводу прослушивания телефонных разговоров и ведения наблюдения ему были нужны союзники во властных кабинетах.

Одного он нашел в лице министра финансов Генри Моргентау. Гувер знал его как старинного друга Рузвельта, внука еврейского иммигранта из Германии и опытного экономиста, весьма заинтересованного в движении финансовых средств между странами оси и американскими банками.

10 мая 1940 года Гувер рассказал Моргентау о нацистском плане свержения президента. Он сказал, что ФБР необходимо прослушивать телефонные разговоры, чтобы расследовать это дело.

Годами Германия осуществляла разведывательную программу в Соединенных Штатах. Программа, финансируемая за счет захваченных и украденных еврейских капиталов, была чрезвычайно выгодна и нацистам, и американским банкирам. Это было самое лучшее орудие Гитлера для установления личностей и вербовки немцев в Америке.

Третий рейх продавал особые немецкие марки — Rueckwanderer или «вернувшиеся» марки в обмен на американские доллары. Чтобы открыть счет в Rueckwanderer-марках, житель Германии в Соединенных Штатах шел в немецкое консульство, присягал на верность Третьему рейху и заявлял о своем намерении вернуться на родину. Он переводил американские доллары в рейх и тем самым делал вклад в победу Германии.

Четыре банковские компании в Соединенных Штатах занимались прибыльным обменом Rueckwanderer-марок. Больше всего был известен «Чейз нэшнл банк», наименее — «Роберт С. Мейер и К^о», возглавляемый Августом Т. Гозбеком[142] — жителем иностранного государства и членом нацистской партии.

Гувер сказал, что Гозбек отмывает деньги, посылая десятки тысяч долларов пяти- и десятидолларовыми купюрами, которые невозможно отследить, отцу Чарльзу Кофлину — пользующемуся дурной славой радиопроповеднику правого толка, который бранил Рузвельта и «сделку с евреями», организовал движение по вступлению в вооруженное ополчение под названием Христианский фронт и молился за победу фашизма над коммунизмом. Кофлин был одним из самых сильных политических врагов Рузвельта наряду с всемирно известным летчиком Чарльзом Линдбергом — потенциальным кандидатом от Республиканской партии на президентских выборах 1940 года. И еще: Гувер доложил, что Гозбек планирует отправить по почте 500 тысяч долларов мелкими купюрами в комитет республиканцев по организации президентской кампании.

Короче, по словам Гувера, офицеры германской разведки имели денежную и информационную сеть, которая затрагивала банковскую систему Америки. Нацистское золото текло в США к политическим врагам Рузвельта.

И у ФБР не было возможности прослушивать их телефонные разговоры.

«Я разговаривал с Дж. Эдгаром Гувером и спросил его, может ли он прослушивать шпионские разговоры, и он ответил «нет»; что приказ, отданный ему Бобом Джексоном и мешающий ему делать это, не был отменен», — написал Моргентау 20 мая 1940 года в своем подробном дневнике, который он вел ежедневно и который сохранился в президентской библиотеке Рузвельта. «Я сказал, что немедленно пойду на работу. Он сказал, что ему это очень нужно».

Моргентау немедленно позвонил Эдвину Уотсону — личному секретарю президента. «Я позвонил генералу Уотсону и сказал, что это должно быть сделано, а он сказал: «Я не думаю, что это законно».

«И что, если это незаконно?» — ответил Моргентау, имея в виду «не все ли равно, даже если это незаконно?».

Уотсон перезвонил через пять минут: «Он сообщил президенту, и президент сказал: «Пусть Боб Джексон пошлет за Дж. Эдгаром Гувером и прикажет ему сделать это, а за этим последует письменная служебная записка».

Президент написал секретную записку министру юстиции Джексону на следующей день. Смысл в ней сказанного: к черту Верховный суд.

Решение по «делу Нардоне» было, «несомненно, законным»[143], — начал Рузвельт. — При обычных обстоятельствах прослушивание телефонных разговоров правительственными агентами не должно проводиться по той простой причине, что это почти наверняка приведет к нарушению гражданских прав». Но сейчас ситуация исключительная. «Я убежден, — писал Рузвельт, — что Верховный суд никогда не имел намерения применять [свое решение] к серьезным вопросам, включая оборону страны».

«Конечно, хорошо известно, что определенные государства занимаются… подготовкой диверсий и реально их осуществляют, — отметил президент. — Слишком поздно что-то делать после того, как диверсия, убийства и деятельность пятой колонны состоятся».

Президент сказал, что он разрешил ФБР использовать «прослушивающие устройства» против «лиц, подозреваемых в подрывной деятельности против правительства Соединенных Штатов, включая подозреваемых в шпионаже». Приказ был подписан инициалами Ф. Д. Р. Он действовал еще четверть века.

В те годы ФБР установило по крайней мере 6769 незаконных прослушивающих устройств[144] и 1806 жучков во имя национальной безопасности. Эти цифры почти наверняка преуменьшены, так как о некоторых прослушивающих устройствах, жучках и незаконных проникновениях в помещения не докладывали, чтобы защитить секретность операций, согласно документам министерства юстиции, которые сохранились до наших дней и пережили меняющуюся политику эпохи.

С благословения Рузвельта Гувер теперь прослушивал телефонные разговоры по своему усмотрению. Прослушивание оставалось нелегальным. Ничто в приказе президента не делало его законным. Рузвельт сделал ФБР разведывательной службой президента. Гувер силой вырвал у министерства юстиции огромную власть.

И он научился удерживать ее в руках так же хорошо, как и президент.

Министр юстиции нанес ответный удар. «Федеральное бюро расследований является объектом частых нападок, как гестапо, — написал Джексон в секретной служебной записке, которая ходила по министерству. — Эти нападки, если им верит большое количество людей, губительны для его работы и положения в суде, когда мы добиваемся осуждения»[145]. Он хотел, чтобы ФБР следовало закону — прямой и узкий путь расследования преступлений против Соединенных Штатов.

Но Гувер выиграл и это сражение. Он ответил министру юстиции, объяснив ему «разницу между «следственными» действиями и «разведывательной» деятельностью»[146]. Разведывательная работа ФБР не была нацелена на предъявление официального обвинения преступникам после того, как они совершили правонарушения. Она имела своей задачей остановить шпионов и вредителей до того, как они нанесут свой удар. «Необходимо — для поддержания безопасности внутри страны, — чтобы ФБР было в состоянии иметь в своих досье информацию, касающуюся деятельности отдельных людей и организаций антиправительственного характера», — настаивал Гувер. Когда ФБР проводило свои разведывательные операции, оно работало не на министра и министерство юстиции; оно работало на президента Соединенных Штатов.

Конфронтация достигла кульминации.

На протяжении двух следующих десятилетий Гувер рассказывал министрам юстиции о своих действиях, если хотел и когда хотел. Он сделал невозможным для Джексона и многих его преемников осуществлять свою законную власть в отношении ФБР.

Гувер действовал вне закона, и знал это. Улики, полученные с помощью прослушивания телефонных разговоров, были бесполезны в суде; любой судья прекратил бы дело, основанное на незаконном поведении государства.

Но прослушивание работало. Оно было одним из самых мощных инструментов в арсенале ФБР для сбора разведданных. Его власть стала бесконтрольна, как только ей была дана воля. Одно прослушивающее устройство могло открыть окно в мир секретов. И Гувер теперь правил этим царством.

Отношения между Рузвельтом и Гувером были сердечными, но корректными. Теперь они стали глубже благодаря общим секретам.

21 мая 1940 года — в тот же день, когда Рузвельт издал приказ о прослушивании телефонных разговоров, — он же передал Гуверу копии телеграмм, посланных в Белый дом в поддержку политики невмешательства Чарльза Линдберга. («Я абсолютно убежден, что Линдберг — нацист», — сказал Рузвельт министру финансов Генри Моргентау накануне.) Записка от секретаря Рузвельта, лежавшая сверху пачки телеграмм, гласила: «Президент полагал, что вы можете захотеть тщательно изучить их, записать имена и адреса отправителей»[147].

На протяжении последующих пяти лет Гувер посылал Рузвельту стабильный поток политических разведданных и инсинуаций о людях, которые были не согласны с политикой президента. Объектами наблюдения ФБР были: Линдберг; Первая американская коалиция консерваторов, антикоммунисты и реакционеры, сочувствующие Гитлеру; три сенатора Соединенных Штатов, которых Гувер подозревал в симпатиях к Германии, включая своего давнего врага с 1920-х годов Бертона Уилера из Монтаны; конгрессмен из родного города Рузвельта — охотник за «красными» Гамильтон Фиш; и еще сотни людей, которые просто ненавидели Рузвельта и все, что он поддерживал.

Когда президента рассердил памфлет партии «Америка прежде всего» (политическая партия изоляционистского, фашистского и расистского толка, среди лидеров которой был Чарльз Линдберг, Джозеф Кеннеди, Генри Форд и ряд других видных представителей истеблишмента. — Пер.), осудивший его политику отправки кораблей в Великобританию, он приказал своему помощнику «выяснить у кого-нибудь — возможно, в ФБР, — кто за это платит». Гувер приступил к расследованию не просто источника этого памфлета, но всей финансовой структуры партии. В итоге он получил возможность сообщить президенту, что «Америка прежде всего» получает достаточную тайную поддержку от двух самых могущественных газетных издателей — Джозефа Медилла Паттерсона (нью-йоркская «Дейли ньюс») и Роберта Р. Маккормика («Чикаго трибюн»). Гувер также дал понять, что «Америка прежде всего», возможно, получает тайную финансовую помощь от фашистов за рубежом. Все это спровоцировало президента отдать приказ министерству юстиции открыть расследование с участием большой коллегии присяжных деятельности партии «Америка прежде всего». Прослушивание телефонных разговоров одного из ведущих руководителей партии — коллеги Линдберга пилота Лауры Ингаллс — привело к предъявлению ей обвинения и признанию ее виновной как платного агента влияния в пользу правительства Германии.

14 июня 1940 года Рузвельт послал Гуверу благодарственную записку «за многочисленные интересные и ценные сообщения, которые вы сделали мне за последние несколько месяцев». Гувер хранил ее всю свою жизнь. Три месяца спустя он дал знать в Белый дом, что он прослушивает «все телефонные разговоры, входящие и исходящие из посольств Германии, Италии, Франции, России и Японии»[148] и ведет широкий спектр разведывательных действий в отношении шпионов стран оси.

Теперь Гувер был начальником разведки президента.