326. A. A. Толстой

1878 г. Января 27? Ясная Поляна.

Ваше сомнение, дорогой друг, насчет моего наканунного выздоровления было, к сожалению, слишком справедливо: я продолжаю хворать и недавно — дня четыре — встал с постели; и от этого только так долго не отвечал вам и вашему брату . Очень, очень вам благодарен за ваше обещанье дать мне сведения о Перовском. Ваше обещанье было бы для меня большой заманкой для петербургской поездки, если бы, кроме этого, у меня не было сильнейшего желания побывать в Петербурге. Желанье это уже дошло до maximum; теперь нужен толчок… А толчка этого нет, даже скорее толчки обратные, в виде моего нездоровья… Буду ждать. Перовского личность вы совершенно верно определяете — а grands traits , таким и я представляю себе; и такая фигура — одна наполняющая картину — биография его — была бы груба, но с другими, противоположными ему, тонкими, мелкой работы, нежными характерами, как Жуковский даже, которого вы, кажется, хорошо знали, с другими и, главное, с декабристами, эта крупная фигура, составляющая тень (оттенок) к Николаю Павловичу — самой крупной и а grands traits фигуре, выражает вполне то время. Я теперь весь погружен в чтение из времен 20-х годов и не могу вам выразить то наслажденье, которое я испытываю, воображая себе это время. Странно и приятно думать, что то время, которое я помню, 30-е года — уж история. Так и видишь, что колебание фигур на этой картине прекращается и все устанавливается в торжественном покое истины и красоты… Я испытываю чувство повара (плохого), который пришел на богатый рынок и, оглядывая все эти к его услугам предлагаемые овощи, мясо, рыбы, мечтает о том, какой бы он сделал обед!.. Так и я мечтаю, хотя и знаю, как часто приходилось мечтать прекрасно, а потом портить обеды или ничего не делать. Уж как пережаришь рябчиков, потом ничем не поправишь. И готовить трудно, и страшно… А обмывать провизию, раскладывать — ужасно весело!

Молюсь богу, чтобы он мне позволил сделать хоть приблизительно то, что я хочу. Дело это для меня так важно, что как вы ни способны понимать все, вы не можете представить, до какой степени это важно. Так важно, как важна для вас ваша вера. И еще важнее, мне бы хотелось сказать. Но важнее ничего не может быть. И оно то самое и есть.

Целую руки у вашей матушки и дружески жму вашу руку.

Ваш Л. Толстой.

327. А. А. Фету

1878 г. Января 27. Ясная Поляна.

К моему великому несчастью, предположения ваши неверны, дорогой Афанасий Афанасьевич, я не только не за работой, но вам не отвечал потому, что все это время был нездоров. Последнее время я даже лежал несколько дней. Простуда в разных видах — зубы, бок, но результат тот, что время проходит, мое лучшее время, и я не работаю. Спасибо вам, что не наказываете меня за молчание; а еще награждаете, дав нам первым прочесть ваше стихотворение . Оно прекрасно! На нем есть тот особенный характер, который есть в ваших последних — столь редких стихотворениях. Очень они компактны, и сиянье от них очень далекое. Видно, на них тратится ужасно много поэтического запаса. Долго накопляется, пока кристаллизируется. «Звезды», это и еще одно из последних — одного сорта. В подробностях же вот что. Прочтя его, я сказал жене: «Стихотворение Фета прелестное, но одно слово нехорошо». Она кормила и суетилась, но за чаем, успокоившись, взяла читать и тотчас же указала на то слово, которое я считал нехорошим: «как боги» . Страхов мне пишет, спрашивая о вас. Я дал ему ваш адрес.

Наш душевный поклон Марье Петровне. Дай вам бог устроивать получше и подольше не устроить, а то скучно будет .

До следующего письма, нынче некогда.

Ваш Л. Толстой.

Главное, быть здоровым и меня любить по-старому.

328. С. А. Толстой

1878 г. Февраля 9. Москва.

Меня всю дорогу мучала мысль, что я плохо с тобой простился и не просил тебя написать мне.

Только бы ты была здорова. Смотри будь здорова и не волнуйся. Я доехал хорошо, с стариком Левашевым говорил всю дорогу. Вечер провел в гнезде с Костенькой и Истоминым, с которым говорил о деле, то есть о книгах. Он мне пропасть дал . Нынче был у двух декабристов , обедал в клубе, а вечер был у Бибикова, где Софья Никитична мне пропасть рассказывала и показывала .

Теперь провел конец вечера у Дьяковых с Машенькой, Лизанькой и Колокольцевой и от них пишу. Завтра поеду к Свистунову, декабристу, и обедаю у Истомина, и с Владимиром проведу вечер.

Целую тебя и детей. Ужасно время скоро идет, — ничего не успеваешь и устаешь ужасно.

Утром был на панихиде у старика Перфильева .

Толстой.

329. С. А. Толстой

1878 г. Марта 4. Тула.

Поезд опоздал на три часа (потом оказалось, что на пять), так что я потерял целый день. Возвращаться не стоило того. Был у Пущиной. Много интересного от дочери Рылеева . Напишу из Москвы. Поезд пришел в 4, 15 м.

Л. Т.

330. С. А. Толстой

1878 г. Марта 5. Москва.

Пишу с петербургской железной дороги . Устал очень, но, слава богу, все благополучно и здоров. Устал я оттого, что встал рано, пошел к обедне, не мог отделаться от Васеньки , все с ним спорил. Потом поехал к Свистунову, у которого умерла дочь, и просидел у него 4 часа, слушая прелестные рассказы его и другого декабриста Беляева . Зашел к Беляеву, потом к Бартеневу, у которого обедал, и должен был торопиться на поезд. Целую тебя, душенька, и детей; будь спокойна и не волнуйся. Андрюшу особенно целую.

331. Ан. Н. Островскому

1878 г. Марта 14. Ясная Поляна.

Милостивый государь Андрей Николаевич!

П. И. Бартенев говорил мне, что вы были так добры предложить ему для меня дневник девушки 20-х годов, который находится у вас . Очень вам благодарен за то хорошее мнение, которое вы имеете обо мне, делая такое для меня более чем приятное предложение; и очень прошу вас прислать мне эти бумаги.

По дружеским отношениям моим с высокоуважаемым вашим братом я считаю себя не совсем чужим вам и потому прошу принять искреннее [уверение] в моем уважении и благодарность за ваше одолжение.

Гр. Л. Толстой.

14 марта.

332. П. Н. Свистунову

1878 г. Марта 14. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Петр Николаевич!

Когда вы говорите со мной, вам кажется, вероятно, что все, что вы говорите, очень просто и обыкновенно, а для меня каждое ваше слово, взгляд, мысль кажутся чрезвычайно важны и необыкновенны; и не потому, чтобы я особенно дорожил теми фактическими сведениями, которые вы сообщаете; а потому, что ваша беседа переносит меня на такую высоту чувства, которая очень редко встречается в жизни и всегда глубоко трогает меня. Я пишу эти несколько слов только, чтобы сказать вам это и попросить о двух вещах: 1) передать А. П. Беляеву вложенное письмо (я не знаю его адреса) и 2) пользуясь вашим позволением делать вопросы, спросить, нет ли у вас того религиозного сочинения или записки Бобрищева-Пушкина, которое он написал в Чите, и ответа Барятинского . Если нет, то не можете ли вы вспомнить и рассказать, в чем состояло и то и другое.

Я был в Петропавловской крепости , и там мне рассказывали, что одиниз преступников бросился в Неву и потом ел стекло. Не могу выразить того странного и сильного чувства, которое я испытал, зная, что это были вы. Подобное же чувство я испытал там же, когда мне принесли кандалы ручные и ножные 25-го года.

Истинно и глубоко уважающий вас гр. Л. Толстой.

14 марта.

Адрес: Л. Н. Толстому, Тула.

Еще вопрос: что за лицо был комендант Сукин .

333. A. A. Толстой

1878 г. Марта 14? Ясная Поляна.

Прочел письма к вам и посылаю их , понимая, как вы ими должны дорожить. Я нашел в них больше того, что я искал. Многие, особенно из Крыма, прелестны и чрезвычайно трогательны.

Дома нашел все благополучно и привез самое приятное воспоминание о проведенных с вами днях — теплое, твердое и спокойное. Желаю, чтобы и я вам оставил такое же впечатление.

То, о чем я просил вас узнать, разведать, еще больше, чем прежде, представляется мне необходимым теперь, когда я весь погрузился в тот мир, в котором я живу. Надобно, чтоб не было виноватых .

Искренно любящий вас друг Л. Толстой.

334. H. H. Страхову

1878 г. Марта 16. Ясная Поляна.

Очень благодарен вам, дорогой Николай Николаевич, за присылку тетради Семевского . Я ее прочел и отослал и прошу другую — именно записки Бестужева .

Еще просьба: путешествие ипока Парфения и попа-раскольника Авакума и раскольничьего что есть, но не обработанного, а сырого матерьяла. Если что есть, или вы узнаете, пришлите мне, пожалуйста. Стасова, как члена Комитета и т. д. Николая I, я очень прошу, не может ли он найти, указать — как решено было дело повешения 5-х, кто настаивал, были ли колебания и переговоры Николая с его приближенными?

Кюхельбекер трогателен, как и все люди его типа — не поэты, но убежденные, что они поэты, и страстно преданные этому мнимому призванию. Кроме того, 15 лет заточения .

Я отсюда слежу мысленно за вашей работой и боюсь, чтобы Степа не мешал вам, и боюсь уговаривать вас побывать у графини Толстой только поэтому. Хочется же мне, чтобы вы познакомились с ней, чтобы узнать взаимное впечатление мне близких людей.

Как мне ни досаден Соловьев, я не желаю, чтобы вы писали о нем. Решительно не стоит того . Ваше суждение, что он выводит а priori то, что узнал а posteriori, совершенно верно. Я тоже наводил справки о Софии . Она изображалась в древней русской иконописи женщиной, воздевающей руки к небу, молящейся.

Ваш всей душой Л. Толстой.

16 марта.

335. A. A. Фету

1878 г. Марта 24...25. Ясная Поляна.

Не сердитесь на меня, дорогой Афанасий Афанасьевич, за то, что давно не писал. Виноват. А вы, добрый человек, не покидаете меня, зная, что мне нужно знать, что вы существуете в Будановке. Я на прошлой неделе был, после 17 лет, в Петербурге для покупки у генерала Бистрома самарской земли.

Им там весело и все очень просто, так за что же нам сердиться? Что они выпивают кровь из России и это так надобно, а то бы мы с жиру бесились, а у них все это дижерируется очень легко. Так что и за это нам обижаться не следует, но за то, что они глупы — это бы еще ничего — но, несмотря на чистоту одежды, низменны до скотообразности, это мне было ужасно тяжело в мое пребывание там.

Это оттуда Фета просятнаписать стихи на смерть двигателя . Ваш генерал хорош , но я там видел пару генералов — орловских, так жутко делается, точно между двух путей стоишь, и товарные поезды проходят. И чтобы перенестись в душу этих генералов, я должен вспоминать редкие в моей жизни пьянства, или [время] самого первого детства. Летом — весною, надеюсь, увидимся и в Ясной, надеюсь, и в Будановке, а пока обнимаю вас.

Ваш Л. Толстой.

336. В. В. Стасову

1878 г. Апреля 6. Ясная Поляна.

Очень вам благодарен, Владимир Васильевич, и за письмо Фотия , и за фельетон , и за ваше письмо. Фельетон ваш хоть немного поправил то дело, что я не успел быть на выставке, — дал мне понятие о ней, но тем более жалко, что не видал картин Мясоедова и Савицкого . Содержание этих картин для меня интересно; но обоих художников этих я помню по их произведениям, и у обоих, мне кажется, один недостаток холодности, ничего им особенно не хочется сказать. Ваше суждение о Репине я вполне разделяю; но он, кажется, не выбрался еще на дорогу, а жару в нем больше всех.

Обо мне, что вы пишете, по правде сказать, мне было неприятно . Оставьте меня в покое. Я не люблю, когда говорят обо мне, не потому, что я не тщеславен, а потому, что я знаю за собой эту слабость и стараюсь от нее исправиться.

Копия с записки Николая, о которой вы пишете , была бы для меня драгоценностью, и не могу вам выразить мою благодарность за это.

Моя поездка в Петербург оставила мне больше сожалений, чем хороших впечатлений, — и то, что я не видал Крамского, Григоровича, и то, что с вами не успел поговорить о многих и многих вещах, между прочим о музыке, о которой я уже давно мечтаю расспросить именно вас.

Еще просьба к вам: как адрес Тургенева? Пожалуйста, напишите мне.

Ваш Л. Толстой.

6 апреля 78.

337. Н. Н. Страхову

1878 г. Апреля 6? Ясная Поляна.

Я очень бы горд был тем, что вы передо мной конфузитесь за то, что мало работаете , если бы я сам работал, но празднее меня невозможно проводить время. Я читаю, и то немного — глаза начинают болеть, и ничего не пишу.

Отчего напрягаться? Отчего вы сказали такое слово? Я очень хорошо знаю это чувство — даже теперь последнее время его испытываю: все как будто готово для того, чтобы писать — исполнять свою земную обязанность, а недостает толчка веры в себя, в важность дела, недостает энергии заблуждения, земной стихийной энергии, которую выдумать нельзя. И нельзя начинать. Если станешь напрягаться, то будешь не естествен, не правдив, а этого нам с вами нельзя.

Однако по правде вам сказать — вы правы, говоря, что вам следует молчать, потому что вы не видите настоящей дороги . Но я удивляюсь, как вы ее не видите. Когда я думаю о вас, взвешиваю вас по вашим писаньям и разговорам, я по известному мне вашему направлению и скорости и силе всегда предполагаю, что вы уже очень далеко ушли туда, куда вы идете; но почти всегда при свиданиях с вами и по письмам (некоторым), к удивлению, нахожу вас на том же месте. Тут есть какая-нибудь ошибка. И я жду и надеюсь, что вы исправите ее, и я потеряю вас из вида — так далеко вы уйдете. С другой стороны то же самое: в молодости мы видим людей, притворяющихся, что они знают.И мы начинаем притворяться, что мы знаем, и как будто находимся в согласии с людьми и не замечаем того большего и большего несогласия с самими собою, которое при этом испытываем. Приходит время (и оно для вас уже пришло с тех пор, как я вас зазнал), что дороже всего согласие с самим собою. Ежели вы установите, откинув смело все людское притворство знания, из которого злейшее — наука, это согласие с самим собой, вы будете знать дорогу. И я удивляюсь, что вы можете не знать ее.

Засуличевское дело не шутка . Это бессмыслица, дурь, нашедшая на людей недаром. Это первые члены из ряда, еще нам непонятного; но это дело важное. Славянская дурь была предвестница войны, это похоже на предвозвестие революции.

Когда начинаются ваши вакации? Мы поедем в Самару поздно, в июне 15-го, и вернемся к 1-му августа. Не приедете ли к нам до и после Самары?

Ваш Л. Толстой.

338. A. A. Толстой

1878 г. Апреля 6. Ясная Поляна.6 апреля.

Какое славное письмо вы мне написали, дорогой друг Alexandrine, такое веселое, шипучее . Мне не нужно спрашивать про вас: вы, верно, здоровы и горя у вас нет. Пожалуйста, под предлогом того, что я очень занят, не лишайте меня большого удовольствия получать ваши письма; во-первых, я ничем не занят, а во-вторых, такое осторожное обращение со мной меня ужасает обязанностями, которые это на меня накладывает и главное — глазит . Я и вообще думаю, что из моих начинаний ничего не выйдет. Мне недостает той энергии заблуждения, которая нужна для всякого земного дела, или толчка свыше. У брата Сергея был старик лакей, которому он предложил летом пойти купаться в его купальню. «Нет, сударь, благодарю покорно, я уж откупался». Так и я, мне кажется, уж отписался.

Я в унылом духе, и на это несколько причин: первое и главное — Соня и ребенок нездоровы и вот уже 2-ю неделю все хуже и хуже. Ребенок тает, она мучается, ребенку еще хуже. Нынче берем женщину с ребенком, чтобы испытать другое молоко; и если не поправятся, она поедет в Москву.

Другое вот что: у нас в Туле губернатор Ушаков, легкомысленный, но очень добрый человек, и у него жена, мать 4-х детей, прекрасная женщина, державшая мужа и всю семью. Я их знал немного и очень ценил ее. Третьего дня я был с детьми в Туле делать портреты и платья. Уезжая, я узнал, что лошадь разбила Ушакову и она очень ушиблась. Дома во время обеда мы узнали, что Ушакова убита насмерть. Нынче ее хоронят. Как ни давно известно это, то есть то, что мы под богом ходим, это всегда ново и удивительно.

Третье, это ваши петербургские дела. Вы пишете, что la politique est noire, comme l’encre de l’excellent Akssakoff , a по-моему, elle est rouge, comme le sang du vilain Trepoff . Мне издалека и стоящему вне борьбы ясно, что озлобление друг на друга двух крайних партий дошло до зверства. Для Майделя и др. все эти Боголюбовы и Засуличи такая дрянь, что он не видит в них людей и не может жалеть их; для Засулич же Трепов и др. — злые животные, которых можно и должно убивать, как собак. И это уже не возмущение, а это борьба. Все те, которые оправдали убийцу и сочувствовали оправданию , очень хорошо знают, что для их собственной безопасности нельзя и не надо оправдывать убийство, но для них вопрос был не в том, кто прав, а кто победит. Все это, мне кажется, предвещает много несчастий и много греха. А в том и другом лагере люди, и люди хорошие. Неужели не может быть таких условий, в которых бы они перестали бы быть зверями и стали бы опять людьми. Дай бог, чтобы я ошибался, но мне кажется, что все вопросы восточные и все славяне и Константинополи пустяки в сравнении с этим. И с тех пор как я прочел про этот суд и про всю эту кутерьму, она не выходит у меня из головы. Кончаю просьбой. Вы говорили, что у вас дело гувернанток; нам нужно хорошо образованную, разумеется, знающую по-французски, англичанку. Жалованья до 1000 рублей. Кроме главных нравственных качеств, желательно как можно меньше прихотливости насчет вещественного комфорта, так как мы им не богаты. Целую вашу руку. Поцелуйте за меня руку тетушки и поклон вашим.

339. И. С. Тургеневу

1878 г. Апреля 6. Ясная Поляна.

Иван Сергеевич!

В последнее время, вспоминая о моих с вами отношениях, я, к удивлению своему и радости, почувствовал, что я к вам никакой вражды не имею. Дай бог, чтобы в вас было то же самое. По правде сказать, зная, как вы добры, я почти уверен, что ваше враждебное чувство ко мне прошло еще прежде моего.

Если так, то, пожалуйста, подадимте друг другу руку, и, пожалуйста, совсем до конца простите мне все, чем я был виноват перед вами.

Мне так естественно помнить о вас только одно хорошее, потому что этого хорошего было так много в отношении меня. Я помню, что вам я обязан своей литературной известностью, и помню, как вы любили и мое писанье и меня. Может быть, и вы найдете такие же воспоминания обо мне, потому что было время, когда я искренно любил вас.

Искренно, если вы можете простить меня, предлагаю вам всю ту дружбу, на которую я способен. В наши года есть одно только благо — любовные отношения с людьми. И я буду очень рад, если между нами они установятся .

Гр. Л. Толстой.

Адрес: Тула. 6 апреля 78.

340. А. А. Фету

1878 г. Апреля 6. Ясная Поляна.

Получил ваше славное длинное письмо , дорогой Афанасий Афанасьевич. Не хвалите меня. Право, вы видите во мне слишком много хорошего, а в других слишком много дурного. Хорошо во мне одно, что я вас понимаю и потому люблю. Но хотя и люблю вас таким, какой вы есть, всегда сержусь на вас за то, что Марфа печется о мнозем, тогда как единое есть на потребу. И у вас это единое очень сильно, но как-то вы им брезгаете — а все больше биллиард устанавливаете. Не думайте, чтобы я разумел стихи. Хотя я их и жду, но не о них речь, они придут и под биллиардом, а о таком миросозерцании, при котором бы не надо было сердиться на глупость людскую. Кабы нас с вами истолочь в одной ступе и слепить потом пару людей, была бы славная пара. А то у вас так много привязанности к житейскому, что если как-нибудь оборвется это житейское, вам будет плохо, а у меня такое к нему равнодушие, что нет интереса к жизни; и я тяжел для других одним вечным переливанием из пустого в порожнее. Не думайте, что я рехнулся. А так, не в духе и надеюсь, что вы меня и черненьким полюбите. Непременно приеду к вам.

Планы ваши насчет Петра Афанасьевича, как ни хороши, ему не понравятся .

Наш поклон Марье Петровне.

Ваш Л. Толстой.

6 апреля 78.

341. П. И. Бартеневу

1878 г. Апреля 30…мая 2? Москва.

Любезнейший Петр Иванович.

Как зовут и как адрес детей и наследников И. С. кн. Одоевского? Я буду дома до 2-х часов, но ответ напишите мне, пожалуйста.

Ваш Л. Толстой.

342. П. Н. Свистунову

1878 г. Мая 5...6? Ясная Поляна.

Многоуважаемый Петр Николаевич!

Посылаю обратно письма Фон-Визина и замечания его жены . И то, и другое очень мне было интересно. Письма надо бы было переписать. Они сотрутся скоро.

Pascal’a я не посылаю, потому что у меня не Fauger’a издание, а еще более новое Louandre, сделанное по Fauger’y . Кроме того, я взялся сличать оба издания, и оно мне нужно. Если вам угодно, я пришлю.

Насчет исповеди, о которой вы мне говорили, я повторяю мою просьбу — дать мне ее . Простите меня за самонадеянность, но я убежден, что эту рукопись надо беречь только для того, чтобы я мог прочесть ее, в противном же случае ее надо непременно сжечь. Тысячу раз благодарю вас за вашу ласку ко мне и снисходительность; вы не поверите, какое всегда сильное и хорошее впечатление оставляет во мне каждое свидание с вами.

От всей души желаю вам здоровья и душевного спокойствия и прошу верить глубокому уважению и преданности

вашего гр. Л. Толстого.

P. S. Тетрадь замечаний Фон-Визиной я вчера прочитал невнимательно и хотел уже было ее отослать, полагая, что я все понял, но, начав нынче опять читать ее, я был поражен высотою и глубиною этой души. Теперь она уже не интересует меня, как только характеристика известной очень высоко нравственной личности, но как прелестное выражение духовной жизни замечательной русской женщины, и я хочу еще внимательнее и несколько раз прочитать ее. Пожалуйста, сообщите мне, как долго могу я продержать эту рукопись, или могу ли переписать ее?

Л. Толстой.

343. П. Н. Свистунову

1878 г. Мая 19. Ясная Поляна.

Многоуважаемый Петр Николаевич.

Посылаю вам тетрадь Фонвизиной и рукопись перевода Паскаля. Просмотрев внимательно перевод, я убедился, что его не следует печатать. Во-первых, издание старое много отступает от нового, и дополнение неудобно; во-вторых, перевод не вполне хорош, и, в-третьих, очень многого недостает: едва ли не самые замечательные статьи пропущены. Восстановить все это по переводу Бобрищева-Пушкина составит гораздо больший труд, чем новый перевод.

Пожалуйста, извините меня, если я утрудил вас чем-нибудь, затеяв это дело, и поверьте, что если отказываюсь от него, то с большим сожалением. Я же был очень рад случаю перечесть еще раз Паскаля. Я не знаю ничего, равного ему в этом роде. Издание Louandre я пришлю вам на днях и, так же как и эту посылку, с доставкой на дом. Я теперь не посылаю его потому, что мой сын, 15-летний мальчик , впился в эту книгу, и я не хочу отнять у него, так как это увлеченье его для меня в высшей степени радостно.

Желая вам здоровья и спокойствия душевного, и, как всегда, когда я о вас думаю, благодаря вас за ваше доброе расположение ко мне, остаюсь глубоко уважающий вас

гр. Л. Толстой.

19 мая.

344. Б. Н. Чичерину

1878 е. Мая 29? Ясная Поляна.

Очень рад был получить от тебя весточку, любезный друг Борис Николаич, и такого для меня важного содержания. С большим нетерпением жду выхода твоей книги . Вопросы, тебя занимающие, для меня самые важные в жизни, и для меня драгоценно узнать отношение к ним искреннего и серьезного человека, как ты.