Глава 8

Большую часть следующей недели Брайони не выходила из спальни. Полностью оправившись после несчастного случая, она не спешила вернуть себе то, что считала позорным местом на социальной лестнице. Каждый день лорды Эйвери и Рейвенсворт являлись с визитом на Хаф-Мун-стрит, но она никогда не принимала их. Даже Харриет не могла убедить кузину присоединиться к ним хотя бы на несколько минут. Приносимые Рейвенсвортом цветы она принимала, не выказывая даже намека на учтивость, но Харриет воздерживалась от замечаний на эту тему, считая, что несчастный случай потряс Брайони больше, чем они предположили вначале.

Однако причиной угнетенного состояния духа Брайони был вовсе не страх после пережитого эпизода на улице. Ее спутанные мысли целиком занимало пренебрежение, проявленное к ней на той злосчастной вечеринке. Вспоминая холодный, безразличный прием, оказанный ей при первом выходе в свет, она стонала от унижения. А думая об оскорбительном, презренном предложении Рейвенсворта, она скрипела зубами от ярости. Но чрезмерный накал чувств скоро прошел, и естественное для Брайони хорошее расположение духа начало возвращаться.

Долгие часы она сидела в своей комнате в одиночестве, размышляя над сложившейся ситуацией. С непреклонной логикой она тщательно анализировала все, что когда-либо знала об отношениях полов. К концу недели Брайони пришла к решению. Прекрасная дама, ухаживавшая за ней, размышляла она, знает кое-что о жизни... Нужно оставаться верной собственным убеждениям. Раньше она слепо принимала наставления матери, вытекавшие из ее квакерства, но мама, с грустью обнаружила она, тоже ошибалась.

Тетя Софи не видела ничего дурного в замкнутом образе жизни племянницы. Кузины считали эту величественную даму душечкой. Она никогда не ворчала и не была чрезмерно любопытной. С искренним удовольствием тетя Софи участвовала во всех развлечениях девушек, но как бдительная дуэнья она оставляла желать лучшего. Эта дама никогда не жалела о своем присутствии на вечеринках, на которые ездили ее племянницы, но переставала уделять внимание своим подопечным, едва доставив их к месту назначения. Тетю Софи куда больше занимали удовольствия в кругу пожилых дам. Заядлая сплетница и закоренелая картежница, она неизменно устраивалась у карточного стола, где проводила большую часть вечера в оживленной болтовне с такими же матронами, которые с увлечением занимались тем, что называли «небольшим риском».

Она приняла за чистую монету объяснение Брайони насчет происшествия, так же, как и данное Рейвенсвортом вполне гладкое описание заботливой дамы, приютившей ее племянницу. Когда она упомянула, что хотела бы посетить этот образец совершенства, проявивший к Брайони такую неслыханную доброту, вежливое упоминание Рейвенсворта о том, что дама уже покинула город, было принято без всяких сомнений. Тетя Софи, которая была родственницей Брайони только через замужество, не отличалась подозрительностью. Не была она и настолько наблюдательной, как хотели бы сэр Джон и леди Эстер. Поэтому, когда Брайони, в конце концов, убедили сойти к общему столу, пожилая дама не заметила, что ее племянница избавилась от всех остатков кружев, которые раньше скрывали округлые возвышенности ее груди.

Харриет обратила внимание на изменения в нарядах Брайони, но тактично промолчала. Она предположила, что унижение, испытанное Брайони, побудило кузину оставить ее строгую приверженность нравственным установкам квакерства. Харриет глубоко переживала из-за унизительного опыта Брайони, но ее восхищение отвагой кузины и ее здравым смыслом перевешивало все остальные, чувства. Ей оставалось только желать, чтобы Брайони согласилась подрезать по моде волосы. Она была уверена, что в современной одежде и с модной прической Брайони будет выглядеть весьма привлекательной.

Первый выезд Брайони в карете ее тети был в маленькую контору в Пимлико для консультации с поверенным Лэнглендов. Обходительному и любезному мистеру Джексону, который с незапамятных времен был агентом ее отца, она объяснила, что намерена обзавестись новым гардеробом для своего первого сезона. Мистер Джексон ничуть не воспротивился. Он знал, как мало дамы Лэнглендов тратили на такие глупости, как платья и безделушки. Он приветливо заверил серьезную юную клиентку, что, как одна из наследников состояния Лэнглендов, она имеет более чем достаточные финансовые средства. Знай он масштабы замыслов Брайони, он наверняка проявил бы большую осмотрительность. Как бы то ни было, Брайони получила инструкции покупать все, что ей необходимо, и присылать счета в контору поверенного. Его обнадеживающие слова вернули ямочки на бледные щеки Брайони.

Харриет была сначала ошеломлена, потом пришла в восхищение. Ей никогда не приходило в голову, что лэнглендская ветвь семьи была богата. Ведя очень скромную жизнь, они никогда не показывали, что имеют больше, чем удовлетворительный достаток, а сэр Джон и леди Эстер и не пытались уточнить это. Брайони объяснила, что признание в богатстве ранит деликатные чувства квакеров. Однако многие из них баснословно богаты, несмотря на огромные суммы, отдаваемые на благотворительность. Это честные, трудолюбивые и надежные люди, добродетели которых, будучи применены в торговле или другом бизнесе, приносили денежное вознаграждение, а ее отец, помимо обширных владений в Шропшире, делал многочисленные вложения в разные компании.

Харриет, вполне естественно, поделилась информацией со своим кавалером, лордом Эйвери, который радостно передал ее под строжайшим секретом своему другу лорду Рейвенсворту. Этот джентльмен обдумал поступившую информацию. Он понял, что нет ни малейшей надежды, что Брайони когда-нибудь примет то, что, как он теперь понимал, было совершенно абсурдным предложением. Не только потому, что она была добродетельной, но, что гораздо более важно, по причине независимости в средствах.

Финансовый статус Брайони не имел для него никакого значения, но теперь он понимал, что, как только это станет общеизвестно, его обожаемую наследницу неизбежно станут осаждать толпы назойливых поклонников. Эта мысль напрочь испортила его характер и сделала невыносимым его отношение к преданному слуге. Денби уже подумывал, не пришло ли время подать в отставку, раз хозяин в последние неделю-две был, совершенно нетипично для него, постоянно раздражен. Денби знал, что слуга с его способностями без труда найдет другое место. Однако он решил переждать и посмотреть, что будет дальше.

Стараясь поскорее добраться до содержимого, Брайони в нетерпении развернула обертку большой коробки для платьев, которая в этот самый вечер была доставлена от мадам Годе, модной портнихи, державшей магазин на Сеймур-стрит. С тихим вздохом восхищения она извлекла из коробки платье из газа и фиолетового шелка с серебристым отливом. Она стояла, дрожа от предвкушения, в своей тонкой хлопчатобумажной сорочке, пока камеристка леди Софи надевала воздушное одеяние ей через голову. Прямоугольный вырез был глубоким, но скромным по меркам современной моды, а короткие пышные рукава собраны посредине серебристыми атласными лентами. Камеристка тщательно застегнула ряд крошечных пуговок на ее спине, и Брайони изящно качнулась из стороны в сторону, любуясь пышной юбкой с высокой линией талии, плотно сидящей у нее под грудью. Это был, сказала мадам Годе, самый последний фасон из Парижа.

– Спасибо, Элис, это все.

– Если хотите, я могу завить ваши волосы, – услужливо предложила камеристка.

Брайони села перед зеркалом.

– В этом нет необходимости!

Элис сделала реверанс и повернулась, чтобы уйти.

– О-о, мисс Брайони, – с восхищением произнесла она, – в этом очаровательном платье вы будете самой роскошной дамой на балу;

Глаза Брайони округлились и посерьезнели.

– Именно такой я и собираюсь быть, Элис, именно такой, – ответила она без малейшего намека на юмор.

Брайони смотрела в зеркало и видела незнакомку. Ее глаза, с удивлением заметила она, потемнели до таинственно-фиолетового цвета, но, когда она двигалась, серебряное сияние ее платья меняло их цвет опять на серый. Волосы она специально весь день держала туго заплетенными в косы. Она вынула шпильки, аккуратно расплела длинные пряди и стала расчесывать их, пока они не стали блестеть. Ее длинные густые волосы упали потоком мягких волн ниже плеч. Брайони заколола по серебряному гребню, усыпанному аметистами, над висками и вдела в уши подходящие по стилю аметистовые серьги. Она погрузила пальцы в маленькую фарфоровую баночку на туалетном столике и слегка подкрасила пухлые губы. На ее бледном светящемся лице, отраженном в зеркале, темные, фиалково-серые глаза серьезно смотрели на нее – в этих глазах светилась мудрость, старинная, как сама праматерь Ева.

– Ты была не права, мама, – тихо сказала Брайони своему отражению в зеркале. – Квакерский стиль одежды не может защитить от хищников. Это трусливый камуфляж, который только провоцирует жестокость. Поверь мне, одетая вот так, я буду всего лишь еще одним листом на дереве. – После секунды честного размышления она была вынуждена добавить: – Ну, или почти.

На кровати лежали аксессуары, которые для нее приготовила Элис. Она натянула длинные, до локтей, белые лайковые перчатки, набросила на плечи шаль из серебристо-голубого шелка и взяла французский веер, богато украшенный перламутром. Она подумала, не положить ли в вышитую атласную сумочку табакерку, но решила этого не делать. Нужно не забыть поискать табакерку с аметистами, когда она в следующий раз пойдет по магазинам. Брайони глубокомысленно кивнула незнакомке в зеркале и слегка откинула голову назад.

– А теперь, прекрасная леди, – в волнении хрипло произнесла она, – отведите меня ко львам.

Резиденция виконта Каслри была меньше чем в десяти минутах ходьбы от Сент-Джеймс, 18, – десять минут пешком, но целый час в экипаже из-за узких улиц, запруженных каретами с гербами и сидящими в них сливками светского общества. Получить приглашение на один из самых грандиозных балов сезона было лучшей рекомендацией, чем даже членство в «Олмаке», и гораздо более приятной.

Брайони была рада, что лорда Рейвенсворта не было с ними. Эйвери объяснил, что он был одним из гостей на обеде перед балом, особая честь, но отнюдь не неожиданная для наследника одного из самых престижных титулов королевства. Брайони фыркнула. То, что она в данный момент сидела в рейвенсвортовской карете с гербом раздражало ее больше, чем она хотела признать. Будь ее воля, она бы сразу же отказалась от его предложения, но тетя Софи увидела в этом превосходное решение своей личной проблемы. Джеймс, ее кучер, ненавидел, бедняга, долгие ожидания на этих роскошных сборищах, и она не хотела беспокоить его.

Глаза Харриет засветились, когда она увидела наряд Брайони. В этой молодой леди не было зависти. В белом муслиновом платье, богато расшитом мелким жемчугом, Харриет была очаровательна, как только может быть юная дебютантка, но Брайони с ее каскадом платиновых волос и сияющими глазами обладала шармом, от которого у Харриет перехватило дыхание. Даже лорд Эйвери был потрясен. Он вдруг с тревогой подумал, как отреагирует на это Рейвенсворт.

Рейвенсворт лениво поднял монокль и скучающим взглядом изучал переполненный бальный зал. Брайони, решил он, еще не приехала. Его рассеянный взгляд остановился на фигуре красивой женщины, несравненной, окруженной толпой страстных обожателей. Губы Рейвенсворта одобрительно изогнулись. Ее сияющие светлые волосы свободно лежали на плечах и обрамляли совершенный овал лица. Он заметил, что она использовала свой веер с поразительным эффектом. Никакого пренебрежения к Брайони, но мужчина должен поклониться красоте. Его светлость направился грациозной походкой к своей добыче, готовясь ответить скучающей улыбкой, если заметит взгляд Брайони.

Брайони подняла глаза и увидела всего в нескольких футах своего врага. Улыбка застыла на ее губах. Рейвенсворт, кисло заметила она, не узнал ее. Он подарил ей сногсшибательную улыбку. Она присела в глубоком реверансе, и болтовня поклонников вокруг нее смолкла.

Брайони слегка наклонила голову и решительно посмотрела в восхищенные синие глаза его светлости. Ее позабавило, как внезапное испуганное осознание реальности изменило выражение его лица. Рейвенсворт изумленно заморгал. Презрение затаилось в глубине ее спокойных глаз, нарастающий гнев – в его. Она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, и после бесконечно долгого мгновения отвела взгляд. Она не сделала ничего плохого, урезонила она себя. Почему она должна краснеть? У этого мужчины просто нет стыда!

Одним длинным шагом он преодолел расстояние между ними и схватил ее за запястье железной хваткой.

– Прошу нас извинить, – учтиво обратился он к группе удивленных франтов. – Нам с моей кузиной нужно обсудить одно семейное дело. – Среди стонов и протестов ее поклонников Рейвенсворт бесцеремонно потащил спотыкающуюся Брайони в холл.

– Какого черта вы тут вытворяете?! – воскликнул он, в ярости поворачиваясь к ней. Он вежливо улыбнулся проходящим мимо знакомым и снова с рычанием повернулся к ней. – Кто позволил вам носить волосы в такой развратной манере? Куда, вы думаете, попали? В дом с дурной репутацией?

Брайони была совершенно ошеломлена.

– Я... я... – начала она.

– И какого черта... Это что, помада у вас на губах? – Рейвенсворт вытащил свой белоснежный носовой платок и одним решительным движением стер с губ леди оскорбительное пятно. Брайони начала всхлипывать. Глаза Рейвенсворта потеплели. Он уже хотел потянуться к ней, когда к ним с важным видом подошел лорд Эджвуд.

– Мисс Лэнгленд, этот танец обещан мне, я полагаю? – Он собственническим жестом положил руку на локоть Брайони и ответил Рейвенсворту злобным взглядом.

– Извини нас, приятель, но твоя... э... кузина внесла меня в свою карточку. – В его тоне сквозила насмешка.

В первый раз Рейвенсворт посмотрел на карточку, которую Брайони судорожно сжимала в руке. Он выхватил ее из рук Брайони и увидел, что осталось всего четыре свободных места. Он написал свое имя во всех четырех, прекрасно сознавая, что в глазах света танцевать больше двух танцев с дамой значит почти то же, что обручиться с ней. Он вложил карточку в ее дрожащие руки и, щелкнув каблуками, повернулся спиной к ней и ее кавалеру.

Харриет разглядывала танцующих, надеясь увидеть свою неуловимую кузину. Этот вечер стал, с удовлетворенным вздохом подумала она, явным успехом Брайони. Она была искренне рада ее триумфу. Брайони была самой популярной дебютанткой на балу. Молодые люди толпами преследовали ее всю ночь напролет. Харриет посмотрела в сторону своего спутника. Преданность этого джентльмена, который неизменно сопровождал ее, прохаживаясь по периметру бального зала, вполне удовлетворяла ее скромные амбиции, но Эйвери оставался для нее загадкой. Он был постоянен, но сдержан в своем внимании. Взгляд Харриет вернулся к танцующим.

– Ну и ну, Эйвери! – воскликнула она, резко останавливаясь. – Разве это не Рейвенсворт танцует с Брайони опять? Это уже третий раз за вечер. Что он задумал? Он скомпрометирует ее, если будет так настойчиво уделять внимание только ей, – задумчиво произнесла Харриет. – Я должна предупредить Брайони.

– Вы не сделаете ничего подобного, – твердо приказал Эйвери. – Три танца с Рейвенсвортом не погубят девушку. – Он лукаво посмотрел на нее. – Я помню время, когда неугомонная мисс Гренфелл даже не обратила бы внимания на такую пустяковую неосторожность.

Харриет была застигнута врасплох.

– Очень не по-джентльменски с вашей стороны, сэр, бросать мне в лицо напоминание о моих прежних глупостях. Вы сами хотели, чтобы я приобрела немного светскости. – Ее глаза опасно сузились, и Эйвери изобразил смущение. – Что, разве не так? – пылко спросила Харриет.

Лорд Эйвери сглотнул. Когда он заговорил, было ощущение, что он в большом затруднении.

– Харриет, я собирался сказать... сказать вам кое-что.

У Харриет участился пульс.

– Да? – затаив дыхание произнесла она.

Чтобы выиграть немного времени, лорд Эйвери сунул руку в карман сюртука и вытащил маленькую круглую табакерку. Как он может сказать этой вспыльчивой мегере, что она стала в последнее время уж слишком укрощенной и он хотел бы, чтобы она показала немного прежнего характера? Эйвери решил даже не пытаться. С привычной изысканностью он положил щепотку табаку на свое запястье. Уголком глаза он наблюдал, что Харриет ждет от него продолжения. Он подумал, что бы такое сказать, и выпалил первое, что пришло в голову.

– Не хотите ли присоединиться? – спросил он, протягивая ей запястье.

Харриет отпрянула как ошпаренная.

– Да как вы смеете, сэр! – Ее голос дрожал от гнева.

Это произошло как раз в тот момент, когда мрачный лорд Рейвенсворт вернул сияющую Брайони ее кузине. Чрезмерное внимание, которое молодые и даже не очень молодые кавалеры весь вечер оказывали Брайони, явно раздражало его светлость.

– Эйвери, – воскликнула Брайони, беря его за руку, – можно мне? – Она хотела поднести его запястье к своему носу, но жесткая, как тиски, рука Рейвенсворта заставила ее разжать пальцы.

– Я запрещаю! – прошипел он ей на ухо.

От такого запугивания в глазах Брайони вспыхнул гнев. Она с непреклонным видом повернулась спиной к его светлости и обратилась к виконту.

– Вы не против, лорд Эйвери? – ласково спросила она.

– О нет, Брайони! – взмолилась растерянная Харриет.

Тут началась молчаливая схватка между джентльменом с мрачным лицом и леди с пылающими глазами. Не было никаких сомнений, кто победит в борьбе.

У лорда Эйвери начала уставать рука.

– О, проклятие! – воскликнула Харриет, решив разрешить этот спор раз и навсегда. Она поднесла запястье лорда Эйвери к своим ноздрям и в высшей степени неделикатно втянула носом табак. Не отводя лица от его руки, она бросила взгляд на него и увидела, что его глаза сияют от восхищения. Харриет ответила робкой улыбкой. А потом чихнула.

Табакерка выскользнула из затекших пальцев Эйвери и покатилась по полу в сторону сидящих вдоль стены пожилых дам. Она со стуком ударилась о стену, крышка открылась, и содержимое высыпалось на пол.

С величайшим самообладанием лорд Рейвенсворт схватил обеих дам под руки и решительно повел их в противоположном направлении.

– А как же моя табакерка? – обиженно спросил лорд Эйвери.

– Не сейчас, дружище, не сейчас.

Виконт в нерешительности стоял на месте всего мгновение. Одна пожилая дама чихнула, за ней другая. Вскоре весь ряд представительных матрон оглушительно чихал. Подпрыгивая, белые чепчики танцевали на их головах, словно вздымающиеся паруса британского флота, плывущего при попутном ветре к берегам Франции.

Лорд Эйвери пустился наутек.

Глава 9

В последовавшие недели их дни потекли вполне предсказуемо. Поток раболепных поклонников обрушился на Хаф-Мун-стрит, чтобы сопровождать пользующихся успехом кузин на многочисленные светские мероприятия. Девушки меняли партнеров как перчатки, и Брайони казалось невозможным завести более чем мимолетное знакомство с любым из своих постоянно меняющихся ухажеров. Вскоре она поняла, что они с Харриет приобрели определенную известность благодаря своему скандальному поведению на балу у Каслри. Инцидент с табакеркой не прошел незамеченным. Приобретенная репутация неугомонной бунтарки – она слышала, как эти слова ее поклонники передавали из уст в уста – заставляла появляться очаровательные ямочки на щеках Брайони. Она заметила, что любой джентльмен, которому посчастливилось быть замеченным в обществе одной из кузин-шалопаек, приобретал более высокий статус среди своих товарищей.

Тетя Софи, вполне естественно, не видела ничего необычного в такой популярности своих племянниц у молодых денди. Было только одно облачко на горизонте, беспокоившее легкомысленную даму. Необъяснимая задержка в получении приглашения в «Олмак» – небольшое неудобство, которое, она была уверена, скоро разрешится. Харриет все прекрасно понимала, но решила не просвещать тетю, благодарная судьбе за то, что ее родители были сейчас за много миль отсюда, в Бате.

Сначала Брайони забавляла ее новоприобретенная популярность. Но вскоре ей это надоело. Она стала все больше скучать от глупости бесконечных прогулок в парке в великолепных фаэтонах и двуколках, которые был обязан иметь каждый следящий за модой молодой человек.

Пыл лорда Рейвенсворта явно охладел. Его никогда не было видно среди джентльменов, толпящихся в лучшей гостиной тети Софи. Брайони твердо сказала себе, что рада этому. У девушки ее благородного воспитания и мужчины его сомнительной морали не могло быть будущего.

Рейвенсворту теперь известно, что она наследница значительного состояния; это подтверждалось его поведением. Она, разумеется, прекрасно знала, что Эйвери сообщит своему другу о ее ситуации. Рейвенсворт поймет, утешала она себя, что мужчина его типа ничего не может предложить, чтобы прельстить леди с таким, как у нее, характером и состоянием принять его условия, даже если бы он бросил к ее ногам целое герцогство. Мисс Брайони Лэнгленд была вне его досягаемости. Она надеялась, что его светлость осознал это.

Маркиз Рейвенсворт не был зачислен в ряды поклонников Брайони; тем не менее они часто встречали его на прогулках в парке или во время многочисленных посещений Брайони магазинов в Мейфэре. Он появлялся в наилучшем расположении духа, снимал перед ней шляпу самым изысканным жестом и заводил с ней ничего не значащий разговор на пару минут. Поскольку Брайони всегда была в компании одного из своих заботливых поклонников, а за руку Рейвенсворта неизменно цеплялась какая-нибудь красавица, на долю Брайони не оставалось ничего, кроме вежливого обмена любезностями.

Однако когда его светлость обращался к ней, она больше никогда не смотрела на него своим чистым взглядом, а отводила глаза на какую-нибудь точку на его воротнике или даже ниже, на верхнюю пуговицу его безупречно элегантного жилета. Однажды, когда она случайно встретила его надменный взгляд, провокационная искорка, которую она заметила в глубине его глаз, заставила ее покраснеть. Брайони не хотела так смущаться. Маркиз явно смеялся над ней, он обладал какой-то тайной властью над ее душой, и она была возмущена этим.

Она стала упражняться перед зеркалом и разработала обширный репертуар взглядов. Ни один честолюбивый денди не проводил больше времени, совершенствуя замысловатые складки своего крахмального галстука, чем Брайони, когда прилежно репетировала разнообразные взгляды, которыми надеялась уничтожить гордого лорда. При ее высокомерном «холодно-оценивающем» взгляде ее брови недоверчиво выгибались; ее «проваливай к дьяволу» взгляд сопровождал насмешливый изгиб губ. Но среди всех них лучшим своим изобретением она считала испытующий взгляд «смути весь мир». Нужно было поднять и выгнуть брови, втянуть щеки, недовольно скривив розовые губы, и смотреть на собеседника с высокомерным презрением.

Однако когда она опробовала этот взгляд на Рейвенсворте, что-то пошло не так. Он исхитрился завести с ней короткий приватный разговор на музыкальном вечере у леди Бесборо. Увидев выражение ее лица, он тотчас же рассмеялся и спросил, не близорука ли она. Поэтому Брайони уставилась на него испепеляющим взглядом. Насмешливый блеск его глаз немедленно исчез. Его зрачки расширились, глаза стали почти черными и полностью захватили ее. Она попыталась отвести взгляд, но была будто под гипнозом, пока Рейвенсворту не пришло в голову отпустить ее. Брайони стояла, затаив дыхание и дрожа, и решила избегать встречаться глазами с его светлостью, пока не приобретет необходимого опыта.

Однажды утром, прежде чем большинство членов светского общества начали вставать с постели, Брайони отправилась в книжный магазин Хэтчарда, который располагался на Пиккадилли напротив Олбани-Хауса. По несчастливому стечению обстоятельств, выходя из магазина с покупкой в руке, она встретила Рейвенсворта. Она хотела сделать вид, что не заметила его, но он окликнул ее громко и повелительно. Брайони неохотно обернулась. Она приветствовала его своим «холодно-оценивающим» взглядом, стараясь не отрывать глаз от едва заметной ямочки на подбородке Рейвенсворта. Раньше она никогда не замечала ее. Теперь она как будто стала глубже.

– Милорд? – холодно осведомилась Брайони.

Она услышала, как он усмехнулся.

– Мисс Лэнгленд, я хотел бы представить вас леди Адель Сен-Клер. Наши имения в Кенте находятся по соседству. Кажется, я уже упоминал, что имею недвижимость в Кенте, – безукоризненно вежливо произнес маркиз.

У Брайони напряглась спина. Она посмотрела на даму в золотистых кудряшках одним из своих отрепетированных пристальных взглядов и сделала реверанс. Дама в ответ поклонилась. Когда Брайони снова посмотрела в глаза леди Адель, ее встретил враждебный взгляд. Губы дамы, однако, изогнулись в подобии улыбки.

Брайони сразу же поняла, что недружелюбная спутница Рейвенсворта считает ее своей соперницей, и почувствовала к ней жалость. Она была, как отметила про себя Брайони, разглядывая модный фасон костюма дамы, женщиной именно такого сорта, какие привлекают взгляд распутников вроде Рейвенсворта. Ее пышную фигуру плотно облегало алое утреннее платье. В противоположность богато украшенному наряду дамы простая серо-зеленая кашемировая мантилья Брайони была образцом скромности. Брайони успокаивающе улыбнулась леди.

– Я что-то не припомню – вы, дамы, случайно, не встречались на балу у Гренфеллов? – с невинным видом поинтересовался Рейвенсворт.

Леди Адель рассмеялась гортанным смехом:

– Всегда встречаешь так много новых лиц, как можно быть уверенной? – Она теснее прижалась к руке Рейвенсворта, а ее светло-карие глаза разглядывали Брайони с ног до головы с вульгарным любопытством. Удовлетворившись осмотром и решив, что непривлекательная худенькая девчонка не представляет угрозы, с какой невозможно справиться, она сказала с ноткой небрежного презрения: – Я не припоминаю никакой мисс Лэнгленд.

Брайони не слишком понравилась «тактичность» дамы, она только удивилась, чем заслужила такую злобу. Одно из страусиных перьев на шляпке дамы готово было выпасть, и Брайони совсем не жалела об этом.

– Мы не встречались, – спокойно ради Рейвенсворта ответила она. – Если бы это произошло, уверена, я бы запомнила.

Уголком глаза она посмотрела на Рейвенсворта.

– Где ваша камеристка? – грубо спросил он.

Брайони растерялась.

– Моя камеристка? – озадаченно повторила она.

– Ваша сопровождающая, девочка, ваша сопровождающая!

Брайони рассмеялась:

– Мне не требуется сопровождающая, милорд. Мне нужно всего лишь перейти улицу – и я снова дома. Что плохого может со мной произойти, когда я так близко от Хаф-Мун-стрит?

– И вы еще смеете спрашивать что после... – Рейвенсворт осекся. Очевидно, он говорит о том несчастном случае и пытается защитить ее от вполне естественного любопытства своей дамы. Брайони настолько забылась, что посмотрела Рейвенсворту прямо в глаза. Его светлость ощетинился как еж.

– Я провожу вас домой, – заявил он не допускающим возражений тоном.

– Но, Хью, – капризно начала леди Адель, – вы дали мне слово пойти со мной к моему поверенному. Мы уже опаздываем. Конечно, мисс Лэнгленд может сама добраться до дома. Вы должны быть рядом со мной, чтобы объяснить мне все нюансы имущественных дел покойного графа. Все эти сложности выше моего понимания. – Она повернулась к нему с молящей и обезоруживающей улыбкой.

– Даже не думайте о том, чтобы покинуть вашу даму, – холодно произнесла Брайони. – Я не беспомощная школьница, сэр. Я прекрасно могу позаботиться о себе.

Рейвенсворт насмешливо улыбнулся:

– Позвольте усомниться в этом, мисс Лэнгленд! Я настаиваю! Это задержит нас не больше чем на пару минут. Адель, с вашего позволения.

Брайони чувствовала, что ради приличия нужно уступить просьбе Рейвенсворта, но ей совсем не нравились его деспотические приказы.

По дороге на Хаф-Мун-стрит леди Адель попыталась вовлечь двух своих демонстративно молчащих спутников в любезный светский разговор.

– Могу я спросить, каково название вашей книги, мисс Лэнгленд?