Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тайны древних цивилизаций

ModernLib.Net / Эзотерика / Торп Ник / Тайны древних цивилизаций - Чтение (стр. 46)
Автор: Торп Ник
Жанр: Эзотерика

 

 


      «В этом месте по божьему соизволению первые неофиты католического закона обнаружили древнюю церковь, построенную не человеческой рукой… освященную в честь Христа и святой Девы Марии».
      Хронист Вильгельм из Мальмсбери, писавший в начале XII века и своими глазами видевший Старую Церковь, добавил предположение о том, что она была построена апостолами Христа. Но, по-видимому, у него имелись основания для осторожности, поэтому он завершил обсуждение следующими словами: «Я оставлю такие спорные вопросы в покое и впредь буду придерживаться твердых фактов».
      Во времена позднего Средневековья Старая Церковь стала ассоциироваться в местной фольклорной традиции с фигурой Иосифа Аримафейского. Согласно некоторым апокрифическим Евангелиям, он был дядей Христа, торговцем оловом, который однажды посетил Британию и вернулся туда во главе группы миссионеров в 63 году, взяв с собой священные реликвии. В начале XVI века аббат Бэр произвел св. Иосифа в чин британского апостола и чудотворца и назвал Гластонбери «святейшей землей в Англии».
      При следующем аббате Ричарде Уайтинге разразилась катастрофа. В 1539 году Гластонбери попал в список упраздненных монастырей, когда при короле Генрихе VIII Англия стала протестантской страной, и монастырские братства подверглись жестоким гонениям, а их сокровища были отняты для финансирования честолюбивых замыслов Генриха. Аббата Уайтинга судили по обвинению в том, что он утаил сокровища аббатства, включая Святой Грааль, от королевских уполномоченных, посланных для разграбления Гластонбери. Последовал скорый суд с предсказуемым результатом. Уайтинг был повешен на виселице, установленной на вершине Гластонбери-Тор, откуда открывался вид на аббатство. После его смерти тело Уайтинга было рассечено на четыре части и выставлено напоказ в четырех окрестных городах, а его голову насадили на ограду ворот аббатства. 
      Королевские уполномоченные были правы, подозревая Уайтинга. При дальнейших поисках в стенах и погребах аббатства обнаружилось около пятисот предметов, включая золотой потир, но Святой Грааль так и не нашли. Поместье отошло к герцогу Сомерсетскому, который изрядно обогатился на распродаже превосходной каменной кладки для строительства.
      Но аббатство не было забыто полностью, и начиная с XVII века посетители приходили для созерцания романтических руин, среди которых теперь рос отпрыск «святого терновника», зацветавший на Рождество, – считалось, что этот терновый куст был привезен из Святой Земли самим Иосифом Аримафейским. Пуритане срубили первое дерево, как пережиток католических суеверий.
      С учетом обилия всевозможных воспоминаний и легенд, а также ведущей роли, которую аббатство Гластонбери играло в истории британского христианства (там побывало больше святых, чем в любом другом месте в Англии), вряд ли стоит удивляться, что англиканская церковь была рада приобрести его, когда оно было выставлено на продажу в 1907 году. Как только право собственности было юридически закреплено, епархия Бата и Уэльса назначила совет попечителей, решивший финансировать раскопки на территории монастыря, который к тому времени находился в плачевном состоянии, под контролем специальной комиссии Сомерсетского общества археологии и естественной истории в надежде обнаружить следы его былой славы. Люди опять были готовы нарушить покой призраков Гластонбери.

Фредерик Блай Бонд

      Кто должен был возглавить эту ответственную операцию? Самым очевидным кандидатом казался церковный архитектор Фредерик Блай Бонд, которому тогда было немногим более сорока лет, имевший небольшое собственное дело в Бристоле. Он был специалистом по реконструкции старинных церквей и жаждал стать археологом. В мае 1908 года он получил разрешение на раскопки на территории аббатства Гластонбери.
      Начиная с 1908 года Бонд провел серию археологических кампаний, в которых одно важное открытие следовало за другим. Хотя он не обнаружил остатков Старой Церкви – возможно, потому, что они были уничтожены во время широкомасштабных строительных работ, предпринятых аббатом Бэром, – ему удалось выявить расположение давно исчезнувших средневековых структур: часовни Эдгара и часовни Богоматери Лореттской. Его последней и самой необычной находкой были следы кольца из двенадцати круглых хижин для отшельников, построенных вокруг первой часовни Иосифа Аримафейского. Как бы невероятно это ни звучало, они считались более древними, чем даже Старая Церковь, которую Бонд датировал II веком нашей эры. Эта часовня рассматривалась как старейшее из когда-либо существовавших зданий, построенных христианами, что было драматическим подтверждением преданий Гластонбери, связанных с Иосифом Аримафейским, и подразумевало полный пересмотр мнений об истории раннего христианства. 
      Как Бонд совершил эти замечательные открытия и почему он не был провозглашен одним из величайших археологов в мире?
      С самого начала раскопок возникали неприятные ситуации, связанные со стилем работы Бонда. В частности, он имел склонность к превышению своих полномочий. Бонд занимал неофициальный пост и не обладал реальной властью, но, едва приступив к работе, он переоценил свое положение и с большой неохотой прислушивался к чужим советам.
      Почти сразу же Бонд вступил в конфликт с более известным церковным архитектором Уильямом Кэроу, назначенным попечительским советом руководителем работ по реставрации остатков старинных зданий. Бонд был одержим идеей определить точную длину средневекового аббатства – желание, которое Кэроу совершенно не разделял.
      Эта незначительная деталь имела важное значение для Бонда по причине его твердой веры в то, что аббатство было построено на основе системы точных геометрических измерений. Он представлял это как своеобразную «священную геометрию», которая использовалась специально при постройке церквей и выражала вечные и универсальные математические принципы. Бонд пытался объяснить основы своей теории в статье, опубликованной в «Журнале Королевского института британских архитекторов» в июне 1916 года:
      «Что касается мотива, который привел древних к поискам геометрической истины, – это другой вопрос. В настоящий момент мы можем с полной уверенностью принять как аксиому, что они при любой возможности старались работать с геометрическими линиями и что с самых ранних пор особое значение (и даже некая святость) придавалось тем пропорциям, которые наиболее четко соответствовали математическим принципам, впоследствии известным мастерам масонов (вольных каменщиков)».
      Бонд считал, что при составлении плана аббатства использовалась единица измерения 74 фута, или 888 дюймов. Важное значение этого числа состояло в том, что при преобразовании букв греческого имени Иисуса (lesous) в цифры и при их последующем сложении тоже получается результат 888.
      Для доказательства своей теории в 1908-1909 годах Бонд предпринял раскопки на месте часовни Эдгара, которая находилась на восточном краю главной церкви. Прямоугольный план основной части часовни было нетрудно определить, но Бонд также нашел плохо сохранившиеся, сильно разрушенные фрагменты каменной кладки, которые он интерпретировал как стену и фундамент треугольной пристройки, или апсиды. Благодаря этой работе он установил, к своему полному удовлетворению, что общая длина аббатства, включая часовню, составляла ровно 592 фута, или восемь единиц измерения по системе Бонда. 
      Кэроу был озабочен, когда обнаружил, что Бонд занялся процедурой закрепления каменных стен своей предполагаемой апсиды в цементной опалубке, и выразил свои опасения в письменном виде. В частности, он сказал: «Надеюсь, вы не позволите своему воображению создавать вымышленные свидетельства». Копия письма была отослана епископу. Последний отреагировал быстро и помешал Бонду завершить восстановительные работы. Результатом этого столкновения стала долгая вражда между двумя архитекторами.
      Но Кэроу не имел последнего слова. Бонд получил сильную поддержку от комиссии по раскопкам аббатства в дебатах по поводу часовни Эдгара. В мае 1910 года члены комиссии подписали обращение, в котором они поддержали точку зрения Бонда относительно пристройки к часовне. Но епископ остался непреклонен, и Бонд так и не смог завершить цементирование.
      В 1913 году средства, выделенные на раскопки, подошли к концу, и почти все оставшиеся деньги пришлось потратить на уборку земляных отвалов, оставленных работниками Бонда. Но огромные кучи по-прежнему оставались на месте раскопок даже год спустя, о чем комиссия в довольно жалобных выражениях сообщила в своем ежегодном отчете. Начало Первой мировой войны неизбежно привело к приостановке раскопок, и Бонд занял выжидательную позицию. Он ограничился публикацией своей теории о сакральных геометрических расчетах, лежащих в основе церковной архитектуры, и сочинением книги об использовании Библии для предсказания будущего. Все это, разумеется, не укладывалось в рамки традиционной археологии.
      Но Бонд продолжал осуществлять свои планы на расстоянии. Его друг, капитан Джон Бартлетт, получил инструкции выполнить ряд мелких задач и измерений на территории аббатства без ведома комиссии по раскопкам, которая выступила с энергичным протестом, когда стало известно о его тайной деятельности.

Говорит «Содружество Авалона»

      Кем был капитан Бартлетт и что связывало его с Бондом? Ни члены комиссии по раскопкам, ни попечители не знали, что Бонд с самого начала получал сведения из необычного источника информации. С детства интересовавшийся сверхъестественными силами и психическими возможностями, Бонд познакомился с Бартлеттом через Общество психических исследований, членами которого они являлись. Бартлетт, бывший военный моряк, сочинитель песен и ревностный любитель истории и старинных легенд, вступил в контакт с Обществом после случайного открытия, что он владеет «автоматическим письмом». Этот феномен стал наиболее популярным способом общения с духами в конце XIX века. Медиум держал карандаш над бумагой и ждал, когда к нему придут слова. Ключевое значение имела предпосылка, согласно которой медиум не имел осознанного контроля над процессом и не влиял на содержание получаемых сообщений.
      Бонд вскоре осознал возможности природного дара Бартлетта. Если Бартлетт мог получать сообщения из прошлого, вместе они могли открыть новую главу не только в области психических исследований, но и в археологической методологии. Духовный центр в Гластонбери, где как раз начинались работы Бонда, был идеальным местом для эксперимента.
      Бартлетт и Бонд начали свое первое «сидение» в 16.30, 7 ноября 1907 года в бристольском офисе Бонда. Бартлетт держал карандаш над чистым листом бумаги, а Бонд слегка прикасался пальцами к тыльной стороне пишущей руки Бартлетта. Первый вопрос был задан по существу: «Можешь ли ты рассказать нам что-нибудь о Гластонбери?»
      Как ни удивительно, из эфира сразу же последовал ответ. Участники эксперимента старались не смотреть на карандашные каракули, выводимые рукой Бартлетта (Бонд читал какой-то роман, чтобы отвлечь их внимание), а на бумаге тем временем появлялись разные реплики. Первое, довольно смутное сообщение («Все знания находятся в эфире и доступны для симпатической мысленной связи») сменилось чем-то гораздо более конкретным: «У меня не было симпатической связи с монахами; я пока что не могу найти монаха». 
      Непосредственно вслед за этим был установлен контакт с монахом из Гластонбери. На бумаге появился чертеж аббатства с прямоугольной пристройкой к известному плану западной оконечности, которая была трижды обведена карандашной линией. По центру рисунка шла подпись: Gulielmus Monac-bus (монах Вильгельм).
      Бартлетт и Бонд были поражены успехом своего парапсихологического эксперимента и решили продолжить его. Делая паузы для того, чтобы прочитать ответ каждый раз, когда карандаш останавливался, они сформулировали ряд все более конкретных вопросов в эфир, откуда в конце концов появились точные цифры размеров и аккуратные эскизы еще не обнаруженной часовни Эдгара. Их корреспондент закончил сеанс, подписавшись именем Йоханнеса Брайанта.
      Эта информация, независимо от ее источника, была желанной для Бонда, поскольку она подтверждала его геометрическую теорию, согласно которой первоначальное аббатство имело большую длину, чем современное. Они с Бартлеттом продолжали сеансы автоматического письма на протяжении всего периода раскопок часовни Эдгара и получали постоянное ободрение успехов Бонда как на английском языке, так и на латыни. Их корреспонденты придерживались твердых взглядов по вопросу о реальности апсиды, что привело к роковому конфликту с Кэроу.
      В последующие годы были установлены новые замечательные контакты с рядом индивидуумов, предоставлявших подробную информацию о руинах аббатства, а также о своей жизни и времени. Они даже позволили Бонду опознать скелет, найденный на раскопках, как останки несчастного аббата Уайтинга. Он передал кости бенедиктинцам, основавшим монастырь на Кэлди неподалеку от побережья Уэльса, которые почтительно приняли их как святые реликвии. Нам неизвестно, что думали об этом необычном соглашении члены попечительского совета или комиссии по раскопкам.
      Выяснилось, что эфирные информаторы Бонда принадлежали к группе, называвшей себя «Наблюдателями» или «Содружеством Авалона». Их наиболее частым корреспондентом был монах и каменщик Йоханнес, яркий персонаж, который служил при аббате Бэре и аббате Уайтинге, хотя предпочел бы отказаться от своих обязанностей и жить в милой его сердцу сельской глуши.
      Естественно, источник этих сообщений весьма заботил их получателей. Сам Бонд не верил, что традиционная интерпретация – в терминах общения с духами умерших – может объяснить специфическое содержание всех посланий. Стандартная точка зрения спиритуалов заключалась в том, что медиум, держащий карандаш и задающий вопросы, является каналом, через который души умерших могут передавать в мир свои послания. Но даже несмотря на ярко выраженный характер Йоханнеса, Бонд сомневался, что контакт действительно был установлен с личностью из прошлого:
      «Является ли это результатом настоящего жизненного опыта, передаваемым реальной личностью? Или мы находимся в контакте с широким полем воспоминаний, архивом космических записей, который находится в латентном состоянии, однако действует и может найти выражение через проводника с помощью определенной силы или мысленной симпатии, позволяющей извлекать эти воспоминания и пользоваться ими?»
      Бонд считал, что он и Бартлетт играют ключевую роль в процессе общения, причем слова каким-то образом извлекаются из их подсознания. Другие пришли к выводу, что источником сообщений является феномен телепатии. Преподобный Ф.Т. Фрай из Бата подготовил доклад на эту важную тему для Общества психических исследований:
      «Я не склонен считать, что какие-либо идеи, существующие в разуме мистера Бонда, были устно переданы им (Бартлетту)… Судя по нашим нынешним знаниям и существующим гипотезам о феномене телепатии, который представляется весьма возможным, я пришел к выводы, что передатчиком сообщений является разум Бонда, а приемником и оформителем – разум Бартлетта».
      Общество психических исследований, судя по всему, не высказало официального мнения о работе Бонда.
      Сам Бонд отверг это объяснение как слишком упрощенное. Он не верил, что оно может объяснить сообщения, полученные от «Содружества Авалона», которое он рассматривал как группу духов, обитающих в раю и все еще желающих общаться с родственными душами на земле:
      «Об этом нам поведало Содружество Авалона – общество душ, преданных идеалу веры, который был переведен на язык архитектурных символов монахами Бенедиктинского братства былых времен. „Избранные“ Авалона объединились в мощном порыве, на который могут отреагировать те из нас, кто по собственной воле настроил свое сознание на их вибрации… Но, будучи сами большей частью сильно отдаленными от способов физического выражения истин, которые они стремятся сообщить, они выдвинули из своей среды глашатаев. Эти глашатаи, освобожденные в духе и не принадлежащие к Содружеству, обладают столь мощной симпатической связью с Землей и ее обитателями, что могут вступить с нами в контакт через „мост любви“ и, войдя в наше состояние сознания, говорить с нами через посредничество людей, чей организм обладает повышенной психической чувствительностью».
      Хотя сам Бонд не слишком ясно высказывался об источнике своей информации, местные церковные власти хорошо представляли, с чем они имеют дело. Летом 1918 года, когда Бонд наконец предложил результаты своих экспериментов на суд общественности после издания книги «Врата воспоминаний», у них не было сомнений в его намерениях. После массовых убийств Первой мировой войны спиритуализм приобрел необыкновенную популярность. Для многих представителей церкви он представлял опасную угрозу ортодоксальной вере. 
      Мощная реакция была неизбежной, хотя сперва люди были скорее просто озадачены. Благожелательные, хотя и неубедительные отзывы о книге появились в записках Общества археологии и естественной истории графства Сомерсет. Затем разразилась буря. Автор анонимного обзора в церковной газете «Вызов» хотя и не стал прямо нападать на возможность общения с духами, попытался подорвать доверие к Бонду, обвинив его в неоправданном присвоении должности «директора раскопок» и в реконструкции апсиды часовни Эдгара. Адвокаты Бонда заставили газету опубликовать подробное извинение, но ущерб уж был причинен. Сам Бонд попытался установить личность автора обзора, считая, что за этой атакой стоял Кэроу, однако не добился успеха.
      Казалось, Бонд выдержал бурю, так как в августе 1919 года раскопки в аббатстве возобновились, и он снова возглавил их. Очевидно, мнение членов комиссии по раскопкам оказалось не столь враждебным, как многие считали. Начиная с 1916 года «Содружество Авалона» передало ряд подробных сообщений относительно местонахождения пропавшей часовни Богоматери Лоретто, построенной аббатом Бэром, в виде письменных выкладок и эскизных зарисовок. Не теряя времени, Бонд приступил к раскопкам, которые действительно выявили остатки старинного здания.
      На этот раз Бонд более открыто высказывался о своих источниках информации. Преподобный Ф.Т. Фрай посетил раскопки в сентябре, чтобы лично убедиться в точности предсказаний «Содружества Авалона». Расхождение между их сообщениями и открывшимися фактами оставили у него чувство разочарования:
      «В прошлый вторник я отправился посмотреть на раскопки, которые проводятся на предполагаемом месте часовни Лоретто. Мистер Фредерик Блай Бонд работал там уже несколько дней и успел откопать то, что он считает западной стеной фундамента часовни. Но эта стена расположена примерно в 10 футах ближе к трансепту – то есть восточнее того места, где она должна была находиться по его ожиданиям… Насколько я могу судить, не обнаружено еще ничего, что подтверждало бы полученные сообщения, если не считать примерных размеров стен».
      В отчете Бонда о его работах, опубликованном Обществом археологии и естественной истории Сомерсета, нет упоминаний об «автоматическом письме», хотя во втором издании книги «Врата воспоминаний» содержалась обстоятельная дискуссия на эту тему.
      В 1919 году Бонд опубликовал новую книгу о возможностях общения с духами. Эта книга под названием «Холм видения» тоже была основана на экспериментах капитана Бартлетта с «автоматическим письмом». Однако на этот раз вместо обращения к прошлому Бонд занялся пророчествами, связанными с «великой войной», которая якобы должна была покончить со всеми войнами и возвестить об эпохе всеобщего мира и духовного просветления. Бонд дожил до Второй мировой войны, но мы не знаем, показалось ли ему собственное пророчество жестокой и неудачной шуткой. 
      Как бы то ни было, публикация новой книги не принесла ему мира и покоя. И совет попечителей, и комиссия по раскопкам решили, что с них достаточно. В 1921 году Бонду сообщили, что доктор Себастьян Эванс, секретарь комиссий и историк, опубликовавший несколько работ о Святом Граале, был назначен совместным управляющим раскопок.
      Этот сезон стал последним для Бонда. Он переместил древнюю каменную колонну, или пирамиду, которая якобы обозначала край священного пространства вокруг часовни св. Иосифа, и нашел под ней круглую каменную плиту. Бонд уже давно утверждал, что Гластонбери с самого начала было местом поселения св. Иосифа и одиннадцати его учеников, которые жили в отдельных круглых хижинах, расположенных по кольцу; он был уверен, что эта плита является одной из хижин. Успев расчистить новый участок на другой стороне кольца в надежде найти подтверждение своей теории, Бонд был отстранен от дальнейших раскопок;
      «Когда мы убрали верхний слой почвы, обнаружились остатки тяжелого каменного монумента прямоугольной формы, а под ним – следы того, что выглядело как круглый фундамент, похожий на тот, что был обнаружен под колонной св. Давида. Увы! Кто бы мог подумать, что знание подобных вещей, обнаруженных слишком быстро, без обычных предварительных работ по рытью канав, окажется столь нежелательным для начальства! К несчастью, неприятие метода открытия, который был основан на обращении к дремлющим воспоминаниям из прошлого, скоропостижно положило конец исследованиям. Без предупреждения и прежде, чем мы успели предпринять какие-либо измерения, место раскопок было засыпано по указанию руководящих чиновников».
      Деятельность Бонда до конца года ограничивалась сортировкой археологических находок из его раскопок на кухне аббатства.

Хождение по мукам

      В январе следующего года Бонд получил очередной удар, когда один из его клиентов в области реставрации церковной архитектуры, преподобный Г. Дж. Уилкинс, опубликовал памфлет с нападками на метод «автоматического письма» и на его теорию относительно апсиды часовни Эдгара и истинной длины аббатства Гластонбери. Бонд вынудил Уилкинса отозвать тираж памфлета, так как в нем содержались клеветнические измышления, но в исправленном варианте содержались те же аргументы, наносившие ущерб его репутации. Бонд предложил Уилкинсу приехать на место и самому посмотреть на раскопки, но тот отказался.
      По-видимому, это окончательно вывело из терпения комиссию по раскопкам, члены которой возмущались, что их снова втягивают в полемику. Комиссия приняла решение о самороспуске, автоматически лишив Бонда должности директора раскопок. Работы возглавил лондонский Совет древностей, у которого не было ни малейшего желания пользоваться услугами Бонда.
      В апреле 1924 года попечители аббатства сообщили Бонду, что он должен вернуть свой ключ, дававший ему право доступа на территорию аббатства, и в дальнейшем посещать Гластонбери лишь на правах обычного гражданина. На первый взгляд это может показаться мелочной местью, однако известно, что Бонд тайно готовился для новых раскопок, основанных на «автоматическом письме». Он нанял нескольких лозоходцев (см. «Вступление» к этому разделу), чтобы найти сокровища, спрятанные аббатом Уайтингом во время гонений на монастырские братства. Попечители, должно быть, боялись, что аббатство превратится в балаган для медиумов и экстрасенсов, поскольку к тому времени Бонд был назначен редактором журнала «Психическая наука».
      Бонд обратился к высшей церковной власти в лице архиепископа Кентерберийского, надеясь, что тот отменит решение попечителей и позволит продолжать раскопки. По мнению Бонда, он пал жертвой заговора, устроенного с целью дискредитировать его достижения:
      «Существует настоятельная потребность в полном и беспристрастном расследовании, если мы хотим спасти старинные сокровища от рук тех людей, которые готовы уничтожить все результаты моих трудов за последние годы. Многое уже утрачено, много недоступно для общественности, а небрежность и промедление могут довершить начатое».
      Не удивительно, что архиепископ отказался вмешаться.
      Общество психических исследований добилось не большего успеха своими запросами, направленными в Общество древностей. Положение еще усугубилось из-за того, что Бонд опубликовал новые откровения, полученные от духов Гластонбери, в объемистом томе под названием «Содружество Авалона», на этот раз посвященном часовне Лоретто. Его новым корреспондентом была некая леди под псевдонимом «S», поведавшая Бонду о том, что он является новым воплощением Роберта, аббата Гластонбери в 1171 – 1178 годах.
      Отвергнутый аббатством, Бонд с головой окунулся в исследование паранормальных явлений. Он отбыл в Америку в 1925 году и занял редакторский пост секретаря Американского общества психических исследований. Но в конце концов он рассорился и с тамошними светилами из-за того, что предал огласке злодеяния, совершенные неким медиумом-шарлатаном. Затем Бонд стал проповедником в крошечной секте, называвшей себя Старой католической церковью.
      В 1936 году Бонд вернулся в Британию, полный беспочвенных надежд получить новое разрешение на раскопки в Гластонбери с финансовой поддержкой из США. Он продолжал получать сообщения о спрятанных сокровищах, о первой церкви, основанной св. Иосифом, о хижинах отшельников и местонахождении Святого Грааля. Но как только об участии Бонда стало известно, ни о каких дальнейших раскопках не могло быть и речи. Посетив аббатство, он пришел в ужас, увидев, что бетонная разметка, которую он выложил по линии спорной стены апсиды часовни Эдгара, была снята. Очередное письмо с исступленными жалобами не возымело действия. Без ответа остался и призыв к собранию Общества естественной истории и археологии Сомерсета, на заседании которого не было принято никаких конкретных решений. Горько разочарованный жизнью, Бонд удалился на покой в Северный Уэльс, где и умер в 1945 году.
      В сочинениях о жизни и трудах Бонда, написанных с позиции сторонников паранормальных явлений, он предстает почти как мученик нетрадиционной археологии, живший в нищете, регулярно лишавшийся поддержки, сталкивавшийся с предрассудками и невежеством в археологии, умерший в забвении и одиночестве. Но, как ни странно, Бонд умер довольно обеспеченным человеком, имевшим собственный дом и доли в нескольких компаниях. Идея о том, будто он был так предан работе, что полностью пренебрегал собой, кажется явным преувеличением.
      Трудно поверить и в то, что все его археологические разочарования и неудачи возникали от предвзятого отношения к «психическим» методам исследований. Как бы то ни было, в 1930-е годы археолог-самоучка уже не мог рассчитывать, что ему позволят проводить раскопки в таком важном месте, как Гластонбери. Настоящие вопросы связаны с ранним периодом работы Бонда – особенно с тем, до какой степени потусторонние сообщения подтверждались результатами раскопок. Насколько точны были члены «Содружества Авалона» в своих предсказаниях? Относительно часовни Эдгара они оказались правы, за возможным исключением апсиды, но их предсказания относительно часовни Лоретто выглядят далеко не так впечатляюще, как отметил еще преподобный Фрай и как признал сам Бонд во втором издании своей книги «Врата воспоминаний». 
      Кому принадлежали эти голоса? До сих пор уделялось мало внимания самим письменным сообщениям, которые были доступны лишь частично, в результате чего возникли подозрения в избирательном подходе. Уильям Кенуэлл, биограф Бонда, симпатизирующий ему, пытается дать объяснение:
      «Рукописи были неравноценного качества; самые лучшие из них, имеющие отношение к аббатству и раскопкам, были отсортированы Бондом и Бартлеттом из груды разной чепухи, личных сообщений по огромному количеству различных вопросов, как древних, так и современных».
      В частности, проблема недостоверности языка возникает уже в самых первых расшифровках Бонда и Бартлетта и встает еще более остро в поздних сообщениях, к которым Бонд относился без должной критики. Как отметил доктор Маршалл Маккьюсик из университета штата Айова в своем обзоре расшифровок, «каждый… призрак говорит на современном английском языке, сдобренном анахронизмами и архаическими словами, которые были в моде у поэтов XIX века».
      Специфические анахронизмы, на которые он указывает, принадлежат к расшифровкам сообщений грека «Фокия-морехода», якобы жившего в VI веке до нашей эры, который каким-то образом общался с медиумом на старомодном английском языке. Распространенное использование Y вместо ТН (например, уе вместо the) хотя и выглядит архаично для нас, на самом деле произошло лишь после изготовления книгопечатания.
      Поэтому в качестве призраков «Содружество Авалона» выглядит вовсе не так убедительно, как полагал Бонд. Возможно, он был прав, подозревая за этим феноменом действие некоего группового разума. Но содержались ли в потусторонних сообщениях сведения, которые нельзя было раздобыть другим способом? И помогли ли эксперименты с «автоматическим письмом» улучшить качество археологических работ Бонда? Ранние труды Бонда восхвалялись археологами, проводившими более поздние раскопки в Гластонбери, особенно его стандартная практика составления точных планов, где отмечалось положение каждого камня в кладке. Такой интерес к технике строительства, наверное, является естественным для архитектора. Но археологи не считают Бонда надежным проводником в тех случаях, где нет достоверно сохранившихся стен для изучения, как в случае с предполагаемой апсидой часовни Эдгара. Опубликованный отчет Бонда выглядит неубедительно. Его «боковые стены» были интерпретированы другими археологами того времени как каменные стоки для слива воды (альтернативная теория, которую он так и не признал). Кроме того, он объяснял отсутствие концевой стены более ранними раскопками, хотя это не подтверждается археологическими свидетельствами. Сомнения, высказанные Кэроу, выглядят вполне оправданными. 

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47