Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Синий рыцарь

ModernLib.Net / Полицейские детективы / Уэмбо Джозеф / Синий рыцарь - Чтение (стр. 14)
Автор: Уэмбо Джозеф
Жанр: Полицейские детективы

 

 


Вы понимаете, что тогда больше не будет цивилизации, разве не так? Вы наверняка понимаете и то, что я, как и многие другие судьи, в высшей степени озабочены огромным количеством преступников на улицах, от которых вы, полицейские, должны нас защищать? Не всегда вам это удается, и бывают случаи, когда и вас заковывают в наручники по решению суда, ставящего изначальную добропорядочность людей выше всяких логических предположений. Но разве вам не кажется, что есть судьи, и, да, даже адвокаты защиты, симпатизирующие вам? Неужели вы не видите, что из всех людей вы, полицейские, должны быть выше самих себя? Вы должны быть терпеливы, и – превыше всего – честны. Неужели вы не видите, что если вы выйдете за рамки закона, какими бы абсурдными они ни казались, то мы все обречены? Понимаете вы все это?

– Да. Да, я все это знаю, но этого не знает старый Мозговитый Читала. И если бы мне пришлось назвать его как своего осведомителя, он заработал бы клеймо предателя, и кто-нибудь мог с ним расправиться... – Тут мой голос дрогнул, и из-за слез я почти не видел ее, потому что все кончилось, и я знал, что меня выведут из этой комнаты и отвезут в тюрьму. – Когда ходишь один на своем участке, ваша честь, и каждый знает, что ты Человек... Когда на тебя так смотрят... и что чувствуешь, когда тебе говорят: «Ты наш защитник, Бампер. Ты здесь главный начальник. Ты Рыцарь, Синий Рыцарь...» – И больше в тот день я не смог и не сказал ничего этой женщине.

Тишина зазвенела в моих ушах, и, наконец, она произнесла:

– Офицер Морган, я буду просить, чтобы исполняющий обязанности общественного защитника ничего не сообщал в своем отчете о ваших фальсифицированных показаниях. Я собираюсь также попросить общественного защитника, бейлифа, судебного репортера и секретаря суда не распространяться о том, что сегодня произошло. А теперь я хочу, чтобы вы ушли и у меня была возможность поразмышлять, правильно ли я поступила. Мы никогда этого не простим, но не будем предпринимать дальнейших действий.

Я не поверил своим ушам. Долгую секунду я просидел в оцепенении, потом встал, вытер глаза и направился к двери, даже не поблагодарив ее, потом обернулся, но она сидя отвернулась и снова смотрела на книжные полки. Когда я проходил через зал суда, общественный защитник и окружной прокурор негромко разговаривали и оба взглянули на меня. Я ощущал на себе их взгляды, но направился прямо к двери, держась за живот и ожидая, когда утихнут приступы боли и я смогу поразмыслить.

Я вышел в холл и краем сознания припомнил, что вещественные доказательства – пистолет и наркотик – так и остались в зале суда, но тут же решил: черт с ними, мне нужно поскорее забраться в машину и поехать, чтобы ветер охладил мое лицо и не дал давящей на череп изнутри крови оторвать его верхушку.

Я направился прямиком к задней стороне Елисейского парка, вылез из машины, набил карман таблетками от повышенной кислотности, и начал взбираться на холм позади резервуара. Я ощущал запах эвкалиптов, сухая земля осыпалась под ногами. Холм оказался круче, чем я представлял, и, добравшись через несколько минут до вершины, я довольно сильно вспотел. Тут я заметил двоих любопытствующих, которые всегда крутятся на этом месте, у одного даже был бинокль, чтобы лучше видеть. Они наблюдали за дорогой внизу, где в любое время дня и ночи парочки сидят в машинах под деревьями и занимаются любовью.

– Выматывайтесь из моего парка, мешки с блевотиной, – закричал я, они обернулись и увидели меня на вершине холма над собой. Оба они были мужчины средних лет, на одном – с бледной кожей цвета рыбьего брюха – были оранжевые брюки в клеточку и желтая водолазка, перед глазами он держал бинокль. Он уронил бинокль и сиганул вниз через кусты. Второй напустил на себя возмущенный вид и зашагал прочь на негнущихся ногах, словно самодовольный маленький терьер, но едва я, ругаясь на ходу, сделал пару шагов в его сторону, тоже побежал. Я подобрал бинокль и швырнул его вдогонку, но промахнулся, и бинокль отскочил от дерева и упал в кусты. Затем взобрался на самую верхушку холма, и хотя смог сегодня был довольно густой, вид сверху оказался весьма неплохой. К тому времени, когда я растянулся на траве, сняв пояс и фуражку, приступы в желудке почти прекратились. Я почти мгновенно уснул и проспал час на прохладной траве.

13

Когда я проснулся, мир был отвратителен на вкус, и я сунул в рот пару противокислотных таблеток, лишь бы перебить вкус и освежить рот. Я полежал немного на спине, наблюдая, как носится по ветке сойка.

– Не ты ли мне нагадила в рот? – спросил я ее и постарался припомнить, что же мне такое снилось, что проснулся я весь в поту, хотя в тени было довольно прохладно. Дул легкий ветерок, и я с наслаждением ощущал его свежесть. Был уже пятый час, и мне ненавистной показалась мысль, что надо подняться. Я сел, заправил рубашку, нацепил пояс и с трудом зачесал назад волосы, такие они оказались разлохмаченные и спутанные. Как я буду счастлив, подумал я, когда все закончится и мне не придется заниматься этой суетней. Можно просто свихнуться, когда даже собственные волосы тебе не подчиняются. Когда ты не в состоянии контролировать ничто, даже свои проклятые волосы. Может, мне тоже стоит начать пользоваться лаком для волос, подумал я, как это делают наши молоденькие полицейские. Пока у меня еще есть волосы, не сделать ли и мне пятнадцатидолларовую прическу и просто разъезжать весь день в патрульной машине, подправляя лаком прическу, а не гоняться за всякими подонками и не арестовывать их. Тогда я легко избавлюсь от всяких неприятностей, тогда судья не сможет засадить меня в тюрьму за лжесвидетельство, не сможет меня опозорить и разрушить все, что я сделал за двадцать лет, все, что обо мне думают люди. Люди с моего участка.

Слава богу, еще один день – и всему конец, подумал я и едва не споткнулся, спускаясь вниз по склону к машине, потому что еще не проснулся окончательно.

– Один-икс-эл-45, один-икс-эл-45, ответьте, – раздался голос оператора связи, едва я включил мотор. Говорила она весьма возбужденно, и я предположил, что она уже отчаялась со мной связаться. Наверное, какой-то крупный кризис вроде украденного велосипеда, подумал я.

– Один-икс-эл-45, прием, – произнес я с отвращением в микрофон.

– Один-икс-эл-45, встретьтесь с офицером в штатском на юго-восточному углу Беверли-стрит и Вермонт-стрит на территории отделения Рампарт. Этот вызов одобрен вашим начальником смены.

Я подтвердил прием и тут же удивился, что произошло, и, несмотря на гнусное настроение, несмотря на отвращение ко всему и ко всем, а более всего к этой жалкой и паршивой работе, сердце мое забилось немного чаще, а внутри начало зарождаться какое-то приподнятое настроение, потому что я был уверен, что вызывает меня Чарли Бронски. У Чарли что-то есть для меня. В следующую минуту я уже мчался зигзагами по Темпл-стрит, продираясь сквозь плотный поток машин, пулей свернул на Вермонт-стрит и там заметил Чарли на автостоянке возле рынка. Он стоял рядом с машиной, выглядел разгоряченным, усталым и возбужденным, но я знал, что у него что-то есть, иначе бы он никогда не вызвал меня подобным образом с территории моего полицейского отделения.

– Как раз вовремя, Бампер, – сказал Чарли. – Уже полчаса пытаюсь достать тебя по радио. Мне сообщили, что ты уже давно ушел из здания суда.

– Проводил одно расследование, Чарли. Слишком крупное, чтобы о нем рассказывать.

– Интересно, что бы этозначило? – улыбнулся Чарли скуповатой славянской улыбкой, продемонстрировав сломанный зуб. – У меня такие хорошие новости, что ты в них не поверишь.

– Ты арестовал Реда Скалотту!

– Ну, размечтался! – засмеялся он. – Зато я получил ордер на обыск в той главной конторе, о которой нам рассказала Реба.

– Как ты ухитрился получить его так быстро?

– Вообще-то, у меня его еще нет на руках. Он у меня будет через пятнадцать минут, когда сюда приедут Ник, Лохматый и оперативная группа Административного отдела. Ник только что говорил со мной по радио. Они с Лохматым только что выехали из Дворца Правосудия. У них с собой ордер, а нам на помощь едет опергруппа.

– Как ты ухитрился все провернуть, Чарли? – спросил я, позабыв и об судье, и об унижении. Мы с Чарли улыбались друг другу, потому что оба почуяли след. А когда такое чувство приходит к настоящему полицейскому, он больше ни о чем не способен думать. Ни о чем.

– Когда мы уехали от Ребы, мне просто не терпелось начать это дело. Мы поехали к той прачечной неподалеку от Шестой и Кен-мор-стрит. Действительно, там оказались современная прачечная и химчистка. Они занимают весь дом, и он очень большой. Само здание угловое, прачечная занимает весь нижний этаж, и я даже видел, как работники поднимаются на второй этаж, где у них склад или что-то подобное. Я наблюдал за домом через улицу в бинокль, а Лохматый пробрался в переулок с обратной стороны и обнаружил ту самую дверь, о которой, по словам Ребы, говорил Аарон.

– Да кто, черт возьми, этот Аарон, Чарли?

– Один из мозговиков Скалотты. Аарон Фишмен. Его бухгалтер и умный организатор, у него есть все, что для этого требуется, кроме смелости, так что для Скалотты он человек номер два. Сам я его не видел, только слышал про него от ребят из Административного отдела и разведки. И как только Реба описала того маленького еврея, я понял, про кого она говорит. Через него Скалотта держит связь со всеми своими главными конторами. Он защищает интересы Реда, нанимает клерков для работы в конторах и вообще двигает все дело. Дик Рими из отдела разведки говорил мне, что без Аарона Фишмена Ред, скорее всего, вообще бы не смог ничего сделать. Ред все больше и больше отходит от дел, и все больше вертится в Голливудских толпах. Так вот, Лохматый – парень пронырливый, он вошел через дверь в прачечную и обнаружил лестницу наверх с запертой дверью, и дверь в подвал. Он спустился в подвал и увидел там старую печь с дымоходом и мусорный ящик, начал в нем рыться и откопал несколько лент от счетной машины, каждая кончалась пятеркой и нулями. Он даже нашел несколько обгорелых долговых списков и полусгоревшие черновые записи. Аарон наверняка задал бы жару своему клерку, узнай он, какую тот проявил беспечность.

Чарли минуту смеялся, а я раскурил сигару и посмотрел на часы.

– Насчет времени не волнуйся, Бампер, клерки из главной конторы уходят не раньше, чем через час после последней записанной ставки. Им еще надо остаться и подбить бабки.

– Какие?

– Особые списки, там есть код каждого агента, перечень тех, кто сделал через него ставки и сколько каждый выиграл или проиграл.

– Интересно, сколько сегодня заработал Зут Лафферти? – засмеялся я.

– Букмекеры вроде Зута получают в любом случае десять процентов, выиграл их клиент или проиграл, – сказал Чарли. – Во всяком случае, Лохматый отыскал доказательства, подтверждающие слова Ребы, и тут подвалила такая непостижимая и огромная удача, которой у меня в этой работе еще не было. Чарли ползал себе по подвалу, словно крыса, подбирал всякий обгорелый мусор, и вдруг видит – в темном дальнем углу подвала стоит совершенно неподвижно огромный уродливый мужик. Лохматый едва не наделал в штаны, у него ведь не было ни пистолета, ничего – когда работаешь с букерами, оружие ведь практически не требуется. Тут этот мужик подходит к нему, словно какой зверь из черной лагуны, дверь, по словам Лохматого, оказалась у мужика за спиной, и только Лохматый начал подумывать, не пора ли протаранить мужика головой и попробовать его свалить на пол, как этот гигант заговорил детским голоском и пропищал: «Привет, меня зовут Бобби. Вы не знаете, как можно починить игрушечный поезд?»

Не успел Лохматый опомниться, как мужик ведет его в комнатку в дальнем углу подвала, там стоят кровать и стол, а на столе игрушечный электрический поезд, и Лохматому приходится отыскивать отскочивший где-то контакт, и все это время мужик стоит, едва не упираясь головой в дверную раму, такой он большой, и смотрит, как Лохматый чинит поезд.

– Слушай, что за...

– Погоди, дай кончить, – засмеялся Чарли. – Так вот, Лохматый починил поезд, и этот буйвол начал от радости шлепать его по спине и по плечам, едва не отбив ему ребра, а потом Лохматый выяснил, что этот идиот – местный уборщик, очевидно, какой-то слабоумный родственник владельца здания, он живет здесь в подвале, моет окна, подметает полы и вообще убирает во всем доме.

Лохматый обнаружил, что на втором этаже есть какие-то конторы с совершенно отдельным входом и отдельной лестницей, а та запертая дверь – единственный вход на третий этаж в этой части здания, за исключением пожарной лестницы на задней стене, которая поднята наверх и прикована цепью. Этот великан Бобби говорит, что весь третий этаж – склад одной из контор на втором этаже, за исключением «комнаты мисс Терри», и тут он начал выкладывать Лохматому, как он любит мисс Терри, как она ему каждый день приносит пироги и разные вкусности, Лохматый принялся качать его дальше, и Бобби сказал ему, что почти не бывает в комнате мисс Терри, но время от времени моет там окна или помогает ей что-нибудь принести или унести. Лохматый не успокоился, и тогда Бобби рассказал о деревянных рамах, увешанных маленькими желтыми карточками с номерами. Это, конечно, профессиональные маркеры ABC, и еще он рассказал о счетной машине, даже о двух счетных машинах, а когда Лохматки показал ему обгорелый номер «Нэшнл Дейли Репортер», Бобби сказал, да, эта газета там всегда есть. Короче, он полностью описал элитный букмекерский офис вплоть до того, каким способом там упаковывают и хранят бумаги.

– Ты указал этого Бобби как своего информатора в заявке на ордер?

– Да. Мне ничего не пришлось упоминать о Ребе. В соответствии с заявкой, мы получили этот ордер исключительно на основе показаний информатора Бобби и наших находок, подтверждающих его слова.

– И тебе придется использовать бедного парня на суде?

– Его, несомненно, нужно будет упомянуть, – сказал Чарли.

– А сколько ему лет?

– Не знаю. Пятьдесят, может, пятьдесят пять.

– Как по-твоему, они причинят ему вред?

– С какой стати? Он даже не понимал, что делает. Они и сами это поймут. Они просто сели в лужу, вот и все. Зачем им мучить идиота?

– Потому что они сволочи.

– Что ж, откуда нам знать? – пожал плечами Чарли. – С них станется. В любом случае, ордер мы раздобыли, Бампер. Бог свидетель, я выполнил то, что тебе обещал.

– Спасибо, Чарли. Никто бы не проделал этого лучше. Сейчас на месте кто-нибудь есть?

– Милбурн. Он работает в нашем отделе. Концом дела будет арест той бабы, Терри. По словам идиота, она единственная, кто входит в ту запертую дверь, и лишь изредка туда заходит какой-то мужчина. Он не может вспомнить, как тот мужчина выглядит. Сегодня четверг, и у них в конторе должна оказаться куча бумаг. Если мы захватим достаточно много их записей, то сможем весьма больно их пнуть, Бампер.

– Штрафом в двести пятьдесят долларов? – фыркнул я.

– Если мы раздобудем нужные бумаги, то есть шанс повесить на них обвинение в уклонении от выплаты налогов, и по приговору их могут приговорить к конфискации десяти процентов годового дохода. Если очень повезет – то и за последние пять лет. А это кусается, Бампер, даже для такой акулы, как Ред Скалотта. Но добиться такого будет трудно.

– Как вы собираетесь попасть внутрь?

– Поначалу мы решили использовать Бобби. Мы можем воспользоваться какой-нибудь уверткой, чтобы попасть внутрь, если сможем убедить суд, что располагали информацией о том, что эта организация попытается уничтожить свои записи. Черт, да все они так делают. Лохматый решил попробовать такой ход – пусть Бобби постучит в нижнюю дверь на внутренней лестнице и позовет Терри и заставит ее открыть дверь. Мы можем сказать Бобби, что это вроде игры, но Ник и Милбурн нас отговорили. Они подумали, что, когда мы прорвемся сквозь дверь, поднимемся наверх в контору и возьмем Терри за одно место, старый Бобби может решить, что пора кончать играться. Правда, по-моему, если даже он и кончит играться, то будет не опаснее священной индийской коровы. Но Ник и Милбурн все равно опасались, как бы нам не пришлось причинить дурачку вред, поэтому мы от такого плана отказались.

– Так как вы это проделаете?

– Мы одолжили из Юго-западного детективного негритянку-полицейскую. Наденем на нее синий фартук вроде тех, что носят черные красотки в гладильном цехе прачечной внизу. Она начнет стучать в дверь и орать какую-нибудь дребедень в надежде, что Терри откроет ей дверь. Потом ей нужно будет подняться по лестнице, бормоча что-нибудь насчет пожара в подвале и постараться как можно ближе подобраться к Терри. Мы надеемся, что она сможет добраться до самой конторы и усесться на Терри сверху, потому что мы с Ником рванем через эту дверь следом за ней. А спецбригада поднимется через пару минут и поможет нам все закончить, потому что они эксперты по букмекерским операциям. Знаешь, мне ведь довелось взять только одну главную контору, так что для меня это тоже будет событием.

– А где буду я?

– Ну, нам, естественно, придется спрятать твой синий мундир, так что ты можешь затаиться с задней стороны возле переулка за сплошным деревянным забором. Когда мы накроем лавочку, я открою заднее окно и позову тебя, и ты сможешь насладиться плодами своей работы с Зутом Лафферти.

– А куда вы на это время денете своего главного свидетеля?

– Дурачка? А, это работенка для Лохматого, он же теперь лучший приятель Бобби, – хмыкнул Чарли. – Еще до того, как каждый из нас займет свое место, Лохматый прихватит Бобби и отправься с ним в аптеку отведать сливочного мороженого.

– Один-Виктор-один Второму, ответьте, – произнес голос на шестой частоте.

– Это Милбурн из конторы, – сказал Чарли, торопливо подходя к радио. – Говори, Лем, – произнес Чарли в микрофон.

– Слушай, Чарли, – сказал Милбурн. – Через ту наружную дверь только что вошел мужик. Возможно, он повернул налево, в прачечную, точно не скажу, но мне кажется, он свернул направо, к лестнице в контору.

– Как он выглядит, Лем? – спросил Чарли.

– Кавказского типа, лет пятьдесят пять – шестьдесят, рост пять футов шесть, вес около полутораста фунтов, лысина, усы, очки. Одет хорошо. Думаю, он припарковал свою машину на один квартал севернее, потому что я видел, как белый «кадиллак» дважды объехал вокруг квартала, а за рулем сидел лысый мужик. Он все вертел чайником, словно опасался слежки.

– Хорошо, Лем, мы будем у тебя очень скоро, – сказал Чарли, вешая микрофон, поворачивая ко мне раскрасневшееся лицо и молча кивая.

– Фишмен, – сказал я.

– Сукин сын, – сказал Чарли. – Сукин сын. Он там!

Потом Чарли взял микрофон и вызвал Ника и остальных, с трудом заставляя себя говорить более или менее нормальным голосом, не давая пробиваться возбуждению, и его волнение передалось мне, а сердце заколотилось. Чарли велел им поторопиться и спросил ожидаемое время прибытия на место.

– Наше ОВП – пять минут, – ответил по радио Ник.

– Господи, Бампер, у нас появился шанс взять сразу и контору, и Аарона Фишмена! Этого пронырливого мелкого х... coca не арестовывали аж со времен депрессии!

Я был чертовски рад за Чарли, но если взглянуть на все реалистически, то было ли из-за чего вопить? У них был идиот в роли информатора, и мне не хотелось выливать на них ушат холодной воды, но я прекрасно знал, что ордер на обыск имеет большие шансы быть опротестованным, особенно если Бобби вызовут в суд в качестве материального свидетеля, и все убедятся, что его К. И. меньше, чем у ребенка. И даже если его не опротестуют, а клерка и Фишмена признают виновными, то чем, черт возьми, им грозит приговор, штрафом в двести пятьдесят долларов? Да у Фишмена наверняка прямо сейчас в кармане лежит сумма вчетверо больше этой. Меня не очень-то вдохновляла и перспектива большого процесса, с обвинением в уклонении от уплаты налогов и ударом по их чековой книжке, но даже если это и удастся, что будет значить такой результат? Что Скалотта не сможет покупать новую плетку каждый раз, когда устраивает вечеринки с девочками вроде Ребы? Или, может, Аарону Фишмену придется два года проездить в своем «кадиллаке», не купив нового? Я не понимал, из-за чего стоит впадать в экстаз, если трезво поразмыслить. Более того, с каждой минутой мое настроение падало, а раздражение нарастало. Я лишь молился о том, чтобы и Ред Скалотта тоже заглянул в свою контору, может быть, он попытается оказать сопротивление при аресте, и хотя здравый смысл подсказывал мне, что ничего подобного не случится, но если случится...

– У них должен быть какой-нибудь способ уничтожения важных документов, – сказал Чарли, дымя сигаретой и нетерпеливо приплясывая на месте в ожидании Ника и остальных.

– Ты имеешь в виду особо горючую бумагу? Я о ней слышал, – сказал я.

– Иногда ею пользуются, но в основном в промежуточных конторах, – сказал Чарли. – Поднесешь к ней спичку или сигарету, и она мгновенно сгорает без остатка. Есть еще и растворяющаяся бумага – кидаешь в воду, она растворяется, и даже под микроскопом ничего не найдешь. Но иногда в главных конторах держит какую-нибудь постоянно горящую печку, и в нее бросают действительно важные материалы. Да где же Ник, черт возьми?

– Уже здесь, Чарли, – сказал я, заметив несущуюся через стоянку машину детективов. Внутри сидели Ник, Лохматый и негритянка-полицейская, следом ехала машина с двумя парнями из Административного отдела.

Все страшно обрадовались, узнав про Аарона Фишмена, и я изумился, как детективы могут приходить в такой восторг из-за подобного, если хорошенько вдуматься, – разочаровывающего, угнетающего и бессмысленного события. Потом Чарли торопливо объяснил ребятам из Администрации, что здесь делает полицейский в форме, сказав, что все началось с одной моей проделки. Одного из офицеров спецбригады я знал по тем временам, когда он работал в Центральном Патруле, мы перекинулись с ним парой слов, составили план действий на ближайшие пять минут, и, наконец, расселись по машинам.

С Шестой мы повернули на север по Каталина-стрит, потом свернули на Кенмор-стрит, затем на восток и проехали по Кенмор-стрит с севера. Северная оконечность Шестой улицы застроена жилыми домами, к югу от нее находится Миля Чудес, Уилшир-бульвар. Сама Шестая – в основном коммерческие здания. Все мы остановились на северной стороне, потому что здесь выходящие на улицу окна верхних этажей здания закрашены. Тут была его тыльная сторона, и через несколько минут все приготовились, когда разглядели в бинокль Лохматого, семенящего по тротуару рядом с Бобби, который даже на таком расстоянии был похож на Гаргантюа. Когда великан ушел, крепость стала не такой неприступной.

Через пару минут все они уже крались вдоль тротуара, а я обошел квартал пешком и встал за деревянным забором. Я был один, вспотел на солнце и все удивлялся, почему я так сильно раньше этого хотел. Я представлял, как организация будет снова становиться на ноги, как другие конторы Реда возьмут на себя большую часть работы, пока будет организовываться новая контора, и как Аарон через два года заимеет новый «кадиллак». И он, и Ред будут на свободе и смогут наслаждаться жизнью, а кто-нибудь вроде меня, возможно, будет сидеть в тюрьме за лжесвидетельство, причем в специальной секции тюрьмы, где держат обвиненных в преступлениях полицейских, потому что полицейский, попавший в одну камеру с обычными уголовниками, проживет не более часа.

Вся эта работа не имела смысла. Как я мог двадцать лет говорить себе, что в ней есть смысл? Как мог я большим тупым синим клоуном носиться по своему участку и притворяться, что что-то вообще имеет смысл? Судья Редфорд должнабыла посадить меня в тюрьму, подумал я. Мозги мои вскипали на солнцепеке, пот катился по глазам и разъедал их. Должно быть, я находился в состоянии постоянного помешательства. Какого черта мы тут торчим и занимаемся ерундой?

Потом внезапно я почувствовал, что больше не могу стоять здесь один, лишь отчасти прикрытый забором, и я вышел в переулок и подошел к пожарной лестнице старого здания. Железная лестница была прикована вверху цепями, словно старинный подъемный мост. А ведь это нарушение противопожарных правил – приковывать лестницу, подумал я и огляделся вокруг, подыскивая, на что можно встать, и заметил возле ограды мусорный ящик, опорожнил его, перевернул вверх дном и поставил под лестницей. А потом целую минуту проболтался там, словно толстый потный бабуин, разрывая брюки о бетонную стену, обдирая ботинки, задыхаясь и потом уже всхлипывая, потому что так и не смог подтянуться и ухватиться за оконный выступ, а потом оттуда перебраться через перила и подняться на второй этаж.

Один раз я упал, прямо в переулок. Я сильно ударился плечом и подумал, что если бы смог прочитать запись в регистрационной книге гостиницы, то меня бы не унизили в суде, подумал и о том, что в этой операции от меня нет совершенно никакой пользы, да и сама эта операция бесполезна, потому что если я не смогу поймать Реда Скалотту и Аарона Фишмена повеем правилам, то они меняпосадят в тюрьму. Я сидел в переулке на своей толстой заднице, задыхался, руки у меня были красные и ободранные, плечо ныло, и я подумал, что если я попаду в кутузку, а Фишмен останется на свободе, то значит я сволочь, а он– Синий Рыцарь, и попытался представить его в своей форме.

Затем я посмотрел на лестницу и поклялся, что умру прямо здесь, в переулке, если по ней не поднимусь. Я снова встал на мусорный ящик, подпрыгнул, ухватился за металлическую лестницу и почувствовал, как она немного просела, пока не натянулась цепь. Потом снова начал карабкаться по стене, задыхаясь и всхлипывая вслух, глаза уксусом заливал пот, и все-таки поднял наверх одну ногу и остановился отдышаться. Было страшно жарко, я едва не отпустил перекладину лестницы и подумал, сколько будет смысла, если я сейчас шлепнусь вниз головой на мусорный ящик в сверну себе шею, затем набрал полную грудь воздуха и понял, что если не сделаю этого сейчас, то не сделаю никогда. Я начал тянуться вверх, вверх, и неожиданно для себя оказался на краю окна, с удивлением обнаружив, что фуражка все еще на голове, а револьвер на месте. Я взгромоздился на край окна, заляпанный птичьим пометом, над моей головой на перилах пожарной лестницы сидел жирный серый голубь. Он заворковал и посмотрел на меня, раскрыв клюв и гримасничая, словно прикидывая, насколько я опасен.

– Кыш отсюда, мелкий х.., – прошептал я, когда он посадил мне подарочек на плечо. Я замахнулся на него фуражкой, он возмущенно вскрикнул и улетел.

Потом я начал осторожно подтягиваться вперед, перенося большую часть своего веса на край окна, добрался до перил, перелез через них и оказался на первом пролете пожарной лестницы, где мне пришлось минутку отдохнуть, потому что перед глазами у меня все плыло. Я посмотрел на часы и увидел, что женщина из полиции уже должна была начать свою обманную операцию, и поэтому, слабость или не слабость, начал карабкаться по второй железной лестнице.

Она была крутой и длинной, до самого третьего этажа, почти вертикальная, вроде тех, что есть на кораблях, с круглыми железными перилами для рук. Я старался производить как можно меньше шума и делал длинные глубокие вдохи и выдохи. Потом я оказался наверху, радуясь тому, что мне не придется спускаться по крутой лестнице вниз. Если все пройдет хорошо, я выйду через контору. Когда Чарли откроет заднюю дверь, чтобы меня позвать, я уже буду здесь, наблюдая за задней дверью, вместо того чтобы укрываться в переулке. А если услышу, как выламывают дверь, или вообще какой-нибудь шум или действие, то выбью заднюю дверь, и, может быть, именно я первым окажусь внутри и, возможно, сделаю что-нибудь такое, что приведет меня в тюрьму, но в тот момент я чувствовал себя так, что мне казалось, что дело того стоит, потому что двадцать лет не значат абсолютно ничего, если Скалотта и Фишмен смогут носить моюформу, а я переоденусь в тюремную робу с полосатыми накладными карманами и буду валяться на койке в полицейском секторе тюрьмы.

Потом я услышал треск и понял, что фокус не сработал, потому что это был шум выламываемой двери, далеко, где-то внизу, и это означало, что им придется вломиться на первый этаж, пробежать по лестнице на третий и выломать вторую дверь, и тогда я начал выбивать заднюю дверь, но я тогда не знал, что она укреплена железными полосами, а поперек установлен тяжелый брус. Выбить ее было невозможно, но в тот момент я еще не знал, как сильно ее укрепили, и думал, что это обычная дверь, и едва не плакал, пиная ее, потому что оказался не способен даже выбить дверь и решил, что не способен больше вообще ни на что. Но я все пинал и пинал, и в конце концов подобрался к окну слева и вышиб его, поранив ногу. Я выбил остатки стекол руками, потерял фуражку и поранил лоб осколком стекла, ворвался в комнату, вопя и ревя что-то, что – уже не помню, и увидел перепуганную до смерти молодую женщину и маленького трясущегося человека у двери, руки у них были заняты коробочками. Секунду они смотрели на меня, потом женщина начала кричать, а мужчина отошел от двери, повернул вправо и направился к пожарной лестнице, а я шел за ним по пятам. Он отбросил брус, запиравший стальную дверь, и вышел на пожарную лестницу, держа в руках большую картонную коробку, полную карточек и бумаг, но замер на площадке, увидев, какой крутой спуск ему предстоит.

Он крепко вцепился в тяжелую коробку, повернулся спиной к лестнице и явно собрался попробовать спуститься, пятясь, по железным ступеням, но тут я вцепился в него руками, и он вскрикнул, когда два голубя пролетели прямо перед нашими лицами, трепеща и шурша крыльями.

– Отпусти! – крикнул он. Маленькие зеленоватые мешки у него под глазами набухли. – Отпусти, обезьяна!

И тут я просто не знал, что сделать – отпустить его или оттолкнуть. Я честно не знал, как поступить, но в действительности разницы никакой не было, потому что если он будет продолжать от меня отпихиваться и одновременно цепляться за свой ящик, словно в нем золото Мидаса, то я в точности знал, что произойдет, если я внезапно сделаю то, о чем он меня просил.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20