– А если она уже столкнула его, все бесполезно.

Но одноглазый будто читает в мозгу собеседника все несказанное и отвечает на вопрос:

– Сейчас еще есть время остановить эта лавину. Но как знать, не будет ли поздно уже завтра? Ну же, решайся, мудрейший! Кто, кроме тебя, может принять единственно верное решение? Соглашайся, ибо сегодня судьба Барда в твоих руках. Соглашайся!!! И однажды настанет день, когда ты сможешь сказать себе: «Я, и только я, спас этот мир».

Чем, кроме глубокой обеспокоенности, можно объяснить, что мудрый и опытный жрец не распознал в словах одноглазого самого примитивного искушения – искушения гордыней и славой?.. Кто знает.

– Как? – спросил жрец, теребя полу своей хламиды старческими худыми руками в темных пятнах.

Лицо его было спокойным и величественным, но дрожащие руки выдали одноглазому все сокровенные мысли старца.

– Очень просто, о многомудрый. Сегодня на рассвете, когда она спала, мой человек отрезал у нее небольшую прядку волос – совершенно незаметно. Вот. – С этими словами он полез в складки своего синего одеяния и извлек оттуда маленький сверточек – лоскуток шелковой зеленой ткани, в который что-то было завернуто.

– Что ты предлагаешь? – спросил ийя неожиданно севшим голосом.

– Выбери для нее смерть на свое усмотрение. Пусть не мучается долго, она ведь ни в чем не виновата, – скороговоркой ответил одноглазый. – Главное, чтобы все было кончено в считанные секунды.

– А не проснется ли ее магия? – с тревогой в голосе спросил жрец.

– Что может быть сильнее магии Джоу Лахатала, если ты держишь в руках ее волосы? – ухмыльнулся одноглазый. – Не мне тебя учить, как отправить ее в царство Баал-Хаддада. Поверь, безглазый бог ждет ее уже очень давно.

Голос одноглазого становился все мощнее. Он уже не уговаривал жреца; он повелевал, приказывал, и старик понимал самым краем сознания, что должен подчиниться, выполнить этот приказ, потому что...

Ийя не выдержал напряжения и повалился со скамьи ворохом старого тряпья – сознание милосердно оставило его на некоторое время, необходимое мозгу для того, чтобы прийти в себя, не сломаться под давлением чужой воли, мощи и власти.

Старик лежал на каменном полу, крепко сжимая в руках мягкий шелковый сверточек.

Одноглазый смотрел на него несколько секунд, затем Усталым движением провел ладонью по лицу и словно снял маску. Куда девались хищный крючковатый нос, страшное бельмо на глазу?

Легконогий молодой человек в туманных прозрачных одеяниях тенью выскальзывает из покоев старого жреца. Стражи, которые стоят у дверей, его не видят. Стройный силуэт легко проходит сквозь толщу камня и появляется уже за пределами дворца Дахака Давараспа.

Его ждут. В тенистом садике, у звонкого ручья, стоят двое – высокие, одетые в черное, могучие братья – рыжий и черноволосый.

– Что, Вахаган? – с нетерпением спрашивает рыжий, и его зеленые глаза сверкают, как у тигра.

– Он поможет нам, – отвечает посланник богов, склоняясь перед братьями в легком поклоне.

– Я доволен тобой, – говорит рыжий.

– Я доволен тобой, – одновременно с ним произносит желтоглазый, и Вахаган облегченно вздыхает: хорошо, когда тобой довольна смерть.

– Когда назначено испытание? – спрашивает Арескои.

– Сразу после похорон Тешуба.

– Она о чем-нибудь подозревает?

– Думаю, нет, брат мой. – Вахаган на всякий случай склоняет голову перед Победителем Гандарвы.

– На этот раз мы сотрем ее с лица земли!

– Мы вышвырнем ее за пределы Арнемвенда!

– Она ничего не вспомнит.

– Магия, – хохочет Вахаган, – она найдет свою магию...

Испуганные прохожие шарахаются от тенистого сада, в котором никого нет, но откуда доносятся раскаты громового хохота. Нынче в ал-Ахкафе происходит слишком много странного.

Старый жрец пришел в себя и огляделся. Он не нашел в зале своего собеседника и почему-то очень обрадовался этому. Сам разговор казался ему не то сном, не то давним событием, и он хотел на время отвлечься от гнетущих и тягостных мыслей. Но тут его пальцы ощутили гладкую шелковистую плоть свертка, в котором хранились волосы Каэтаны, и прорицатель застонал в непритворном горе – о, как бы он хотел, чтобы осталась жива эта веселая и сильная женщина с обезоруживающей детской улыбкой! Но он не мог позволить себе ни жалости, ни сострадания, ни милосердия. Во имя спасения Варда, во имя примирения Древних и Новых богов она должна была погибнуть, ибо ийя полагал, что в лице Каэ он устранит саму причину раздора между богами.

Своими мыслями старик не поделился ни с кем.

В страшной жаре, стоявшей в тот год в пустыне, тела убитых не могли долго сохраняться не тронутые тлением. Поэтому, как только бои в городе закончились, император отдал приказ своим воинам собрать тела павших, чтобы предать их погребению согласно обычаям. Жителям города также было разрешено забрать тела своих родных и близких. Так, с одной стороны, император поступал благородно и проявлял уважение к павшим в кровопролитной битве, а с другой – предупреждал возможность появления страшных болезней, непременных спутниц войн.

Воины Зу-Л-Карнайна принялись за дело, разыскивая тела павших друзей среди трупов, которые были нагромождены и в степи, на подступах к городу, и на самих его улицах.

Бесстрастные, как всегда, саракои собрали своих мертвых, несколько раз обойдя место сражения и тщательно убедившись в том, что никто не останется лежать не погребенным по обычаям предков. Они вынесли тела товарищей в степь, где и закопали, совершив над местом захоронения странные церемонии.

Тагары похоронили своих воинов еще днем, сложив их тела штабелями и облив какой-то горючей жидкостью. Затем, когда костер догорел, насыпали прах в огромный золотой сосуд и запаяли его, поставив на крышке печать. Прах воинов, погибших при взятии ал-Ахкафа, они обещали привезти домой, в Джералан, и похоронить. Согласно обычаям над павшими будет возведен курган, один из самых больших могильных холмов.

Тхаухуды тоже устроили погребальный костер, но по всем правилам. В качестве дров император приказал использовать тонкие, легкие и прямые бревна драгоценного черного дерева. Пепел воинов, в отличие от тагаров, был пущен по ветру. Тхаухуды верили, что ветер донесет прах товарищей до моря, вредную Фарру.

В городе плач и стоны раздавались целый день и всю следующую ночь. Женщины Урукура скорбными черными тенями бродили по полю битвы, по высохшей, растрескавшейся степи, разглядывая убитых, – искали родных. Мало мужчин, способных держать в руках оружие, выжило в этом сражении.

На весь этот страшный день Каэ забилась в дальний угол сада и лежала на спине, закрыв глаза, – ее несло на волнах воспоминаний. Но память о мире, из которого ее сюда призвали, молчала. Да и сам прежний мир казался все более нереальным. Она знала, что он есть на самом деле, но уже в это не верила. Ее дом, ее судьба всегда были связаны с Арнемвендом...

Тешуба хоронили отдельно от всех. На площади перед храмом Барахоя сложили высокий помост из черного дерева, обрядили тело старика в лучшие одежды, какие только смогли обнаружить во дворце Дахака Давараспа.

– Зачем, аита? – спросили жрецы. – Тешуб и при жизни не нуждался в таком великолепии.

– Не знаю, – прошептал Зу-Л-Карнайн, – не знаю, как вымолить у него прощение, хотя я ни в чем вроде не виноват. Но ведь можно было...

– Нет, – Каэ взяла его за руку, – не кори себя...

Вокруг помоста, на который водрузили тело Тешуба, выстроился почетный караул императорских телохранителей во всем великолепии. Богатырского сложения воины в парадных, начищенных до блеска доспехах – будто это не они еще вчера рубились у стен города – стояли, обнажив мечи.

Костер разожгли на площади, прямо перед храмом Барахоя.

Как ни странно, на похороны мудреца пришло много жителей. Сначала они опасливо жались на соседних улицах, стояли у самых стен домов, выходящих на площадь. Но потом осмелели и подошли поближе. Пока жрецы читали молитвы и кропили погребальный костер благовониями, чтобы отогнать злых духов и облегчить мудрецу переход в иное состояние, друзья молча стояли рядом с императором и Агатйяром, чуть в стороне от многочисленной свиты.

– Ты думаешь, – обратился Зу-Л-Карнайн к одному из жрецов, проходящему мимо, – что ему это действительно поможет?

– Наши священнодействия – нет, – без тени смущения ответил жрец. – А вот то, что мы при этом о нем вспоминаем, болеем душой и скорбим, – и есть главное, что человек может сделать для человека. Посмотри вокруг, аита, – сколько людей, переживших подобное горе, собрались сегодня здесь, несмотря на естественный страх перед тобой и твоими воинами, несмотря на боль своих утрат. Они все поминают Тешуба добрым словом. Говорят, он никому никогда не отказывал в совете или помощи. Он был светлым человеком, повелитель.

Каэтана слушала, и на душе у нее становилось все радостнее. Это было странное, труднообъяснимое состояние. Тяжесть собственных проблем, горечь утраты, беспомощность и потерянность перед лицом чужой, более сильной воли – несмотря на все это, она ощущала себя чистой, радостной и всемогущей.

«Может, это и есть признак обладания магической силой», – подумала Каэ, но не стала никому ничего говорить по этому поводу.

Воины подошли к помосту с четырех сторон, держа в руках зажженные факелы. Протяжно зазвучали трубы, а гвардия ударила мечами о щиты так, что звон пронесся по площади, отражаясь от каменных стен, и затих где-то в бело-голубом высоком небе.

– Нужно ли что-нибудь бросать в костер?-спросил аита у жреца.

– О повелитель, – ответил тот, склоняя голову, – Тешуб сказал бы, что ритуал не важен. Но если ты захочешь что-то положить от себя, сделай это. Не препятствуй душе...

Император сделал знак рукой, и десять слуг с видимым трудом вынесли вперед ладью, сделанную из серебра и слоновой кости, доверху наполненную драгоценными резными вещами.

– Не жаль красоты? – спросил Агатияр.

– Пусть будет легким его небесное плавание, – прошептал император. – Не верю, что место старика в подземном царстве.

– Почему? – искренне удивился визирь.

– У него лицо божественного ребенка – кроткое мудрое. Я люблю тебя, Агатияр, и рад, что ты со мной, но я очень хотел бы, чтобы у нас был такой советник при дворе.

– Кто этого не хочет? – откликнулся Агатияр. – Но Тешуб не служил земным владыкам...

– А Давараспу? – обернулся к нему Зу-Л-Карнайн.

– Конечно нет, о повелитель. Тешуб жил в ал-Ахкафе, а не служил здесь...

Пока они говорили, жители города, по примеру завоевателя, подходили к огромному костру, жар от которого стал распространяться на довольно большое расстояние, и бросали в него скромные подарки – кто что хотел и мог.

Летели в костер кольца, резные украшения, цветы и монеты, горсти орехов и даже несколько детских игрушек. Увидев это, аита прошептал несколько слов на ухо слуге, и тот с поклоном исчез. Возвратившись спустя несколько минут, доложил:

– Он спас жизнь многим детям этого города. Говорят, он был хорошим врачом.

Длинная вереница рыдающих людей, которые пришли проводить мудреца в последний путь, выстроилась у костра. Постепенно жители города затопили всю площадь, не подходя близко только к тому месту, где в окружении телохранителей и придворных стоял Лев пустыни Зу-Л-Карнайн.

Каэтана смотрела на огромное ревущее пламя, которое рвалось к небу алыми языками, и удивлялась, что огонь никак не доберется до тела старика. Наконец она тоже решила подойти к костру, чтобы положить в него свое подношение. Она еще не решила, что подарить мудрецу, провожая его в последнюю, самую дальнюю дорогу, но шагнула вперед. Ее мгновенно окружили Джангарай, Ловалонга и Бордонкай. Когда люди увидели фигуры трех рыцарей, сдвинувшиеся с места, они невольно подались назад, освобождая значительное пространство. И на это образовавшееся свободное место ступила Каэ, вытаскивая из-за пазухи карту, нарисованную рукой покойного Арры.

– Прими, о Тешуб, прощальный привет твоего далекого друга. И мою глубокую признательность... – Она шнурком перевязала свернутый в трубку пергамент. Затем шагнула к костру и положила в него свой дар.

В этот же миг, по невероятной случайности, как подумала Каэтана, огонь взметнулся вверх алым столбом и охватил тело Тешуба. Теперь языки пламени обнимали и словно приподнимали высохшее старческое тело. И оно зашевелилось – или это поплыло жаркое марево и задрожал от невыносимого зноя воздух.

Люди на площади затаив дыхание смотрели на эту картину. Перед огромным – в несколько человеческих ростов – погребальным костром стояла хрупкая маленькая женщина, которая словно не чувствовала жара, и смотрела на мудреца задрав голову. Она прощалась с ним – губы ее шевелились, будто она что-то спрашивала или обещала. А старик вдруг приподнялся в огненном море и вытянул к ней руку, уже превратившуюся в почерневший факел. Так он и тянулся к ней этой пылающей рукой, пока та окончательно не превратилась в пепел и прах.

Каэтана долго стояла у догорающего костра, и никто не смел помешать ей, нарушив эти минуты молчания.

– Это и был тот знак, которого нам не хватало, – произнес жрец. – Я назначаю испытание сейчас же.

– Как вы себя чувствуете, благородная госпожа? – спросил Джангарай едва слышно, поддерживая Каэ на крутой лестнице, ведущей вниз, в подземелье.

– Спасибо, нормально. – Она сильнее обычного оперлась на его руку. – Послушай, Джангарай, ты жрецов различаешь в лицо?

– Нет, госпожа, – улыбнулся ингевон. – Когда я смотрю на них, мне кажется, что я только что выпил кувшин белого вина и у меня в глазах троится.

– Я раньше тоже относилась к ним именно так. Даже наши близнецы по сравнению с ними казались мне абсолютно разными. А теперь сдается, что один из них как-то странно на меня смотрит. Двое остальных ведут себя по-прежнему, а один отличается и походкой и выражением глаз, и руки у него дрожат чуть сильнее.

– Возможно, – ответил ингевон, не придавая словам Каэтаны слишком серьезного значения. – Они все-таки разные люди.

– Наверное, ты прав. Это я паникую перед испытанием, вот и все. Самое простое объяснение.

Ловалонга, услышавший последнюю фразу, откликнулся:

– На панику меньше всего похоже, госпожа. По виду скажешь, что вы идете с кавалером на увеселительную прогулку.

Они спускались по полуистертым от времени маленьким ступенькам, и каждый невольно думал о том, сколько людей прошло по ним в подземелье за долгие тысячелетия его существования. Каэтана с Джангараем шли в середине процессии, которую замыкали Ловалонгас Бордонкаем, Эйя, Габия, Воршуд и император с верным Агатияром. Телохранители, недовольно ворча, вынуждены были остаться наверху. Впереди всех шли трое жрецов, высоко подняв над головой голубые кристаллы, источавшие призрачный холодный свет.

Довольно долго спутники двигались в подземном коридоре – почти тоннеле с каменными сводами и сырыми замшелыми стенами. Стены, освещенные голубым светом, выглядели более чем странно и довольно жутко. Они были украшены черепами людей и каких-то человекоподобных существ, причем подобие иногда было весьма относительным.

Насмешливо скалились на вбитых в камень крюках черепа с тремя или двумя рогами, похожими на рога Тр.игарануса. Смотрел пустыми глазницами вполне человеческий череп таких размеров, что Каэ невольно посторонилась, проходя мимо него. Бордонкай тихо выругался, увидев на стене чей-то неполный скелет, прикованный цепями. Скелет будто порывался двигаться прочь от места своего успокоения. Джангарай утешил себя тем, что это проделки сквозняка.

Погруженная в свои мысли, Каэ не сильно реагировала на то, что видела вокруг. Она вдруг явственно ощутила, что некая мысль, родившаяся в глубине ее мозга уже довольно давно, .наконец созрела и готова появиться на свет, – но нет времени, чтобы спокойно разобраться в происходящем. Каэ ужасно боялась, что она упустит момент и мысль эта, казавшаяся ей почему-то чрезвычайно важной, ускользнет – и поминай как звали. А между тем она была готова понять нечто невероятно нужное, необходимое всем. И ей хотелось еще долго брести по странному подземелью, лишь бы никто не отвлекал ее от разговора со своим внутренним голосом.

«Тебе ничего не кажется странным в этом мире?» – спрашивал голос.

– Слишком многое. Объясни конкретнее. «Могу и конкретнее. Не слишком ли много здесь нечисти?»

– Ну не знаю. По сравнению с прежним миром – возможно.

«А тебе не кажется...»

– Мы пришли! – Торжественный голос жреца ворвался в ее сознание и разбил хрупкое стеклянное тело новорожденной мысли.

Каэ обвела своих спутников и провожатых непонимающим взглядом.

– Дитя мое, – наклонился к ней жрец. – Не слишком ли вы рассеянны? Ведь сейчас начнется испытание, ставкой в котором будет ваша собственная жизнь.

Каэтана подняла голову и огляделась.

Жрецы привели их в огромную пещеру с высокими сводами, с которых свисали гигантские сосульки – сталактиты, отчего пещера казалась пастью зверя, ощерившегося перед последним прыжком. В центре пещеры было небольшое озерцо со спокойными кристально чистыми водами. При первом же взгляде на него Каэтана поморщилась. Она начала испытывать устойчивое отвращение к подземельям и подземным водоемам после посещения города джатов.

На противоположном берегу озерца находилось каменное возвышение, напоминающее трон. Здесь природа изваяла из камня множество фигур, застывших в стремительном движении. Говоря по правде, это было очень красиво. В призрачном свете кристаллов, . которые по-прежнему держали в руках жрецы, все приобретало таинственный, сказочный вид.

– О госпожа, – с поклоном обратился к ней ийя, -Вы должны занять каменный трон.

Каэ поняла, что испытание началось, и даже не успела заволноваться. Она ободряюще кивнула своим спутникам и двинулась в обход озера к своему месту. Двое жрецов отвели остальных ко входу в пещеру. Они скрылись во мраке, и хотя Каэ знала, что друзья не так уж и далеко от нее, все равно ощутила себя заброшенной на необитаемый остров. Третий жрец шел следом за ней. Он подождал, пока Каэ заберется на трон, и установил в каменном гнезде голубой кристалл.

Возвышение было гораздо массивнее, чем казалось издали. Каэ сидела на этом странном троне, окутанная призрачным светом, и видела перед собой только зеркальную поверхность воды.

...Баал-Хаддад не торопясь шел известными только ему путями, опираясь на свой трезубец. Его безглазое серое лицо было повернуто в ту сторону, откуда исходил голубой свет. Он знал, что в спокойных водах озера станет ждать своего часа, пока изгнанная из тела душа не станет метаться в поисках выхода. И тогда он завладеет ею...

Ийя трясущимися руками достал из складок своего одеяния шелковую тряпицу, – его братья были поглощены ритуалом и не заметили этого скользящего легкого движения. Через несколько минут все должно было кончиться.

Испытание между тем началось.

Все, кто стоял за спинами жрецов, по ту сторону подземного озера, видели, как один из них плавными движениями рук стал творить в воздухе нечто – и мириады огненных пылинок поплыли через озеро по направлению к Каэ, принимая облик огненного змея. Старик внимательно следил за тем, как поведет себя женщина, сидящая перед ним на каменном троне. Если она сможет вспомнить свою магию, то сейчас начнет творить встречное заклинание, призванное уничтожить змея. Если не вспомнит, то попытается убежать или сразиться с ним или выберет еще какой-нибудь путь. Он должен быть наготове, чтобы спасти ее в ту секунду, когда окажется, что его помощь все же нужна.

Огненный змей – подобие Авраги Могоя – медленно плыл по воздуху, и его чешуя сверкала и переливалась в темноте. Наконец свет, исходящий от змея, смешался с голубым светом кристалла, бросая голубые всполохи в самые дальние уголки пещеры.

Напряжение, повисшее в воздухе, стало физически ощутимо. Воршуд прижался к Бордонкаю, широко открыв глаза. Эйя и Габия вцепились друг в друга, а Джан-гарай и Ловалонга застыли с каменными лицами. Императора и его советника без всякого почтения оттеснили назад.

Каэтана сидела по-прежнему неподвижно, будто и не видела чудовища, неумолимо приближающегося к ней. Наконец змей достиг трона и опустился на камень. Он. несколько раз обвил подножие и стал перетекать все выше и выше, стремясь уничтожить свою жертву.

– Она ничего не может с ним сделать, – в отчаянии прошептал жрец. – Уничтожь змея, – обратился он к брату,

– Не могу, – прохрипел тот, и в этот момент стало очевидно, что он уже пытается истребить существо, созданное его заклинанием, но оно не подчиняется приказам.

Второй ийя присоединился к первому, посылая заклинания одно мощнее другого, но змей, казалось, обрел другого, более сильного, покровителя и не желал исчезать. Вот его громадная голова взвилась в воздух перед самым лицом Каэ, открывая чудовищную пасть, и Габия, не выдержав, истошно закричала.

Каэ вздрогнула на своем троне и вскочила с места, всматриваясь в темноту, вслушиваясь, затем позвала:

– Габия, Габия!

Все потрясенно глядели на хрупкую женскую фигурку, стоявшую на возвышении. Огромный змей все еще угрожал Каэтане своими клыками, но она его явно не видела. Более того, она стояла как раз в том месте, где качалась огромная змеиная голова. Для Каэтаны ее не существовало.

Эйя отвесил сестре звонкую затрещину.

– Уйдите все! – рявкнул жрец – Уйдите, вы ее погубите!

Габия послушно отбежала назад, в темноту и там и осталась. Другие не сдвинулись с места. Ийя не стал спорить. Он обратился к братьям:

– Вы чувствовали магию?

– Нет, – ответили они.

– Что же тогда произошло?

Каэ успокоилась на своем возвышении. Она поняла что с друзьями все в порядке.

Испытание казалось ей скучным и утомительным делом – у нее перед глазами то и дело вспыхивали красные пылинки. И стоило большого труда не отводить от них взгляда – эти световые эффекты раздражали и оставались абсолютно непонятными для нее.

Жрецы посовещались несколько минут и решили повторить испытание. Однако теперь они не были едино-атласны в своем решении. Одного из них пугало полное отсутствие реакции со стороны испытуемой – он нервно мял в руках сверток с ее волосами. Старик знал, что, когда в его руках находится это смертельное оружие, женщина – там, на троне, который установлен над источником энергии, многократно усиливающим заклятия, – совершенно беспомощна и беззащитна. Она должна была погибнуть от клыков змея. Ийя по природе своей был человеком мягким, принятое решение претило ему самому – но теперь, когда он воочию убедился в силе женщины, пришел к выводу, что испытание нужно продолжать до ее гибели.

Его братья более всего были испуганы неподчинением и независимостью собственного творения, но и они решили повторить опыт.

Жрецы начали творить новое заклинание. По мере того как они это делали, вода в озере стала приходить в волнение. Наконец она взбурлила, и на поверхности показалась отвратительная жабообразная голова. Приплюснутая, увенчанная наростами, похожими на рога, вся покрытая пятнами, она была блестящей и склизкой. Круглые глаза не мигая смотрели на людей, а на нижней челюсти висела кожистая бахрома. Чудовище открыло пасть, сверкнув кинжальными зубами, оглушительно заревело и стало высовывать из воды голову, которая оказалась посаженной на длинную шею. Шея была мощней и защищенной роговыми пластинами.

Каэ тоже увидела подводного жителя. Она вскочила на своем троне и выхватила из ножен мечи Гоффаннона, сверкнувшие в голубом свете ослепительным льдистым блеском.

– Это страж озера, – прошептал ийя мертвеющими губами. – Это не его магический образ, это он сам. Мы разбудили его.

– Спасайтесь! – закричал второй жрец, быстрее сообразивший, что происходит на самом деле.

Третий стоял охваченный ужасом, полный сомнений, не зная, что предпринять.

Страж озера стремительно рассекал водную гладь, двигаясь прямо к нему. При этом немигающие глаза чудовища смотрели только на маленький шелковый сверток в руках несчастного старика.

Бордонкай вылетел вперед на помощь старику, размахивая своей ужасной секирой. Бежала по берегу озера Каэ, думая только о том, чтобы успеть. Она успела удивиться, что монстр двинулся не к ней, а к одному из ийя.

Все произошло в считанные секунды. Чудовище пересекло водоем и стало выбираться на берег. Полностью появилась из воды длинная шея, показалась мощная широкая грудь, продолговатое туловище, которое покоилось на коротких когтистых лапах с перепонками.

Голубовато-зеленое в холодном призрачном свете кристалла, тело чудовища все тянулось и. тянулось из воды. Зашуршал о камни чешуйчатый хвост, по форме напоминающий крокодилий.

Внезапно монстр весь выгнулся в стремительном броске, его голова метнулась вперед, обогнув Бордонкая, и схватила клыкастой пастью истошно завопившего жреца. Мощные челюсти сомкнулись на его теле только на мгновение, затем опять разжались, и сломанное тело выпало из них. Край одежды зацепился за один из кривых клыков, и чудовище отчаянно замотало головой. В одном из таких мощных рывков голова натолкнулась на Бордонкая, и исполин отлетел в сторону, сбитый с ног страшным ударом.

Страж озера несколько раз щелкнул зубами, и наконец тело старика с оторванной рукой отлетело в сторону, а чудовище вернулось в воду и стало стремительно погружаться. Громадный хвост еще несколько раз ударил по воде, вспенив ее, но уже через несколько секунд только стремительно сужающаяся воронка на месте погружения жуткого монстра напоминала о его существовании. Люди в оцепенении стояли на берегу озера, вода в котором опять стала спокойной и прозрачной.

– Это называется испытанием?! – Разъяренный император налетел на двух потрясенных жрецов: – Вы хотели убить ее!

– Нет, повелитель! – закричал ийя. – Нет!!

– То, что случилось, аита, лежит за гранью нашего Понимания, – прошептал второй, опустив голову.

Оба брата подошли к страшному, изуродованному телу. Осторожно перевернули его на спину, замерли. В широко распахнутых глазах мертвеца застыл нечеловеческий ужас, левая рука была оторвана, одежды залиты кровью. Но в правой, уцелевшей руке старик все еще сжимал нечто. Один из братьев не без труда разжал мертвые пальцы, и из них выпал мокрый шелковый лоскут. В него была завернута прядь темных волос. И хотя точно нельзя было сказать, кому они принадлежали, оба брата, не сомневаясь ни секунды, с ужасом уставились на покойного.

– Зачем? – прошептал один. – Зачем ты это сделал?

– Как же так?! – Второй взял в свои руки сморщенную старческую кисть, всю в темных пигментных пятнах...

Когда беспомощная человеческая душа, изгнанная из тела столь жестоко и внезапно, стала растерянно метаться по пещере, оглашая ее беззвучными воплями, Баал-Хаддад поднял свой трезубец и безошибочно вонзил его в то место, где у человека находится сердце. Трезубец прошел сквозь бесплотную тень и вышел с другой стороны. Нанизанная, как рыба на гарпун, жертва извивалась в страшных муках, а безглазый Повелитель Мертвых уже шагал одному ему известными путями на встречу с братьями.

Когда дорогу ему преградил высокий мужчина в белых доспехах, Баал-Хаддад, не колеблясь, наклонил к нему конец трезубца со словами:

– Не выдержал, братец, выбежал навстречу?

– Идиот!!! – зарычал внезапно тот. – Повелитель гниющей плоти, выродок безглазый! Это не она!!!

Баал-Хаддад поднес трезубец к лицу и принюхался. Тень на остриях извивалась и корчилась.

– Верно, не она. Ну тогда сам и лови ее, если я способен повелевать лишь гниющей плотью. Попробуй справиться с ней, ловец душ...

Безглазый бог расхохотался и ударил о землю своим страшным оружием, исчезая из виду. Сброшенная этим ударом с трезубца, исковерканная душа отлетела в сторону человека в белых доспехах. Он схватил ее, смял и запустил крохотный комок в темноту, где нет ни смерти, ни воскрешения, – Джоу Лахатал гневался...

– Горе нам, горе нам, о император! Позор нам, благородная госпожа. – Жрец стоял на коленях у тела брата.

– Потом, потом. – Молчавший до сих пор Агатияр наконец очнулся и опять принял на себя тяжесть руководства. – Уходим отсюда. Хватит с нас испытаний и кровавых трагедий.

Повинуясь просьбе Каэтаны, Бордонкай завернул мертвое тело в плащ, поднял его и понес к выходу из пещеры. Остальные окружили императора и Каэ и двинулись следом за гигантом. В самом конце процессии два жреца, моментально постаревшие, тяжело плелись, придавленные им одним понятным открытием и всем понятным горем. Пещеру покидали торопливо. Никто не хотел проверять, не появится ли еще раз из глубин озера его смертоносный страж в поисках новой жертвы...

– Страшное дело замыслил наш несчастный брат. – Лицо ийя было скорбным, вокруг рта залегли новые бесчисленные морщины, но голос звучал ровно и бесстрастно: – Он похитил прядь волос госпожи. Это опасное оружие в руках умелого мага. Если бы госпожа смогла вспомнить свои заклинания, то он разрушил бы их действие. Но госпожа не вспомнила магию, и змей должен был сожрать ее, ибо мы не смогли его остановить.

Каэ внимательно слушала, не говоря ни слова. Ей было необходимо выяснить все вплоть до мельчайших подробностей, прежде чем признаваться, что никакого змея она не видела. Видела только вполне реального стража озера, и этого ей хватит до конца дней.

– Все произошло совсем не так, как мы предполагали, – подтвердил второй жрец, – но и не так, как думал наш несчастный брат.

– Но почему, почему он так вероломно поступил? – вскричал император.

– Он сомневался, аита, – ответил вместо жрецов Агатияр. – Он подумал, что, уничтожив госпожу, уничтожит и противоречие, а это в корне ошибочное мнение.

– Ты прав, советник. – В знак уважения к прозорливости Агатияра оба ийя склонили седые головы.