СПОДВИЖНИКИ ПЕЛОНА

Так как Маккенна был в своем роде философом и немного поэтом, то он решил, что если бы не обстоятельства, этот вечер можно было бы назвать просто очаровательным. Луна цвета спелой тыквы вызывающе светила своими тремя четвертями. От пустыни после одуряюще жаркого дня веяло прохладой. Воздух, без резких и пронизывающих ветров, как на излюбленных Маккенной плоскогорьях, был напоен ароматом, которого в горах не наблюдалось. И вот пойманный в ловушку старатель с наслаждением вдыхал оживающие к ночи запахи: лавандовый — пустынной ивы; желтого цвета пало верде, щекочущий ноздри аромат пиньона и можжевельника — и гадал: дано ли ему будет вновь когда-нибудь насладиться этим благоуханием?

Немного поодаль, но в пределах слышимости, его начальники решали тот же самый вопрос. Высказывалось несколько мнений, слегка отличающихся друг от друга по разным причинам. Один из мексиканцев, в крови которого оказалась изрядная доля ирландской крови, ненавязчиво, но решительно настаивал на том, чтобы белого сейчас же убить. Его приятель, на вид очень деловой сонорец, по коммерческим причинам возражал. Из трех индейцев двое были американскими апачами. Возможность принимать решения они предоставили Пелону: выбрав раз предводителя, они не вмешивались в его дела. Но третий был родом из мексиканского племени яки и думать предпочитал своей головой. Темнокожий силач с гротесково-длинными руками и короткими обезьяньими ногами не был ни красноречивым обаяшкой, ни купцоподобным жуликом, а скорее упрямым и несгибаемым. Самое интересное, что прозвище его было Моно, что означало Манки — Обезьяна, и действовал он просто: хотел есть — ел, если уставал — ложился спать, а поймав в пустыне белого — убивал. Медленно, разумеется. Так вот и жил.

Сейчас он как раз объяснял товарищам, как следует поступить с Маккенной.

— Начну я, — говорил он, — надрезав ему икры ног. Затем, на подошвах и сгибах бедер есть такие места, проткнув которые можно свести человека от боли с ума, не позволив ему при этом преждевременно истечь кровью. После этих мелочей я…

— Пор Диос! — вскричал Пелон. — Да у тебя мозги мясника! Что за черт в тебя вселился, Манки? Мы не собираемся здесь разделывать тушу!..

— Верно, — подал голос один из апачей — симпатичный, стройный воин из клана чирикауа, внук вождя Кочиза. — Давайте не забывать о главной цели. Ты это хотел сказать, Хачита?

Он обращался к своему товарищу, апачу из клана мимбрено. Имя последнего означало Маленький Топорик. Слово «маленький» отлично соотносилось с мозгом индейца, но не с ростом этого поистине гигантского создания. Это был двоюродный правнук Мангаса Колорадаса, знаменитого убийцы белых, и он сильно напоминал прадядю своими шестью с половиной футами роста и крайне несимпатичным лицом. На этом сходство заканчивалось, потому что если Колорадо был известен как белоненавистник, то Хачита наоборот казался довольно добродушным малым. И вот непохожий на своего знаменитого жестокого прадядю племянничек покачал массивной головой и прогрохотал в ответ на вопрос приятеля:

— Айе, Беш, именно так. Ты высказал мои мысли вслух! Не знаю, что ты имел в виду, но все сказанное тобой — верно.

По-апачски «беш» означало нож. Это имечко Маккенну отнюдь не успокоило. Топорик с Ножом могли сделать на его надгробной плите четкую гравировку. Но Маккенна уже одиннадцать лет жил в этих краях и держал язык там, где ему положено было находиться во время встреч с апачами. В то же самое время он как можно шире раскрыл глаза и навострил уши. Но отклика не последовало. Пока что он слышал лишь мрачные предсказания погоды для белых дураков-одиночек, слоняющихся по пустыне Спаленного Рога.

Лагуна Кахилл — мексиканец, с долей ирландской крови, который с большим юмором предлагал обсудить возможные способы убийства белого золотоискателя, — не сдавался, предлагая разумные доводы в пользу своих умозаключений.

Чистокровный мексиканец Венустиано Санчес, бывший сержант федеральной армии, человек, видевший все ясным солдатским оком, был напуган любыми предложениями уничтожить ключ к каньону Погибшего Эдамса. Он возмущался, кипятился, задыхаясь от бестолковости своих товарищей. Самим уничтожать деньги? Убивать богатство? Эй, Чиуауа!!! Совсем спятили!

— Матерь божья! — рявкнул он, обращаясь к Пелону. — Что это еще за идиотские разговоры об убийстве? Вы все что, с ума посходили? Да очнись же, Пелон! С тобой говорю я, Венустиано Санчес! Речь идет о сокровищах каньона Дель Оро: сто тысяч американских долларов дожидаются нас там. Они добыты и сложены в определенном месте, а остальные миллионы раскиданы в пределах видимости! Вьезенория! Не слушай этих придурков! Мы охотимся за золотом. Эта белая свинья, что валяется там в скалах, знает к нему дорогу. Ему нарисовал карту сам старый Эн, и все, что нужно сделать, это заставить его все нам выложить. Пор Диос, Пелон, не слушай этих ослов! Скажи ты им!..

Маккенна, искушенный в прерийной дипломатии, не упустил своего случая.

— Верно, Пелон, — запричитал он на испанском. — Скажи ты им! Мои шотландские предки наверное сейчас переворачиваются в гробах. Если в тебе осталась хоть капля здравого смысла, то ты поймешь, что терять такие деньжищи — непростительная глупость. Не думаю, что ты сможешь продать мой скальп за такую цену — я имею в виду сто тысяч на руднике Погибшего Эдамса. Это если оставить в покое, как правильно сказал Санчес, миллионы, таящиеся в земле. Подумай, Пелон. Неужели мой труп будет стоить дороже?

Лагуна Кахилл, который никак не мог понять подобные экономические выкладки, задумчиво ухмыльнулся. Улыбочка, обнажившая лишь нижний ряд зубов, здорово смахивала на акулью. Маккенна, разумеется, обратил на нее внимание, правда, удовольствия она ему не доставила.

— А знаешь, — проговорил Лагуна, — мы ведь можем содрать с тебя шкуру и предложить ее изготовителям барабанов в Оуксаке. Думаю, три песо выручить сможем. Или даже пять. Все-таки лучше, чем ничего.

— Ба! — буркнул Санчес, бывший наемник федеральной армии. — Почему ты постоянно повторяешь «ничего»? Этот парень, между прочим, стоит миллионы долларов в американской валюте. Где твои мозги, Лагуна? Может, ты не понимаешь значения слова «деньги», но только подумай о том количестве вина и девок, которые ты сможешь накупить! Представляешь, шлюхи, которые станут тебя обслуживать по первому классу?! Вот это да! Так что все, что от тебя требуется — пораскинуть мозгами…

— Возможно, — уступил тот. — Спорить с огненной водой и мягкой плотью довольно затруднительно.

— Это если не брать в расчет, — запыхтел Хачита, — хорошую еду. Все остальное — ничто, по сравнению с грамотной жрачкой. Пульке и мескаль я найду, где угодно; бабы ко мне слетаются как мухи на освежеванную тушу. Но вот жратва!.. Жратва действительно стоит того, чтобы о ней подумать.

Лагуна пожал плечами.

— Частично я с тобой согласен. Твоя туша действительно нуждается в свежевании. Вот сейчас с твоей стороны подул ветерок. Ничего, если я попрошу тебя передвинуться подальше за костер? Пор фавор, амиго. А то у меня аппетит портится.

Пелон понял, что настало время вмешаться. Через секунду огромный апач поймет, что его задевают, и последствия будут пренеприятными.

— Хачита прав, — быстро заговорил он. — Здесь, в пустыне, ничто не достается с таким трудом, как хорошая еда. Но забывать о слабом поле и крепкой выпивке тоже не следует. Если всего вдосталь, это всегда хорошо. Особенно, когда это все — золото, не правда ли, компаньерос?

Последнее предложение он адресовал всем своим приятелям, и с кошмарным смехом, служившим своего рода языком их содружества, Венустиано Санчес, словно цементируя достигнутое соглашение, свел ладони вместе, прежде чем Лагуна — головорез вновь выступил со своими кровавыми предложениями.

— Сегура ке си. — Он улыбнулся. — Все встало на свои места. Оставляем белую собаку в живых и начинаем думать над тем, как лучше всего заставить его поделиться тайной каньона Дель Оро со своими новыми друзьями. Так, ребята?

— Конечно, — подтвердил Лагуна своей акульей улыбочкой. — А разве были другие предложения?

Франсиско Лопес, по прозвищу Пелон, посмотрел на товарища с такой прохладцей, что даже лежащему в тридцати футах от компании Маккенне стало холодно.

— Нет, — сказал предводитель бандитов. — По-моему, их и не могло возникнуть.

Медленно произнося слова, он вынул из-под серапе свою правую руку, которая незадолго до этого незаметно скользнула под пропитанную потом одежду. В ней был зажат кольт со взведенным курком. Калибр револьвера был довольно внушительным. В последовавшей тишине Пелон потихоньку поставил собачку на место и невесело усмехнулся.

— Пора бы завязать этот бесполезный разговор, — сказал он. — Луна давно взошла, а мы еще не ужинали. Мне лично лучше думается на полный желудок. К тому же, остальные будут волноваться. Так что — поехали.

Несмотря на опасность и возможность физической расправы, Маккенна заставил себя встрять в разговор.

— Остальные? — переспросил он Пелона. — Ты хочешь сказать, что эта пятерка еще не вся твоя компания?

— Можешь понимать, как тебе заблагорассудится, — ответил Пелон. — Но я действительно сказал «остальные». Они с лошадьми ждут нас там, в скалах. — Он указал на желтые вершины Яки-Хиллс, все еще светящиеся в темном небе. — Неужели ты думал, что мы будем бродить пешком по этим землям? Ха! Ты, действительно, постарел, Маккенна.

— Может и так. Но на тебя, Пелон, тоже непохоже, чтобы ты путешествовал по вражеской территории с большим отрядом. Зачем так рисковать и обнаруживать себя раньше времени?

— О, — пожал плечами предводитель шайки, — мы их с собой не приводили, этих «товарищей», а нашли уже в Аризоне.

Это замечание он сопроводил громовым раскатом лающего смеха, поддержанного всеми остальными, исключая Манки.

— Воспоминания о сидящих в скалах, — заявил гороподобный яки, — заставляют мои чресла ныть. Давайте-ка побыстрее сматываться.

Маккенна уловил странную интонацию этой реплики, но не смог сразу определить, что в ней такого странного. Пелон прояснил дело, доставив в головоломку недостающую деталь. Легким пожатием плеч он успокоил яки.

— Не волнуйся, Манки, — ухмыльнулся бандит. — Ты не успеешь проголодаться. Я не жаден и обязанности хефе знаю. Очнись, не хмурься. Разве я не обещал накормить тебя до отвала? Ты даже можешь взять и мою долю. Думаю, что в переваренном виде я ее лучше усвою.

— Ее? — слабым от отчаяния голосом проговорил Маккенна. — Ты говоришь о женщине?

— Ну, разумеется, — ответствовал Пелон. — Послушай, амиго, мы, апачи, не любим выполнять женскую работу. Готовить ужин, ухаживать за лошадьми — разве это мужское дело? Нам так не кажется. Ладно, вот подожди, скоро увидишь настоящий лакомый кусочек.

С этими словами он рывком поднял Маккенну на ноги и так толкнул в спину, что чуть не развалил ее на части. Золотоискатель пошатнулся и от удара, и от промелькнувшей в мозгу мысли.

— Женщины? — тупо спросил он. — Здесь на вражеской территории, в пустыне? Ты привел с собой женщин?

— Ничего подобного! — взревел Пелон, — Это не наши! И меня не интересует чьи. Я же тебе говорил, что мы их подобрали по дороге сюда.

— Черт побери, Пелон! — застонал Маккенна. — Не может этого быть. Не может мужчина настолько нуждаться в женщине.

— Это зависит от мужчины, — ухмыльнулся Пелон.

— От женщины, только от женщины! — промычал Манки, и губы его исказило подобие улыбки. — Поторопись, Пелон, или я уйду один!

— Идем, идем, — откликнулся лысый бандит. — Я замыкающим. Вы все знаете почему. Маккенна со мной, от греха подальше. Беш, будешь показывать дорогу. Санчес, держись ближе ко мне.

Бандиты стали по одному выходить на тропу, но молодой воин из клана мимбрено замешкался. Пелон, увидев его колебания, зло осведомился о том, что именно заставляет его не слушаться приказов вожака.

— Тело несчастного старика, — пробормотал Хачита, указывая на Эна. — Мне кажется дурно оставлять его здесь в полном одиночестве. Несправедливо. Ведь его могут сожрать койоты.

— Боже милостивый! — взорвался Пелон. — Что за ересь! Беспокоиться о старом беззубом дурне, отдавшем концы в пустыне от недостатка воды? А я-то считал тебя настоящим апачем!

Хачита внимательно посмотрел на него. Затем подошел к мертвецу и осторожно, словно это был больной ребенок, поднял его на руки. Повернувшись к Пелону, он сказал, медленно растягивая слова:

— Но этот старик настоящий апач. Вот я и доставлю его тело на ранчерию.

— Что? Да мы можем целый месяц ее не увидеть!

— Неважно, я его понесу.

— Сантисима Мария! — закричал Пелон. — Вокруг сплошь идиоты! Ну что бедному человеку делать?

— Напиться, — подсказал Лагуна Кахилл.

— Побаловаться с женщиной, — прорычал Моно-Манки.

— Хорошенько наесться, — громыхнул Хачита, становясь в строй и прижимая тело Эна к своей широченной груди. — А уж затем напиваться и баловаться с женщинами.

Маккенна посмотрел на вспотевшего Пелона. В уголках его невинно-голубых глаз собрались тоненькие морщинки.

— Что касается меня, хефе, — сказал он, — то ко всем пожеланиям я могу добавить только одно — встретить кавалерийский отряд Соединенных Штатов.

С неожиданной звериной жестокостью Пелон ударил белого в лицо. Откинув голову назад, Маккенна рухнул на землю. Пелон яростно пнул его под ребра, и старатель, вытирая струящуюся из разорванных уголков рта кровь, поднялся на ноги.

— Не забывайся, — цыкнул зубом предводитель бандитов. — И побереги шутки для другого случая. Помни, что шучу здесь только я.

— Диспенсеме, — пробормотал Маккенна, сплевывая на песок горячую соленую кровь вместе с обломками зуба. — Столь непотребный жест из-за столь благородного напоминания?..

— Вперед, — приказал Пелон Бешу. — Показывай дорогу. — Выпростав правую руку с кольтом и без особой злобы, зато с огромной убежденностью, он добавил:

— Мне кажется, следующего, кто скажет хоть слово, я пристрелю. Не знаю почему, но мне так кажется. Разговоры окончены.

Похоже, никому не хотелось проверять крепость слова Пелона. А Глену Маккенне тем более. Старатель послушно двинулся вслед за остальными по залитой вставшей над древними холмами Яки луной тропе.

Что было впереди у его новых приятелей, он представить не пытался. Что ожидало лично его, он представлять боялся. Маккенна знал лишь одно: в компании звероподобных личностей, с которыми он сейчас шел по пустынным холмам, для него таилась смерть за пазухой у каждого.

ЖЕЛТЫЕ ХОЛМЫ

Идти оказалось недалеко. По волчьей привычке апачей люди из банды Пелона днем шли пешком, пока их женщины параллельной тропой ехали верхом. Метод был уникален, но только таким образом можно было передвигаться по вражеской территории, где любая встреча заканчивалась вселенским хаем, способным привлечь либо патруль американских кавалеристов, либо отряд американских полицейских. Шагая пешком, захватчики могли оставаться невидимыми и по мере надобности ускользать из-под самого носа у белых, которые предпочитали двигаться верхами. В пустыне, особенно в такой опасной ее части как бассейн Спаленного Рога, пешие апачи давали сто очков форы белым всадникам. Только длинные переходы типа переезда в Сонору и обратно требовали лошадиных сил. В розысках старика Эна пони и женщины были непосильной обузой.

Зная эти индейские штучки, Маккенна недоумевал: как же Пелон доверил своих лошадей женщинам, которых подобрал в дороге? Но он не мог даже основательно поразмыслить об этом. Уж чересчур тяжкой оказалась тропа, по которой они передвигались. Отряд шел с полчаса и продвинулся на три, максимум на пять миль. Определить точнее было невозможно из-за кошмарно пересеченной местности — настоящих русских горок и повисающих над ущельями троп. В чем Маккенна был уверен, так это в том, что путь ведет наверх.

Поэтому его сразил наповал открывшийся внезапно вид стоянки с костром. В тот самый момент его ноздри затрепетали от запаха жарящегося мяса. Почуяв дымок от смеси горящих веток и горячей крови — запахов чисто апачской кухни, Маккенна повернулся к Пелону.

— Хефе, — рискнул он обратиться, — либо я забыл, как пахнет в раю, либо этот ночной ветерок благословил жареный мул.

Пелон, позабыв о дурном настроении, согласно кивнул.

— Точно, мула жарят. Жаль все-таки, что ты белый. Из тебя бы получился отличный индеец. Говоришь ты немного. Обоняние у тебя, что надо. Хорошо ходишь по холмам. Жирка нет. Не лжешь и не мошенничаешь. Ешь немного. И ничего никогда не теряешь.

— Грасиас, — поблагодарил Маккенна, перестав искушать терпение судьбы.

В следующую секунду скалы расступились, и путники вышли на окаймленную сосенками полянку, на которой стояли лошади и сидели индейские женщины.

Увидев такую идиллию, Маккенна судорожно вдохнул воздух.

— Матерь Божья! — пробормотал он. — Мираж!

— Да нет, — усмехнулся Пелон, — просто тайная стоянка апачей.

Маккенна и не пытался спорить. Какая разница, как это называть? Здесь, всего в трех милях от того места, где — как казалось белым — воды не было на пятьдесят миль в округе, сиял небольшой зеленый бриллиант горной поляны с чистым ручьем, окруженным поразительно свежими сосенками.

Его не могло быть и все-таки он был. Апачи! — подумал Маккенна. Что за странная и таинственная порода человеческих существ. Если на пятьдесят миль в округе нет ни капли воды, они приводят тебя к артезианскому колодцу, из которого бьет сверкающая чистая струя. Если вам точно известно, что травы нет ближе трех конных переездов, они через десять минут достают достаточное количество фуража для своих маленьких крепких мустангов. А там, где о настоящих деревьях никогда слыхом не слыхивали, они вытаскивают из скал темные с длинными, пахнущими корицей иголками, стройные горные сосенки. Все-таки это был мираж! Все остальные слова забывались моментально. Мираж!

Первоначальное изумление продолжалось у Маккенны до тех самых пор, пока он не добрался до костра и в обалдении не уставился на апачских женщин. Но второй взгляд просто сразил его наповал. Бородатый старатель молил Бога о том, чтобы это видение оказалось лишь галлюцинацией, вызванной усталостью и подавленностью. Но надежда угасла, после того как он открыл глаза и тряхнув головой, увидел, что белая девушка не исчезла. ЧЕТВЕРТАЯ ЖЕНЩИНА

Маккенна покачнулся, почувствовав себя совсем больным. Старуха, поддерживающая огонь и жарившая мясо, конечно же, была чистокровной апачкой. Толстушка, готовившая кофе, — из какого-то другого племени: вероятно, пима или хопи. Третья обитательница лагеря несомненно была индейского происхождения, на что указывал тот факт, что ее нос был срезан под корень: таким образом апачи метили неверных жен. А вот когда Маккенна увидел четвертую женщину — молодую, стройную белокожую девушку — ему стало плохо. Она не была ни апачкой, ни пима, ни хопи, и вообще не была индианкой. Как, в общем-то, не мексиканкой, не метиской любых кровных пропорций. Она была такой же белой, как Глен Маккенна.

В поразительной горной тишине к Маккенне подошел Пелон Лопес и тронул старателя за плечо.

— Ну, амиго, что я тебе говорил? — Он ухмыльнулся. — Разве не предупреждал я, что твои голубые глаза выскочат из орбит, стоит тебе увидеть этот лакомый кусочек?

Золотоискатель постарался как можно лучше скрыть свои чувства, потому что любая неловкая фраза или неверный ход могли причинить девушке непоправимый вред. Ему следовало ее игнорировать, спрятать свое болезненное удивление, чтобы решая эту дьявольскую шараду не пере — , но и не недоиграть.

Посмотрев на Пелона, он кивнул.

— Ты уже вторично называешь ее лакомым кусочком. Почему?

— Ну, — ответил бандит, раздвигая иссеченные шрамами губы в опасной и болезненной улыбке. — Потому что пока мне не удалось ее отведать. Понятно? Ха-ха-ха!

— Безумно смешно, — согласился Маккенна. — Насколько я понимаю, вы захватили ее только сегодня?

— Точно. Этим утром. Помешали ее семейке завтракать. То есть мы хотели было присоединиться. Ха-ха! Может быть, именно поэтому я называю ее лакомым кусочком. Ну, Маккенна, разве не смешно?

— Да, — ответил старатель, — не смешно.

Пелон подозрительно уставился на него. Бандит не совсем понял фразу белого гостя.

И пока он стоял, мрачно скалясь, возле них объявился третий персонаж: Манки, приземистый убийца с ноющими чреслами. Его низкое порыкивание разбило повисшую между Маккенной и Пелоном тишину. И бандит, и старатель повернулись в сторону обезьяноподобной фигуры краснокожего. Остальные тоже взглянули на яки; на мгновение все замерли.

Манки не обратил на них внимания. Он смотрел на белую девушку. В отсутствие мужчин апачские женщины третировали ее хуже некуда. Среди различных знаков внимания, оказанных ей, был, например, такой: ее рубашка оказалась разорванной в клочья ударами мескитовых веток. Изодранная одежда свисала с плеч неровными полосами, едва прикрывающими дразнящие выступы маленьких крепких грудок, на которые уставился своими маслянисто-обсидановыми глазками Моно-Манки.

Пелон раздражающе громко рассмеялся.

— Полегче, Манки, — сказал он. — Не забудь, что следует и другим что-нибудь оставить. Ха-ха-ха!

Остальные закивали, улыбаясь при упоминании о бандитской этике, и Манки, припав в полуприсед, стал приближаться к испуганной девушке, пуская слюни из раззявленного рта: первобытный грязный язычник. Наблюдая за ним, Маккенна не смог сдержаться.

— Боже, — сказал он по-английски Пелону, — ты ведь не позволишь этому случиться!

Предводитель бандитов бесстрастно повернул к Маккенне лицо горгульи, разведя в беспомощном жесте огромные волосатые руки.

— Но что я могу? — спросил он белого. — Разве я не обещал Манки, что отдам ему и свою долю? Неужели ты хочешь, чтобы я нарушил собственное слово? Да за кого ты меня принимаешь?

Маккенна не ответил. Он просто согнул костистые пальцы и сцепив их в один кулак, тыльной стороной этого молотка так врезал Пелону по его неандертальской челюсти, что чуть не оторвал ему голову. Покачнувшись, метис рухнул на колени и прежде чем кому-либо из бандитов удалось пошевелиться, Глен Маккенна молча рванулся к обезьяноподобному индейцу.

МОНО-МАНКИ

Манки был настолько увлечен девушкой, что не заметил приближающегося Маккенну. Девушка же, разумеется, Маккенну видела и не смогла сдержать радостной реакции, которая в свою очередь насторожила яки. В последнее мгновение он резко обернулся: старатель как раз заносил сложенные кулаки, чтобы ударить его так же, как и Пелона. Скорость реакции индейца была невероятной. Его руки взлетели вверх и блокировали удар белого в самой верхней точке. Схватив Маккенну за запястья, Манки, хрюкнув, отшвырнул его прочь. Старатель с зубодробительным грохотом приземлился возле костра среди опавшей сосновой хвои и мелких камешков. Удар ошеломил его, и Манки, воспользовавшись этим, навалился на белого.

На этом драка могла бы и завершиться, потому что ладонь яки нащупала осколок скалы, и у индейца появилось явное намерение размозжить череп распростертому под ним противнику. Но внезапно занесенная в ярости рука замерла, и у присутствующих вырвался дружный судорожный вздох. Пелон, не целясь, выстрелил с бедра, но несмотря на это, камень в руке Манки раскрошился на мелкие кусочки. Когда отдача от раздробленного булыжника прошла по всему телу, Манки издал вой удивления. В мгновение ока он оказался на ногах, обратив звериное лицо к Пелону и остальным. В перекошенных темных чертах лица читалась неутолимая жажда смерти, но вид Пелона и компании, сгрудившейся вокруг костра, заставил индейца застыть: даже для такого громилы, как Манки, противников было чересчур много. Он замешкался, и это спасло ему жизнь: жажда крови выветрилась из головы так же быстро, как и закипела. Пелон кивнул и убрал в кобуру дымящийся кольт. Беш, стоявший по правую руку, перехватил нож за лезвие. Хачита, находившийся по другую сторону, опустил огромный, похожий на булыжник кулачище, в котором был зажат томагавк. Санчес и Лагуна Кахилл, не успевшие пошевелиться, обменялись красноречивыми взглядами и распрямили сведенные судорогой плечи. Манки вынырнул из боевой стойки и, мрачно опустив голову, встал перед вожаком и всей шайкой.

— Подсчитав все «за»и «против», — произнес Пелон задумчиво, — я пришел к выводу, что сегодняшний вечер явился для тебя с нашей стороны рождественским подарком, потому что если бы ты погубил проводника, мне бы пришлось снова нажать на курок. Но вот мы стоим друг перед другом, а белый сидит на своих окороках живой и невредимый. — Тут он повернулся к девушке и отрывисто бросил по-английски:

— С тобой-то что? Неужели даже не предложишь руку человеку, рисковавшему из-за тебя головой?

Девушка вспыхнула и потихоньку подойдя к Маккенне, подала ему руку. Он взял ее и, поднимаясь на ноги, вымучил горестную и несколько окровавленную улыбку. Сметая со рта хвою, песок и веточки, старатель попытался было жестом извиниться.

— Не знаю, поверите вы или нет, — сказал он, — но мы попробуем выпутаться из этой истории. Я всегда был против того, чтобы столь изысканные молодые леди носились по здешним равнинам в подобной компании.

Ему было приятно увидеть, что девушка с напряженной улыбкой приняла эту неуклюжую остроту.

— Чтобы собраться, мне не понадобится много времени, — ответила она.

Между ними встал Пелон Лопес.

— Я и сам люблю похохмить, — обратился он к парочке. — Смотрите: ха-ха-ха! — Бандит запрокинул назад омерзительную башку и, как взбесившийся койот, залился лающим смехом. В следующее мгновение из-под серапе выскользнула рука с кольтом, и длинное дуло, задев ключицу, хрястнуло Маккенну по груди. Боль от удара была очень сильной, и Маккенна понял, что кость либо расколота, либо сломана. Но не подал виду, а, стиснув зубы, стерпел. Пелон, наблюдавший за ним, кивнул.

— Как я уже говорил, ты мог бы стать отличным апачем. Хотя, ей-богу, индеец бы получился престранный: с невинными голубыми глазками и дружелюбным личиком.

— Крайне странным, — подтвердил Маккенна. — Что дальше, хефе?

— Не смей разговаривать с девушкой, понятно? И смотри за тем, чтобы и она с тобой не заговаривала.

— Как угодно, — поклонился старатель и поведал девушке по-английски, что от них требовалось. Она кивнула и вернулась к работе: принялась прорубать просеку в кустарнике, заготавливая хворост. По этому мудрому решению Маккенна понял, что девушка усвоила первое правило выживания в апачском плену: молчаливое повиновение и готовность к работе в любое время. Он чуть-чуть наклонил голову в знак одобрения и был поражен, увидев ответную яркую, мимолетную улыбку. По всей вероятности, это необыкновенная женщина, подумал он. Хотя, конечно, в таких вещах старатель разбирался мало. Нельзя сказать, чтобы он был женоненавистником или робкого десятка — нет. Но шотландец плевал на женские капризы, считая, что женщины и мужчины думают разными местами. Правда, до сих пор Маккенна чурался женского общества и не мог проверить свои догадки.

Теперь же, смотря в серые глаза пленницы, он осознал, что сам пленен ею и во что бы то ни стало должен эту женщину узнать поближе. Впервые в жизни он был абсолютно уверен в тем, что она именно та, что ему нужна. Он оказывается гонялся все эти годы не за золотом, а за более редким сокровищем: редким, необходимым и, самое главное, неизмеримо более восхитительным, короче говоря, за этой беспризорной аризонской девушкой, чересчур молодой, чтобы возбудить в любом набожном христианине мысли, которые сейчас воспламеняли воображение Глена Маккенны. Иначе говоря, его сразила любовь. И теперь от Маккенны требовалось, каким угодно способом выцарапать невредимой это необыкновенное сероглазое создание у волчьей стаи Пелона Лопеса и в целости и сохранности вернуть ее в лоно цивилизации.

Разрешив собственные сомнения, рыжий золотоискатель кивнул сам себе и сделал глубокий вдох. Он все-таки оказался прав: несмотря на ссадины, кровоточащий рот, разбитый зуб и треснувшую ключицу, это и в самом деле был очаровательный вечер.

ДОГОВОР

— Как видишь, Маккенна, проблемы, в принципе, не существует. — Пелон пожал плечами, словно не в силах объяснять очевидное. — Ты сделаешь то, что мы прикажем — приведешь нас к золоту — или же будешь убит. Я знаю, ты очень упрям и, конечно, не хочешь нам помогать. Ты такой же, как апачи, даже упрямее. Ты даже можешь позволить нам убить себя. Но запомни, амиго, что Пелон всегда готов справиться с подобными неприятностями.

Теперь настал черед Маккенны пожимать плечами. Таким образом он старался заверить себя, что с нервами у него все в порядке. И еще, что прежде, чем бандиты заставят его присоединиться к их компании, он сможет немного покочевряжиться. Но ему было страшно любопытно, что за крапленую карту припас Пелон. Может, разбойники решат в нем поковыряться? Как-то раз мескалерские апачи проделали основательную дыру в его правой ступне, чтобы заставить старателя держаться подальше от мест, которые они считали священными. С неумолимой ясностью Маккенне вспомнились недели лечения, и у него тут же пропало всякое желание повторять подобные опыты.

— Пелон, — наконец произнес он, — ты всегда был отменным толмачом, но, похоже, годы берут свое. Теперь ты брюзжишь хуже старой бабы. Пожалуйста, будь краток и скажи наконец: чем ты меня собираешься напугать?

— Уж не думаешь ли ты, что я не заметил идиотские взгляды, которые ты бросал на девчонку? Ну что? Хочешь, можем вместе подумать над тем, что наш добрый приятель Манки сделает с ее маленькими и как бы ты назвал их — восхитительными? — грудями… Отрежет, да?

Маккенна знал, что их ничто не остановит. Для бандитов девушка была бросовой вещью. По всей вероятности, она не подходила им даже в качестве подстилки. Видимо, ее подобрали где-то в пути, чтобы всем скопом попользоваться, а затем выбросить, чтобы не тащить с собой обузу. Поэтому, заметив, что девушка ему нравится, бандиты попытаются это использовать, чтобы добиться от Маккенны согласия на сотрудничество. Было еще и третье стремя под все то же седло: Маккенна мог воспользоваться своей ценностью, чтобы оградить девушку от посягательств. Он осторожно принялся обрисовывать Пелону создавшееся положение.