Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дневники Берии

ModernLib.Net / Детективы / Уилльямс Алан / Дневники Берии - Чтение (стр. 1)
Автор: Уилльямс Алан
Жанр: Детективы

 

 


Алан Уилльямс

Дневники Берии

Берия Лаврентий Павлович (СССР): шеф секретной полиции (ОГПУ, НКВД); родился в Мерхеули, Грузия, 29 марта 1899 г.; казнен в Москве в 1953 г.; жена Нина, сын Сергей; учился в Бакинском механико-строительном техучилище, имеет диплом инженера и архитектора; в партию большевиков вступил в 1917 г.; с 1921 г. работал в ЧК (Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем); в 1931 г. избран первым секретарем Грузинской и Закавказской Коммунистической партии; в 1938 г. назначен народным комиссаром внутренних дел; в 1941 г. во время Великой Отечественной войны организовывал массовые депортации населения из освобожденных районов, был инициатором создания трудовых лагерей, разведки, военной контрразведки (СМЕРШ), основателем Еврейского антифашистского комитета; в 1945 г. назначен ответственным с неограниченными полномочиями за проект создания советской атомной бомбы; в 1947 — 53 гг. возглавлял работу службы безопасности и борьбы с контрреволюцией в освобожденных «братских» странах Восточной Европы; официально казнен после закрытого суда в декабре 1953 г.; по неофициальным данным застрелен в Кремле после заседания Политбюро 10 июля 1953 г.: местонахождение могилы неизвестно.

Отдых: теннис, волейбол, быстроходный катер.

Адреса: Москва, Малая Никитская; Московская область, бывшее поместье графа Орлова; дачи в Гагре и Сочи на Черном море.

Часть первая

Если бы я знал, чем это обернется,

я бы никогда этого не сделал.

Клиффорд Ирвинг
ЗАПИСЬ ПЕРВАЯ

Гагра, июнь 1949 г.

Проснулся с восходом солнца, с ощущением бодрости в теле и сильного плотского желания. Черное море, как обычно, чудесно влияло на мой организм. (Даже после вчерашней выпивки голова была совершенно ясной). А профессор являет собой жалкое зрелище. Он появился за завтраком опухший, с серым, как у покойника лицом. Сказал, что у него раскалывается голова, я объяснил ему причину: «Бесо, друг, твое недомогание от твоего буржуазного сознания! Ты мог бы сесть лет на двадцать за некоторые из твоих вчерашних речей». Я думал, что у него случится сердечный приступ — он едва ли помнил половину того, что говорил накануне ночью. У него была слабость к слезливой романтической литературе XIX века, но я, по крайней мере, уважаю его за честность. Мне он нравился. Было бы жаль быть причиной его смерти сегодня — мои слова чуть не окончились трагически, но сейчас вспоминаю это и не могу удержаться от смеха. (Вот уж никто не сможет меня упрекнуть в том, что у меня отсутствует юмор висельника!)

Разговор с профессором произошел уже после того, как я просмотрел телеграммы. Этот червяк Жаркович, завалил меня телеграммами о проекте Бородино. Весь отпуск испортил. Послал бы его подальше — он хуже надоедливой жены!

Потом пришел Надорайя и сообщил, что катер готов. Прибыл ночью поездом, прямо с верфи в Ростоке, где его построили наши немецкие товарищи, полагая, что создают тип скоростных патрульных судов для слежки за турками. Я подмигнул профессору, который был на террасе со мной, когда прибыл Надорайя. И предупредил его о необходимости держать в тайне от наших голодающих немецких товарищей то, что их превосходная работа оказалась всего лишь игрушкой для меня. Я подумал, что ему нравится это откровение, но бедняге стало еще больше не по себе. Уж не смущает ли его мое общество! Надо быть к нему подобрее, решил я, и пригласил его на пробное путешествие на катере, добавив, что девяносто узлов в час в миг излечат его от головной боли.

Судно стояло у причала под охраной моих грузин. Незнакомый мне человек переводил инструкцию капитану. Это был немецкий механик. При моем появлении он вскочил, взял под козырек и застыл как вкопанный. Я расхохотался и спросил, как ему нравится моя игрушка. Ведь правда хороша штучка, прямо для западного плейбоя с девочками? (Я понял, что этот немецкий болван понял, о чем речь, он покраснел и затрясся).

Я подмигнул Надорайя: «Вот это нам и нужно, полковник, — две-три хорошеньких девочки! Рыжеволосых, нетронутых, из Сванетии!» Надорайя и грузины рассмеялись вместе со мной, а немец совершенно онемел и стоял, разинув рот.

Потом Рафик (он смыслил в технике) показал мне судно. Должен сказать, эти немцы знают дело. Катер был что надо! Стройный, красивый, как птица, весь белый, с черным носом вроде зловещего клюва, будто готовый ринуться в атаку. Корпус из нового легкого, прочного сплава, который американцы изобрели для самолетов, мощный мотор, штурвалы из нержавеющей стали, забранной в черные резиновые покрытия, интерьер из полированного ореха, новейшее оборудование, радиокомпас, глубиномер и даже радар.

Я, видимо, не мог скрыть восторга, так как атмосфера стала менее напряженной и даже механик улыбнулся, когда я сказал, что не зря мы оставили в живых немного немцев в 1945 году.

Надорайя поднялся на борт, и вдвоем с механиком мы прогнали катер пару раз недалеко от берега. Катер был послушен, как прирученное животное, но меня раздражал немец. Он все время наблюдал за мной и будто ждал, что я сделаю что-то не так.

Когда мы причалили, я велел Рафику принести подушки, разложить на корме, и подать туда четыре бутылки охлажденного вина. Пригласил профессора, и мы отплыли.

Вода была спокойная, как натянутое полотно простиралась она до горизонта, и мы успешно сделали пяти-шестикилометровый заплыв. Берег проносился мимо, словно мы ехали на предельной скорости на машине. Я знал, что за нами как всегда наблюдают в телескопы охранники, и несколько скоростных лодок стоят наготове на небольшом расстоянии друг от друга на случай неожиданного осложнения.

Мы заплыли на шесть километров и почти потеряли из виду Гагру, когда наткнулись на лодку с яликом на буксире. Я принял это за патруль, но вдруг увидел девушку, плывущую рядом с яликом, двое мужчин помогали ей забраться в лодку. Я притормозил, схватил бинокль и направил на нее. Вот это да! Ну прямо богиня, вся золотисто-коричневая в ослепительно белом купальнике. Профессор сообщил мне, что это известная советская чемпионка по плаванию.

Я уже планировал атаку, но она, балансируя, взобралась на край ялика и грациозно нырнула в море. Я наблюдал, как она уверенно и быстро уплывала от лодки и ялика. Я направил катер за нею, держась в отдалении, чтобы не привлечь внимания. Единственным препятствием был Бесо. Какого черта я его пригласил!

Я сбавил скорость, велел ему открыть бутылку вина. Девушка была метрах в шести от ялика. Я дал ему глотнуть как следует и отослал его посмотреть, в порядке ли гребной винт. На мне были только плавки, а на нем костюм и туфли, и, когда он сильно перегнулся через борт, я дал ему пинка под зад. Он и пикнуть не успел, а когда всплыл на поверхность, то хватал ртом воздух как громадная рыба. «Помоги, Лаврентий, я почти не умею плавать!» — закричал он.

Я рассмеялся и швырнул ему спасательный круг. «Не утонешь!» — прокричал я ему и поспешил к штурвалу. Лодка с яликом уплыли вперед, и если профессора не увидят с лодки, то рано или поздно кто-нибудь из патрульной службы заметит его и пришлет за ним лодку. Старому дурню купание в Черном море не повредит!

Я запустил мотор на полную мощность и устремился за девушкой.

Признаюсь, я гордился своим умением управлять катером, когда, сделав вираж, я поднял громадную волну у самой ее головы и близко подплыл к ней. Она посмотрела на меня с испугом, почти с ужасом, и я было подумал, что она узнала меня. «Не бойся!» — сказал я и, ухватив ее, подтянул на борт.

Тело у нее было роскошное, чем я представлял: тело настоящей спортсменки, с длинными тренированными ногами, тонкой талией и плоским животом без намека на полноту, с большими, как спелые дыни, грудями, выпирающими из-под купальника. Раз она была знаменитость и привыкла, вероятно, к хорошему обращению, я решил разыграть перед ней настоящего джентльмена. Вид катера, видимо, дал ей понять, что я шишка, но поскольку я был в плавках, без очков, формы и наград, вряд ли она узнала меня. Я назвал ей свое имя и сказал, что я морской офицер из Одессы, это произвело на нее впечатление и сняло напряжение. Я предложил ей вина, она не отказалась и очаровательно улыбнулась. Я достал махровый халат, накинул на нее, подлил ей еще вина и предложил сесть рядом на подушку. Она стянула с головы шапочку, и я увидел, что она просто красотка. Волосы — цвета спелой пшеницы. Не девушка, а мечта! Вспомнив, что за нами, вероятно, наблюдают в телескопы охранники, я подошел к штурвалу и направил катер в море.

Всякая девушка любит скорость. Я ей сказал, что мой катер самый быстрый в мире. Я видел, как загорелись от возбуждения ее глаза и понял, что дела идут как по маслу. Через три минуты мы потеряли из вида берег.

Я совсем позабыл о профессоре и беспокоился только об одном: как бы охранники не устремились за нами. Я хотел воспользоваться радиотелефоном, но боялся возбудить подозрение девушки, ведь мне пришлось бы говорить по-грузински. Я просто решил, что мои мальчики, чтобы не выглядеть дураками, догадаются все-таки держаться подальше. В конце концов, они ведь хорошо меня знают!

Я остановил катер далеко от берега. Море было по-прежнему спокойным, и внезапная тишина приятно волновала. Я спросил девушку, как она себя чувствует так далеко от берега наедине с мужчиной, она загадочно улыбнулась и не отказалась от новой порции вина. Потом я притянул ее к себе. Кожа ее была шершавой от воды и солнца, я ощутил вкус соли на ее шее. Я чувствовал, что она была сильной и хотел, чтобы во благо себе она не вздумала сопротивляться.

Мы поболтали немного, и мне стало ясно, что она примерная комсомолка, по я чуял в ней некоторую искушенность. А ее улыбка приводила меня в экстаз. Я хорошо рассчитал момент, рывком расстегнул молнию, сдернул купальник и сжал рукой ее роскошную грудь, продолжая говорить. Я разговаривал с ней мягко, но строго, и она слушала меня серьезно, глядя на меня большими серыми глазами, невинно, как ребенок.

Потом я почувствовал, что растет возбуждение и, как дикий зверь, набросился на нее…

Когда все закончилось, она, к моему раздражению, начала плакать. Я дал ей вина, но она начала рыдать еще сильнее. Мне пришлось сказать ей сурово, что я важная персона, и, если она будет хорошо себя вести, ее пригласят принять участие в спортивном параде в Москве 18 июля. Это, кажется, ее немного успокоило. Мы еще выпили, и я завел мотор. Она сказала, что ей нужно вернуться к лодке, но я велел ей не беспокоиться и отвез ее в Гагру.

Мои грузины ждали у причала. Они обошлись с ней, как с почетной гостьей, а я уверил ее, что улажу с руководством вопрос о ее пребывании у меня в гостях до завтра.

На вилле мне сообщили, что профессора выудила из моря патрульная лодка, и он был без сил. Я распорядился, чтобы его посадили в вагон первого класса ночного поезда до Тбилиси. Я знаю Бесо и уверен, что он будет держать язык за зубами.

Людмила — так звали девушку — осталась на ночь, и мы хорошо развлеклись, я делал с ней все, что хотел, но она оказалась хорошей ученицей и уже больше не плакала.

Утром Рафик доставил ее на лодку для продолжения тренировок. Она сказала, что через восемь дней у нее день рождения, я взял это на заметку с тем, чтобы отослать ей в этот день цветы и шоколад в гостиницу.

* * *

Чарльз Уитмор, вице-президент компании «Атлантик Нешнл энд Дженирал Консолидейтед» поднял глаза, увидел, как мигнула зеленая лампочка, и голосок прощебетал: «В четверть второго у вас ленч с мистером Мискиным, мистер Уитмор».

Медленно, будто у него в руках был хрупкий инструмент, Уитмор вложил золотой карандаш в папку, закрыл ее, запер в ящик стола и ответил: «Сейчас спущусь, мисс Кист».

Уитмор был крупный мужчина с серым лицом и движениями полуинвалида. Сегодня он особенно тщательно запер дверь, прошел мимо галереи стеклянных офисов, переполненных оглушенными машинистками и шуточными надписями на стенах, и вышел в вестибюль, где за столами с золочеными ножками восседали хорошенькие секретарши.

Уитмор молча миновал их. В лифте он смешался с толпой спешащих на обед служащих, кое-кто ему кивнул, но в блеклых глазах Уитмора не промелькнуло и искры приветствия. Он был похож на человека, привыкшего путешествовать первым классом и вынужденного мириться с другими пассажирами как с неизбежным злом.

Снаружи у мраморного подъезда стоял заведенный седан, шофер ждал у обочины. Уитмор погрузился в полумрак салона, защищенного от света Мэдисон авеню матовыми стеклами. Машина отъехала на два квартала и направилась к тихому прохладному ресторану, где подавали свежие овощи, привезенные утренним рейсом Эйр Франс.

Гость уже был на месте и встретил его белозубой улыбкой. Уитмор буркнул приветствие и сел напротив. Появился официант и бесшумно поставил стакан охлажденного молока перед ним. Сай Мискин сидел с бокалом в руке, но не прикасался к мартини.

«Итак, сэр, каково решение?» — Мискин был подвижным коротышкой с непропорционально большой головой, качавшейся из стороны в сторону, когда он разговаривал, совсем как у игрушечной собачки, которую подвешивают на заднем стекле автомобиля. Черты его пухлого лица были нечеткими, за исключением широких жадных ноздрей и серых глаз, выделяющихся на фоне искусственного загара. Он работал у Уитмора главным редактором издательства «Бурн», одного из самых респектабельных и старых издательств в Соединенных Штатах, нынче являющегося дополнением к «Атлантик Нэшнл». Мискин, хотя и не был интеллектуалом, но тщательно следил за современной литературой, за бестселлерами и был в курсе салонной литературной жизни, оставаясь при этом ловким махинатором с острым нюхом, особенно в делах, связанных с изданием книг в мягких переплетах — в них он видел конечную цель издательского дела.

Он сделал себе имя, издав с полдюжины книг сомнительного литературного достоинства и заработав при этом более десяти миллионов. Он пестовал авторов книг с большим искусством и был не только их издателем, но агентом, менеджером и организатором; он уламывал их, подкупал, заманивал в ловушки с помощью перекрестных сделок, сомнительных прожектов, ненадежных адвокатов, помогал им обойти налоги и таким образом делал их полностью зависимыми от себя.

Он был оптимист, самоуверен, как удачливый игрок. А сейчас в руки шло большое дело, которое за одну ночь может принести ему славу. Только вначале ему надо уломать Уитмора сделать грандиозную ставку — три миллиона за один проект. И нельзя было терять времени.

Уитмор сделал глоток. Разговаривая, он выбирал слова, как врач, ставящий диагноз:

— Я еще не все прочел, Сай, всего две трети, но мне не очень нравится. Наполовину порнография — дешевая, отвратительная сенсационная непристойность. Такое может написать любой пакостник с Сорок Второй улицы.

Мискин потягивал мартини. Он знал своего хозяина и не пытался его торопить. Уитмор не гнался за большими процентами, он предпочитал небольшую выгоду от высоких оборотов и соблюдал при этом свои баптистские принципы. Как вице-президент «Атлантик Нэшнл» он обязан был не только преуспевать в бизнесе, но и следить, чтобы бизнес делался в соответствии с американскими представлениями о добропорядочности.

Мискин заказал бифштекс для себя и отварную рыбу, как обычно, для Уитмора. Когда они остались наедине, он придвинулся к собеседнику и мягко и вкрадчиво, показывая, что разделяет его опасение, сказал: «Полностью с вами согласен, сэр. Это непристойно. И потому мы должны это издать».

Уитмор выжидательно смотрел на него.

— Да-да, — продолжал Мискин, — именно потому, что мелкая сошка издает подобное. Мы это должны сделать, потому что лет двадцать тому назад этот пакостник был вторым по значению человеком в мире и, возможно, самым большим злодеем в истории.

Уитмор маячил в полумраке, как бесформенный камень в глубокой воде.

— Всегда приходится прикидывать, не подделка ли это, — сказал он наконец. — Не хочу оказаться в положении Клиффорда Ирвинга.

— Мы все тщательно проверили, сэр. Вы видели доклад профессора Круля из Гарвардского центра международных дел? Он полагает, это не подделка.

— А он поставил бы на это три миллиона долларов? — спросил Уитмор с кислой улыбкой.

— Он лучший специалист в своей области, сэр. Мы также привлекли эксперта-лингвиста, и он считает, что ошибки быть не может. То же утверждают парни из судебной экспертизы. Бумаге по меньшей мере 15 — 20 лет, они даже проверили марку печатной машинки, она довоенного выпуска. И шрифт выцветший. Нет, это подлинник!

— Эти эксперты как экономисты, — проворчал Уитмор. — Только позови — и к концу дня будешь иметь кучу мнений, одних мнений больше, чем самих экспертов. Взять к примеру книгу Хрущева. Эти ваши эксперты до сих пор уверены, что ее написал не сам Хрущев, а книгу подкинули — либо русские, либо наши. Я так и не понял, где правда, да и никто не понял.

— Но книга Хрущева оказалась доходной, хотя ставка была лишь два миллиона, да и вещь была не такая сенсационная, — сказал Мискин.

— Она совсем в другом ключе, это обыкновенные политические мемуары. И даже если бы они оказались подделкой, кое-кому в издательстве стало бы неловко, да и только. Ну и, возможно, образовался бы дефицит в балансе. А вот если мы опубликуем эти дневники и окажется, что это подделка какого-нибудь грязного махинатора, воспользовавшегося чьей-то квалифицированной помощью, уверяю вас, мы попадем в беду. Я имею в виду не деньги и даже не моральную сторону дела, — Уитмор сделал глоток.

— Я имею в виду нечто более серьезное. Помимо порнографической грязи эта книга напичкана политической взрывчаткой, которая может взорваться в любой момент. Если это подделка, издательство попадет в такой переплет! Я имею в виду госдепартамент. Распространение клеветнической лжи о советских лидерах. — Он замолк, так как появился официант с едой. Затем сделал глубокий вздох и покачал головой.

— Нет. Для того, чтобы начать такую игру, мне недостаточно мнения какого-нибудь умника из Гарварда и экспертов-лингвистов. Мне нужны совершенно достоверные свидетельства подлинности материалов.

— Например?

— Скажем, очевидец происходившего. Хотя бы этот Рафик, или полковник… Как его?

— Полковник Саркисов. Его нет в живых.

— Тогда кто-нибудь другой — один из грузинов-охранников, например.

— Их всех убили в июле пятьдесят третьего.

— Всех?

— Всех до единого. В римском стиле — во время специально подстроенного нападения на поместье графа Орлова под Москвой. Круль все это хорошо описал.

Уитмор ковырял вилкой рыбу.

— Должны быть другие — слуги, шоферы, кто-нибудь из врачей. Может, девушки? Они теперь совсем взрослые, но, может, кто-нибудь разговорится — за деньги.

Мискин понимающе улыбнулся:

— Вы бывали в России, сэр?

— Нет, не был, — сказал Уитмор. Мискин кивнул.

— Пройдут недели, месяцы, прежде чем мы на что-то выйдем. Но скорее всего нас выследит КГБ и нам дадут по шее — если не хуже. Пресса может что-нибудь раскопать после нашей публикации, но сейчас у нас нет времени.

Мискин взглянул на часы:

— Мой клиент будет звонить от четырех до десяти сегодня по европейскому времени, и я должен четко сказать «да» или «нет».

— Его нужно придержать.

— Он очень решительно настроен. У него самый лучший адвокат в Цюрихе.

— Швейцарским адвокатам далеко до американских, — сказал Уитмор. — Кроме того, текст у нас на руках.

Мискин отрезал кусочек мяса и сказал спокойно:

— Всего лишь половина текста.

Уитмор вытаращил глаза:

— Как половина? Вы сказали «половина», Сай?

Мискин сидел с непроницаемым лицом:

— Я полагал, вы знаете, сэр. Мой клиент поставил условие: только половина текста может быть вывезена из Швейцарии. Половины для нас достаточно, чтобы прийти к решению.

— Что же я тогда читал сегодня? Это дневник, от начала войны до его смерти — в пятьдесят третьем. Я уже дочитал до пятьдесят первого года.

— Да, верно, но там кое-что пропущено — иногда дни, иногда недели. Прежде чем отдать мне оригинал, мой клиент предусмотрительно разделил его на две части. Отдал нам кости, так сказать, а мясо оставил себе.

— Сукин сын, — пробормотал Уитмор и добавил. — И мы не получим второй половины, пока не подпишем контракт?

— Совершенно верно.

Веснушчатая рука Уитмора забарабанила по столу.

— А что если мы предложим ему меньше? Скажем, один миллион наличными и опубликуем то, что у нас сейчас на руках?

Это предложение, по крайней мере, показало, что Уитмор начал понемногу поддаваться.

Мискин сказал рассудительно:

— Я бы не советовал делать это, сэр. Во-первых, я не думаю, что он согласится взять меньше, чем требует — и заключение Круля только усилит его позиции. В то же время, если он заподозрит, что мы зажимаем сумму, он отдаст материал кому-нибудь другому. Он может даже заключить несколько сделок в разных странах. И если кто-нибудь опередит нас хотя бы на один день, мы пропали. И потом, — сказал он прочувствованно, — это будет неприлично: издать по-пиратски лишь часть книги. В конце концов я должен думать о своей репутации, сэр.

— Ну ладно, ладно, — сказал Уитмор быстро. — А как дела с авторским правом?

— Мы печатаем сигнальный выпуск на языке оригинала — на грузинском — скажем, пятьсот экземпляров. Я уже подготовил. Это будет дорого, но это единственный способ утвердить свое право на издание, если действовать в согласии с конвенцией по авторскому праву, которой следуют все цивилизованные страны по эту сторону железного занавеса.

— А кому принадлежит право теперь? Вашему клиенту в Швейцарии?

Мискин на мгновение задумался:

— По-видимому, да. Хотя, конечно он не автор материала, да здесь и не может быть автора, а о родственниках нам не стоит беспокоиться. Есть жена и сын, которые изменили фамилию. Их, конечно, заставят сделать обычное заявление, что это дело рук клеветников о Советском Союзе и т. д., но я не думаю, что они будут требовать гонорар за издание, ведь автор — убийца, и его нет в живых.

— А клиент рассчитывает на гонорар?

— Нет. Он просто продает материал, ему принадлежащий.

— А кто доказал, что он ему принадлежит? Может, он его украл? Или он дал вам копию, одну из нескольких копий? Как называется подпольная пресса в России — та, что печатается на машинке и передается из рук в руки?

— Самиздат. Но в нашем случае об этом не может быть и речи. Если бы материал побывал в Самиздате, мы бы о нем давно уже знали. Да это и не важно, сэр. В сделке, подобной нашей, всегда приходится полагаться на взаимное доверие. — Он прервал речь, заказал кофе и потребовал счет.

Уитмор мрачно уставился на абсолютно чистую, будто по ней кошка прошлась языком, тарелку собеседника.

— Вы говорите о доверии к совершенно незнакомому человеку, а в дело вовлечено три миллиона долларов, не забывайте.

— Вот именно! — воскликнул Мискин. — Поэтому-то я и думаю, что материал будет на уровне. За такие деньги он не станет затевать свору. Зачем ему это? Зачем ему связываться с законом? Нет, ему нужна верная быстрая сделка, без подвохов, безо всяких условий. И вот это мы и должны ему предложить.

— Мне все же нужно некоторое время, Сай. Хотя бы двое суток. И не говорите, что он не может подождать. Если он так спешит — значит здесь какой-то подвох. Вы ему это и скажите. Итак, он звонит вам в четыре. Что дальше?

— Я вылетаю ночным самолетом в Женеву, утром еду в отель «Дюлак» в Вевей, где должен встретиться с клиентом и его адвокатом. Я покажу ему контракт, уже подписанный вами, банковское обязательство или письмо с подтверждением об обязательстве. Он ставит подпись, отдает, вторую половину материала, и дело сделано.

— Контракт готов?

Мискин похлопал по карману:

— Все готово, кроме названия книги. Я его напишу уже после заключения контракта. Не хочу, чтобы наши юристы это видели. Одного имени будет достаточно, чтобы поднялась шумиха — стоит лишь шепнуть его прессе…

— Ну хорошо. Теперь слушайте. Скажите клиенту, что полетите не сегодня, а завтра. Скажите, что я еще не прочел текст, что мне надо проконсультироваться у Круля и что-нибудь еще, не горячитесь при этом, иначе он что-нибудь заподозрит, просто дайте понять, что мы осторожны. В конце концов он сам нас выбрал и, если он не глупец, он поймет, что мы не можем сходу ему доверять.

— И еще, — добавил он, когда официант подал кофе и удалился. — Вы уверены, что мы первые, к кому он обратился? Может быть, он уже предлагал этот материал кому-нибудь?

Мискин развел руками:

— Как я уже говорил, сэр, мы можем полагаться только на его слово. Но я думаю, он начал с нас.

Уитмор кивнул и встал, не прикоснувшись к кофе:

— Ладно, Сай, полетите завтра. Когда будете разговаривать с клиентом, проверьте, откуда он звонит, и постарайтесь узнать, где он остановился.

Он повернулся и ушел в сопровождении официантов. Было уже поздно, когда Мискин спохватился, что Уитмор так и не подписал контракт. «Осторожничает, пройдоха, хочет, чтобы контракт сначала прочли адвокаты».

Вернувшись к себе в офис на Ист-стрит, открытый еще в 1892 году, Мискин налил себе виски с содовой и стал ждать звонка из Европы.

Позвонили с точностью до минуты, прямо по личному проводу, минуя телефонистов из офиса. Мискин слегка разозлился, когда оператор сообщил, что звонят из Анесси, Франция. Он ответил и услышал высокий, с акцентом, голос:

— Мистер Мискин?

— Слушаю.

— Это Грегори. Все в порядке, мистер Мискин?

— Все прекрасно, мистер Грегори.

— Вы поговорили с боссом?

— Поговорил.

— Итак, вы завтра будете в Женеве?

— Одну минуту, мистер Грегори. Есть кое-какие детали.

— Какие детали? Разве дело не решено?

— Некоторые мелочи, требующие уточнения.

— Какие еще мелочи?

— Босс хочет обсудить кое-что с профессором Крулем.

— С Крулем? А что не устраивает Круля? — голос был пронзительно визгливым.

— Профессора Круля устраивает все, — терпеливо объяснил Мискин. — Просто в таких делах спешка не уместна.

— Ваш босс, наверное, показывает материал другим! — громко раздалось в трубке. — Ладно, если Круля вам мало…

— Выслушайте меня до конца, — сказал Мискин. Последовала пауза. — Все будет сделано, как договорились. В субботу утром.

— Но в субботу банки закрыты!

— Не беспокойтесь о банках, — сказал Мискин умиротворяюще. — Это наша забота. Вы готовьте материал и своего адвоката, и мы все мило подпишем.

— Мистер Мискин, — голос стал спокойнее. — Если будут неприятности, то учтите…

— Послушайте, мистер Грегори, я представляю…

— Вы американский бизнесмен, и я продаю вам нечто дороже золота. Если вы попытаетесь меня надуть…

— Вы пьяны, мистер Грегори?

Жесткая пауза.

— Это вас не касается! Я не пьян, я только начал пить. Итак, вы прилетите в субботу утром. Встречаемся в то же время на том же месте! И без фокусов!

Мискин устало улыбнулся и повторил:

— Без фокусов. Да, я хотел бы знать, как вас найти, если возникнет что-нибудь важное.

На другом конце воцарилось молчание, как будто рукой прикрыли трубку. Затем голос произнес:

— Я дам контрольный звонок в ваш офис, мистер Мискин. Завтра утром, то есть в полдень по нью-йоркскому времени.

— Где вы остановились, мистер Грегори?

— Я переезжаю с места на место, — поспешно заявил голос. — И эти задержки с Крулем…

— Я сожалею об этом. Я вам все объясню при встрече, мистер Грегори. До свидания.

Последовало восклицание, он повесил трубку. Оставалось только ждать.

* * *

Пока Мискин воевал с Грегори по телефону, Чарльз Уитмор встретился в ресторане гостиницы «Сент Реджис» с одним из руководителей Министерства финансов. Последние посетители покидали ресторан, уже озабоченно думая о работе. Уитмор и его собеседник остались наедине.

Собеседник Уитмора, Майк Сэнгер, был высоким мужчиной с красивым профилем. Он возглавлял отдел по борьбе с фальшивомонетчиками и крупными международными мошенниками, что делало необходимым его контакты с полициями почти всех западноевропейских стран. Уитмор довольно быстро разыскал своего старого друга.

И сразу же перешел к делу:

— Как я тебе сказал по телефону, Майк, это очень деликатное и тонкое дело. Три недели тому назад главный редактор «Бурна» Мискин был в Европе на книжной ярмарке в Монтре, называемой «Книжный шок» Звучит совсем не по-швейцарски, но теперь, кажется, так делают бизнес в книгоиздательском деле. В самый последний день ему в номер позвонил из приемной отеля какой-то иностранец. Сказал, что у него есть горячий материал. Оказалось, он из Восточной Европы — поляк или русский. У Мискина, который сам выходец оттуда, нюх на таких. Этот человек был возбужден, нервничал, назвался просто Грегори и сказал, что был в Вене, и там ему в руки попал документ, вывезенный из Венгрии, неизвестно каким образом, он собирается его продать. Цена — три миллиона.

Уитмор начал помешивать ложечкой пустой чай. Его друг ждал, понимая, что тот, быть может, впервые в жизни, ступил на нетвердую, чреватую опасностью, дорогу.

— Короче, — продолжал Уитмор, — материал, как он утверждает, — дневники Берии, шефа сталинской полиции.

Сэнгер присвистнул:

— Должно быть очень интересно — если это не подделка!

— Вот тут мне и нужна твоя помощь, Майк.

— Совет или помощь?

— И то и другое. Перед отлетом на следующий день Мискин встретился с Грегори и его адвокатом — известнейшим в Цюрихе специалистом по имени Детвайлер. Похоже, даже он не знает точно, о чем материал, он просто засвидетельствовал получение Мискиным текста, вернее его половины. Текст на грузинском языке — языке, не похожем ни на европейские языки, ни на русский. Лично я никогда не слышал об этом языке. Мискин, с трудом соблюдая секретность, организовал перевод и показал материал профессору Крулю из Гарварда. Круль высказал предварительное мнение, что это оригинал. А Грегори устроил прессинг. Настаивает на завершении сделки в субботу утром, и Мискин должен вылететь для подписания бумаг. В противном случае Грегори найдет другого покупателя.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10