Глава 23

— Я восстановил все события с самого начала, — начал он, — думаю, что в моей постройке все камни находятся на своем месте, за исключением последней неизвестной мне причины, которая поссорила двух друзей — Джона Менделя и Роберта Штейна. Некоторым сведениям я обязан архиву Скотленд-Ярда, но большую часть информации мне дала сама Молли…

— Я?! — удивленно воскликнула девушка.

Сократ кивнул.

— …и, конечно, мои собственные наблюдения. Когда я неделю назад получил приглашение от Джона Менделя провести несколько дней в его имении и прихватить с собой моего брата, я, откровенно говоря, был поражен. После его отставки я редко виделся с ним, да и то только мельком, нас вообще нельзя было назвать близкими друзьями. Во время нашей совместной службы я не мог не осуждать его методов работы. Для того чтобы подвести человека под приговор, он применял совершенно беспринципные методы и средства, не имеющие ничего общего с корректностью и честностью. Так было и в случае с Кеннером Варбом, вы его знаете, Молли, под именем Джефри.

— Он был преступником? — испуганно спросила она.

— Молодым человеком он попал в дурное общество, — дипломатично продолжал Сократ, — и был втянут в ряд сомнительных афер. Прежде чем смог выпутаться, ему пришлось предстать перед судом и получить тюремный срок на много месяцев. К сожалению, отбыв наказание, он снова попал в сети этой шайки, соблазнившей его принять участие в различных мошеннических проделках. Его арестовали, и Джон Мендель сделал все возможное, чтобы его осудили на много лет. Мендель усердствовал так не напрасно и не без корысти. Он знал, что Варб женат на поразительно красивой женщине, не имевшей ни малейшего представления о том, чем занимается ее муж. Он был женат на ней под вымышленной фамилией Темальтон.

— Темальтон, — шепотом повторила девушка. — Это была… это была моя мать?

Сократ с серьезным видом кивнул головой.

— В таком случае, мистер Джефри…

— Ваш отец. Но не забудьте, Молли, что все это грехи молодости. Он уже давно искупил свою вину, и то, чем он сегодня обладает, это его честно приобретенная собственность. Сначала я предполагал, что он в свое время отложил кое-что от своих мошеннических операций, но потом убедился, что это не так. Одна из теток, ничего не знавшая о его махинациях, оставила ему значительное наследство.

Молли порывисто вздохнула, и ее устремленные на Сократа сияющие глаза выдали, что прошлому своего отца она придает гораздо меньше значения, чем тому факту, что он ее отец.

— Ваш отец, — продолжал Сократ, — осужденный под чужим именем, не отважился писать своей жене. И вот тут-то Мендель, влюбленный в красавицу, стал настойчиво домогаться ее взаимности. Он убедил ее, что муж умер и даже представил ей фальшивую справку о его смерти.

— Вот почему он меня так ненавидел, — вставила Молли. — Потому что я дочь человека, которого он обманул и обокрал.

— Я тоже так думаю. Во всяком случае Мендель работал днем и ночью, только чтобы выяснить и раскрыть что-нибудь предосудительное в прошлом вашего отца. Он все же нашел один его проступок, который, честно говоря, уже был искуплен прошлым наказанием. Но Мендель не успокоился до тех пор, пока вашего отца не осудили на дополнительный срок наказания.

Теперь я перехожу к Бобу Штейну. Приблизительно лет двадцать назад Мендель и он решили выйти в отставку Оба считались зажиточными людьми, потому что в то время с успехом играли на бирже. Правда, связь с пользующимися дурной славой маклерами принесла им выговор от руководства Скотленд-Ярда. Оба приобрели имения в Хиндхедс, по соседству друг с другом. Они навещали друг друга и были добрыми друзьями. Но постепенно, по каким-то причинам, один начал бояться другого. Семь лет назад Мендель первым провел сигнализацию, вмонтировал электрические дверные запоры в дверях своего дома. И вскоре Штейн последовал его примеру и принял такие же меры предосторожности. Кризис еще больше обострился, когда Штейн стал набожным.

Вам могло показаться, что намерения Штейна произнести речь на религиозном митинге в Гольдаминго не имели никакого значения, а между тем это усилило страхи Менделя, и он решил убить Штейна при первом же удобном случае.

— Это ты должен нам разъяснить, Сок, — сказал Лексингтон.

— На этих религиозных сборищах существует обычай, чтобы кто-либо из присутствующих публично исповедался в своих грехах. Есть такая форма религиозной экзальтации, при которой раскаявшиеся грешники с какой-то почти сладострастной радостью каются, и мысль, что Боб Штейн может выдать их общую тайну, приводила Менделя в ужас. Я лично убежден, что Штейн ничего подобного и не собирался делать, он только подчеркивал свои религиозные наклонности, чтобы разжечь опасения Менделя. Приглашение Менделя поразило меня еще тем, что он по складу своего характера не очень расположен к малознакомым людям. Теперь я, конечно, понял мотив, побудивший к этому. Я своим присутствием должен был обеспечить ему безупречное алиби. Если бы я как свидетель показал перед судом, что Менделя даже в кровать были вынуждены заносить на руках, кто мог бы заподозрить его в убийстве Боба Штейна?

— Убийство? Действительно он его планировал? — спросил совершенно пораженный Велдон.

Сократ кивнул.

— Два человека, знающие азбуку Морзе, разработали систему, чтобы объясняться друг с другом в экстренных случаях. Они пользовались при этом окнами белой виллы, которые были отчетливо видны как из «Принценгофа», так и из «Фальдфрицена», и каждый вечер в определенный час ожидали какого-нибудь сообщения.

После того как Мендель назначил ночь на третье июня для убийства, он, естественно, придавал особое значение моему присутствию в этом доме. Он просил меня телеграфировать, если что-нибудь помешает в последний момент приехать к нему, и был, как позже рассказала Молли, очень рад, что мы с Лексом приехали вовремя. Он также спрашивал у нее, не было ли от меня телеграммы…

Уже задолго до нашего приезда он стал жаловаться на ужасные приступы ревматизма, которые, по его словам, не позволяли ему ходить без посторонней помощи, и болезнь достигла апогея в день нашего приезда.

Вечером Штейн получил срочное приглашение прийти к трем дубам. Мендель покинул дом, вероятно, сразу же после ухода Молли, так как она видела кого-то кравшегося в кустах. Он пропустил ее мимо себя, взобрался на дерево и улегся во всю длину на толстом суку, простиравшимся поперек тропинки, по которой обязательно должен был идти Штейн. Мендель собирался накинуть ему петлю на шею и подтянуть кверху.

Как доказывает найденный в его кармане колокольчик, он хотел связать по рукам и ногам повешенного и затем спокойно ожидать его кончины. Хитрый план. Когда он затем снял бы колокольчик с мертвеца, весь мир бы считал это самоубийством, и чтобы все выглядело более правдоподобным, он заранее всем рассказывал, в том числе и инспектору Маллету, о несколько странном отношении Штейна к религии. Но и Штейн был начеку. Он пришел с заряженным пистолетом в руках. Петля, должно быть, промахнулась или запоздала, и когда он поднял голову и увидел над суком лицо, то выстрелил вверх. Мендель был убит наповал, без агонии, он не успел сделать ни одного движения, так что его тело не потеряло равновесия. Штейн поднял упавшую веревку, перебросил ее через тело и поспешил домой, где он, чтобы избежать и тени подозрения, симулировал нападение на самого себя. Он сам себя связал, и как человек, обладающий хорошими крепкими зубами, отлично справился с этим делом. К его несчастью, во время этой процедуры ему в рот попал кусок пакли, который он потом выплюнул и…

— Ты нашел это на его подушке? — воскликнул Лексингтон.

— Совершенно верно. Но вот что еще его погубило: Джефри, в поисках человека, который напугал Молли, видел его. И как только Штейн узнал об этом, о расследованиях Джефри, о показаниях Гритта, когда он, взволнованный и возбужденный, пришел домой, ему стало ясно, что он обязан убрать со своей дороги Джефри. Каким образом он заманил его к трем дубам, мне пока еще не ясно, но этому, пожалуй, можно найти простое объяснение. Все остальное вы знаете.

Молли вся дрожала от ужаса.

— Может быть, он просто сумасшедший?

— Я не думаю, — ответил Сократ, — Штейн весьма умный человек, которого мне даже жалко. Несомненно, что Менделя он убил в порядке самообороны, хотя доказать это стоило бы ему сейчас большого труда.

— А сумасшедший хохот? — спросила Молли.

— Это был просто умно придуманный ход. О нет, Штейн не сумасшедший, наоборот. Он так осторожен, что даже съездил на север Англии, чтобы купить галоши, которые надел в ночь убийства.

— И которые оставил там, так как они мешали ему, когда он удирал через кусты, — добавил Велдон.

— Ну вот и все. А теперь, Молли, вы должны сообщить нам все, что знаете о скелете, — закончил Сократ.

Она рассказала в своих планах бегства и обнаруженной находке.

— Итак, в подвале, — задумчиво сказал Сократ. — Я предполагал, что это должно было находиться в саду и поэтому поручил одному человеку внимательно осмотреть в ближайшие дни весь сад. Пойдем, Лекс, я должен обязательно взглянуть на него.

Вооруженные керосиновой лампой, они спустились вниз и пошли, не останавливаясь и не осматривая закоулки, прямо к описанной Молли стене во втором отсеке подвала. Сократ поставил лампу на пол и опустился на колени перед отверстием.

— Видит Бог, ужасное зрелище, — сказал он.

Проникнув в нишу, осветил скелет, повернул череп и показал трещину на нем.

— Сюда ударила пуля, а вот здесь, — он пощупал пыль, остатки негашеной извести. Нужно немного осмотреться, стена производит впечатление, что ее возводил кто-то определенно знакомый с инструментом. — Он медленно поднял лампу и в тот же миг швырнул ее на пол. У входа мелькнула вспышка выстрела, на который Сократ, лежа плашмя, тоже ответил выстрелом. Он выстрелил еще дважды, после чего услышал стон и спотыкающиеся шаги.

— Что случилось? — прозвучал сверху голос Молли.

— Бегите прочь! — закричал Сократ. — Бегите в свою комнату и запритесь! Скорее!

Он осторожно подполз к двери, соединяющей оба отсека подвала; это была мудрая предосторожность, потому что со стороны лестницы снова просвистела пуля, и так близко от его лица, что он ощутил ветерок.

Прежде чем затихли у входа шаги Штейна, Сократ поднялся с пола и стремительно бросился наверх по лестнице. По дороге он на бегу снял пиджак и швырнул его в угол. Выстрел последовал в ту же секунду, и пуля пронзила брошенный пиджак. Штейн, стоя на лестнице, на полпути к первому этажу, блокировал выход из подвала. Внезапно обстановка резко изменилась. Дверь дома распахнулась, и вслед за этим прогремели новые выстрелы. Кем бы ни был новый пришелец, он избежал града пуль, потому что Сократ услышал хлопанье дверей в столовой, куда забежал незнакомец. Теперь ничего не было слышно, кроме прерывистого дыхания Боба Штейна, столь отчетливого, что Сократ дважды выстрелил на этот звук. Заскрипели ступеньки лестницы… Штейн, вероятно, достиг коридора.

Наконец Сократ счел возможным ринуться к прихожей, куда он вбежал одновременно с новым пришельцем. Это был Джефри. Идти наверх означало верную смерть, так как Штейн, укрывшийся за перилами лестницы, контролировал каждую ее ступеньку. Теперь они услышали, что он стучит в дверь напротив комнаты Молли.

— Выходите, — рычал он.

— Уходите прочь, сэр. Или вы еще недостаточно натворили бед? — Это был голос миссис Барк, которая рискнула выглянуть из своей комнаты.

Раздался выстрел и звук падения тяжелого тела. Миссис Барк как свидетельница в процессе против Штейна выбыла из игры.

— Выходите наружу, — продолжал рычать преступник.

Дверь под его ударами затрещала и вдруг рухнула. Раздался крик, полный смертельного ужаса…

И тогда наверх, перепрыгивая через две ступеньки, взлетел Лексингтон. Пистолет Штейна дважды изверг свой смертоносный свинец, но Лексингтон был уже на нем… Переплетясь руками и ногами, они покатились вниз по ступенькам, но вдруг руки Штейна ослабели и бессильно повисли.

Сократ поднял своего брата и нагнулся над умирающим.

Тот с трудом поднял веки, увидел лицо Сократа и… улыбнулся. Его губы задвигались. И тогда Сократ с удивлением услышал последние предсмертные слова человека, который, зная, что скоро предстанет перед судом Всевышнего, повторил формулу клятвы.

— Я клянусь перед лицом Всемогущего Бога…

Его бормотание замерло. Бессильно отвернув в сторону голову, Боб Штейн умер.

Было уже поздно, когда Сократ покинул дом, под крышей которого лежали два покрытых одеялами трупа. Молли он отослал немедленно после перестрелки в Лондон в сопровождении Джефри и своего брата. Франк Велдон уже лежал в больнице, так как его рана оказалась серьезной.

Поручив дом вместе со скелетом шефу Девонширской полиции, Сократ в Эксетере сел на скорый поезд, идущий в Лондон, и уже в десять часов был снова окружен близкими людьми.

— Нет, спасибо, я ел в поезде, — отразил он нападение старого Септимуса, который хотел немедленно накормить его. Затем он обратился к Джефри: — К сожалению, вы поздно пришли.

— Я должен был приехать поездом, а вы сами знаете, что железнодорожное сообщение с Акбуртоном крайне неудовлетворительное. К счастью, дверь в доме была открыта.

— Но как вы попали в сад? — спросил Сократ.

— Я взобрался на стену. Прыжок вниз в моем возрасте, конечно, был сопряжен с некоторым риском…

Сократ вздохнул.

— Ну, теперь это все позади.

— Ты жалеешь об этом? — спросил Лексингтон, и брат утвердительно кивнул головой.

— Такой интересный случай, и так быстро наступил конец… Сегодня десятое июня, значит, прошла всего неделя со дня нашего приезда в Хиндхед… Теперь, мистер Джефри, — он улыбнулся счастливому отцу, который не выпускал руку Молли, — вы должны ознакомить нас с этим…

— С чем?

— С отчетом Джона Менделя, который вы взяли в павильоне…

Смущенное лицо Джефри вдруг просветлело.

— Ах, вот о чем вы говорите.

Он вытащил из нагрудного кармана пачку сложенных листов бумаги и протянул ее Сократу.

— Это интересно? — спросил Сократ. — Проливает ли это свет на убийство в «Луже на болоте».

— Там не было никакого убийства, это самое необычайное во всей этой истории.

— Так, так. Молли и Лексингтон уже ознакомились с этой рукописью?

— Нет.

— В таком случае я ее прочту вслух.

Сократ бегло перелистал страницы и при взгляде на последнюю высоко поднял брови от удивления.

— Мистер Смит! — крикнула Молли и тут же поправилась: — Сократ! Никогда нельзя заранее предупреждать о конце.

Он улыбнулся.

— Так всегда делают читатели романов. — И, надев на нос пенсне, он приступил к чтению документа.

Глава 24

«Я написал этот отчет, имея в виду те обстоятельства которые возникли против меня. Обвинения может выдвинуть после моей смерти мой бывший коллега Роберт Штейн.

Мы с ним одновременно поступили на полицейскую службу, на одинаковые должности, и оба достигли повышения в отделе криминалистики Скотленд-Ярда. Так как мы оба были честолюбивы, то не останавливались ни перед чем, чтобы достичь славы и поймать преступника. Этот пункт я должен особо подчеркнуть, потому что позже Штейн упрекал меня в том, что я был самым бессовестным полицейским Скотленд-Ярда. Фактически то же самое можно было сказать и о нем. Спустя несколько лет после нашего перехода в отдел криминалистики, мы стали контактировать с различными биржевыми дельцами, далеко не безупречными в своих деловых махинациях. Правда, вначале мы не имели об этом никакого представления, так как думали, что наше служебное положение должно защищать нас от мошенников.

Благодаря всему этому на протяжении двенадцати месяцев мы все больше и больше влезали в долги, и в конце концов были обязаны выплатить пять тысяч фунтов стерлингов — ситуация очень щекотливая, так как наша неплатежеспособность неизбежно привела бы нас к бесславному увольнению со службы. Если бы шеф нашего отдела, человек очень суровых и строгих правил, вообще узнал бы, что мы имеем бело с биржевыми дельцами, да к тому же еще пользующимися дурной славой, он давно бы принял соответствующие меры. Наши кредиторы торопили нас с выплатой задолженности, и наше положение казалось безнадежным, когда мы вдруг получили приказ найти и арестовать Эмиля Деверу, кассира Лионского банка, который бежал с тридцатью миллионами франков. Было известно, что он находился в Англии; как сообщил один из клиентов Лионского банка полиции, он видел его на Виктория-стрит. Кроме того, было известно, что он заранее подготовил на случай своего бегства убежище. Кроме одной фотографии, которою нам дала одна из его знакомых, мы не располагали никакой информацией, задание было не из легких, и успех его был весьма сомнителен.

Однажды вечером мы сидели в ресторане в районе Сохо и говорили о нашем отчаянном финансовом положении. Внезапно Штейн повернулся и стал с пристальным вниманием разглядывать человека, покидающего в это время ресторан.

— Это, должно быть, и есть Деверу, — прошептал он мне.

Мы быстро расплатились и выбежали на улицу, увидев, как наш незнакомец уехал на автомобиле. Мы бросились за ним на такси, но среди множеств машин потеряли его. Судя по направлению, куда он ехал, можно было предположить, что направляется на Паддинггонский вокзал, и мы решили поехать туда же.

Когда мы прибыли на вокзал, от платформы как раз тронулся «западный» экспресс, и в одном из вагонов, в окне, я увидел человека, который, как мы думали, был Деверу. Если бы мы были в этом полностью уверены, то приказали бы задержать поезд еще в Лондоне, но такой уверенности не было, и мы довольствовались лишь обследованием багажа в камере хранения, где разыскали человека, который отправлял его чемоданы. Оба чемодана были отправлены в Акбуртон. На следующее утро мы со Штейном выехали в Девоншир, все наши издержки по поимке Деверу оплачивал Лионский банк. Был сильный мороз. Штейн всю дорогу ругался. В Акбуртоне мы установили, что человек, похожий на нашего незнакомца, выехал днем раньше в какой-то дом, стоящий по дороге в Ньютон-Аббат, на двуколке.

Дальнейшее расследование показало, что речь шла именно о человеке, интересующем нас. Он был, как гласила информация, французом, три года назад купил земельный участок, вложил в него очень много денег, возведя вокруг очень высокую стену. Вероятно, он хотел надежно отгородиться от всего света, но не предполагал, что этой необычной постройкой привлечет всеобщее внимание. Некоторое время эта стена представлялась жителям Акбуртона каким-то чудом, но потом городок свыкся с этим и перестал интересоваться ею, а также и чудаком-французом. Для нас же эта стена была большим препятствием. Конечно, мы могли привлечь к этому делу местную полицию, но делить с ними выделенную Лионским банком премию за поимку мы не хотели.

Холодный норд-вест, перемешанный ледяной крупой, дул нам в лицо, когда мы 27 февраля прибыли к «Луже на болоте». Чтобы не привлекать внимания, отправились туда пешком. Это был весьма утомительный поход. И вот перед нами появилась мрачная постройка, отрезанная от всего мира высоченной стеной.

Стена эта в самом деле была очень высока, а ворота такие толстые и тяжелые, что могли противостоять применению любой силы.

Итак, перелезть… Стоя на плечах Штейна, я с трудом доставал до края стены. Боб Штейн подсунул ладони под подошвы моих ног, и я с большим трудом достиг верхушки стены. Попытка втянуть его не удалась, так как мои руки не могли даже дотянуться до него. Мы выбрали для штурма стену с противоположной стороны от ворот, и я очутился с тыльной стороны дома, из трубы которого вилось легкое облачко дыма. Прыжок со стороны прошел для меня благополучно. Я осторожно прокрался к воротам, в которых, к счастью, торчал ключ, и впустил Штейна. К нашему удивлению, дверь в доме была только прикрыта. Когда мы тихо вошли в неосвещенную прихожую, из комнаты напротив до нас донесся стук тарелок. С силой распахнув дверь, я переступил порог. За столом сидел человек. Он курил длинную тонкую сигару, которую при нашем появлении положил на край стола и слегка приподнялся на стуле.

— Я арестую вас, Деверу, — сказал я по-французски, — по поводу растраты и кражи.

Едва я успел произнести эти слова, как раздался выстрел: Деверу с окровавленным лицом упал на край стола и, прежде чем мы успели его подхватить, сполз на пол. Только теперь я увидел, что весь стол покрыт пачками французских банкнот. Штейн увидел револьвер раньше меня и с проклятиями прыгнул вперед, чтобы оттолкнуть в сторону руку француза. Теперь он ругался вовсю, потому что для служащего полиции непростительно, когда человек, которого он арестовывает, кончает жизнь самоубийством у него на глазах.

— Проклятие, — рычал Штейн. — Он скончался.

Затем он заметил банкноты, взял одну из пачек, которая была забрызгана кровью покойника, и положил ее обратно на стол.

Он долго и пристально смотрел на ассигнации… наконец поднял глаза; наши взгляды встретились.

— Джон, — медленно начал он, — Джон, тут лежит почти миллион фунтов. Никто не знает, что мы отправились в «Лужу на болоте», а что касается Деверу, то никто им больше не будет интересоваться.

Мы уселись за стол, чтобы обсудить это дело. Потом обыскали весь дом, и два оставленных рабочими мешка с известью навели меня на мысль. Мы решили спрятать труп Деверу и не говорить о нем, тем более о его самоубийстве. Сначала мы подумали о саде, но зарытые предметы очень часто обнаруживают, и при случае они могут сыграть злую шутку. Тогда Штейн предложил подвал. Нам помог счастливый случай. Когда мы выстукивали стены, одно место показалось пустым, так что мы сначала даже подумали, что имеем дело с подземным ходом. При ломке каменной стены обнаружилась ниша, которую каменщики просто забыли заполнить.

Это была тяжелая задача — раздеть Деверу и засунуть его туда.

После того как мы высыпали на него известь и облили водой, у нас ушел целый день, чтобы снова замуровать отверстие. К вечеру работа была закончена. Деверу исчез в своей вечной могиле из белой извести. Теперь оставалось сжечь его платье, белье и личные вещи, что мы и проделали в ту же ночь в кухонной плите и камине. Штейн также настоял на том, чтобы мы сожгли и пачку денег, на которой были следы крови. Мне было тяжело видеть, как в огне исчезает целое состояние, но думаю, что Штейн был прав. На следующее утро Штейн отправился в Ньютон-Аббат, где нанял лошадь с повозкой, и окольным путем подъехал к воротам. Как только я услышал его свист, который означал, что никакой опасности нет, я вышел и запер ворота на ключ. Он доставил меня на вокзал в Ньютон-Аббат, в то время как сам вернулся в Акбутон. Днем позже мы встретились в Кардифе и состряпали сообщение, что 27 февраля мы обыскали и обследовали гавань на Валлийском побережье. Возвратившись в Лондон, мы доложили о нашей неудаче: о бегстве Деверу в Южную Америку. Под предлогом такой неудачи на сыскном поприще мы решили посвятить себя исключительно биржевым делам, и год спустя вышли в отставку, этим одновременно дали понять всему свету о нашей состоятельности и зажиточности.»

— Все, — сказал Сократ, снимая пенсне. — Ни слова о страхе, который ему внушал Штейн. И все же установлено; оба в течение многих лет дрожали со страха, что один мог продать другого.

— Теперь я знаю, что должна делать, — сказала Молли. — Само собой разумеется, что я ни под каким предлогом не трону денег мистера Менделя.

— Правильно, дитя мое, — похвалил ее Сократ. — Состояние его, а также и Штейна, принадлежит не им, и должно поступить в распоряжение Лионского банка. Что делать? Лекс имеет кое-что…

— Так же, как и будущий тесть Лексингтона, — перебил его Джефри.

Взоры влюбленных встретились. Девушка опустила глаза и покраснела.

— К чему нам деньги? — презрительно сказал Лекс, и Молли согласно кивнула.