Михаил Успенский
      "Кого за смертью посылать"
      ("Там, где нас нет" #3)
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      - Дело будет так, - начал я. - Вы будете счастливы, но однажды, путешествуя под водой, наткнетесь на лысого мужчину, сидящего среди водорослей. Вы подумаете, что это водяной царь, но он заговорит с вами по-русски. Вам покажется, что вы поняли, о чем он говорит, но через некоторое время вы, к своему великому ужасу, поймете, что ошиблись.
      Рекс Стаут
      Хорошо тому, кто умеет всю долгую многоборскую зиму проспать в берлоге, в дупле, в норе под корнями. Неплохо ему! Никакой заботушки о дровах, о припасах, о возможных гостях, а главное - не коснется его зимняя скука, когда со двора выйти невозможно по причине метели, и приходится сидеть в душной натопленной избе с дурной головой и выслушивать в сотый раз надоевшие байки от домочадцев или нечаянных пришлых людей. Издалека-то ведь не придут, новостей не доставят!
      Зато весной засоне придется туговато: пробудится голодным и злым, а лягушкам, змеям да ящеркам еще и оттаивать предстоит - дело довольно болезненное. Тут человек по сравнению с десной тварью и нежитью в выигрыше окажется.
      Лучше всех, конечно, устроились подводные жители. Душновато им подо льдом, понятное дело, зато пребываешь в полусонном виде, когда никто никого почти не ест.
      ...Для водяного Мутилы всякая весна начиналась одинаково. Когда лед у берегов становился все тоньше, а озеро Гремучий Вир прибывало от многочисленных ручьев, ему снился один и тот же сон: будто бы на берегу стоит на коленях древний старик и зовет хриплым, рыдающим голосом:
      - Ихтиандр! Ихтиандр! Сын мой!
      Кто такой Ихтиандр, Мутило знать не знал, но крики эти спросонья полагал относящимися к себе. Он вскакивал с лежанки, отбрасывал одеяло, сшитое из драгоценного, по причине редкости, рыбьего меха, выскакивал из подводного своего жилища и устремлялся вверх, к солнцу и небу. При этом он изо всех сил врезался в недотаявший лед, и, если бы не тугие рожки, непременно расколотил бы себе голову. Грязно человскаясь (это ведь только люди чертыхаются, а черти, наоборот, человекаются), он осматривал окрестности своих владений, никакого старика не находил, обиженно взвизгивал и нырял к себе на дно, где со злости пинками пробуждал своих немногочисленных слуг - русалку да утопленника.
      Но на этот раз водяной черт решил схитрить: пусть проклятый мнимый старик хоть заорется про своего Ихтиандра - Мутило и пальцем не пошевелит, покуда зеркало озера не освободится ото льда.
      - Ихтиандр! Ихтиандр! Где ты там, в печенку, в жабры, в рыбий пузырь тебя!
      Дороги просохли, а ты все дрыхнешь! Гостя встречай! - доносилось сверху.
      Голос был вовсе не старческий. Мутило вздохнул, выскользнул из-под одеяла, прошлепал плоскими широкими ступнями по холодным половицам, отворил дверь и осторожно вышел.
      Озеро действительно очистилось - так, редкие льдинки упорствовали еще, но на них можно было не обращать внимания. Мутило крякнул, присел, оттолкнулся от придонного плотно слежавшегося ила и помчался вверх, яростно помогая себе руками, ногами и даже хвостом.
      Да, немного плавало льдин, но водяному и одной хватило, поскольку опять он ударился рогами в кусок замерзшей воды, расколол его и зажмурился от яркого света.
      А когда разожмурился, то увидел, что снова нет на берегу никакого старика.
      Вместо старика на прогнивших мостках стоял здоровенный детина в алом княжеском плаще и орал:
      - Ты бы еще до Купального дня провалялся! Лесной хозяин уже весь в трудах, а у тебя скоро и раки последние расползутся!
      От удара в Мутилиной голове окончательно прояснело.
      - Жихарь! - воскликнул он. - Княже многоборский! Чего так рано нынче-то? То ли в кости не с кем сыграть?
      Водяной быстро достиг мостков и вскарабкался на них.
      Князь Жихарь подхватил его, как малое дитя, своими ручищами и поставил себе пред светлые очи.
      - Душа горит, - сказал он. - Мочи нет!
      - Да, без души-то нашему брату спокойнее, - согласился Мутило.
      Князь не побрезговал с ним облобызаться, распахнул полу плаща и показал водяному здоровенную бутыль. Мутило присвистнул.
      - Надо же, как тебя допекло, - сказал он. - С какой радости?
      - Невместно князю с подданными горькую пить, - вздохнул Жихарь. - Да и от княгини подальше, а то опять начнет... Веришь ли, всю-то зимушку - ни чарки, ни ковша, ни капельки. Среди ночи, бывало, проснешься - а она заговор нашептывает: "Звезды вы ясные, сойдите в чашу брачную, а в моей чаше вода из заторного студенца. Месяц ты красный, сойди в мою клеть, а в моей клети ни дна, ни покрышки. Солнышко ты привольное, взойди на мой двор, а на моем дворе ни людей, ни зверей. Звезды, уймите супруга моего от вина; месяц, отврати милого от вина; солнышко, усмири ясного от вина. Слово мое крепко!" Видишь, наизусть вызубрил!
      - Невыносимо, - сказал Мутило. - Ну, где пировать будем - у меня или прямо тут?
      - Боюсь, не полинял бы плащ, - сказал Жихарь. - Пойдем в развалюху, я уж там все приготовил...
      И они прошли в дряхлую рыбачью избушку, давным-давно стоящую без двери и с выломанными ставнями. В избе Жихарь успел кое-как подмести и расчистить столешницу. На ней стояли две чарки - серебряная и деревянная, для водяного - поскольку нежить серебра не любит пуще железа. Такая забота умилила Мутилу.
      - А где же свита твоя? - спросил он, мостясь на лавку.
      - Там, в логу оставил, - сказал Жихарь, доставая из мешка домашние постряпушки. - Сказал им так: мол, опять к печальным этим берегам меня влечет неведомая сила. Тому нечего стыдиться, кому дома не сидится!
      С этими словами князь вытащил зубами пробку и разлил зелено вино по чаркам.
      - Со свиданьицем! - провозгласили оба враз и выпили. Крупное личико у князя сразу сделалось красное, как всегда бывает у давно не угощавшихся людей, а у водяника наоборот - пуще позеленело.
      Воротившиеся из разных теплых краев птицы наперебой рассказывали друг дружке, где были да что видели. Солнце припекало по-летнему. А комарам и мухам было еще рано жить.
      - Три года не виделись, - сказал Мутило. - С самой свадьбы твоей...
      Да уж, богатырь постарался созвать на свадьбу всех, кто помогал ему в странствиях. Демон Костяные Уши чуть крылья до самых плеч не изработал, пока разносил приглашения. Сам же Мутило прибыл в Столенград весьма торжественно, в расписной телеге, позаимствованной ради такого случая у Речного царя, сидел при этом в новенькой дубовой кадушке, а русалка его стояла на хвосте, размахивала вожжами и громко свистела. В этой же кадушке водяного и восвояси увозили, чуть тепленького...
      Сразу же, не откладывая, выпили по второй, заели пирогами.
      - Каково княжествовать? - спросил Мутило. - Сладко ли?
      Жихарь махнул рукой.
      - Знатьё бы - так сроду не пошел. В первую зиму кое-как замирились с кривлянами. Тесть-то мой и особенно теща названая, княгиня Апсурда, разнесли по белу свету, что княжну Карину-де силой приневолили. Хорошо, что уговорил Лю Седьмого перезимовать у меня.
      Ой, хитер мудрец, мудер хитрец! Он им и Снегового Змея показывал, и огнями цветными стращал, а слова говорил весьма ласковые да вежливые. Семивражье мы поделили по-соседски.
      - Ну и будь доволен,- сказал Мутило. - Последнее дело с родней в розни жить.
      - Потом чайнец отбыл на родину - что-то там без него не ладилось. А летом пришлось нам снова туговато: Мундук-хан со своими степняками пошел в набег.
      Пока мы мечами препоясывались да копья вострили, он уже пять деревень разграбил, не считая хуторов и заимок. Полетели мы вдогон, да степняков попробуй настигни! Но тут мой побратим Сочиняй-багатур им в потылицу ударил, прямо нам в лапы погнал. Мундук-хана удушили, завернувши в ковер, остальные к Сочиняю под руку пошли. Он теперь Сочиняй-хан! Договор с ним заключили честь по чести, да только случись в степи засуха - снова могут к нам полезть, не посмотрят и на договор... Степняки же... Не хан погонит, так голодуха...
      - Я помню одну засуху, - сказал Мутило. - Я на дне лежу, а из воды нос торчит и все остальное...
      Промочили горло, чтобы не было засухи.
      - Тебе что ж, там и поговорить не с кем? - спросил водяной.
      - А получается, что не с кем, - пригорюнился князь. - Окул Вязовый Лоб из кузни не вылезает, постоянно денег требует - из нашей-то руды не всякая сталь получается. Ругаемся до синевы. Беломор вечно своими делами занят...
      Народ на дружинников жалуется. Я им толкую: не надо бояться человека с мечом! Нет, все равно пугаются...
      - А жена?
      - А что жена? Жена есть жена... - Жихарь пуще пригорюнился.
      - Жена есть жена, - передразнил Мутило. - Надобно и за нее выпить... Э, самое-то главное не сказал: детки-то пошли у вас?
      - Две дочки, - ответил Жихарь. - Нынче сына ждем. Непременно будет сын, все бабки говорят. Она у меня и разумница, и обращение знает, и понятия всякие, только ведь она природная княжна, а я...
      - Нашел о чем печалиться, - хмыкнул Мутило. - Слава о тебе и под водой идет, до морей уже добежала.
      - Слава - не родословие, - сказал Жихарь. - Она, Карина моя, то ничего, а то как возрыдает! Ищи, говорит, корни свои, иначе наследник безродный появится, настоящие князья у него живо отнимут вотчину!
      - Глупости какие, - скривился Мутило. - Как это вы, люди, любите сами себе жизнь усложнять! Это бабские причуды - ведь и рыба с икрой, бывает, чудесит. Жен-то воспитывать надо - что на суше, что в омуте. Вон по моей русалке разве что печка не ходила, да и то потому, что не положено под водой печи складывать. Зато теперь по одной половице плавает. А сперва-то как причитывала: кабы не ты, изверг, говорит, была бы я теперь прекрасной ундиной в Бонжурии! Врешь, отвечаю: кабы не я, ты бы сейчас на Туманном Острове в холодном Несс-озере страшилой работала! Ей и возразить нечего...
      - Богатырям женщин бить не полагается, - сказал Жихарь. - А князьям тем более. Мы ведь не мужики сиволапые!
      - Вон ты как заговорил, - хихикнул Мутило. - А откуда же взялась поговорка:
      "Князьями не рождаются - князьями становятся"?
      - Становятся, это верно, - ответил Жихарь. - У князей ведь и ум устроен не как у прочих людей. Сам в себе замечаю перемены великие! Едешь, бывало, вдоль рубежа, глянешь направо, на родное Многоборье, и думаешь: "Это мое".
      Глянешь налево, на соседскую землю, и вдругорядь мыслишь: "А ведь и то, если вдуматься, - мое же!" И страшно становится, и глядишь на себя, как на чужого человека, к тому же противненького... Блин поминальный, да как тяжело-то! Одна надежда - что сын вдруг возьмет и возмужает в один день. У меня такое уже бывало. Тогда сложу я с себя знаки власти, посажу его на престол, а сам поеду подвигов искать... Веришь ли - недели для себя не выкроишь! Ну, давай, за княгиню, за дочерей...
      Они еще раз подняли чарки, опростали их и оба задумались.
      - Хорошо, когда только сам за себя и отвечаешь, - продолжил богатырь свои страдания. - А тут об каждом думай! Это какую же голову иметь надо!
      Чей-нибудь дитенок в яму сверзится - дура-мать не досмотрит - а ты мучаешься, словно сам виноват...
      - Это оттого, что у людей в нагрузку к душе еще и совесть прилагается, - наставительно сказал Мутило. - То ли дело нам! Не хватало мне еще всякую икринку обихаживать, в улиткины заботы вникать! Конечно, когда среди рыбы замор начинается, надо что-то делать, так это же в редких случаях...
      Чувствую, что не боятся тебя - отсюда и все беды.
      - Я не Гога с Магогой, чтобы от меня людям шарахаться, - сказал Жихарь и чуть не заплакал.
      - Ладно, что-нибудь придумаем. Будь проще - и люди к тебе потянутся! важно сказал водяной черт, словно век занимался княжескими делами. - Как там Демон существует? Оклемался или нет?
      Жихарь невольно расхохотался и даже утешился. На свадьбе Демон Костяные Уши, как старший по возрасту (свету белому ровесник), назначен был тысяцким; побратимы же новоиспеченного князя пребывали в звании простых сватов и дружек. От такой чести Демон возгордился неслыханно и взмыл в небо, да так высоко, что достиг областей, где всякий воздух кончается и начинается вечный мороз. Там Демон мигом застыл в ледышку и рухнул вниз, где ему суждено было разбиться на мелкие кусочки. Но гуляли, к счастью, не в княжеских палатах, а на берегу пруда - чтобы было где остужать хмельные головы. Демон туда и ухнул, а Мутило кинулся доставать. К вечеру тысяцкий оттаял, пришел в себя, но стал малость заговариваться, а демонята, уже приспособившиеся к почтовой службе, жаловались потом, что, мол, папаша стали какой-то отмороженный.
      - Оклемался, - сказал Жихарь. - Только во время разговора пальцы врастопыр держит, - и показал, как именно держит нынче пальцы Демон Костяные Уши.
      Выпили и за отмороженного. Водяник навалился на людскую стряпню - после зимней спячки все равно чем брюхо набивать.
      - Может, пару утушек изловить да зажарить? - предложил Мутило, видя, сколь быстро изводится закуска.
      - Не вздумай! - нахмурился рыжий князь. - Они сейчас гнезда вьют, я всякую охоту на это время запретил...
      - Это ты своим запретил, - сказал Мутило. - А щуке попробуй запрети! Она такой визг подымет! У меня, гляди, вон какой рубец остался!
      - Не боятся они тебя, - подковырнул Жихарь. - А ведь Гремучий Вир на моей земле - стало быть, и законы мои...
      - Под водой живут не законом, но обычаем, - заметил водяник. - Ладно, это все пустословие, давай про родословие. Всякий князь, известное дело, свой род к богам возводит. Вот и про тебя века через два-три сочинят, что, мол, Перуну внучек, Яриле сыночек...
      - Уже сочиняют, - нахмурился Жихарь. - Дескать, дочка мельника из-за меня здесь утопилась, а сам мельник одичал с тоски и превратился в ворона здешних мест...
      Мутило хлестко всплеснул перепончатыми лапами:
      - Ну люди! Ну ума у них! Откуда же на озере взяться мельнице с мельником!
      Это же не запруда! Однако терпи, раз героем стал. Еще и не такое про себя услышишь... Если доживешь до беззубых лет... Высоко залетел, надо быть скромнее. Вот мне по молодости, помнится, предлагали одно озерко далеко-далеко на восходе. Там не озеро, а целое пресное море, по нему в бурю и волны морские ходят. Так я отказался.
      - А чего так?
      - Волны, говорю, ходят в бурю человек знает какие и рыбацкие лодки переворачивают в холодающую воду. Утопленников полно. А я здесь и с одним-то замучился каждый день ему заделье придумывать, чтобы глаза мне не мозолил. Там же таких целая ватага. Ну, мой-то старательный, скоро будет на чин водяного испытание держать, найдут и ему водоем...
      - Постой, постой! Так водяники, выходит... Вон как! Чего же про тебя говорили, что ты полукровка, ведьмин сын?
      - Люди говорили, - уточнил Мутило. - Люди. Вы вечно все переврете... Сам ведь такой же... Брехло, хоть и князь... Не может у водяника с человеческой бабой, даже и с ведьмой, быть потомства.
      - Это верно, - согласился Жихарь и потряс бутылью, словно от этой тряски зелена вина могло прибавиться. - Все мы врем и подвираем, а правду только вино и способно выгнать на свет. Ведь и меня не ведьма поедучая в печку пихала, а простая старушка. Квелый да чахлый был я во младенчестве, вот она меня из разбойничьей избы забрала и к себе принесла лечить, а я по глупости на весь лес орал: "Кот и Дрозд, спасите меня!" Бабка меня обмазала тестом и сунула на лопате в печь - чтобы, значит, дошел до полной силы... После этого полагается дитя еще поганым корытом накрыть, а потом из-под корыта достать, будто бы заново народившегося. Но тут прибежали Кот с Дроздом, видят такое дело, собрались бабку зарезать по обвинению в людоедстве, да она того не дожидалась: в окошко сиганула, как молодая. А потом сочинили и про ведьму, и про мои малолетние подвиги...
      - Правда и без вина вылезет, - наставительно сказал Мутило. - Меня маленького та же самая бабка сюда, на Гремучий Вир принесла от родимчика пользовать водою с лунной дорожки. А люди подумали, что топить. Базлали так, что я перепугался, со страху бабке чуть нос не откусил, затрепыхался и в воду ухнул. О чем, кстати, не жалею. На земле бы я уже давным-давно состарился и помер. А в воде и человек медленно движется, и время не скоро идет. Хорошая ведь бабушка была, ославили ее зря...
      Выпили за необоснованно ославленную бабушку. Зелено вино, употребленное в достаточном количестве, помаленьку разогнало грусть-печаль. Жихарь этим решил воспользоваться.
      - Вот еще что, - сказал он. - Просьба к тебе от всего Многоборья. За боями и трудами оскудела наша казна. Так вот, нельзя ли моим людям для поправки жизни устроить на твоем озере рыбный промысел? Просеку прорубим, проторим прямую дорогу, будем рыбу солить, коптить, торговать... Ну, тебе жертву каждую весну, как положено - лучшего коня...
      Мутило задумался. Потом показал Жихарю кулак - но не в смысле угрозы, а в смысле отказа - просто из-за перепонок водяник не может собрать пальцы в кукиш.
      - Вот тебе - промысел, - сказал он, - Знаю я ваши промыслы. Во-первых, твои ухари тут все выловят под метелочку. Сети сплетут такие, что малек не уйдет. Потом, чтобы озеру не пропадать, начнут на берегу какие-нибудь пакости делать - например, кожи дубить. И потечет в Гремучий Вир всякая дрянь, так что даже лягушки отравятся. А под конец люди и сами поселятся бани построят, отхожие места возведут, начнут стирать, лишних котят да щенят топить...
      - Не допущу! - грохнул кулаком Жихарь.
      - Ты не вечный, - возразил водяник. - А озеру еще многие века быть! Эх, отчего вы такие жадные?
      Жихарь ничего не ответил и только глядел на водяника с большим изумлением.
      Вместо придурковатого водяного черта перед ним вдруг предстал мудрый и твердый вождь маленького племени, готовый за это племя биться до последней капли зеленой крови. А он-то думал, что запросто уговорит Мутилу подмахнуть урядный договор...
      - Ну, сейчас, по весне, у вас голодуха, - смягчился Мутило. - Присылай людей с возами, с коробами - насыплем, так и быть. Соседей надо выручать. А чтобы строиться-селиться, даже не думайте. Деньги он замыслил на вольном озере зарабатывать! Хорош друг!
      Пристыженный Жихарь разлил последние капли.
      - Сам видишь, что со мной престол делает, - пожаловался он. - Весь я не в себе и себе не хозяин... Только где же денег купить?
      Мутило опять задумался, но уже над другим.
      - Утоплого, что ли, за вином сгонять... Эх! - неожиданно крикнул Мутило и даже подпрыгнул на лавке. - Размять надо кости! И тебе, князенька, необходимо развеяться! Пошли на Полелюеву Ярмарку! Давно я не ходил в люди, не красовался в торгу!
      - Вот говорят: Полелюева Ярмарка, Полелюева Ярмарка, - заметил Жихарь. - Ото всех я слышал про нее, а сам ни разу не видел. Во младости все как-то ноги не доходили, нынче дела замучили...
      ...Полелюева Ярмарка была ярмарка не простая, но чудесно обретенная. Много лет назад парнишка по прозванию Полелюй нанялся на три года в ученики к известному в те времена колдуну Орлыге. Орлыга простоватого парня до волшебных кощунов не допускал, составлению снадобий не учил, а гонял три года по хозяйству, как проклятого. Работником Полелюй оказался старательным, не вороватым по причине все той же простоватости, и Орлыга, колдун в общем-то не самый вредный, наградил его за труды расписным яйцом.
      Наказал яйцо разбить только тогда, когда работник вернется в родное село.
      Но простоватый Полелюй не утерпел и, сильно проголодавшись на обратном пути, решил кокнуть яичко на лесной поляне, где и отдыхал. И стоило яйцу разбиться, как вокруг изумленного паренька зашумела, загудела ярмарка, закрутились карусели, воздвиглись лавки и загорланили лавочные сидельцы, расхваливая свой нехитрый товар, забегали многочисленные покупатели вкупе с мелкими жуликами и крупными воротилами. Главное - никто из этого народа не удивился, очутившись вдруг в незнакомом лесу - Полелюй стоял среди пестрого и шумного торга, разинув рот...
      Если бы дело происходило в сказке, то к нему подошел бы неведомый человек и предложил свернуть ярмарку обратно в яйцо, а взамен потребовал того, что Полелюй дома не чаял. Так в сказках всегда бывает. А в жизни простоватый парнишка рот захлопнул, пораскинул мозгами и объявил народу, что кабы не он, Полелюй, то ярмарка бы продолжала томиться в скорлупе неведомо сколько, и поэтому ему, Полелюю, полагается десятая часть со всякого барыша.
      Сперва толпа хотела растерзать парня за дерзость, но потихоньку стали люди припоминать, что да, тесновато было в яйце, торговля не расширялась, перекладывали, по сути, деньги из одного кармана в другой, давненько не завозили свежего товару, и даже монеты от частого хождения по рукам давным-давно истерлись.
      Кроме того, в силу чудесных свойств расписного яйца, поляна оказалась на ничейной земле, непонятным образом раздвинув рубежи многоборских и прочих владений. Стало быть, никакому князю ничего платить не надо - ни даней, ни пошлин. Такие места по стародавнему обычаю именовали почему-то "обжорными зонами". Сам Полелюй объявлять себя князем благоразумно не стал, а согласился принять звание ярмарочного старосты, да вдруг и повел дело с таким размахом, что ярмарка его имени скоро прославилась во всех окрестных землях, не прекращаясь ни на день - кроме самых заповедных праздников...
      Выходит, правильно колдун Орлыга не учил его чародейным делам, способности у Полелюя были к другому, а до известного торгового заклинания "Товар идет - деньги ведет, деньги идут - товар ведут", он и сам природным путем додумался. Еще до того, как седая бородища выросла...
      - На ярмарку... - Жихарь задумался. - Ну... Я как-то и не собирался даже...
      И жену не предупредил... Мошна, опять же, пустая...
      - Подарок привезешь - простит, - заверил его Мутило. - И народ там всякий собирается - может, и узнаешь чего про свое родословие... Что же касается денег - будут тебе и деньги, коли исполу со мной торговать согласишься...
      - Да хоть лягушек бонжурцам продавать. Только надо бы вернуться, свиту мою оповестить, - сказал Жихарь. - А то подумают еще, что утопился я в Гремучем Виру с горя и безденежья... Я ведь из дому в больших сердцах уезжал...
      - Князь во князьях, - с вреднейшей отравой в голосе сказал Мутило. Он вышел на мостки и заорал: - Эй, господа караси! Изволите ли меня, владыку подводного, на ярмарку отпустить? Согласия вашего спрашиваю!
      Тотчас же поверхность озера покрылась множеством пятнышек: то были открытые рыбьи ротики.
      - Чего? - водяной приложил лапу к ушной дырке. - Не слышу! Молчат стало быть, согласны. Ну и человек с вами. Утоплый, за меня остаешься на хозяйстве...
      - Постой, - сказал посрамленный князь. - Полелюева Ярмарка - не ближний свет. Если бы нам туда еще затемно выйти... А то явимся к шапочному разбору.
      С этими словами богатырь повернулся лицом к лесу, приложил ко рту ладони и крикнул:
      - Калечина-Малечина, сколько часов до вечера?!
      - Целая дюжина! - откликнулся из чащи визгливый голос.
      (В тех краях, где Калечина-Малечина не водится, люди вынуждены узнавать время с помощью всяких мудрых устройств, водяных капель и мелкого песка.)
      - Всего-то? - огорчился Жихарь.
      - Не гунди, не пешком пойдем, - дерзко утешил его Мутило. - Решил я тебе полное доверие оказать...
      Водяник, несмотря на перепонки, засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Чуть не в каждой галерее Есть картина, где герой Порываясь в бой скорее, Поднял меч над головой.
      Генрих Гейне
      Кони любят, когда человек их купает, зато плавать не ахти горазды. Конечно, при нужде конная дружина реку пересечет - особенно если известны броды. А вот когда река очень широкая, или если это не река даже, а море, тут и самый дорогой и выносливый жеребец не сгодится. Попадет ему вода в уши - и все, дальше пешком иди, коли сам, конечно, выплывешь.
      Но в воде кроме рыб, раков и водяников с русалками водятся и свои водяные кони. Есть они и в реках, и в морях, и земным лошадям с ними не равняться ни в красоте, ни в резвости, ни в своенравии. Принц Яр-Тур в свое время немало порассказал Жихарю про чудеса своей страны на Туманном Острове. Там идет путник мимо реки и видит, что пасется на берегу конь королевских статей. Если путник молод и смел, он, конечно, попытается на это чудо вскочить, обратать и дальше двигаться верхом. Вскочить на себя водяной конь позволит, зато уж потом! Будет носить бедолагу долго-долго по лесным дебрям, покуда всего не растреплет о ветки да сучья, а коли не растреплет, то бросится вместе с всадником в ту же реку. Только и видали всадника!
      Водяной же конь будет ржать от злого веселья.
      Зовут этих злодеев в той стране по-разному - келпи, ракушники, аванки, брэгги, кабилл-ушти и даже эх-ушки. А в Многоборье их совсем никак не зовут - не водятся они ни в реках, ни в озерах, без них жителей хватает. И несчастий тоже.
      ...Жихарь даже дыхание где-то потерял, глядя на чудо, вышедшее из озера.
      Хорошо еще, что не было с ним в товарищах Сочиняй-хана! Степняки любят лошадей до беспамятства, и певец непременно окочурился бы от восхищения.
      Все табуны свои отдал бы Сочиняй-хан за этого жеребца, и все равно остался бы ханом...
      Масти конь был вороной, но сзелена, и временами солнце сверкало на его боках ярко, как на глади полуденного озера. Только по этой примете можно отличить водяного коня от обычного. Ну и по стати, ясное дело.
      - Ты его... это... где? - еле собрал слова Жихарь.
      - В кости выиграл, - потупился Мутило. - После твоих рук кости совсем стали счастливые. Что ж ты думал, мы дурней вас живем? У нас тоже свои ярмарки есть и прочее...
      - Он меня к себе и не подпустит, - усомнился богатырь.
      - На, - водяник сунул ему в руку мокрые ветхие ремни. - Наденешь - твой навеки.
      Жихарь, не веря нежданной удаче, подошел к водяному коню (тот лишь повел зеленым глазом) и осторожно, бережно взнуздал.
      - Признал, - хмыкнул Мутило. - Вот на нем и поедем. Ты впереди, а я за тебя уцеплюсь.
      Жихарь крепко держал уздечку, ожидая, что чудо-жеребец в любой миг может кинуться назад в озеро.
      - Неловко в княжьем-то плаще, - сказал он наконец. - Да и тебе, брат, знаешь... Зелененькому-то...
      - Сам ты зелененький, - обиделся Мутило, трижды обернулся на беспятой лапе и перекинулся в невысокого старичка в долгополом кафтане болотного цвета.
      Запахнут кафтан был на бабью сторону, а с левой полы на траву помаленьку капало.
      Водяные действительно любят побродить по торговым рядам в базарный день, а уж на ярмарках бывают непременно - на любой хоть одного да отыщешь по сырому следу. Иначе откуда бы они так хорошо знали людскую жизнь?
      - Добро, - сказал Жихарь. - Только как же мы туда без денег-то явимся? У меня с собой казны - две полушки...
      - Коня продадим и с деньгами будем, - зевнул Мутило.
      - То есть как продадим? - закричал Жихарь. - Этакую красоту продадим? У тебя, видать, все мозги водой разбавило!
      Он еще сильнее вцепился в уздечку. В кои-то веки попался подлинно богатырский конь - и сразу с ним расстаться!
      - Мы ж его без уздечки продадим, - спокойно сказал Мутило. - Потому что без уздечки не считается...
      - Значит, он, Мара, уже в Окаянии не царствует? - ахнул Жихарь.
      - Цыгана и на престоле не удержишь, - гордо ответил Мутило, словно и сам принадлежал к бродячему племени. И человек, и водяник прикованы бывают к месту жительства, поэтому они равно завидуют цыганской свободе: живет же хоть кто-то на свете по вольной волюшке! - Цепи он потихоньку перегрыз и снова теперь по лошадиной части подвизается...
      - Ну, Стрибог ему в помощь, - великодушно разрешил князь. - Только как же мы его обманем, когда он сам всех обманывает?
      - Ты, главное, уздечку снять не забудь... Жихарь вспомнил, как коварный цыган увел у них с Яр-Туром коней на полном скаку, и ожесточился. Так ему, Маре, и надо будет!
      - Все равно же только к вечеру поспеем... - сказал он.
      - Да маленько пораньше, - ответил Мутило. - Без седла удержишься?
      Богатырь побагровел и не стал отвечать на дурацкий вопрос.
      Хоть Мутило и перекинулся человеком, нос его все-таки напоминал щучье рыло.
      Этим рылом он повел по воздуху.
      - Непогода идет, - вдруг сказал он, хотя солнце палило вовсю. - И не просто непогода, а что-то похуже...
      - Может, обгоним грозу, потягаемся с Перуновыми конями? - предложил богатырь.
      - Да какая гроза, - с неожиданной тоской сказал Мутило. - Человек его побери, все-таки он своего добивается... Эх, ладно, уводи, князь, коня, кличь его Налимом, а я тут попробую отбиться...
      - От кого?
      - Уезжай, говорю, тут не про людей спор... Вот и съездил на ярмарку...
      - Да в чем дело-то?
      Вместо ответа водяник как-то жалко хлюпнул.
      - Тебе бы озеро проиграл - не жалко, - сказал он. - А ему - так даром отдай! Он же тут все до песка высосет, а потом всю мою живность где-нибудь над горами рассыплет, где и рыбы живой не видели...
      - Кто - он? - не унимался Жихарь.
      - Ты еще здесь? Скачи, хоть коня спасешь...
      - Ну уж нет, - сказал богатырь. - Тут моя земля, и я на ней всякого обязан защитить - человек ли, нет ли...
      - И далось вам всем мое озеро, - заныл Мутило. - Мало ли на свете иных озер... У рыб самый икромет...
      Стало трудно дышать даже князю, а водяник вовсе хватал воздух человеческим ртом. Зашумели вековые сосны. Послышался гул и треск.
      Богатырь вскинул голову. Выше деревьев, выворачивая их с корнями и разбрасывая по сторонам, шел мутный кривой столб с воронковидным навершием, словно огромная скособоченная бледная поганка решила прогуляться, творя свою поганкину волю. От столба даже издали несло жаром.
      - Видишь, в какой он нынче силе? - просипел водяник. - Засуха будет, он уже с неба всю воду выпил, теперь земной добирает... Уводи коня, коня сбереги хоть у себя на дворе в колодце... Конь ему на четверть глоточка...
      Вот уже хлопнулась в озеро, размахивая широкими корнями, первая сосна.
      Столб пошел вдоль берега, примеряясь, как ловчей зайти на середину Гремучего Вира.
      Убежать очень хотелось, причем как можно дальше. Жихарь закрыл глаза и стал мысленно считать пальцы на руках и ногах у себя и у других, воображаемых людей. Считал, покуда не вспомнил, что это за беда идет и как с ней предписано бороться в ученых книгах. По книгам-то выходило довольно просто, а по жизни...
      Меч здесь не годился.
      Озерное зеркало затянуло рябью, раздался отвратительный звук всасываемой влаги...
      Жихарь выхватил засапожный нож - старый, надежный, заговоренный - и с полного размаха метнул его в середину столба.
      Раздался постыдный визг, и столб сгинул, рухнув в озеро потоками украденной было воды, а вместе с водой в озеро пал некий человек и начал быстро-быстро загребать одной рукой к берегу.
      Сразу же, словно ниоткуда, налетели облака и пошел дождь.
      - Ну, теперь-то уж нам точно конец, - пообещал Мутило. - Это же Зубатый Опивец, из главных планетников...
      Планетники, несмотря на громкое имя, никакого отношения к занебесным делам не имеют. Они обретаются в тучах и устраивают на земле погоду. Или непогоду - смотря по настроению. Ссориться с ними ни один человек в здравом уме не будет, а будет выпрашивать солнышка либо дождя. Просить, конечно, принято богов - того же Перуна, Ярилу или ветреного Стрибога. Но всякий жалобщик и ходатай знает, что не главные начальники вершат дела, а их приказчики да управители. То же самое и с погодой...
      Выходят планетники из заложных мертвецов, которые еще при жизни решили доспеть себе такую беспокойную участь и договорились на этот счет в Нави, принеся кровавую жертву...
      Зубатый Опивец выбрался на берег, даже не взглянув на протянутую Жихарем руку. Рожа у него была желтая, редкобородая, глаза как два рыбьих пузыря, а по числу зубов в широкой пасти он явно стремился догнать самого Мироеда. В левом плече планетника была рана - из прорехи в длинной рубахе сочилась какая-то малоприятная жидкость, заменяющая умрунам кровь.
      - Ага, - прошептал Жихарь. - Я давно заметил, что самые страшные чудовища - это которые с человеческим лицом...
      Опивец пустил из пасти долгую водяную струю.
      - Земной порядок, значит, нарушаем, - сказал он. - Срываем горы и создаем моря... Понятно...
      - Ну ты, - сказал Мутило. - Не вяжись к человеку. Это я за свое озеро вступился...
      - Нет, - сказал богатырь. - Я на этой земле князь. За все с меня ответ.
      - Кня-язь, - насмешливо протянул планетник. - От меня императоры плачут и дочерьми откупаются, а тут кня-язь...
      - Давай перевяжу, - предложил Жихарь. - Сам посуди, как тебя было не остановить - высосал бы озеро... Высушил ручьи...
      - Кто бы говорил! - возмутился планетник. - Для меня вода - что для тебя зелено вино: сосу и тем пьян бываю. А не приходило тебе в дурную твою голову, что в вине тоже малые человечки алкалоиды живут, и в утробу к тебе лезут без всякой радости? А? Вот так же и вы для меня. Буду жаловаться Перуну, он тебя ужо громом-то шарахнет...
      - Ну, Перун-то, положим, тебе на засуху полномочий не давал, - заметил Мутило.
      - А ты почем знаешь? - взвился планетник Опивец. - Мне, может, кто поглавней Перуна... - и, как бы спохватившись, захлопнул с лязгом зубастую пасть.
      - Ась? - снова приложил лапу к ушной дырке Мутило. - Поглавней Перуна? Кто же он такой будет?
      - Это я так... к слову. Какую бы мне с человечка виру взять за урон здоровью?
      - Меч возьми, - хмуро сказал Жихарь. Он-то ожидал честного боя, а тут всякие разговоры да жалобы... Но рассеки он планетника мечом - все его собратья оскорбятся и выморят Многоборье жарой либо водой... - Или меня головой возьми, - тряхнул он кудрями.
      - Водяного коня прими, - предложил Мутило. - Давай людей сюда не впутывать.
      Все равно я его на ярмарку вел продавать...
      - Больно нужен мне твой конь, - проворчал Опивец. - Больно нужен мне твой князь... У него и дочки еще малолетние... На ярмарку собрались, говорите?
      - На ярмарку, - хором ответили князь и водяник, подобно провинившимся мальчишкам.
      - Велено мне... Тьфу ты, - поправился планетник, - решил я так: пожертвуешь мне от чистого сердца самую бесполезную покупку, тогда тебя и прощу...
      Может быть... Не будешь другой раз в пьяном виде за нож хвататься! Кто на руку резок, тот вдовец будет...
      Несмотря на недавний раздор с женой, оставаться вдовцом молодому князю никак не хотелось.
      - Да я... - сказал Жихарь. - Да я тебе - хоть что! Пряников там, платков пестрых... Княжье слово даю!
      - Невелика цена княжьему слову, сам знаешь, князья первые вероломны, ухмыльнулся Опивец. - Ты мне лучше богатырское слово дай - так надежнее!
      - Даю и богатырское! - махнул рукой Жихарь. - Самая бесполезная покупка - твоя! Куда ее тебе представить?
      - А хоть сюда же, - сказал планетник. - Я сам за ней приду в свое время.
      Он шлепнул по Жихаревой ладони горячей рукой, отряхнулся, как собака, и зашагал прямо в лес, не разбирая дороги.
      - Эй, ты куда? - окликнул Опивца водяник. Все-таки они были родня, как ни крути.
      - С Боровым есть разговор! - крикнул планетник, не оборачиваясь. - Он, сказывают, про меня обидную песню сложил...
      - За меня еще добавь! - крикнул вслед Мутило. - А то завел обычай оскорбительные песни слагать, - пояснил он Жихарю. - Даже про Морского царя! Да и своего собственного Лешего ни во что ставит этот Боровой! Один он хороший!
      Богатырь стоял в оцепенении.
      - Дешево я отделался... - сказал он наконец.
      - Как-то даже слишком дешево, - задумался Мутило. - Тут какой-то подвох...
      Надо же - самую бесполезную покупку! С каких щей он так нынче раздобрился, человек его задери?
      - Знаешь что? - сказал хитрый Жихарь. - Как приедем на Полелюеву Ярмарку, ты мне напомни, чтобы я первым делом самый черствый печатный пряник купил.
      Пущай подавится на здоровье!
      А потом снова взглянул на коня Налима - и позабыл про все на свете.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Хлеб - всему голова.
      Пословица
      Сопровождавшие Жихаря дружинники, числом трое, без всякого удовольствия услышали, что князь в них более на сегодня не нуждается, поскольку собрался по важному и секретному державному делу на ярмарку. Им предстояло нынче объясняться с княгинею, а от нее, как от всякой женщины в тягости, можно было ожидать чего угодно. Смертью, конечно, не казнит, но зато такого наслушаешься - и обыденных слов, и тех, что она в своих книжках вычитала...
      Дружинники поворчали, приняли алый плащ и позолоченный шлем и неспешно потопали по лесной тропе, ведущей на дорогу.
      Ехать на водяном коне, если он покорился седоку, не в пример приятней, чем на обычном, даже и без седла. Ведь у водяного коня нет никакой хребтины, спина мягкая, сулящая седалищу всадника большое облегчение. Словно бы несет тебя речная стремнина...
      - Так мы и вправду до вечера не доберемся, - рассердился Мутило, пристроившийся за княжеской спиной и вцепившийся лапами в широкий кожаный пояс Жихаря. - Тоже мне богатырь! Трюх-трюх, трюх-трюх... Не на водовозной кляче едешь! Смелее надо! Отчего шпоры-то не надел? Тогда каблуками его изо всей силы! Не бойся, не поранишь!
      - Не начал бы конь ликовать, - сказал Жихарь. - Дело незнакомое... Да и лес тут густой, влепит он нас в дерево за милую душу... Тебе-то что - ты только рожу об мою кольчугу поцарапаешь, а мне каково придется?
      - Как мы о своем княжьем здоровьице-то печемся! - сказал Мутило и пребольно, даже сквозь кольчугу, ущипнул богатыря. - Давай тогда я сяду вперед, а ты, главное, кафтан мне не порви - новый покупать будешь!
      Этого Жихарь никак уж не мог стерпеть. Он свистнул отчаянным степным посвистом, развел, сколько мог, ноги, и изо всех сил ударил коня Налима по бокам.
      Налим заржал - хотя ржание было не конское, а скорее человеческое, - и пошел борзо, как и полагается водяному коню. При этом он ухитрялся миновать все сосновые стволы, изгибался совершенно немыслимым образом, и богатырь почувствовал себя как в какой-то многоколенной трубе, подхваченный бурным потоком. Временами конь резко склонялся вбок, отчего седоки едва не бороздили локтями землю. Жихарь намотал уздечку на правую руку, впился пальцами левой во влажную гриву и мечтал только о том, чтобы не упасть.
      Тошнота подступала к горлу, тяжелый майский жук, не успевший свернуть с воздушной дорога, пребольно ударил богатыря в лоб.
      - Хреновые из вас, людей, конники, - усугублял его страдания Мутило. Русалка моя и то крепче держится, хотя у нее, между прочим, хвост не раздвоенный... Видишь, самую чащобу уже проскочили, теперь он веселей пойдет, на полную ногу...
      Куда ж еще веселей, испугался Жихарь. Впереди и вправду посветлело. Налим прибавил ходу, и богатырь совсем перестал различать отдельные деревья - они слились в сплошную золотисто-зеленую стену.
      Всякую скорость привелось Жихарю испытать в жизни, но на этот раз и он растерялся. Провалилась бы и Полелюева Ярмарка, и вся эта хмельная затея...
      А тут даже хмель в его рыжей голове не вытерпел и улетучился от греха подальше: мол, я не я и лошадь не моя...
      - Терпи! - подбадривал Мутило. - Уже мало осталось!
      Терпел Жихарь, терпел, да и притерпелся в конце концов: оставил в покое конскую гриву и попробовал принять гордую княжескую посадку. Встречный воздух ударил богатыря в грудь и забил дыхание, не дав возможности сказать водянику все, что накипело во время скачки. Или хотя бы заорать песню для храбрости. А водяник, надежно укрытый богатырской спиной, вредным голосом порочил человеческий род за неуклюжесть и вообще неприспособленность к жизни на белом свете.
      - Это хорошо, - приговаривал Мутило. - Ты цыгану Маре так прямо и скажи: не по мне этот конь, больно резвый, только тебе, мол, им и владеть... Не устоит старый конокрад, поверит, увидев твое испуганное рыло, тряхнет мошной...
      Жихарь взял себя в руки, усмирил страх и начал припоминать, как они с Яр-Туром устроили конское ристалище - тоже ведь не худо скакали, только закончилось все весьма пе...
      Так закончилось и на этот раз - богатырь полетел шибче коня вперед, разглядел несущийся прямо в лицо березовый пень и успел выкинуть руки. Удар едва не сломал ему кисти, а сзади в спину добавил еще вострой головой Мутило.
      ...К разумной жизни вернул обоих все тот же конь Налим, обдав собственной струёй, - к счастью, это была простая холодная вода.
      Первым делом Жихарь изо всех сил тряхнул руками, вправляя кисти на место, - и даже не почувствовал там боли, поскольку болело везде.
      - Блин поминальный, - жалобно сказал он. - Скотина ты речная, безрогая...
      Ты князя везешь или ты дрова везешь? Сам-то, главное дело, целехонький...
      Без костей...
      - Нынче у нас князьёв как дров, - огрызнулся вместо водяного коня водяной черт. - Не мог Налим споткнуться ни с того ни с сего. Туг либо чары наложены, либо ему кто-то прыткий в ноги кинулся...
      От соприкосновения с кольчугой Мутилина рожа снова стала вся как бы в чешуе.
      Лес тут был уже совсем редкий, трава еще не успела подняться в полный рост, и падшие всадники начали глазами искать того прыткого, что кинулся в ноги несравненному коню.
      - Хорошо если конь волчару зашиб, - возмечтал Жихарь. - Или хоть лисичку на воротник...
      Мутило хотел было поведать, что он лично посоветовал бы Жихарю на воротник вместо лисички, но сказал совсем другое:
      - Вот он, гаденыш! Вот из-за кого мы чуть головы не потеряли!
      Богатырь на коленях приблизился к месту, на которое указывал водяной.
      В траве, примяв семейку ландышей, покоился грязно-серый шар величиной с человеческую голову. Да он и походил на человеческую голову с маленькими закрытыми глазками, с носиком не более прыща, со скорбно искривившимся ротиком... Правда, у головы не бывает коротеньких ручек и ножек, а у этого шарика они были...
      - Та-ак, - зловеще сказал Жихарь. - Вот видишь. Мутило, мы еще не доехали до ярмарки, а уж прославились! От дедушки с бабушкой он ушел, от лесных зверей ушел, а к нам попался. За такое диво нам заморские купцы немало отвалят!
      Мутило без всякой радости поглядел на добычу.
      - А то они хлеба, вывалянного в пыли, не видели, - презрительно сказал он.
      - Какого хлеба? - возмутился Жихарь. - Это же Колобок, тот самый!
      И тут же рассказал пораженному водянику повесть о многотрудной судьбе Колобка, что известна любому человеческому детенышу и вовсе не ведома подводным жителям.
      - Так что не только лисе - никому его поймать и съесть не довелось! закончил богатырь свой рассказ. - А нам он, можно сказать, сам под ноги прикатился... Надо бы помочь ему очнуться, да заодно и умыть... Он, поди, с тех пор и не умывался...
      Конь Налим охотно оросил Колобка, а богатырь, достав из дорожной сумы тряпицу, начал приводить пленника в товарный вид.
      Сделавшись чистым, румяным и вполне пригожим, Колобок приоткрыл один глаз, более похожий на черную изюмину.
      - Не ешьте меня, - с ходу, не поздоровавшись даже, предложил Колобок. Я вам песенку спою...
      - Ну уж нет, - сказал богатырь и наложил на лысину хитреца свою тяжелую руку. - Песни твои мы знаем: заворожишь нас, а сам укатишься.
      - Меня теперь даже есть нельзя, - вздохнул Колобок. - Я черствый. Совсем очерствел от бродячей жизни. Об меня даже сам Мироед чуть зубы не обломал...
      - Ну! Так ты и Мироеда знаешь? - не поверил Жихарь.
      - Кого я только не знаю... За мои-то годы... - сказал Колобок и махнул маленькой ручкой. - Дернуло же меня через эту прогалину катиться... Думал, успею, да у вас такой скакун...
      - Других не держим, - похвастался Мутило. - Жихарь, давай я его к себе в озеро заберу? Он там отойдет, размякнет...
      - Не размякну! - вскричал Колобок. - Не дождетесь! Я моря переплывал, во чреве китовом пребывал - ничего мне не поделалось. Я от дедушки ушел, да вы это и сами знаете, и от лисицы ушел, и от тигра ушел, и от слона, и от енотовидной собаки, и от восьмирукого осьминога, и от Гидры Лернейской, и от змея Апопа, и от Бегемота с Левиафаном! Мне бы еще лапоточки новые кто сплел - так я бы до самого светопреставления землю топтал! Не вам меня пленять! Я побродяга всемирный, бесстрашный! У-у!
      И выпучил для острастки свои изюминки, что твои сливы. А потом как-то вывернулся и даже попробовал укусить богатыря.
      - Хвастать мы и сами горазды, - сказал Жихарь. - И не кусайся - все равно зубов нету. Ты, гляжу, и вправду старенький...
      - Постарше прочих! - гордо сказал Колобок. - А зубы мне ни к чему, я в пропитании не нуждаюсь. Я сам вроде того что пища бывшая...
      - Ну, бывшую пищу не Колобком кличут, а совсем по-другому, - заметил Жихарь. - Сколько же тебе лет?
      - А сколько их было на свете - все мои! Ты, поди, и не знаешь, как звали деда с бабкой, что меня испекли?
      Жихарь впал в недоумение. И вправду никто никогда не задумывался насчет имен обездоленных старичка со старушкой.
      - Как же, по-твоему, их звали? - наконец сказал он.
      - А в каждом народе по-своему! - ответил Колобок. - Потому что это были самые первые люди на свете.
      - Врет, - уверенно молвил Мутило. - Столько даже Колобки не живут.
      - А вот живут! А вот живут!
      И, утверждая свою жизненную силу, Колобок таки вырвался из-под богатырской руки, но не укатился прочь, а запрыгал, да так высоко - с Мутилу, а Жихарю до груди.
      - Это я по-вашему, по-невежественному - Колобок, а вообще-то я самый первый Гомункул!
      - Тихо ты! - цыкнул Жихарь. - За такое слово в базарный день и прибить могут, а мы как раз на ярмарку держим путь. Помалкивай уж, коли Гомункул, нечего этим хвастать. Раз ты такой у нас вековечный, так и веди себя степенно, бороду седую отрасти... Усы вислые...
      - Минутное дело!
      С этими словами Колобок оставил резвость, опустился на траву провел ручками под ротиком и носиком - и полезли на белый свет в указанных местах сивые волосы.
      - Теперь лучше? - живо спросил он.
      - Прямо неклюд Беломор, - похвалил Жихарь. - С такой бородой и козла, бывает, за мудреца держат...
      И бросился на беглеца. Колобок попробовал было откатиться, но сухая прошлогодняя трава запуталась в новенькой бороде и помешала...
      - Полезай, чудило круглое, в суму, - сказал богатырь. - Вот и будет княгине бесплатный гостинец...
      - Какой гостинец? Какой гостинец?! - завизжал Колобок уже из сумы. - Я же сказал, что нельзя меня есть!
      - А никто тебя есть и не станет, - ласково сказал Жихарь. - Жена у меня ученая, многознатица. Будете с ней толковать о превыспреннем, а надоест с дочками играй во дворе, да не попадись мальчишкам, пинать еще придумают... Там тебе будет хорошее житье, станешь всем любезен. Да я даже кузнецу Окулу прикажу тебе железные зубы вставить от старой бороны - от собак, скажем, отбиваться...
      - Зубы... - Колобок задумался и перестал возиться в суме. - Зубы - это дело. Как же я сам до такого не додумался? Казалось бы, все на свете знаю... Так ты, выходит, тот самый Жихарь, который...
      - Тот самый, - сказал богатырь.
      - Который, - подтвердил водяник. - Которее не бывает.
      - Ну-ну, - сказал Колобок, высунувшись наружу. - Случалось мне с различными героями подвизаться. Все они, в общем-то, на одну мерку скроены: твари неблагодарные. Шагу без меня ступить не могли, поминутно советовались.
      Царевну там добыть, меч ли кладенец, золотое ли руно... А как дело сделано - катись на все четыре стороны! Ни слова доброго, ни воздаяния...
      - Какого ж тебе воздаяния желательно? - удивился Жихарь.
      - Ну... - задумался Колобок. - Любопытно бы мне в людском обличий пожить какое-то время.
      - Сделаем, - пообещал Жихарь. - Вот пойдут на нас войной, скажем, те же заугольники. Они давно грозятся, да духу не хватает. Станем решать битву поединком между князьями. Выедет мне навстречу могучий вождь по имени Тувалет Хрустальный. Снесу я ему буйную голову мечом, а на ее место тебя и присобачим. И станешь ты у нас не перекати-поле, а светлый князь... э-э...
      Колополк - видишь, я уже и прозвание заготовил!
      - Не торопись, - испугался грядущих перемен Колобок. - Я еще не решил, какого полу мне желательно стать...
      - Да я и не тороплюсь, - сказал Жихарь. - Поживи, подумай, чья доля на свете слаще...
      - Мы на ярмарку едем или нет?! - вскричал Мутило.
      - За новыми лапоточками! - поддержал его голосок из сумы.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Таких ниндзей - за нунчаки да в музей!
      Барон Хираока
      Кто не мчался на волшебном коне по лесным дорогам с водяным за спиной да с Колобком в дорожной суме, тот, считай, и не жил на свете - так думалось богатырю. Даже самодвижущаяся телега, на которой он в свое время оставил далеко позади страшную Дикую Охоту, отстала бы от Налима. Быстрей его передвигался разве что Симеон Живая Нога - младший из семи братьев, известных своими причудливыми умениями, но ведь и тот из-за чрезмерной скорости постоянно опаздывал на год и более.
      Лесное безлюдье кончилось, под копыта легла дорожная грязь, и полетела она из-под копыт во все стороны, что никак не могло понравиться людям из торговых обозов, тянувшихся на ярмарку. Но их проклятья и ругательства Жихарь мог слышать не целиком, а только обрывками.
      - Ладно, - сказал он, придержав Налима. - Не стоит обижать народ, а то потом начнут к нам на ярмарке цепляться...
      - Хлюздишъ - так и скажи, - подковырнул Мутило, но потом смилостивился. - Так мы коня и вправду до кипения доведем - изойдет паром, потом жди, когда он росой выпадет и снова в коня соберется... Меня так даже припекать начало.
      - Всякому чуду полагается свой предел, - подтвердил из сумы Колобок. Чудеса тоже не без закона живут. Иначе что же получится?
      - Молчи уж, - окоротил его богатырь.
      - Не могу молчать! - воскликнул Колобок. - Намолчался за годы и века. Во мне за время странствий столько слов накопилось, что надо бы сбросить, да все некому было. Я и по-ученому могу разговаривать, и по матушке, и по-бонжурски. Все языки понимаю. Умею посредничать на торгу, долю за то беру небольшую, по совести...
      - Вот как? - склонился к нему Жихарь. - Так, может, ты коня и загонишь лукавому цыгану? Ведь он-то меня помнит...
      - Торговцы из вас обоих, как из пыли веревка, - сказал Колобок. - Вам без меня никуда. Посудите сами: примчитесь туда - и сразу в конный ряд. Всякий догадается, что вам коня сбагрить невтерпеж, и никто настоящую цену не даст. А въезжать в рынок надо неторопливо, с достоинством, дабы избежать потерь и проторей. По вашим же мордам видно, что конь краденый.
      - Выиграл я его на честном кону! - оскорбился Мутило.
      - Это ты торговой страже рассказывать будешь, - посоветовал Колобок. Они враз поверят...
      - Что - князю не поверят?! - ахнул Жихарь.
      - На торгу князей не бывает, - ответил Колобок. - Вам сперва надо там походить день-другой. Дорогие покупки делать, чтобы весь народ убедился продают коня люди серьезные, надежные, не теребень кабацкая. От вас же винищем разит - даже я пропитался, словно бисквит какой. Коня же в нужный час следует выставить на аукцион...
      - Это что за зверь? - спросили самозванные конеторговцы.
      - Это вот что за зверь: ты выводишь коня и начинаешь рассказывать, что за порода такая, что за кровь, от каких родителей. Долго хвалишь, а потом кричишь, как в лесу: "Ау, кто за коня три тысячи даст? Начальная цена три тысячи!" Найдется первый охотник, заорет:
      "Три тысячи и еще сотня!" Ты его примечаешь, говоришь: "Ау, три тысячи сто раз, три тысячи сто два..." Кто-нибудь непременно пожелает товар перенять и выкрикнет: "Три тысячи двести!" Пока не доаукаешься до настоящей цены.
      Поняли?
      - Поняли, - кивнул Жихарь.
      - Вот за три тысячи двести и продадим! - обрадовался Мутило. - Деньги хорошие, немалые... Только откуда нам знать, кто у Налима родители и что за кровь? Да и какая в нем кровь - одна вода...
      - Вам не делами ворочать, - вздохнул Колобок, выпростал ручки, ухватился за края сумы и до половины вылез. - Вам еще без штанов полагается двести лет бегать и собак гонять. Странное дело - из теста вылеплен я, а мякинные головы как раз у вас. Цену-то можно поднимать до тех пор, пока у покупателей деньги не кончатся! Да и то они обязательн в займы, в долги полезут! Товар-то высшего разбору!
      - Я, честно сказать, еще ни разу не торговал, - признался Жихарь. - Вот в долги залезал - это было. Правда, меня царь Соломон пытался учить...
      - Нашел учителя, - скривился Колобок и плюнул. Колобочий плевок выглядел как мелкий сухарик. - Помнится, я твоему Соломону грошовое колечко за Перстень Мудрости выдал и продал. Снаружи нацарапал на колечке "Все проходит", а внутри - "И это тоже пройдет". И прошло ведь за милую душу!
      - Врешь, - сказал богатырь. - Перстень был самый настоящий. Я его вот в этих самых руках держал.
      - Конечно, - сказал Колобок. - После того случая, кошелек опроставши, и начал царь над жизнью задумываться, мозгами пошевеливать. Вот к нему и пришла мудрость. Так что все правильно.
      - А зачем тебе деньги? - ехидно полюбопытствовал Мутило. - У тебя ведь ни потребностей нет, ни кошелька...
      - Так ведь деньги-то тоже я придумал! - гордо сказал Колобок. - До той поры люди жили обменом или, как тогда выражались, по бартеру. Ну, пришлось им помочь. Что же касается потребностей моих, то вам их понять не дано...
      - Где же ты казну свою держишь? - проникновенно, чтобы не спугнуть, спросил водяник.
      - В самых разных местах, - сказал Колобок. - В основном у цюрихских гномов.
      Они, конечно, жадные, но скрупулезные. И не спрашивают, откуда деньги взялись. Если приплатить, конечно. Никто, кроме меня, получить тех денег не может. Так что, дяденька мокрый, не мылься. Самые лютые злодеи пытались у меня вызнать заветные слова, а я что? Простой плесневелой буханкой прикинусь, и все.
      - Вот что, - сказал богатырь. - Ты бы мне мешка четыре золота не занял под залог всего Многоборья? Я не успею - дети отдадут, внуки... Правнуки...
      Прапра...
      - Я лучше сделаю, - сказал Колобок, - Есть такая поговорка, что голодному надо не рыбу дать, а рыболовную снасть. То есть ты под моим руководством сам всему научишься.
      - Я князь, а не купец!
      - Купец главнее, - сказал Колобок. - Только пока не все это поняли...
      Под такой разговор конь Налим перешел на неспешный шаг - словно обычный конь на скачках. Стало видно, что приближается человеческое поселение. За годы Полелюева Ярмарка обросла народом, который с этой ярмарки жил и кормился. Продавцам и покупателям надо же где-то было ночевать, заключать сделки, пить магарыч. Да и за порядком нужно было кому-то следить. Многие князья предлагали в охрану своих дружинников, тайно мысля завладеть всем торжищем, но Полелюй такие предложения неизменно отвергал, потихоньку набирая наемных воинов, которым надоели кровопролитные битвы и неверная воинская удача. Набирал до тех пор, пока князья не убедились, что с ярмаркой лучше не связываться...
      Перевалило крепко за полдень. Но, если следовать Колобковым наставлением, сегодня с конскими барышниками затеваться не стоило. Завтра будет день...
      Да ведь и сегодняшний день надо как-то прожить, а в кармане всего две полушки.
      - Слезайте с коня, - скомандовал Колобок. - Ведите в поводу, хольте и лелейте напоказ...
      Жихарь через плечо переглянулся с водяником. Тот вздохнул, признавая, что слаб против недавнего пленника в торговом деле.
      - В самую грязь, - вздохнул богатырь и подчинился.
      Спешился и Мутило - он грязи не боялся.
      - Ну и сам выкатывайся, - сказал Жихарь Колобку.
      - С какой стати? Я нынче содержимое переметной сумы... И запомните нет теперь среди нас ни князей, ни водяных, а есть равноправные члены торгово-промышленного товарищества "Колобок и сыновья"...
      - Какие мы тебе сыновья? - разом взревели от обиды человек и водяник.
      - Ну, должны же мы как-то называться. Вот мы и будем товарищи, поскольку товар у нас общий... К тому же объявим, что мы - с ограниченной ответственностью, то есть вообще ни за что не отвечаем!
      - Мой товар-то... - булькнул Мутило.
      - Тогда сам и торгуй... Козленка за два гроша...
      - Быстро ты нас обратал, горбушка катючая, - проворчал богатырь. Гляди, люди-то добрые уже с ярмарки идут...
      Действительно, впереди вдоль обочины, старательно обходя дорожную грязь, которая так и норовила распостраниться пошире, двигались два рослых мужика, тащили на плече толстое короткое бревно. Бревно было какое-то странное и пестрое.
      Вблизи бревно оказалось человеком, одетым в красный парчовый кафтан. Штаны у него были короткие, ножки пухлые, лицо бритое, а голова венчалась длинными кудрявыми волосами.
      - Это что - невольника несут? - нахмурился Жихарь. В своем княжестве он никакой работорговли не допускал, хоть и терял на этом немало.
      Но мужики нисколько не походили на заморских купцов, охочих до здешних добрых девиц и красных молодцов: обычные деревенские мужики, судя по платью, зажиточные и не привыкшие тратить деньги на что попало.
      - Невольников не носят, - сказал Мутило. - Невольники сами носилки таскают...
      - Здравствуйте, люди, - сказал Жихарь и поклонился не по-княжески.
      Кланяться по-княжески он так и не научился, сколько ни билась бедная Карина, - запутался во всяких четвертьпоклонах, поклонах вполоборота и так далее.
      - Здорово, коли не шутишь, - хмуро сказал старший из встречников (отец и сын, догадался Жихарь). - Тоже грабить будете или по-хорошему разойдемся?
      С этими словами он обернулся к младшему, они сняли ношу и поставили ее столбом. Несомый застыл в этом положении. Волосы рассыпались у него по плечам и оказались чуть не до пояса.
      - А уже грабили? - обрадовался Жихарь случаю навести справедливость.
      - Пробовали, - важно сказал старший, снял войлочную шапку и начал ей обмахиваться от жары. - Сам Кидала пробовал, только ничего у него не вышло.
      - Покупка ему наша не по нраву пришлась, - добавил младший и покосился на отца: мол, по делу ли подал голос.
      - Что за Кидала? - насупил брови богатырь.
      - Скоро сам увидишь, - заверил старший. - Он там всегда стоит. Стража его иногда гоняет, да ведь круглые сутки за ним не уследишь. Вот он и поджидает пеший люд, да и конных не пропускает. Поэтому мимо него лучше ходить целым обозом. На обозы он посягать боится.
      - Разбойник? - уточнил Мутило.
      - Тела у него на трех разбойников достанет. Немал-человек. Отберет у прохожего казну или товар, а самого в колючие кусты как кинет! Пока из кустов выцарапаешься, Кидалы и след простыл.
      - Нас не кинет, - заверил Жихарь. - А это, что ли, ваша покупка и есть? Кто таков? Кто велел людей продавать?
      Мужик нахлобучил шапку на прежнее место.
      - Лишних людей нам не надо: нас самих девать некуда. А мы, молодец, старинное пророчество исполняем.
      - Какое такое пророчество? - вскинулся на всякий случай многоборский князь.
      - А вот жил в додревние года один провидец и стихотворец, очень любил мужика, заботился о нем, князей же всячески срамил и порочил. И сложил заклятье такое: эх, эх, придет ли времечко? Приди, приди, желанное!
      - И пришло времечко-то?
      - Да покамест нет, - досадливо сказал мужик. - Времечко придет, желанное наше, когда мужик не Блюхера и не вот этого облома, а совсем других с базара понесет. Как их... Имена какие-то чудные... Одно на белку похоже, другое на утку... Но еще, видно, не пора... Блюхера мы уже носили с базара, он еще потом врагом народа оказался, а вот с этим покуда не разобрались...
      Жихарь и Мутило внимательным образом оглядели мужицкое приобретение, и даже Колобок высунулся из сумы. Толстое лицо облома с пухлыми губами ничего особенного не выражало, глаза были пустые и бесцветные.
      - Эт-то кто же такой? - снова спросил Жихарь.
      - Да гляди лучше - это же Милорд! Неуж-то не узнаешь?
      - Какой Милорд?
      - Глупый, какие же еще Милорды бывают? Мы нарочно просили, чтобы поглупее выбрали...
      - Выбрали что надо, - похвалил Мутило. - У иного пескаря морда умнее бывает...
      - И какая от него польза? - не унимался Жихарь.
      - А такая, что все надо делать по порядку: сперва Блюхера с базара понести, потом Милорда Глупого, а уж после того придет желанное времечко, не раньше...
      - И что будет?
      - Вот привязался! - осерчал мужик. - Сказано тебе - пророчество исполняем!
      Отцы наши так делали, и деды, и пращуры... Каждый год, как проклятые, таскаем это добро с базара... Да что с вами разговаривать, все равно не поймете!
      - Погоди! - Жихарь даже ухватил мужика за рукав. - А что он умеет?
      - Все, что Глупому Милорду положено: ржаное вино пить, овсяную кашу лопать, в кости играть, спорить на денежный заклад, верхом кататься, девок портить, морями владычествовать, машину за машиной изобретать, чтоб работе помочь...
      - Ну, таков-то я и сам Милорд, - сказал Жихарь. - А говорить-то он умеет?
      Мужик почесал шею.
      - Ну поговори, коли хочешь, денег не возьмем... Если речь его поймешь.
      - Говори, говори, - зашептал Мутило, обрадовавшись дармовщине.
      - Милорд, - сказал Жихарь. - Милорд... Кажется, знаю я, по-каковски с ним надо разговаривать... Не зря с Яр-Туром столько времени горе мыкали...
      Милорд, вонтаю ай ту ю один квесченз задать: ху ю ты такой есть итыз?
      - Какие вы, люди, грубые, - посетовал Мутило. - Первый раз видишь Милорда, и сразу такие гадостные словеса развел... Языки бы вам повырьшать!
      Известно - нечисть не терпит человеческих ругательств.
      Но Милорд был такой глупый, что ни капельки не обиделся, улыбнулся и открыл рот: - У меня, джентльмены, всегда было доброе имя, и мне нож острый, когда теперь, всякий раз, стоит мне перешагнуть порог дома, как то один, то другой настырный лихоимщик хватает меня за рукав: "Вы не забыли о моем счете, сэр? За вами должок - тысяча фунтов. Надеюсь, сэр, вы не заставите с ним долго ждать". А приятно мне, когда ростовщики обмениваются моими векселями в пивных и кофейных?
      Жихарь худо-бедно язык Милорда понимал, про Колобка и говорить нечего одно слово, Гомункул! Мутило же и мужики недоуменно глядели друг на друга, как бы ища поддержки.
      Разговор про долги да займы богатырю не понравился: сразу вспомнилось, как закладывал кабатчику Невзору свою славу. Поэтому он попробовал повернуть беседу в другую сторону:
      - А нау ли ю кинга вашего, какой ту ми бразером приходится?
      И получил достойный ответ:
      - Людям, особенно сангвинического темперамента, свойственно предаваться надеждам, и среди различных перемен в ходе общественных событий надежды эти редко не имеют под собой почвы; даже в безысходных обстоятельствах, когда, казалось бы, нет никаких оснований на что-либо рассчитывать, они тем не менее склонны делать вид, будто не все еще потеряно, и стараются заставить противника думать, что располагают неведомыми ему ресурсами. Именно такую позицию заняли в последние месяцы те, кого, за неимением лучшего выражения, мне приходится называть членами поверженной партии. С момента ее падения помянутые джентльмены тешат себя надеждами, действительными и мнимыми.
      Когда убрали графа Сандерленда, они надеялись, что ее величество не пойдет на дальнейшие изменения в составе кабинета, и осмелились исказить ее слова, адресованные иноземным державам. Они надеялись, что не найдется человека, который осмелился бы предложить роспуск парламента. Когда же произошло и это, да к тому же еще некоторые перемещения при дворе, они попытались нанести удар по государственным кредитам...
      - Хватит! Хватит! Стоп! - закричал Жихарь. - Ай ю про кинга аскаю! Как хи там ливствует, здоров ли?
      Милорд недоуменно прокашлялся и сказал:
      - Подданный далеко не всегда властен над поступками своих монархов и не всегда может спросить, каких людей те понимают, какие партии приближают к себе. Так пусть они не нарушают конституцию, пусть они правят по закону, чтобы тот, кто им служит, не был замешан ни в одном противозаконном действии и чтобы от него не требовали ничего не совместимого с правами и законами его страны...
      - Вот говорил я побратиму: как станешь королем, так и начнешь не по правде жить, - вздохнул Жихарь. - Не такой уж этот Милорд глупый, как может показаться.
      - Оставь его в покое, - посоветовал Колобок. - Речи его вполне разумны; жаль только, что он не всегда отвечает впопад. Так уж их в ихнем парламенте учат. По этому Милорду гадать хорошо, а разговаривать с ним толку нет.
      - Кто это у вас в суме? - спросил младший.
      - Вот такому же сопленосу любопытному башку отрезали, а она все не унимается, - сказал Мутило и подмигнул старшему. Старший кивком одобрил воспитательный ответ.
      Поблагодарили мужиков за предупреждение, пожелали доброй дороги, помогли взгромоздить Милорда на плечи.
      - Вы его мне берегите, кормите овсом и пудингом! - посоветовал напоследок Жихарь.
      Впереди ждала встреча с грозным Кидалой. Поганить княжеский меч разбойничьей кровью Жихарь не хотел, но и с подбитыми глазами гулять по ярмарке не собирался. Мало ли какой ценой достанется победа?
      - Хорошо бы подвернулся поблизости бочажок с вешней водой, - сказал Мутило, размышлявший примерно о том же. - Тогда бы я его в два счета утопил.
      - Не годится, - ответил Жихарь. - Я ведь сам разбойничий выкормыш. Сирота я, небаюканный, нелюлюканный...
      - А ты об этом почаще вслух говори, - сказал водяник. - Тогда будет у тебя такое родословие...
      - Твоя правда, - согласился Жихарь. - Надо выломать дубину...
      Но выламывать дубину недостало времени: из колючих кустов выполз предреченный Кидала и встал во весь немалый свой рост. Морда у него была щедро поцарапанная, одежда прирванная: видно, не всегда получалось у него кидать прохожих людей в колючки, временами и самого туда кидали.
      - Матки-матки, чей допрос: смерть или живот? - предложил разбойник свой немудрящий выбор.
      - Живот! Живот! - закричал Мутило и наступил Жихарю на ногу, чтобы не вмешивался.
      Богатырь покраснел от стыда, но спорить не стал.
      - Вот коня бери! - предложил Мутило, ловко снимая с Налима уздечку. Видишь, какой конь - хоть продать, хоть самому красоваться!
      - А сума-то? - встревожился за третьего товарища Жихарь.
      - Не пропадет твоя сума. Бери коня, не сомневайся, добрый человек, не прогадаешь! Только нас не трожь, оставь на икру!
      Красавец Налим так понравился пешему Кидале, что злодей даже не стал тратить время на его хозяев: разбежался и прыгнул коню на спину. Налим попереступал копытами по грязи, потом рванул в сторону от дороги.
      Разбойник от неожиданности завопил, но крик его перебило верещание увозимого Колобка, а потом все звуки заглушил треск лесного бурелома.
      - У тебя по глоточку-то есть? - спросил Мутило. - Пока нашего кругляка нет, а то разворчится, что, мол, пьяный не торговец...
      - Как не быть, - откликнулся Жихарь. - Я же не лиходей себе.
      Скляница была невелика, зато содержимое забористо.
      - Сам Беломор делал, - выдохнул богатырь после глотка.
      Они еще посидели на травке, потолковали о том, сколько рыбы можно вылавливать в Гремучем Виру без ущерба для рыбьего поголовья, потом даже начали беспокоиться за Налима и Колобка, но беспокоились недолго: водяной конь выломился из леса на дорогу, весь в обрывках разбойничьего платья.
      - Свиньи вы сивобрысые! - ругался из сумы Колобок. - Вы почему меня-то не вытащили? Я же говорил - все герои сволочи!
      - Остынь, - сказал Жихарь. - Сам подумай: начал бы я тебя на белый свет тягать, а Кидала это увидел. Вдруг он умный и враз бы догадался, что ты дороже всякого коня?
      Сума задергалась - Колобок кивнул.
      - Точно, - сказал он. - Умный был - одних мозгов четыре лопаты... Зато вы-то каковы: злодея ухайдакали, а казну его не забрали! Иди теперь ищи ее в чащобе по монетке! Нас же на ярмарку без денег не пустят, не говоря уж про торги. Надо вам в товариществе пай уменьшить...
      Жихарь и Мутило заслуженно пригорюнились.
      - Колобочек, - ласково сказал водяной. - Не может того быть, чтобы ты без гроша путешествовал.
      - Сам же говорил - ни кошелей, ни карманов, - огрызнулся Колобок. Ладно, выручу вас на этот раз, но из барыша вычту. Придется денежку со счета снимать...
      С этими словами он у себя в суме заерзался и закряхтел, и кряхтел долго.
      Потом наконец высунул ручонку с пригоршней серебра.
      - Ваше счастье, что я без туловища, вот и пользуетесь, - сказал он. Но чтобы лапоточки мне нашли! Да смотрите у меня - до торгов ни капелюшечки!
      - Само собой, - сказал Мутило, признавая его старшинство.
      - Зелено вино ведь тоже на хлебе ставится, вот он и учуял, - объяснил Колобкову догадливость богатырь.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      Ума не приложу, где это достать такую Палестину денег.
      Александр Герцен
      Людей на дороге стало густо: иные шли навстречу, иные догоняли. Знакомых лиц пока, к счастью, не попадалось.
      - Деньги ты при себе держи, - сказал Жихарь. - А то у меня, мнится, дыра в горсти - улетают денежки неведомо куда. Ведь я в Вавилоне взял добычу великую, еле допер! И где она теперь?
      - Надо было смету составлять, - сказал Колобок. - На хозяйство, на дружину, на непредвиденные расходы...
      - У меня все расходы получились непредвиденные, - вздохнул Жихарь. Кабы предвидел, разве я так бы казной распорядился?
      - Про твое княженье даже под водой наслышаны, - наябедничал Мутило Колобку.
      - Недоимки народу простил, от налогов на год избавил... Куда только жена смотрела?
      - Всю душу вынула, - сказал Жихарь. - Говорит: вы, многоборцы, привыкли прохладно жить - вином полы моете, блинами избы конопатите, всякий прохожий бродяга за дорогого гостя. Да уж не как вы, кривляне, отвечаю, у вас от скупости уже все зубы смерзлись, вы с камня лыко дерете, из блохи голенище кроите, из осьмины четвертину тянете, кашу едите - и то держите ложку над горсточкой... Как мне было не дать людям леготу после Жупелова княжения, Невзорова управления? В годину народных бедствий?
      - Ты сам и есть главное народное бедствие, - объявил Колобок. - Кто помногу хорошего хочет, всегда навредит. Откуда тебе знать, как народ живет?
      - А я придумал, как узнать, - сказал Жихарь. - Собрал как-то утром всех жителей, провел мечом по поляне черту и сказал: кто беден, становитесь по ту сторону черты, кто в достатке - оставайтесь на месте.
      - И что? - злее яда спросил глумливый Гомункул.
      - Всем скопом ломанулись за черту бедности, - вздохнул незадачливый князь.
      - Даже самые домовитые.
      - Немудрено, что ты промотался на голую кость, - сказал Колобок. - Надо было сперва назначить мытарей, чтобы проведали, кто как живет, а уж потом решать, кому давать леготы, а кто и без них вытерпит.
      Жихарь раскрыл суму, чтобы Колобок увидел написанное на богатырском лице крайнее недоумение.
      - Какой же многоборец по своей воле в мытари пойдет? У нас народ гордый, обидчивый!
      - А как при прежнем князе управлялись с налогами? - полюбопытствовал Колобок.
      - Ну, у Жупела-то мытари как раз были, - ответил Жихарь. - Только в час народного гнева, когда я вернулся из первого похода, люди их всех порешили!
      Вывели окаянное семя!
      - Было, было такое, - подтвердил Мутило. - Даже ко мне в озеро приносили топить, но я не позволил. У меня не помойная яма, а приличный водоем...
      - Держава устраивается не так, но совсем по-другому, - начал было объяснять Колобок правильное устройство державы, но тут уже началась ярмарка.
      Глазом ее было не охватить, и богатырь даже вскочил на коня, чтобы разглядеть получше.
      Перед ним раскинулся целый город - расписной, невыносимо шумный, окруженный высоким частоколом и даже с каменными воротами. Над воротами висела вывеска: "Купить - не купить, а поторговаться можно!"
      Жихарь присвистнул от удивления и продолжал свистеть довольно долго покуда Мутило не одернул его, чтобы деньги не извелись от свиста.
      Торговая стража вооружена была получше всякой княжеской дружины, сыто кормлена и неразговорчива. Пришлось заплатить за вход. При этом один из стражников хмуро осведомился о содержимом дорожной сумы.
      - Каравай это, - ответил Жихарь. Стражник постучал по Колобку костяшкой пальца:
      - Ты, парень, видно, в дороге года три провел...
      Колобок возмущенно фыркнул, и стражник поспешно выдернул руку из сумы.
      Мутило тем временем приглядел канавку, присел в нее и ручейком просочился мимо стражников, поскольку водяников не ведено пускать на ярмарки. Видимо, как раз поэтому водяники туда так и стремятся.
      Шляться с оружием на ярмарке не полагалось. Богатырь был вынужден отдать меч на хранение - опять же не задаром. В обмен ему дали красную бирку.
      Мутило, знавший здешние порядки, отвел коня Налима в конюшню, где тоже получил бирку, но черную.
      - Не испортили бы коня перед торгами, - нахмурился Жихарь.
      - Тут строго, - сказал Мутило. - Тут с баловниками не нянькаются, для них особый овраг имеется...
      - А может, суму тоже оставим в конюшне? Круглый приглядит...
      - Я пригляжу сейчас кому-то! - рявкнул Колобок. - Я так пригляжу! Вы же без меня тут мигом голомызые останетесь: либо щами подавитесь, либо лапшой захлебнетесь! Денежки - за щеку, так надежнее!
      - А как торговаться? - удивился богатырь.
      - Торговаться буду я! А вы сегодня просто походите, поглядите...
      Весенняя ярмарка обычно не чета осенней, но поглядеть было на что. Товары большей частью водились иноземные, незнакомые...
      - Покупай духи из Бонжурии, да гляди, чтоб не обжулили! От этой от шанели все бабы ошалели, а мужики нахлестались - все тверезы остались!
      - Кому сапсабая? Кому сапсабая? Рожа рябая, пятки прямые, живот наоборот!
      Мышей не ловит, зато не прекословит!
      - А вот неспанский бальзам, хвалит себя сам на языке, понятном всяким волосам!
      - Кому черного "мерседеса" из Брынского леса? В обращенье несложен, к тому же растаможен!
      - Продаю мыльный порошок, стирает хорошо: сама тетя Ася еле убереглася!
      - Продается пихало дубовое, совсем новое, к труду и обороне готовое! Пихал бы сам, да уступаю вам!
      - Зубы береги, пройти мимо не моги! Есть "Орбит" без сахара - сама жевала да ахала!
      - Твой "Орбит" все зубы сгорбит! Жуйте "Джуси Фрут" - от него мухи мрут, а сам кариес на елку залез!
      - Панасоник жареный! Визжал-визжал, а от жаровни не убежал!
      - Зюзюка, зюзюка с крылышками!
      Жихарь вертел в руках непонятные красивые сверточки да коробочки и ворчал:
      - На ярмарки уже затем ходить надобно, чтобы понять - как много на свете вещей, без которых человек вполне может обойтись! Мудрено выбрать из них самую бесполезную...
      - Кто тут собрался покупать бесполезные вещи? - насторожился Колобок.
      - Да так, обещал я одному сердитому дяденьке гостинец... - Подробности Жихарь излагать не счел нужным.
      Мутило же на торжище чувствовал себя не хуже, чем в родимой воде. Он хватал всякий товар руками, пробовал на зуб, на язык, на сжатие и на разрыв, на линючесть, на горючесть, на всхожесть, на свежесть, на вшивость, на яйца глист, на просвет, на всякий случай, на здоровье, на добрую память. На всякое слово продавца он отвечал десятью, торговался до пены из ушей, цену сбивал до полной ничтожности, а потом вдруг отказывался от покупки.
      Именно поэтому водяников и не ведено пускать на ярмарки.
      - Живет в сырости, а жизнь лучше иных людей понимает! - одобрил Мутилины дела Колобок.
      Жихарь задержался у прилавка, на котором красовались многочисленные новенькие лубки, посвященные какому-то неведомому герою по прозвищу Сопливый: "Заговор Сопливого", "Выговор Сопливого", "Договор Сопливого", "Наговор Сопливого", "Приговор Сопливого" и, наконец, "Платок для Сопливого". Их и разглядывать-то не хотелось, но народ брал охотно.