А потом...
      Де Ланда тяжело вздыхает. И снова принимается писать: "В это время прибыл в Кампече брат Франсиско Тораль... который до этого двадцать лет находился в Мексике и пришел в качестве епископа Юкатана".
      Епископ Тораль "из-за доносов испанцев и жалоб индейцев" обвинил Диего де Ланда в том, что он превысил свои права и был излишне жесток.
      Диего де Ланда отозвали в Испанию. Несколько лет продолжалось следствие по его делу. В старинном францисканском монастыре ожидал он приговора. И там начал писать "Сообщение о делах в Юкатане".
      Почтеннейшие богословы Испании оправдали его. В 1573 году он победителем вернулся в Юкатан, вернулся епископом тогдашней столицы всей провинции -- города Мериды.
      После смерти Диего де Ланда в монастыре Мериды осталось много его рукописей, и среди них "Сообщение о делах в Юкатане".
      Что вдохновляло слепого в своем фанатизме францисканца, когда он писал это сочинение? Желание оправдаться? Перед кем? Может, перед собственной совестью? Кто знает?.. Но, вероятно, ему и в голову не приходило, что книге его суждено будет пережить. века и в будущем помочь изучению той культуры, которую он некогда безжалостно уничтожил.
      В ДЖУНГЛЯХ ЮКАТАНА
      Почти до середины XIX века никто из археологов не интересовался развалинами городов, скрытых в зеленых зарослях Юкатана, Чьапаса, Гондураса, Гватемалы. В джунглях Центральной и Южной Америки и до сего времени возвышаются остатки дворцов и храмов Паленке, Тикаля, Копана, Майяпана, Мани, Чичен-Ицы -- мертвые свидетели времен древнего царства майя, тех времен, когда культура и искусство этого народа достигли наивысшего расцвета.
      Но в страну пришли испанцы... И теперь только щебетание птиц нарушало тишину над опустевшими жилищами, и лишь порой было слышно, как с грохотом катится по ступенькам обломок каменного украшения, оторвавшегося от стены древнего храма.
      Первым, кто серьезно заинтересовался таинственными развалинами, был археолог-любитель, нью-йоркский юрист Джон Ллойд Стефенс.
      В 1839 году он в сопровождении своего приятеля художника Фредерика Казервуда отправляется на юг. Их путешествие по лесам Гватемалы и Гондураса отнюдь не было развлекательной поездкой. Каждый метр пройденного пути приходилось отвоевывать с мачете в руках, пробиваясь сквозь сплошные заросли.
      Зато какая награда ждала их! Исследователи открывают развалины Копана, одного из древнейших городов государства майя, открывают ступенчатые пирамиды, на вершине которых возвышались храмы.
      Особенно поражала лестница, ведущая на вершину самой высокой пирамиды Копана. Все ее шестьдесят две ступеньки были покрыты какими-то знаками, глубоко врезанными в каменные плиты. Две тысячи отдельных знаков! Некоторые из них обведены рамками, напоминавшими египетские картуши. Таинственные знаки словно бы иллюстрировали рисунки, тоже вырезанные в камне. Точно такие же знаки и рисунки были и на стенах храма и других зданий, на статуях, на остатках бывших каменных алтарей.
      Стефенс и Казервуд нашли несколько десятков каменных стел, украшенных скульптурами. Их покрывали те же таинственные знаки. Стефенс и его друг могли только догадываться, что перед ними памятники древнего письма. Пораженный Стефенс записывает:
      "Огромные корни опрокинули с постамента один из монументов, вокруг другого обвились ветви, и он висел в воздухе, третий был опрокинут на землю и весь опутан вьющимися растениями. Еще один, наконец, стоял вместе с алтарем посреди целой рощицы деревьев, словно охранявших его покой и защищавших его, как святыню, от солнца. В торжественной тишине леса он казался божеством, погруженным в глубокий траур по исчезнувшему народу".
      Копан был найден во время первого путешествия. В 1840 году Стефенс и Казервуд снова в бывшей стране майя. На этот раз джунгли раскрывают перед ними другую тайну -- Паленке. И не развалины, а почти целые, украшенные удивительными скульптурами сооружения.
      Один из храмов Паленке ученые назвали Храмом надписей. Великое множество иероглифов покрывают его стены.
      На Юкатане Стефенс и Казервуд находят развалины города Ушмаль. Им же принадлежит честь быть первооткрывателями неповторимого в своем величии города Чичен-Ицы.
      НАХОДКА В МАДРИДСКОЙ БИБЛИОТЕКЕ
      Молодой французский священник Шарль-Этьен Брассер де Бурбур, приехав в Гватемалу, от нечего делать принялся изучать язык и обычаи майя. Заинтересовался их прошлым...
      Изучение истории майя становится жизненным призванием Брассера де Бурбура. Как и другие исследователи, он мечтал отыскать в старых хранилищах Испании книгу, которую упоминают многие авторы XVI -- XVII веков: "Сообщение о делах в Юкатане" Диего де Ланда. Но как ее найти?.. Молчали пожелтевшие, покрытые пылью старинные фолианты.
      1863 год. Уже несколько недель Бурбур работает в библиотеке мадридской Академии истории. Сколько здесь собрано пергаменов! Внимательно просматривает он каждый из них, вчитывается в староиспанские тексты.
      Ничего интересного... Ничего интересного... Но вот... Он не поверил своим глазам, когда прочитал на титульном листе:
      СООБЩЕНИЕ
      О ДЕЛАХ В ЮКАТАНЕ,
      ИЗВЛЕЧЕННОЕ ИЗ СООБЩЕНИЯ,
      КОТОРОЕ НАПИСАЛ
      БРАТ ДИЕГО ДЕ ЛАНДА
      ОРДЕНА СВ. ФРАНСИСКА
      MDL XVI,
      то есть 1566 год.
      Это была несколько сокращенная копия знаменитой книги.
      НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ
      Книга Диего де Ланда была найдена тогда, когда ученые всего мира заинтересовались наконец прошлым аборигенов Центральной и Южной Америки. Толчком к этому в значительной степени явились уникальные открытия, сделанные Стефенсом.
      Сейчас известны четыре рукописи -- четыре книги майя, случайно уцелевшие. Они хранятся в библиотеках музеев Дрездена, Мадрида, Парижа и в частном собрании в Нью-Йорке. Три из них повреждены, а от четвертой сохранился лишь отрывок. Не слишком ли мало документов для изучения и дешифровки письменности, без знаний которой трудно приступить к изучению истории майя?
      Однако письмена забытого народа сохранились не только на страницах этих четырех рукописей -- каждая стела, открытая в джунглях, была своеобразной книгой, орнамент на стене храма -- каменным манускриптом.
      Помещенный в книге де Ланда алфавит майя -- двадцать семь письменных знаков -- вызвал сенсацию. К каждому знаку давались объяснения -- сверху стояли испанские буквы. Казалось, алфавит де Ланда должен был поднять завесу над тайной письменности майя.
      Первый, кто попытался, но не смог разобрать письмена майя с помощью этого алфавита, был сам Бурбур. Поражение исследователя объясняется еще и тем, что он не верил в самобытность культуры майя. И не только Бурбур. Некоторые ученые утверждали, будто бы майя происходят из Египта. Поиски продолжались...
      Наш современник американский профессор Эрик Томпсон призывал изучать только календарные знаки, о которых в книге де Ланда написано вполне ясно и довольно подробно.
      "У майя вообще никакого алфавита не существовало. Знаки, которые приводит де Ланда, -- недоразумение, путаница, глупости. Возможно, его ввел в заблуждение информатор -- Гаспар Антонио Чи. Или Ланда сам решил сделать невозможным чтение текстов майя... Можно растолковывать отдельные рисунки. Но вообще письменность майя никто и никогда не сможет прочитать!.."
      И именно в это время, в начале пятидесятых годов нашего века, когда усилиями и стараниями важного американского профессора была подведена черта и поставлена точка, далеко от Юкатана, от центров американской научной мысли другой ученый упорно шел по своему пути.
      ПОБЕДА
      Профессор Эрик Томпсон возмущен. В научных журналах появилось сообщение: советский ученый Юрий Кнорозов начал читать иероглифы майя! Читать на том языке, на каком они были написаны, а не только, как делали до сего времени, толковать их возможное содержание.
      Этот дерзкий русский, кажется, собирается убедить нас, что он будет переводить тексты майя! В такое профессор Томпсон поверить не мог. И статья, которую он опубликовал в ответ советскому коллеге, должна была испепелить "дерзкого русского".
      Томпсона поддержали и другие ученые.
      -- Вы только послушайте, -- гремели со своих кафедр историки и лингвисты, -- мы, американцы, в течение века изучали письменность майя. И знаем точно: прочитать ее невозможно. А тут какой-то Кнорозов... Кто он такой, чтобы возражать признанным авторитетам?
      Кто он такой?
      Еще студентом исторического факультета задумал Юрий Валентинович прочитать письмена, рожденные далеко за океаном. Чтобы осуществить свое намерение, он изучает латинский, современный испанский и староиспанский языки, внимательно знакомится с историей человеческого общества, особенно с цивилизациями, которые в свое время создавали иероглифическое письмо.
      С этого начиналось. Затем нужно было изучать язык и, в частности, грамматику майя. Овладеть не только современным языком, но и тем, на котором разговаривали майя в XVI веке. Пришлось восстанавливать и древнейший этап развития языка майя, забытый народом еще в доколумбовы времена. Ведь отдельные выражения того мертвого языка жрецы употребляли в своих священных книгах.
      Кнорозов штудирует так называемые книги "Чилам Балам", написанные в XVI веке на языке майя, но латинскими буквами. В них наряду с легендами рассказывается об исторических событиях, попадаются календарные вычисления и литературные произведения. Читая их, можно только догадываться, какие шедевры были сожжены в Мани...
      Ю. В. Кнорозов убежден, что культура майя -- самобытная, ни у кого не позаимствована. И чтобы верно ее понять, нужно изучать не только легенды, рожденные в Египте или Греции, но историю народа, который в жестокие времена конкисты стал жертвой завоевателей.
      Особенно внимательно Ю. В. Кнорозов изучает книгу де Ланда. Он ее переводит, и "Сообщение о делах в Юкатане" выходит в 1955 году на русском языке.
      Книга де Ланда оказалась настоящей энциклопедией. Еще и еще вчитывался Кнорозов в ее страницы. В первых разделах Ланда дает краткое географическое описание страны, ее историю в доколумбовы времена и историю испанского завоевания Юкатана.
      Много интересного рассказал де Ланда и о летосчислении майя, об их календаре, который был точнее нашего современного календаря. Высокоразвитая астрономия была подчинена суеверным представлениям. Майя верили, что через определенные промежутки времени все в мире повторяется, поэтому, если знать прошлое и точно вычислить время, можно предвидеть будущее.
      Кнорозов отделяет приведенные де Ланда исторические факты от предвзятых толкований и лицемерных вымыслов. Особенно внимательно вчитывается в описания народного быта и обычаев. Францисканец описал одежду, ремесла, торговлю и земледелие, праздники, суд и оружие, растительность, птиц и животных Юкатана.
      Вскоре Кнорозов понял, что большинство знаков письменности майя связаны с жизнью. Не страшилища, а стилизованная домашняя утварь, орудия труда, животный мир и человеческие лица смотрели на него со страниц старинных рукописей. "Объяснить, какой именно предмет изображает тот или иной знак, во многих случаях удается совсем легко", -- пишет Ю. В. Кнорозов.
      Эрик Томпсон уверял, что у майя вообще не было алфавита, что "алфавиту де Ланда" нельзя верить. Но в других вопросах де Ланда иногда педантично придерживается фактов. Кнорозов решает еще раз проверить и исследовать все, что рассказал де Ланда о письменности майя.
      Однажды, перечитывая "Сообщение о делах в Юкатане", Кнорозов задумался над такими словами: "Они также пишут по слогам... Я не поместил бы здесь и не трактовал бы об этом, если бы не хотел дать полный отчет о делах этого народа..."
      Стало быть, де Ланда уделил особое внимание тому, что майя "пишут по слогам".
      Напряженная работа, настойчивые поиски наконец увенчались успехом. Юрий Валентинович понял то, мимо чего, не заметив, прошли многие его предшественники.
      Во-первых, де Ланда привел не все знаки письменности майя, а только часть их; во-вторых, и это самое главное, в алфавите де Ланда знаки соответствовали не произношению испанских букв, которые стоят над каждым знаком, а только их названиям. Как правило, название большинства букв состоит из двух звуков, то есть один знак соответствует не одной букве, а одному слогу.
      Это был ключ к пониманию, стало быть, и к практическому использованию алфавита де Ланда.
      Далее ученый точно подсчитывает, сколько знаков было в письме майя, сколько раз каждый знак повторяется, сколько раз встречается в рукописях. Устанавливает количество неизменных, должно быть корневых, знаков и количество изменяемых.
      Кнорозов проверяет значение и огласовку каждого отдельного знака в разных словах -- прибегает к так называемому методу перекрестной проверки.
      Еще один год продолжались эти проверки и подсчеты. Наконец можно сделать выводы: в письменности майя слишком мало знаков для того, чтобы считать их письмо пиктографическим, но слишком много для того, чтобы оно было слоговым. Знаков много и для чисто звукового письма. Но недостаточно, чтобы каждый отдельный знак обозначал отдельное слово.
      Ученый доказал, что письменные знаки майя делятся на алфавитные, слоговые, на знаки-идеограммы и пояснительные знаки, то есть их письменность была иероглифической.
      "В письменности майя, как и в других иероглифических системах письма, употребляются знаки фонетические (алфавитные и слоговые), идеографические (обозначающие целые слова) и ключевые (поясняющие значение слов, но не читающиеся). Один и тот же знак в разных сочетаниях может употребляться то как фонетический, то как ключевой, то как идеограмма..."
      Письменность майя возникла, вероятно, в первые века до нашей эры, независимо от каких бы то ни было влияний извне, полностью как самобытное явление. Надписи на каменных стелах, датированные IV веком нашей эры, уже почти не отличаются от письмен, предшествующих конкисте.
      В письме майя есть немало сложных знаков -- комбинации нескольких отдельных вписанных друг в друга и обведенных рамкой, внешне напоминающих египетские картуши.
      В 1958 году редакция журнала "Американские древности" обратилась к советскому ученому с просьбой написать статью о своих исследованиях и открытиях. Это был первый шаг к признанию.
      Книга Диего Де Ланда, которая на протяжении трехсот лет лежала доступная
      всем, но никем не использовалась, хранила волшебные слова, с помощью которых можно было, хотя бы частично, понять смысл документов майя. Однако
      этих документов было слишком мало, чтобы применить волшебные слова и
      проверить в сличении и сопоставлении их справедливость.
      * "ВСЕ НА СВЕТЕ БОИТСЯ ВРЕМЕНИ, НО ВРЕМЯ БОИТСЯ ПИРАМИД" *
      "Вновь тот же Сфинкс, и вновь он ждет разгадки..."
      Максим Рыльский
      "Все на свете боится времени, но время боится пирамид" -- так написал арабский путешественник, посетивший Египет в XIII веке н. э. Прошло еще семь веков. И так же, как тогда, возвышаются эти каменные громады на границе пустыни, окутанные туманной дымкой, будто часовые -- хранители древней культуры той страны, которую по их имени называют страной пирамид. На левом берегу Нила с севера на юг от Абу-Роаша до Медума тянется "пирамидное поле".
      Неподалеку от Каира почти пять тысяч лет назад находилась столица Древнего Египта Мемфис. Напротив него на западе, у самой границы Ливийской пустыни, строили гробницы фараонов -- пирамиды. Самые знаменитые из них -три большие Гизехские пирамиды Хеопса, Хефрена и Микерина, названные еще древними греками одним из семи чудес света. Они поражают огромными размерами, красотой четких силуэтов на фоне ярко-голубого неба и желтого песка пустыни. Но еще удивительнее то, как смогли древние строители создать такие грандиозные сооружения, так точно рассчитать пропорции и соразмерность всех граней, углов наклона стен и соотношений всего здания с квадратом основания.
      Греческий историк Геродот посетил Египет в V веке до н. э. Он написал, что Хеопс вверг Египет во всевозможные беды, заставил всех работать на себя. "Народ томился десять лет над проведением дороги, по которой таскали камни... Самое сооружение пирамиды длилось двадцать лет..." И далее Геродот пишет, что "египтяне так ненавидят этих царей, что только с неохотой называют их имена".
      Хеопс, Хефрен, Микерин -- так записал Геродот имена египетских царей, так произносили их греки. А как они звучали по-египетски? На этот вопрос никто не мог ответить. Давно забыты и язык и письменность древних египтян.
      Чтобы лучше понять причины, которые годами мешали дешифровке египетской письменности, необходимо вспомнить ученого жреца Гораполлона, который в 390 году написал целое произведение, посвященное именно иероглифам, -книгу "Иероглифика".
      К этому времени иероглифическое письмо как система было забыто. Не знал его и Гораполлон. Но ему было известно правильное значение целого ряда отдельных иероглифов. Например, он знал, что иероглиф коршуна означает мать. Страусовое перо -- истина. Но Гораполлон давал этим знакам фантастические, неправильные объяснения. Коршун, писал он, потому мать, что у коршунов нет самцов. Страусовое перо -- истина, так как все перья у страуса одинаковые. Рисунок, на котором изображен шакал, обозначает судью, поскольку шакал смотрит на солнце, не зажмуривая глаз, стало быть, не боится правды, и т. д. Таким образом, согласно Гораполлону, каждый иероглиф -- символ слова, его идеограмма.
      Эти неверные объяснения знаков египетского письма ввели в заблуждение многих ученых, которые пытались разгадать тайну иероглифов и вслед за Гораполлоном считали их идеограммами, пользовались его объяснениями.
      В XVII веке н. э. ученый монах Афанасий Кирхер познакомился с сочинением Гораполлона. Следуя его указаниям, Кирхер считал каждый иероглиф символом, имеющим таинственное значение, и при этом не одним словом, а несколькими. Поэтому все переводы Кирхера были маловразумительны и ничего общего не имели с содержанием египетских текстов.
      Но в одном Кирхер был прав: он считал коптский язык позднейшим развитием древнеегипетского. Поэтому его надо знать, чтобы изучать письменность древних египтян.
      И после Кирхера многие ученые пытались расшифровать иероглифы, но все попытки были безрезультатными. Только два человека -- де Гинь и Соэга -независимо друг от друга сделали правильное наблюдение: они предположили, что группа знаков, обведенная кругом или, точнее, овалом, является именем или титулом. Мы увидим дальше, что это замечание послужило ключом к дешифровке.
      На такой "круг" обратила внимание украинская поэтесса Леся Украинка и упомянула его в своем стихотворении.
      Я царь царей, я солнца сын могучий,
      Гробницу эту выстроил себе,
      Чтоб прославляли многие народы,
      Чтоб помнили во всех веках грядущих,
      Чтоб знали имя... Дальше "в круге" сбита надпись...
      Перевод Н. Браун.
      И каждый посещавший Египет с любопытством рассматривал красивые иероглифы, высеченные на стенах храмов, на колоннах, на больших статуях. Они удивительно точно изображали людей, животных и птиц, растения, здания и разнообразные предметы. Все любовались ими, но никто не мог их прочесть. А некоторые даже сомневались: письмена ли это?
      Серьезно заинтересовался иероглифами украинский путешественник и писатель В. Григорович-Барский.
      В отделе рукописей Центральной научной библиотеки Академии наук УССР хранится чрезвычайно интересная книга -- "Описание путешествий Василия Григорович-Барского", -- им же иллюстрированная. Он побывал во многих странах Востока и дважды, в 1727 и 1739 годах, посетил Египет. Пожелтевшие страницы рукописи исписаны мелкими, тщательно выведенными буквами. Особенно интересен рисунок обелиска Тутмоса III. Григорович-Барский не только старательно воссоздал очертания памятника, но и срисовал иероглифы, покрывающие его. При этом надпись настолько точно и четко скопирована, что современные египтологи свободно могут ее прочесть.
      Путешественник рассказывает, что обелиск покрыт "печатиями или знаками", которых никто не понимает, они не похожи ни на какие известные письмена. Григорович-Барский описывает и свое путешествие в небольшой город Розетту, не догадываясь о событиях, которые произойдут около этого города спустя полстолетия и сыграют решающую роль в дешифровке таинственных "печатай или знаков"...
      ЭКСПЕДИЦИЯ НАПОЛЕОНА В ЕГИПЕТ
      Военный флот Франции, состоявший из трехсот двадцати восьми кораблей, вышел 19 мая 1798 года из Тулузы. Экспедицию возглавлял генерал Бонапарт. Он мечтал захватить восточные владения Британии. Первый этап -- завоевание Египта. Конечная цель -- Индия. Будущий император понимал, какие лавры ожидают тех, кто раскроет перед миром тайны древней культуры, рожденной пять тысяч лет назад на берегах Нила, и французскую армию сопровождали ученые, писатели, художники...
      24 июля 1798 года французская армия вступила в Каир. Казалось, сама судьба улыбается генералу Бонапарту. Но уже в августе английский адмирал Нельсон потопил вблизи Абукира французские корабли.
      Однако французы старались любой ценой удержать свои позиции. Они, в частности, совершили попытку отстроить древнюю крепость Ар-Рашид -невдалеке от небольшого города Розетта, на левом берегу Нила.
      Отрядом саперов командовал молодой офицер инженерных войск Пьер Бушар. Именно он приказал солдатам раскопать фундамент крепости. Этот приказ нисколько не улучшил трудное положение армии Наполеона, но совершенно неожиданно найденный при раскопке фундамента камень стал тем краеугольным камнем, который послужил основанием новой науки -- египтологии.
      В песчаной почве работа двигалась быстро. Вдруг лопата одного из саперов стукнулась о что-то твердое.
      -- Э, ты, никак, нашел сундук с сокровищами самого богатого фараона! -воскликнул один веселый провансалец.
      -- Он продаст найденные ценности и дома откроет кабачок "Оазис пьянчужек", -- подхватил шутку другой солдат.
      -- Отстаньте, -- буркнул тот, чья лопата задела какой-то твердый предмет, и начал осторожно освобождать от песка свою находку. Это была большая черная базальтовая плита. -- Смотри, на ней что-то написано, -обратился он к товарищу.
      -- Да-да... Ну-ка позови господина Бушара.
      Так был найден знаменитый Розеттский камень, покрытый тогда еще непонятными, таинственными знаками египетского письма...
      Письмена на камне делились на три части. Первая, верхняя, наиболее поврежденная, была покрыта иероглифами. Знаками-рисунками.
      Вторая часть -- знаки, похожие на курсив или скоропись.
      Третья -- надпись на греческом языке.
      Бушар, человек образованный, тут же доложил об интересной находке своему начальству. Камень немедленно вывезли из Розетты в Каир. С него сняли копию. Предусмотрительный поступок! Вскоре французы вынуждены были отдать все свои находки англичанам. Розеттский камень -- трофей победителей -- попал в Лондон. Он и теперь хранится в Британском музее.
      Однако разгадать тайну Розеттской надписи суждено было французу. Спустя два десятилетия после событий, о которых мы рассказали, выдающийся лингвист Жан-Франсуа Шампольон прочитал надпись, высеченную на Розеттском камне. Этим самым он положил начало дешифровке египетской письменности.
      Древнегреческий язык был хорошо известен. Поэтому последняя часть надписи была прочтена и переведена. В ней рассказывалось о том, что в 197 году до н. э. в Египте было подавлено народное восстание. В благодарность за помощь, оказанную египетскими жрецами, фараон Птолемей V Эпифан даровал им и храмам большие льготы, которые были закреплены специальным декретом. Текст декрета постановили высечь на плите, как оказалось, именно на той, которую нашли солдаты Бушара.
      В заключительных строках надписи сказано: "Пусть будет высечено постановление это на памятнике из камня твердого письмом священных слов, письмом книжным и письмом эллинов".
      Таким образом стало ясно, что содержание всех трех текстов совершенно одинаково. Ученые получили билингву, то есть двуязычный текст. Благодаря этому появилась надежда проникнуть в тайну египетских письмен.
      Первым исследователем надписи на Розеттском камне был известный востоковед Сильвестр де Саси. К тому времени ученые уже называли письменные знаки средней части текста демотикой, то есть иероглифической скорописью. Де Саси надеялся, что с помощью греческой надписи он сможет прочитать демотическую надпись. Демотику он считал алфавитным письмом, не имеющим ничего общего с иероглифами.
      Это было его первой ошибкой.
      Определив, где именно в греческом тексте стоят собственные имена, де Саси верно отыскал в демотическом имена Александра, Птолемея, Арсинои. Другие группы знаков, которые де Саси отождествлял с греческими собственными именами, он прочитал неверно. Поскольку де Саси не понял самобытного характера египетской письменности, он не поверил, что демотика, как и иероглифы, изобретена самими египтянами. Полагал, что они позаимствованы у других народов, а поэтому старался найти в знаках демотического письма общие черты со знаками других древних алфавитов. Это было его второй ошибкой.
      После многих попыток и поисков Сильвестр де Саси заявляет: "Проблема слишком запутана и научно неразрешима". Это его третья ошибка.
      Еще один известный ученый, шведский археолог Давид Окерблад (1763 -1819) заинтересовался египетской письменностью, даже попытался составить алфавит демотических знаков. Но и он не понял принципа египетского письма. Только верно разгадал знаки, которые соответствуют числам 1, 2, 3.
      Значительно дальше Окерблада и де Саси пошел англичанин Томас Юнг (1773 -- 1829). Он не был ни археологом, ни лингвистом, он был образованным человеком с широким кругом интересов.
      Поначалу Юнг разделял мысль Окерблада, будто бы демотика -- письмо алфавитное. Что пошатнуло его уверенность? Еще смолоду Юнг установил: звуки, которые выговаривает человек, полностью можно передать с помощью алфавита, состоящего не более чем из сорока семи букв. Подсчитав знаки демотической надписи Розеттского камня, он увидел, что там около ста букв, -- слишком много для алфавита. Трудно было догадаться, что часть, только часть этих знаков, все же алфавит. Юнг решил, что каждый знак -- отдельное слово. Впрочем, Юнг ошибался не во всем. Сравнивая иероглифы с демотическим письмом, он делает очень важное открытие: иероглифы и демотика -- не разные виды письменности.
      Это открытие явилось значительным шагом вперед по пути дешифровки египетской письменности. Но Юнг считал иероглифы только идеографическим письмом, а поэтому и скорописная его форма не может быть алфавитной.
      Но между тем Юнг допускал, что для написания греческих имен египтяне переделали несколько знаков-идеограмм на алфавитные. Руководствуясь этим, он попытался прочитать имя Птолемей. И сделал это неверно: подставил под каждый иероглиф букву и получил Птолемайос -- так произносили греки это имя. На самом же деле это имя по-египетски пишется Птолмис. Все же несколько иероглифов в слове Птолемей Юнг определил правильно.
      ЮНОША ИЗ ГРЕНОБЛЯ
      1 сентября 1807 года в Гренобльской академии (такое громкое название имело научное общество города) проходило очередное заседание. Было оно не совсем обычным. Не высокочтимый ученый выступил перед своими коллегами. На трибуне стоял шестнадцатилетний юноша, худощавый, с тонким красивым лицом, до того смуглым, что друзья по лицею шутя называли его египтянином.
      И шутки бывают пророческими.
      Всего лишь неделю назад юноша закончил лицей. Жан-Франсуа Шампольон, так звали его, родился 23 декабря 1790 года в семье книготорговца в небольшом городе Фижак. Мальчик жил в окружении книг. Он любил перелистывать их, рассматривать картинки, вглядываться в буквы. Ему не было и пяти лет, когда однажды ему показали в молитвеннике текст той молитвы, которую он знал наизусть. Франсуа разобрал буквы в знакомых словах. Так он усвоил весь алфавит и сам научился читать, проявив при этом способности, которые впоследствии легли в основу его метода дешифровки.
      Был у Франсуа старший брат, Жозеф Шампольон, мечтавший принять участие в Египетском походе Наполеона. Ему не повезло, он не попал в экспедиционную армию. Но он заразил брата своей увлеченностью полусказочной страной пирамид и сфинксов.
      Было тогда Франсуа семь лет.
      В девятилетнем возрасте будущий ученый уже свободно владел латинским и греческим языками. Охотно декламировал певучие строки Вергилия, чеканные гекзаметры Гомера.
      В 1798 году Жозеф переезжает в Гренобль и вскоре забирает младшего брата к себе. С той поры Жозеф становится не только воспитателем Жана, но и самым близким другом на всю жизнь.
      Через год в Гренобль прибыл новый префект департамента, известный ученый Жан-Батист Фурье. Он принимал участие в работе научной комиссии, сопровождавшей армию Наполеона в Египет, а затем был секретарем Египетского института в Каире.
      Новый префект посетил учебные заведения города и в одном из них обратил внимание на необыкновенно способного ученика. Оказалось, это брат Жозефа Шампольона, с которым Фурье уже встречался.
      Вскоре префект приглашает обоих братьев к себе в гости и показывает им привезенную из Египта коллекцию папирусов и покрытых иероглифами каменных жуков-скарабеев.
      Рассказывают, будто бы, когда Фурье показывал школьнику Шампольону исписанный непонятными знаками папирус, тот спросил:
      -- А это можно прочитать?
      -- К сожалению, нет, -- ответил префект. -- Многие ученые пытались это сделать. Но никому не удалось. И наверно, не удастся...
      -- Я их прочитаю, -- прошептал Шампольон. -- Прочитаю, когда стану взрослым.
      В тринадцать лет Шампольон изучает санскрит, арабский, древнееврейский, древний и современный персидские языки.
      Но больше всего его интересует коптский. Ведь копты -- потомки древних египтян, и их язык, как уверяют ученые, близок к египетскому.
      -- Я хочу знать коптский язык, как свой родной, французский... Я разговариваю сам с собой на коптском языке, -- признается он брату.
      Шампольон читает античных авторов: Геродота, Диодора Сицилийского, Страбона, Плиния Старшего, Плутарха. Ведь они упоминают и о Древнем Египте!
      Еще в лицее Шампольон написал исследование -- "Египет времен фараонов". С докладом о первой его части -- "География Древнего Египта" -- он выступил 1 сентября 1807 года на заседании Гренобльской академии, и седые ученые избрали шестнадцатилетнего юношу членом своего научного общества.