Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мировая холодная война

ModernLib.Net / История / Уткин Анатолий Иванович / Мировая холодная война - Чтение (стр. 46)
Автор: Уткин Анатолий Иванович
Жанры: История,
Политика

 

 


Согласно прогнозу Национального разведывательного совета США «Глобальные тенденции до 2015 года», Россия к 2015 г. не сумеет «полностью интегрироваться в международную финансовую и торговую систему». Даже при самом оптимистическом варианте экономического роста в 5 процентов в год, через 15 лет объем производства российской экономики будет меньше американского в пять с лишним раз.

Помимо прочего, российское руководство как бы ожидало «премии» за крушение коммунизма, как минимум, благожелательного адаптационного периода. Как оказалось, напрасно. Во взаимном товарообмене не отменены даже такие одиозные символы «холодной войны», как поправка Джексона-Вэника, блокирующая предоставление Москве стандартного (общего для всех торгующих с США стран) статуса наибольшего благоприятствования в торговле.

С завершением противостояния в холодной войне, Запад предоставил России преимущественно займы — весьма непродуктивный вид экономической помощи для России, менее прочих дающий стимулы производству. Трудно не согласиться с выводом, что деньги были потрачены бездумно. Выросший до 150 млрд. долл. российский долг стал не связующим звеном, а раздражителем в системе отношений Россия-Запад. Сказалось различие в трудовой этике, в знании практической экономики, в менеджеристском искусстве, в восприятии экономических реалий, в мировоззрении, фактически — в психологии.

Поход на Запад не привел Россию сразу в его ряды, закрытыми оказались двери полноправного членства в НАТО и «восьмерке», ОЭСР, МВФ, ВТО, организации-наследницы КОКОМ и других западных организаций. Недопуск России в основные экономические организации Запада в условиях жесткого кризиса российской экономики и сопутствующего чувства уязвленности, приобрел характер злонамеренного манкирования российскими интересами. На Россию произвело негативное впечатление прекращение основных видов помощи, в том числе и гуманитарной.

Западные специалисты не считают нужным скрывать, что «будучи стеснена в финансах, Москва сможет иметь ракет и боеголовок даже меньше, чем ей позволяют международные соглашения». И теперь, как пишет американский эксперт по России Т. Грэм, «после десятилетия великих разочарований, приведших Россию к упадку, на Западе — и особенно в США — возникло искушение списать Россию как окончательно потерянную державу, которая уже мало значит для мира. В американской элите широко распространено чувство, что у Соединенных Штатов нет ни времени, ни энергии, ни ресурсов, необходимых для формирования хороших отношений с Россией».

Между тем Россия лучше узнала Запад. Увеличивается количество людей, побывавших в Соединенных Штатах и более адекватно воспринимающих их. Это дает им опыт свободы, но привозят они с Запада, в основном, не плоды его духовного и материального развития, а говоря словами русского философа С. Франка, «черствеющие крохи с его пиршественного стола».

Совет Америки

Лучший совет, который Запад дает современной России, заключается в следующем: хаос и разброд, потеря идентичности и массовое разочарование происходит в России не по причинам материально-экономическим, а ввиду безмерных амбиций, неуемной гордыни, непропорциональных объективным возможностям ожиданий. Запад в лице его лучших представителей искренне и доброжелательно советует понять, что Россия — средних возможностей страна с отсталой индустриальной базой, не нашедшей выхода к индустрии XXI века. Нам честно, откровенно и с лучшими побуждениями советуют уняться, погасить гордыню, прийти в себя, трезво оценить собственные возможности и жить в мире с самим собой, не тревожа понапрасну душу непомерными претензиями и ожиданиями.

А почему бы и нет? Почему нужно, «против моря бед вооружась», в энный раз испытывать свою судьбу, ставить непомерные задачи, звать к недостижимым вершинам, будоражить покой современников, настаивать на более славном предназначении страны? Не лучше ли вооружиться вышеприведенным советом, который полностью согласуется с библейской моралью о смирении неуемной гордыни, не лучше ли спокойно возделывать свой сад — без потуг на деятельное участие в мировых делах, без разорительных посягательств на почетное место в мировых советах, без раздражающих Запад слов о якобы имеющей место «обреченности» России быть великой державой?

Увы, дельный совет о смирении, трезвой самооценке и спасительном уходе в обыденность далек от реализма. И вовсе не из-за неких «младотурков», российских самураев, козней невзрослеющего самолюбия или частного умысла. Можно с впечатляющими цифрами и убедительными аргументами выиграть спор, показав малость и неадекватности материальных сил и ресурсов России в мире триллионных валютных потоков, глобализации рынка и информатики, в мире недосягаемых высоких технологий и массового организованного производства. Совет стать средней державой едва ли осуществим по чисто психологической причине: полтораста миллионов жителей России органически, по воспитанию и исходя из самооценки не согласны с участью удовлетвориться судьбой средней, второстепенной державы. При всех стараниях, практически невозможно инплантировать в национальное сознание граждан России согласие с второстепенным характером международной роли страны, согласие с ее маргинальностью.

Прочным фактом современной жизни является то, что от балтийских шхер до Берингова пролива новая-старая Россия с удивительной силой — тихо, но прочно — таит глубинное несогласие с западным историческим анализом, с логикой жестоких цифр, с предрекаемой второстепенной судьбой. И в обеих столицах и в провинции, в негромких беседах раздаются суждения, что это не в первый раз — страна распадалась и исчезала в 1237, 1612, 1918 годах, она стояла на краю гибели в 1709, 1812, 1941 годах, но восставала в 1480, 1613, 1920, 1945 годах. И этот национальный код невозможно изменить, он не только живет в массовом представлении, он составляет его сущность, являясь основой национальной психологической парадигмы.

Хорошо это или плохо? Наверное плохо для ревнителей глобализации, кто делает ставку на «нормальную» страну, кто с наилучшими намерениями жаждет рекультуризации, торжества нового рационализма разместившегося между Азией и Европой народа. Увы, с реальностью следует обращаться всерьез: Россия была, есть и будет такой, какой она живет в воспоминаниях, восприятии и мечтах ее народа. А населяющий ее народ, что бы ни говорили ему иностранные или доморощенные витии, считает заведомо плохим уход с международной сцены, превращение в пассивный объект мировой политики.

Наверное, хорошо, если видеть в ориентированном на более высокий уровень национальном самосознании и гордости основу гражданственной жертвенности. Английский писатель Ричард Олдингтон писал о патриотизме как о «прекрасном чувстве коллективной ответственности». Уникальное ли это явление? Отнюдь. Если размышлять над судьбами хрестоматийных фаворитов второй половины ХХ века (скажем, над возрождением Германии или Японии), мы не поймем секрета их общепризнанного успеха, если не усмотрим главного: даже в годину национального поражения, эти народы сохранили неколебимое самоуважение, своего рода «коллективное помешательство» в виде несгибаемой уверенности в воссоздании своего могущества, в конечном занятии почетного места в мировой семье народов. Эта вера в свою звезду стала главным основанием, без которого целенаправленный упорный труд этих народов не получил бы формы, стимула, постоянства, смысла.

Если сравнение с прежними тоталитарными агрессорами вызывает смущение, то обратимся к классическим демократиям. В главных испытаниях лидеры ведущих демократических стран всегда обращались к беспроигрышному элементу — к чувству национального самоуважения, уязвленной гордости, обиды за униженную объективным ходом событий страну. Президент Ф.Д. Рузвельт с неизменным успехом использовал формулу, что «мы, американцы — как народ — не можем, будучи вместе, потерпеть поражение». Это относилось и к Великой депрессии и ко Второй мировой войне. Уинстон Черчилль в самый мрачный для своей страны час обращался к немеркнущим примерам патриотизма королевы Елизаветы Первой, не склонившейся перед Великой Армадой, к образам герцога Мальборо и адмирала Нельсона. Президент де Голль говорил о Франции как о «мадонне с фресок». Мы напоминаем умонастроение лидеров демократических стран, а не самоослепленных национал-диктаторов. В чувстве обостренного патриотизма есть жизненно важный потенциал, который с блеском использовали такие примерные интернационалисты как Вудро Вильсон и несчетный сонм борцов с национальным самоограничением.

Народы готовы вынести многое, когда их «осеняют праведные знамена». И напротив, сервильность вождей ведет таких лидеров в долину национального забвения (чему пример — недавняя российская история). В этом плане смена кремлевского руководства на рубеже веков характерна именно обращением к общепонятному патриотическому чувству. То, что было благом для других стран в их трудный час, не может быть абсурдной и кокетливой претензией в трудный час России. Эта глубокая вера в свою судьбу является важнейшей предпосылкой упорного труда на долгом пути возвращения, вдохновенной творческой мысли ученых, спокойной уверенности учителей грядущих поколений, упорства созидателей материальной основы национального подъема. Это та основа, на которой можно строить будущее. Если бы этой веры в себя и свою судьбу не существовало, на национальной истории России можно было бы поставить крест. Но именно на вере в себя и в свое будущее покоится могущество современных гигантов — тех держав, чьи могущество и усилия определят ход двадцать первого века. Откровенная цель уважающих себя народов — не попасть на задворки истории, быть ее творцами. Это мироощущение в высшей степени присуще России.

Утверждать, что Россия исчерпала свой шанс в истории, что она не поддается реформированию — значит отрицать очевидное. Петр Великий триста лет назад начал процесс, в результате которого, пожалуй, никто в мире не сомневается в русском гении, в способности России адаптировать любую реальность и достичь вершин в любом из проявлений человеческого духа и таланта. На пути своего многовекового развития Россия — единственная из незападных государств Земли — никогда не была колонией Запада. Совмещая вестернизацию с модернизацией, она создала адекватную своим историческим нуждам военную систему, позволившую ей выстоять под ударами Карла XII, Наполеона и Гитлера. Двести лет назад родился Пушкин, после которого умственная жизнь России лишилась вторичности и провинциальности. Сто лет назад начался рекордный экономический выход России из патриархального состояния на высший технический уровень.

Все успешные реформаторы России отличались тем, что осознавали особенности своей страны. Две главные: коллективизм и огромные, трудно связываемые между собой пространства. Отсюда роль государства, исключительно важная во всех развитых странах, но критически необходимая в случае российского варианта реформ. Страна, никогда в своей истории не знавшая самоуправления, нуждалась и нуждается в консолидирующей силе. Здесь не место развернутому историческому анализу, но исключительно важно подчеркнуть, что народы в своем развитии действуют так, как направляют их история и география, как диктует обобщенный итог их общественного развития, их выработанная веками общественная этика. Восточноевропейский набор традиций, обычаев, эмоционального опыта близок западному в той мере, в какой история заставила эти два региона взаимодействовать. Он отдален от Запада в той мере, в какой история Запада была принципиально иной, отличной от истории Восточной Европы. Пренебрежение этим отличием, обращение со своим народом как с некоей абстракцией создало предпосылки национальной неудачи.

И сегодня, находя свое место в новом мире, имеющем всемирного лидера, делая крутой поворот к Западу, Россия должна строить свою модернизацию не на уходе государства из социально-экономической сферы, не на безоглядном следовании в фарватере всесильной сегодня Америки, а учитывая свои этно-конфессиональные и психо-ментальные особенности. Мы — страна, которая тысячелетие шла своим собственным путем и не опускалась до состояния покорной обреченности в самые тяжелые времена. Певцы безоглядного вестернизма улетят на теплый Юг при первой же настоящей буре, но 150 миллионам россиян некуда отступать, им жить и умирать на земле, завещанной жертвенными предками. Эта земля рождала титанов ума и духа, и нет основания усомниться в ее плодородии тогда, когда смятение охватило ее — вопреки тысячелетней истории.

Никакая прозападная «гибкость» элиты не может в одночасье изменить того, что является частью национального генетического кода: никогда не быть ничьим сателлитом, идти на любые жертвы ради самостоятельного места в истории, ради свободы выбора в будущем, ради сохранения этого выбора у грядущих поколений. Медленно, но верно Москва будет освобождаться от поразительных иллюзий захвативших власть провинциальных вождей, изменивших национальной истории. Безоговорочные западники не выдержат испытаний, они уступят место более принципиальным и недвусмысленным радетелям национальных интересов.

Что влечет за собой ослабление России

Россия все же сохранила немалое из наследия СССР. Вовне — место постоянного члена Совета Безопасности ООН, свободу выбора пути, образования союзов, формирования партнерских соглашений с любыми потенциальными союзниками. Внутри — ракетно-ядерный меч, созданная величайшими усилиями оборонная промышленность, система научных исследований и всеобщего образования, медицинская самозащита и колоссальные ресурсы наших безграничных просторов.

Но если случится невероятное, и народ России перестанет верить в себя, отвернется от своей истории и от своей мировой роли, то само ослабление великой страны способно вызвать некий тектонический сдвиг мировой системы, чреватый революционными переменами. Переход России в разряд «отвергнутых» усиливает значимость восьми потенциальных опасностей, способных возникнуть перед Вашингтоном в глобальном раскладе сил.

1.Никогда не следует исключать неожиданно быстрого восстановления сил России. После фактического поражения в Первой мировой войне и после страшных опустошений Второй мировой войны Россия восстала подлинно как «птица-Феникс». При определенном идейном повороте и трансформации правящих сил жертвенная черта национального характера может проявить себя с удивительной силой. Слабость может уступить место решимости, а что касается мобилизационного развития, то исторически в нем равных России нет.

2. Потеря контроля над Евразией. После пяти войн (две в Европе и три в Азии), которые США вели в двадцатом веке, перед ними встает (словами главы Библиотеки конгресса Дж. Биллингтона), «по существу та же задача, которую решала Британия в предшествующие столетия в континентальных войнах: предотвратить авторитарную гегемонию одной державы над величайшей земной массой и хранилищем ресурсов. Подобная главенствующая империя маргинализировала бы и свела бы в конечном счете до положения вассалов государства, развившиеся на морской периферии в Северной Европе и Северной Америке… Если Россия обратится к скрытно-фашистскому авторитарному национализму, угрожающему ее хрупкой правящей коалиции, в то время как радикальные мусульманские государства и ленинистский колосс — Китай начинают экспансию своей мощи, то тогда двумя вероятными итогами, угрожающими демократическим государствам будут распространение этнического и религиозного насилия югославского образца, либо формирование альянса авторитарных стран против малочисленного демократического мира».

Россия граничит с регионами, представляющими первостепенную стратегическую значимость для США: Западная Европа, Персидский залив, Восточная Азия, Южная Азия. Стратегическая направленность указанных регионов, равно как и внутренний региональный баланс в них зависят от процессов, происходящих в России. Резкое усиление или ослабление Москвы способно разбалансировать всю прежнюю, достаточно хрупкую систему внутренней стабильности в этих регионах. Маргинализация огромной России способна подвигнуть кремлевских руководителей на сознательные дестабилизирующие меры.

3. Совершенствование и распространение оружия массового поражения. Хотя холодная война считается оконченной, и обычные вооружения России резко ослаблены, «Россия все же обладает, — напоминают американские специалисты, — способностью нанести удар по центрам населения и инфраструктуре Северной Америки; не подчиняющиеся международным законам государства могут получить часть ее арсенала.» Грандиозный ядерный стратегический потенциал России, ее неимитируемая способность быстро мобилизовать феноменальные разрушительные средства массового поражения делают вопрос глобального выживания во многом функцией понимания условий этого выживания России.

Россия является единственной страной мира, способной физически уничтожить Соединенные Штаты Америки. Согласно подписанному в Москве в мае 2002 г. Договору о сокращении стратегических потенциалов даже через десять лет Кремль будет распоряжаться минимум 1700 единицами ядерных боезарядов стратегической доставки. (В свое время теоретик ядерного сдерживания Р. Макнамара пришел к выводу, что для уничтожения США или СССР достаточны 500 ядерных боезарядов стратегической доставки — поражение 30 процентов населения и 70 процентов промышленного потенциала). В руках Москвы сегодня и в обозримом будущем находится орудие всесокрушающего убийственного ответного удара, неотвратимого в случае решимости отчаявшихся русских.

Россия создала эту гарантию национальной самозащиты, и она может еще долго полагаться на нее. При всех поворотах переживающей сложности национальной экономики, на вооружении России оставлены в боевом составе стратегических ядерных сил три дивизии межконтинентальных баллистических ракет шахтного базирования CC-18 («Сатана») — сохраняя эти 200-тонные ракеты на боевом дежурстве до 2014 г.; и одна дивизия «тяжелых» ракет железнодорожного базирования CC-24 («Скальпель»). Ракеты СС-18 выбрасывают над районом цели до 50 боеголовок, из которых (рабочая схема) 40 могут быть ложными целями — что ставит перед американской Национальной противоракетной обороны на десятилетия вперед неразрешимые задачи. Десять боеголовок МБР имеют ядерный заряд в 1 мегатонну.

4. Характер национальной самоидентификации российского государства. Если Россия признает своими гражданами лишь тех, кто живет в ее пределах, то она явится охранительницей мирового статус кво. Но если она не откажется от опеки 25 миллионов русских, живущих в республиках, прежде входивших в СССР, то она может стать «ревизионистской» страной. У России огромные возможности в соседних экс-советских республиках, в соседних странах православно-ортодоксального ареала, родственной цивилизационной характеристики. Прежний «второй» мир содержит немалый общий советский элемент, и если бы Россия, при определенном социально политическом повороте могла воззвать к некоему подобию «социального реванша», реакция могла бы быть весьма внушительной. (В 1919 г. большевики восстановили большую Россию, переведя суть противостояния в русло социальной перемены; в пятнадцати бывших советских республиках наблюдается такое цивилизационно-экономическое падение, что призыв к социальному равенству не мог бы остаться вовсе без ответа — учитывая и очевидную дискредитацию демократов первой волны, оказавшихся недостаточно стойкими перед мирскими соблазнами, перед возможностями обогащения).

5. На фоне глобального демографического взрыва Россия может возглавить теряющий свои позиции Юг, противостоящий «золотому миллиарду» благополучных стран индустриального Севера; заменить противостояние Восток-Запад не менее ожесточенным противодействием Север-Юг, воспользоваться ожесточением маргинализированных историей стран. Ярко проявившая себя к началу ХХI века этническая ненависть проявляется на фоне постоянного увеличения значимости природных ресурсов, обладание которыми становятся оружием обездоленных. При всех неурядицах и ослаблении, Москва сохранила возможности оказания военной помощи ближним и дальним странам в масштабах, недоступных никому из потенциальных соперников (или противников) Соединенных Штатов.

Феноменальное природное богатство России всегда останется с ней. Это положение кладезя природных ресурсов смягчит политико-экономическую катастрофу 1990-х годов. Мировая индустрия — и прежде всего индустрия Запада (и США в частности) сможет найти в российском газово-нефтяном богатстве своего рода единственную альтернативу Персидскому заливу. Это богатство в критической степени важно для мировой экономики. Допуск ли недопуск к этим богатствам может стать мощным оружием, равно как и средством раскола враждебных России коалиций.

6. Даже одно лишь ослабление контрольных функций Москвы над своим арсеналом непосредственно и прямо воздействует на судьбы Америки. Несмотря на обнаружившуюся стратегическую слабость визави США, Россия продолжает быть (и будет таковой на долгие годы впереди) бесконечно сильнее своих непосредственных соседей. Она будет обладать несомненными способностями воздействовать на ситуацию в таких критически важных странах как Украина и Грузия, не говоря уже о менее самостоятельно настроенных станах так называемого «ближнего зарубежья» и Балтийского региона. Упомянем одни лишь безграничные топливные ресурсы России, ее транспортные артерии, ее, словами Дж. Ная, «софт пауэр» — возможность идейного, культурного, цивилизационного влияния, фактор 25 млн. русских, живущих в соседних странах.

7.Право вето в Совете безопасности ООН дает России критическое по важности влияние в наиболее значительной международной организации, способность противостоять Америке на уровне глобальной организованности. Никакая легитимность в проведении силовых мероприятий глобального масштаба невозможна без участия и согласия Москвы. Попытка заменить ООН Северотлантическим Союзом способно ускорить конфронтацию по линии Запад — остальной мир.

8.Союзническая стратегия Америки, ее попытки (эффективность этих попыток) осуществить союзническое строительство будут в немалой степени зависеть от предрасположенности и согласия России. Особенно это касается Западной Европы, которая так или иначе готова вывести Европейский Союз на глобальный уровень могущества. Если Вашингтон не сможет вести достаточно умелую дипломатическую игру с Москвой, это геополитическое строительство может принять крайне нежелательное для Америки направление.

Все вышесказанное так или иначе обязывает Вашингтон не упиваться своей победой в холодной войне и соответствующим поражением ее прежнего евразийского противника, а следовать более умудренным и осторожным курсом.

Общий враг

Президент Путин после незамедлительного выражения сочувствия жертвам 11 сентября, размышляя в своей сочинской резиденции, увидел в решимости жаждущей мщения послесентябрьской Америки редкий в истории шанс обрести могучего союзника. И российской руководство решило воспользоваться этим шансом: на волне сочувствия жертвам страшного Сентября, обозревая свои сузившиеся возможности, решая задачи национальной безопасности, российское руководство решило присоединиться к американскому гиганту, провозгласившему знакомое: «Кто не с нами, тот против нас». Путин, преодолевая внутреннее сопротивление, принял решение о значительной коррекции внешнеполитического курса России, о повороте в сторону сближения с Америкой.

Прозападные силы поддержали поворот Путина. Как велики эти силы? По оценке заместителя председателя комитета по вооруженным силам Государственной Думы — от 10 до 15 процентов всей российской элиты. С точки зрения Союза правых сил (Б. Немцов), возник уникальный час вхождения России в Запад, шанс, упущенный в 1945 и 1989 г. А последний министр иностранных дел А. Бессмертных считает, что «происходящее может быть использовано в интересах России. Альтернативой союзу с Западом является создание проблем Западу посредством поддержки Ирана, Ирана, Северной Кореи и Кубы, либо ей придется отстраниться от международных дел вовсе — чего наше географическое и геополитическое положение не позволяют».

Поддержка Америки оказалась популярной в Москве: 85 процентов москвичей выразили ту точку зрения, что «нападение на США равнозначно нападению на все человечество… Русские присоединились, — пишут Т. Болтон и М. Макфол, — к Америке в час ее нужды». Не только словесные выражения соболезнования (телефонный звонок президента Путина, первого выразившего готовность помочь), но весьма конкретные действия России осенью 2001 г. привели к определенному изменению взгляда американцев и ряда их союзников на Российскую Федерацию, ее роль в мире, на ее потенциал и возможную важность для Запада в будущем.

То, что своего рода эйфория была, в этом нет сомнения. В России стали полагать, что там, где не помогли прежние шаги навстречу (согласие на объединение Германии, ликвидация превосходства СССР в обычных вооружениях над НАТО, развал Варшавского договора, запрет КПСС, вывод российских войск их Центральной и Восточной Европы), поможет общий страх и общий враг. Россия, потрясенная драматическими событиями сентября, снова пошла по проторенной Горбачевым и Ельциным дороге. Абсолютное большинство опрошенных службами общественного мнения в России выразили симпатию к подвергшейся нападению Америке. Только 6 процентов опрошенных посчитали, что «Америка понесла справедливое наказание». А 79 процентов опрошенных осудили подобную точку зрения, говоря о солидарности с американцами.

Население России страшиться представить террористический акт в Нью-Йорке и Вашингтоне как «конфликт цивилизаций». Осознанно или интуитивно, но население России понимает, что межконфессиональный конфликт в стране будет непоправимой национальной катастрофой. Представляется, что это отразилось на оценке событий в США. На вопрос, (заданный 13-14 октября 2001 г.) началась ли война с международным терроризмом или война или война между христианами и мусульманами, 55 % опрошенных склонились к первому объяснению и только 26 % ко второму. В опросе 22-23 сентября виновниками террористических актов агрессивных приверженцев ислама назвали только 3 %.

Анализируя конкретную ситуацию и отвечая на вопрос, кто подготовил террористическую атаку на США, 15 % российских респондентов ответили, что приверженцы ислама, 12 % — приверженцы Бен-Ладена, 7% — арабы, 6% — афганцы, 4% — талибы, причем в представлении российских граждан талибы — это скорее дикая орда, нежели изощренный противник, обладающий достаточным интеллектом для удара такой силы по Америке. Видимо, сказалось то, что образ талибов в России начал складываться еще осенью 2000 г. во время выхода талибов к Таджикистану. Треть российского населения высказывалась о талибах крайне негативно. Российские респонденты опросов более критичны к США при высказываниях о мотивах террористов, совершивших нападение. Здесь главенствующая версия — наказание за гегемонизм, за самоуверенность и жесткую уверенность в собственной правоте. 22-23 сентября 2001 г. на вопрос о целях террористов 16 % ответили — запугивание, устрашение; 15% — месть; 11% — демонстрация уязвимости США. На вопрос «согласны ли вы назвать атаку на Америку расплатой за американскую политику» 63 % ответили — «согласны». И только 22 % не согласились. На вопрос «почему многие страны поддерживают военные действия США в Афганистане» три ответа доминировали: объединение против террористов (28%); следование за лидером (16 %); страх, стремление к безопасности (15 %).

Российское общество раскололось примерно поровну, отвечая на вопрос, правильно ли США действуют, нанося ракетно-бомбовые удары по Афганистану. 40 % респондентов ответили, что правильно, им 13-14 октября противостояли 42 %, считающие, что неправильно. На вопрос, сумеют ли США добиться своей цели наиболее общим ответом было «нескоро». Представляют интерес представления российских граждан о целях военных действий США в Афганистане.

— отомстить29 %

— уничтожить очаг терроризма21 %

— укрепить свое господство14 %.

Даже на уровне обыденного сознания в России начала пробиваться мысль, что мир очень изменился, и Россия в новом раскладе сил может быть востребована. Об этом можно судить по динамике ответов на вопрос «возможно ли в текущей ситуации усиление позиций России?». 22-23 сентября 2001 г. на этот вопрос положительно ответили 30 % респондентов; 13-14 октября — 39%, а 27-28 октября — 45 %. Это был пик позитивной оценки возможности России в новом раскладе сил.

Особую статью представляет собой оценка степени дружественности Соединенных Штатов России. Здесь наблюдается та же динамика. В ответе на вопрос о влиянии событий в США на российско-американские отношения, 22-23 сентября в их улучшение поверили 35 %, а 27-28 октября уже 44 %. Очень существенно отметить вектор симпатий россиян в оценке желательности сближения России и США. В вопросе 27-28 октября 2001 года в пользу сближения высказались 69 % (!) опрошенных. 17-18 февраля 2001 года в такую возможность верили 32 %, 29-30 сентября — 38 %, 3-4 ноября — 43 %. Это то и позволило многим прийти к выводу, что у России и Америки впервые после второй мировой войны обнаружился общий враг.

Осень 2001 г. с ее трагическими событиями и настроенностью Америки «воздать должное» организаторам террора дал, помимо прочего, новый шанс американо-российским отношениям. Ответ на вопрос, что должно случиться, чтобы народы, «распри позабыв», сблизились между собой, казалось был найден. У Запада и России появился общий противник. Таким врагом в недели последовавшие за 11 сентября, стал террор, конкретным воплощением которого стал Талибан, мулла Омар и Усама бен Ладен. Вот что писал лондонский «Нью Стейтсмен»: «Враждующие лагеря и нации мира объединились против общего врага — глобального терроризма. Приоритеты американской внешней политики изменились с захватывающей дух скоростью. Озабоченность национальной ракетной обороной ушла на второй план. Как оказалось, американская безопасность лежит не в одиноком пути по высокой дороге технологии, а в высокой политике глобального союза. Старые распри с Москвой забыты по мере того, как американцы начали свою кампанию в Афганистане для своей „защиты“, потребовавшую сотрудничества с Россией.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52