Древнейшие обитатели Восточной Европы

В глубокой древности, тысячи за три лет или более до Рождества Христова (P. X.), в разных местах Европы уже обитали люди. Тяжела и непроглядна была жизнь этих первобытных диких поселенцев Европы. Они еще не знали железа: кости животных и камни заменяли им железные орудия. Из кремней и других твердых камней, терпеливо отбивая кусок за куском, тогда выделывали себе люди необходимые орудия: топоры, молоты, ножи, домашнюю утварь, наконечники копий и стрелы и пр. Трудно было сделать их, нелегко было пользоваться ими: сколько надо было труда, чтобы каменным топором срубить толстое дерево.

Сколько надо было поработать, чтобы каменным ножом сделать из дерева какую-нибудь вещь. Но с течением времени и эти первобытные каменные орудия человек ухитрился довести до значительного совершенства, научился трением при помощи песка придавать им гладкость (шлифовать), оттачивать их, нашел способ сверлить в них отверстия, удобнее прилаживать рукояти, стал даже придавать своим изделиям изящный вид и выделывать из камней украшения, бусы и пр. Те времена, когда люди ютились в пещерах или для безопасности от лютого зверя и хищника-врага устраивали себе шалаши по озерам на сваях, пробавлялись охотой да рыболовством, довольствуясь каменными орудиями, ученые назвали каменным веком.

Скифские изделия из золота: слева – рукоять меча, справа – гребень

Конечно, не одно столетие первобытные обитатели Европы в своем житейском обиходе довольствовались каменными орудиями подобно тому, как еще двести лет назад обходились ими, например, наши камчадалы.

Великим событием в бытовой истории человека было открытие способа делать вещи из бронзы (сплава меди и олова). С этой поры люди мало-помалу научились отливать не только хорошие мечи, ножи, серпы, наконечники копий и стрел, но и сосуды, и довольно красивые украшения: ожерелья, кольца, серьги и пр. Время господства бронзы называется бронзовым веком.

Когда же, наконец, человек совладал с твердым железом, научился ковать его, делать из него орудия более прочные и удобные, чем бронзовые, наступает железный век.

Как на западе Европы, так и на востоке сохранилось много остатков от каменного и бронзового веков.

Уже издавна в разных местностях России случалось, что крестьяне выпахивали из земли маленькие заостренные камешки, называли их «громовыми стрелками», так каку суеверного народа сложилось поверье, будто они находятся там, куда ударила молния. Изучение древностей каменного века показало, что эти камешки – наконечники стрел, уцелевшие от глубокой древности.

Раскопки и случайные находки почти всюду в России доставили огромное количество каменных вещей, разных орудий, от самых первобытных, грубо отесанных, до красиво отделанных, просверленных; нашли также и куски глиняных сосудов (горшков), от самых грубых, плохо вылепленных, полуобожженных до искусно сделанных и украшенных затейливыми узорами. Точно так же немало найдено на западе России, в северных и восточных частях ее разных бронзовых вещей и железных, которые относятся к глубокой старине.

Все эти любопытные вещевые остатки ясно показывают, что восточная половина Европы была обитаема подобно западной уже за несколько тысячелетий до Рождества Христова, что древнейшим жителям ее много веков приходилось биться изо всех сил, чтобы с каменным орудием в руках поддерживать и охранять свою жалкую жизнь.

Показывают эти остатки, как первобытные люди путем вековых усилий ума, приноровляясь и приспособляясь всячески к окружающей их природе, старались мало-помалу улучшить, облегчить и скрасить свою жизнь и как, наконец, дознались до искусства плавить некоторые металлы и ковать железо.

Кроме того, в России во многих местах находят немало древностей времен, хотя и позднейших, но все же дохристианских. В наших южных степях много сменилось кочевых племен задолго еще до Рождества Христова. От них остались тоже вещевые следы.

В разных местах степи встречаются и малые, и большие курганы (могильники), попадаются и небольшие могилы, обложенные или обставленные камнями. На некоторых насыпях найдено множество каменных, по большей части грубо изваянных, изображений женщин и мужчин. Значение этих загадочных истуканов, или «каменных баб», как их называют, до сих пор еще не объяснено. Все это – памятники давно минувшей жизни народов, но памятники немые: по ним можно судить только о состоянии искусства у этих народов в разные времена, путем домыслов и догадок можно добыть и некоторые сведения о внешнем быте, но не скажут ничего определенного нам эти немые памятники о внутренней жизни, о верованиях, о понятиях народов, не расскажут и о том, что пережили они. Поведать нам об этом может только человеческое слово: без него нет и быть не может настоящей истории. Те времена, от которых не сохранилось словесных известий, называются доисторическими.

Первое веское слово о народах Восточной Европы сказал греческий писатель Геродот, которого назвали «отцом истории». Уже в шестом столетии до Рождества Христова по северному берегу Черного моря процветали греческие колонии: Ольвия при устье Буга, Херсонес и Пантикапея на Таврическом полуострове и др. Жители этих городов, особенно Ольвии, были в сношениях с соседними народами, жившими в нашей южной степи, и, конечно, должны были многое знать о них. Геродот, посетивший в V в. до Рождества Христова Ольвию, не довольствуясь одними слухами и рассказами о занимавших его странах, сам побывал в устьях Днепра, Буга и Днестра и рассказал подробно и живо все, что видел и слышал.

Прежде всего любознательного историка поразила громадность страны, раскинувшейся пред ним, и величина рек, орошающих ее. Ближайшими соседями греческих колоний, жителями нашей южной степи, были скифы-кочевники, а к северу от них вверх по Днепру жили, по словам Геродота, подвластные им скифы-пахари. Далее он приводит несколько баснословных рассказов о людоедах (антропофагах), будто бы живущих к северу от этих скифов, о чудовищах с львиным туловищем, с орлиным клювом и крыльями (грифах), стерегущих на севере золото и прочее. В такие басни облекались слухи о страшных опасностях, ждущих смелых путешественников на дальнем севере, и о богатствах, скрытых в Уральских, или Сибирских, горах. Но то, что рассказывает Геродот о скифах-кочевниках, дышит простотой и правдивостью.

Скифы-кочевники, по его словам, очень мудро устроили свою жизнь: на них трудно напасть врагу, трудно и уйти от них – ни городов, ни крепостей у них нет; живут они не от плуга, а от скота, все они конные стрелки, жилища свои имеют при себе – перевозят их за собой на телегах.

Как трудно покорить кочевников, на широком степном приволье, хорошо видно из рассказа того же Геродота о походе персидского царя Дария на скифов. С бесчисленным войском двинулся он в степь, надеясь скоро обуздать их, но ошибся в расчете: скифы не вступали в бой, а беспрестанно переходили с места на место, уходя ввиду персидского войска все дальше и дальше в глубь своих степей.

Дарий потерял наконец терпение и послал к скифскому царю гонца с такими словами:

«Если ты силен, остановись и сразись со мною, если же чувствуешь свою слабость, то все-таки не бегай, а дай мне, как владыке своему, земли свои и воды и вступи в переговоры».

«Никогда ни перед кем не бегал я от страху, – отвечал персидскому владыке скифский царь, – ни прежде, ни теперь. Ничего небывалого не делаю я и ныне. Я по своему обычаю кочую. Остановиться мне негде: у нас нет ни городов, ни возделанной земли, и защищать нам нечего, а потому и сражаться с вами у нас нет ни случая, ни причины. Если же непременно хочешь битвы, то у нас есть отцовские могилы, – найдите их и попробуйте тронуть, тогда вы узнаете, будем ли мы готовы на битву или нет… Ты называешь себя моим владыкой. Да будет тебе ведомо, что над собой я знаю только одного владыку – Бога… За дерзкие слова твои заплатишь ты слезами».

С этого времени скифы стали всячески вредить персам: не давали им покою по ночам, нападали во время обеденных привалов. Скифская конница постоянно одолевала персидскую; когда же пехота готовилась вступить в бой, то скифы уносились от нее на своих степных конях.

Сначала скифы, отступая перед персами, засыпали колодцы и родники, уничтожали траву, чтобы всячески затруднить путь врагам, а теперь, наоборот, облегчали им поход, даже подгоняли к ним нарочно стада…

Догадался Дарий, что скифы хотят заманить персов подальше в свои степи, чтобы вконец измучить их внезапными нападениями и затем истребить, убедился он, что при всех его громадных силах ему не покорить степных кочевников, и поспешил выбраться из дикой их страны.

Поклонялись скифы, по словам Геродота, многим богам (небу, солнцу, луне и др.). Храмов, жертвенников и кумиров не ставили, только одному богу войны устраивали жертвенник. Волхвов, гадателей и предсказателей у скифов было великое множество. Горе было тем из них, предсказания которых не оправдались: их ставили на повозку, запряженную волами, в кучу хвороста, зажигали его и пускали волов по степи… В жертву богам приносили скифы волов, коров, лошадей и других домашних животных. Богу войны приносились жертвы иначе. Устраивали из хвороста огромный курган; на верхней площадке его водружали старинный железный меч, который и служил кумиром бога войны. Этому мечу приносили в жертву скот и лошадей в гораздо большем количестве, чем другим богам. Когда же брали в плен неприятелей, то от каждой сотни одного приносили в жертву: возлив вино на головы обреченных в жертву людей, резали их над сосудом, потом несли кровь на курган и лили ее на меч.

Скифы были вообще кровожадны. На войне скиф пил кровь первого убитого им врага. Головы убитых неприятелей скифы относили царю, чтобы иметь право участвовать в добыче, а кто не приносил, тот ничего и не получал. Кожа с вражьих черепов искусно снималась и привешивалась на узде к коню. Тот воин считался храбрейшим, у которого было больше таких победных знаков. Из черепов знатнейших и злейших врагов своих скифы делали себе чаши: богатые отделывали их золотом, а бедные обтягивали воловьей кожей. На пирах и торжествах, которые устраивались раз в год, более отважным воителям оказывался особенный почет, им подносили вино, тогда как не отличившиеся ничем сидели поодаль от храбрых, без всякой почести и без вина… Вина пили скифы очень много, и притом чистого, не разведенного водою, что у древних греков считалось признаком грубости и варварства.

Своих царей скифы погребали с большими почестями и особенным образом. Тело умершего, вынув из него внутренности, наполняли благовонными травами (бальзамировали), обмазывали воском, клали в колесницу и объезжали по всем подвластным народам. Печаль их выражалась тем, что они наносили себе раны, урезывали уши, царапали лицо, стригли волосы. Чем дальше везли погребальную колесницу, тем больше и больше народу присоединялось к печальному шествию, и наконец накоплялось великое множество людей. Когда привозили тело царя на царское кладбище (некоторые полагают – поблизости от Днепровских порогов), здесь выкапывали большую четырехугольную яму, а в ней отдельные пещеры. В одной погребали царя, а затем, удушив одну из царских жен и самых близких к царю слуг, хоронили их в остальных пещерах. С ними клали царскую утварь, оружие и различные украшения, большей частью золотые, так как скифы серебра и меди употребляли мало. Наконец все собравшиеся на погребение наперерыв друг перед другом засыпали могилу землей, стараясь сделать насыпь как можно выше, таким образом сооружали иногда громаднейший курган, сажень десять вышиною, шагов 500 в окружности. Через год справлялись поминки: снова убивали лучших из уцелевших слуг умершего царя, убивали и лучших его коней и мертвых всадников на мертвых конях ставили на кольях вокруг кургана.

Скифский воин

Когда умирали простые скифы, то родственники умерших возили их на повозках по их друзьям; те угощали провожатых пирами. Такие похоронные объезды длились 40 дней, затем совершалось погребение.

Строго соблюдая свои обычаи, скифы, по словам Геродота, питали отвращение к обычаям иноземцев и ничего не заимствовали от них…

Из приведенного рассказа ясно рисуются суровые нравы скифов-кочевников. Нравы и обычаи скифов-пахарей, к сожалению, не описаны, но они, конечно, отличались большею мягкостью и миролюбием, как оседлые мирные промышленники. Они возделывали хлеб не только для себя, но и для продажи.

К рассказам Геродота о богатстве скифских могил ученые относились долго недоверчиво, но когда стали раскапывать курганы, то рассказы «отца истории» блистательно подтвердились.

Несмотря на то что сокровища многих скифских могил оказались расхищенными еще в глубокой древности, несмотря на то что при раскопке одного царского кургана (Куль-Оба) близ города Керчи грабителями было сделано нападение и захвачено множество древних золотых вещей, все-таки найти и сберечь удалось огромное количество скифских древностей. При раскопке, например, одной могилы в 1863 г. (Чертомлыцкой) близ Днепровских порогов, неподалеку от местечка Никополя, было найдено множество принадлежностей и украшений конской сбруи, колесниц, шатров; найдены золотые и серебряные обручи, серьги, около 700 золотых блях, золотые перстни… Раскопка этого кургана производилась почти два года; но труды увенчались блестящим успехом: добыто было около 2500 предметов, драгоценных для науки. Хотя большая часть вещей была греческой работы, но делались они сообразно нравам и вкусам скифов.

Особенно важны две вазы: одна – золотая, найденная в кургане близ Керчи, другая – серебряная, добытая из Чертомлыцкой могилы, недалеко от местечка Никополя. Оба эти изящных сосуда греческого изделия украшены изображениями скифов и дают понятие об их вооружении и одежде.

Скифская одежда была одеждою лихого наездника. Короткий кафтан не мешал верховой езде: запахивался он пола на полу и туго опоясывался ременным поясом, украшенным бронзовыми пластинками. Кафтаны были холодные и теплые: последние подбивались и опушались по краям мехом. Обувь скифа состояла из коротких сапог, которые перевязывались ремнем. У царей и богатых вельмож и кафтаны, и шаровары украшались золотыми бляшками, из которых составлялись узоры; кроме того, одежда украшалась множеством блестящих пуговок.

Скифы носили бороды и длинные волосы, зачесывая их назад; башлыки, которыми они прикрывали голову, точно так же как и одежда, украшались нашивными бляхами и пуговками. Вожди носили на голове золотые ленточные перевязи вроде венчиков. На шею надевали гривны, то есть ожерелья: цари и вельможи – золотые в полфунта и больше весом, простые люди – бронзовые. Женщины у скифов очень любили украшения, в их могилах было найдено множество золотых и бронзовых ожерелий, обручей (браслетов), перстней, колец, серег.

Главным оружием скифов были лук и стрелы, на поясе у каждого висел лук в налучии, при котором был небольшой колчан со стрелами; кроме того, употреблялись короткие мечи и копья. Самым ценным богатством степного наездника был, конечно, конь. Простые скифы, как видно по изображениям, довольствовались ременной уздечкой и незатейливым седлом, но цари и вельможи у них щеголяли великолепными конскими уборами, которые были обильно украшены золотыми разнообразными бляхами, на шеи коням иногда навешивались гремящие цепочки с бубенчиками и колокольцами.

Скифские вазы

Из утвари скифов найдены большие котлы на высоких подставах; они, очевидно, ставились прямо на землю, и под ними разводился огонь. Кроме того, найдены чаши и роги, служившие скифам на их пирах, а также вазы, блюда, ложки, ножи и проч.

Хотя и после Геродота греки говорят о скифах, жителях Восточной Европы, а затем римские писатели сообщают некоторые известия о ее обитателях, называя их сарматами и другими именами, но известия эти по большей части темны и сбивчивы. Под скифами и сарматами древние писатели разумели вообще жителей южной части малоизвестной Восточной Европы, между тем на ее равнинах обитало разом по нескольку различных племен, притом кочевые народы здесь часто сменялись один другим. Некоторые наши ученые думают, что под общими названиями скифов и сарматов скрываются и наши предки – славяне.

После Рождества Христова греческие и римские писатели начинают уже различать на Европейском Востоке несколько племен и называют их разными именами, но в путанице этих имен очень трудно разобраться. В IV в. в юго-западной части нашего отечества готы, народ германского племени, образовали было большое государство, но страшное нашествие азиатских кочевников, гуннов, уничтожило его и произвело в Средней Европе общее передвижение племен, так называемое Великое переселение народов.

С пятого столетия после Рождества Христова появляются уже довольно ясные известия о славянах.

Славяне

Сравнение языков, древних верований и обычаев европейских и некоторых азиатских народов показало, что славяне принадлежат к большой семье племен, которые ведут начало от одного праотца-народа – арийцев, в незапамятные времена живших в Азии, на Иранской возвышенности. Арийское племя, размножаясь, постепенно выделяло из себя части, которые, мало-помалу подвигаясь от своей родины на юг и на запад, расселялись по разным странам и складывались в отдельные племена (в Европе греко-италийцы, кельты, германцы, литовцы, славяне, в Азии – иранцы и индийцы). Тем же способом дознано, что славяне, пришедшие в Европу еще в доисторические времена, не походили на древнейших диких обитателей ее, чтили уже родственные связи и обязанности, могли приручать животных, занимались скотоводством, имели сведения о земледелии, умели плести, ткать, шить, знакомы были с золотом, серебром, медью, стало быть, давно уже вышли из первобытного состояния дикарей.

Где в Европе поселились славяне по выходе из Азии – неизвестно. Вероятно, не раз им приходилось менять место во время народных движений. По древним преданиям славян, можно заключить, что древнейшим местом их в Европе были страны по нижнему и среднему течению Дуная и земли к северу от него до Карпатских гор. На Дунае жить было привольно: воздух здесь теплый, земли плодоносные, растительность богатая. Не ушли бы славяне отсюда по своей воле, да стали их теснить с юга, как говорит предание, другие народы (волохи), пришлось славянскому племени раздробиться и двинуться в другие земли. Одна только часть их осталась на Дунае; от этих славян ведут начало сербы и болгары. Другая часть их пошла дальше на север; от них произошли чехи, мороване, словаки и поляки, а те славяне, которые поселились по реке

Эльбе да по берегу Балтийского моря, мало-помалу затерялись среди сильных немецких племен, слились с ними в один народ – онемечились. Третья часть славян пошла на северо-восток по Днепру и его притокам. Эти восточные славяне наши предки: от них-то и ведет начало русский народ.

Места по Днепру было вдоволь, тесниться было нечего – свободно расходись хоть во все стороны! Пробираются по реке поселенцы: приглянется им какое-нибудь место на берегу – остановятся, поживут несколько времени. Хорошо живется, можно добыть пищу и не очень опасно – устроят незатейливые жилища и живут себе, а худо – пойдут дальше искать новых мест. Широко раскинулись по долине Днепра, по его притокам и дальше к северу и востоку поселения восточных славян, и разбились они на несколько частей или небольших племен. Те славяне, что расселились на полях по среднему течению Днепра, назвались полянами. К западу от них водворились древляне, в лесах (деревах) по реке Припяти. К северо-востоку от полян, по реке Десне, – северяне. От реки Припяти до Западной Двины болотистую местность заняли дреговичи (от слова «дрягва», что означает «болото»). По верховьям Днепра и Западной Двины поселилось большое племя кривичей; самая северная часть славян, жившая по озеру Ильменю и по рекам, впадающим в него, не имела особого названия, а называлась общим именем – словенами. К востоку от Днепра, по реке Сожи, жили радимичи, а еще далее, к верховьям Оки, жили вятичи, самое восточное из славянских племен. По Западному Бугу жили дулебы, или бужане, а далее по Карпатским горам – хорваты. По Днестру, к Дунаю и Черному морю, поселились уличи и тиверцы.

Из отрывочных известий Византийских, германских, арабских писателей (с седьмого по десятое столетие до Р.Х.) и нашей летописи можно добыть кое-какие сведения о житье-бытье наших предков до начала государства.

Разбросавшись по огромному пространству, не только все эти племена восточных славян не сливались в один народ, но и каждое племя в свою очередь дробилось на отдельные общины, и каждый поселок жил особняком. До девятого столетия по P. X. не было такой силы, той одной власти, которая сплотила бы их в один народ. В каждой отдельной семье повелителем был отец; несколько семейств, происшедших от одной семьи, составляли род. Если жив был дед, от которого вели начало эти семьи, то он был и главою всего рода; все родичи должны были слушаться своего родоначальника, как дети отца. Умирал дед, тогда брат его или старший сын становился главою рода. Когда же с течением времени род разрастался, многие забывали уже о том, что они ведут начало от одной семьи, не помнили о кровном родстве между собою, тогда род распадался на несколько отдельных родов. Они порой даже враждовали между собой, но один язык и одинаковые нравы отличали их от иноземных народов и напоминали им, что они одноплеменники.