Среда, двадцать третье мая

Мама мотнула головой в сторону дивана, на котором завернулся в одеяло дядя Коля. Как куколка. Запах перегара с дивана доставал.

– Наш-то герой-с-дырой вчера опять нажрался. До зеленых соплей.

Лена догадалась: мама просит о женской солидарности. Она «включила дурочку».

– Да, мамуль! Я вчера на базаре видела такие потрясные платьишки! Давай съездим туда как-нибудь вместе.

Мама сморщилась.

– Наверно, такая же порнография, как эта? Ходишь как бабайка!

Она ткнула сухарем в Ленину любимую футболку. Предложила:

– Так и быть! Оденешь мое старое школьное платье с белым передником. Хранила столько лет для такого случая. Я подгоню его по тебе.

Ожил мобильник. Псай. Смс-ка от Ани: «Ленка, ты – лицо, содержащееся в местах приобретения знаний!» Толстый намек на тонкое обстоятельство. Надо в школу.

Вслед за телефоном ожил отчим. Он с трудом выкрутился из одеяла и сел, тяжело дыша.

Мама раздраженно обернулась к спутнику жизни.

– Привет с большого бодуна! Долго еще будешь играть в бутыльбол, алконавт?

«Лучшая защита – это нападение». Вроде какой-то знаменитый шахматист говорил. Может, даже Ботвинник. Дядя Коля обиделся.

– Будешь много выступать, уйду навсегда. К Алене из мясного отдела. Она давно меня к себе зовет.

Наиля пренебрежительно засмеялась.

– Да кому ты нужен, лишай конский?!

Отчим поднялся, гордо задрал нос, шатаясь, ушел в туалет. В свой «кабинет». Подумать.

Аня ела на завтрак готовую магазинную пиццу и слушала мамины фортепианные экзерсисы. Карл Черни, «Ежедневные упражнения». Опус номер триста тридцать семь. Для детских музыкальных школ.

Дедушка с утра пораньше умчался в свой университет. Собирать дань. В совете ветеранов универа ему пообещали презент: водку, рыбные консервы и почему-то моющее средство. Набор оптимиста. «Непринужденно переживем конец света!»

– В курсе, что там вчера вечером у нас в подъезде стряслось? – спросила Валентина Николаевна, не прекращая играть. Аллегро. Размер четыре четверти.

– Похоже, убили кого-то, – ответила Аня. – Я хотела выйти погулять, но меня полицейские не выпустили из дома. На первом этаже у лифта кто-то лежал.

– Убийцу, конечно, не поймали?

Валентина Николаевна сменила темп. Гнесина, «Подготовительные упражнения к различным видам фортепианной техники». Раз, два, три, раз, два, три. Нога ритмично нажимает на педаль.

Аня аккуратно отрезала треугольный кусочек пиццы.

– Не знаю. Наверно, нет.

Мать бросила быстрый взгляд на дочку. Сказала многозначительно:

– Но одного человека забрали.

Аня, жуя с набитым ртом, невнятно:

– Кого же?

– Одного парня из нашего подъезда. Такого светлого, высокого, похожего на прибалта. Я из окна видела, как его уводили.

«Витас!»

– Может, ты знаешь, кого убили?

– Знаю. Соседка была понятой на опознании. Пока ты весь вечер висела на телефоне, мы с ней на кухне чаю попили. Убили девочку из вашей школы. Наверняка ты ее там видела. Какая-то Даша Палашова. Ужас!

«Палашова!»

Пицца больше не лезла в горло. Витас убил Палашову! Офигеть можно!

– А за что он ее?

Валентина Николаевна принялась за аккорды. Это Нейгауз: «Аккорды на форте играются более низкой кистью, аккорды на пиано – более высокой. Свобода руки от плеча до кисти при полной сосредоточенности пальцев». Велик и мудр Генрих Густавович! Хоть и немец.

Небрежно повела плечами.

– Понятия не имею. Я никогда бы на него не подумала. Вежливый такой. Всегда в двери пропустит. Интеллигентный юноша.

Пока дядя Коля отсутствовал, чаепитие закончилось. Мама унесла чашки на кухню. Мыть-сушить. Лена сложила недоеденные сухарики и сушки в хлебницу. Хлебницу Куролятины держали теперь в комнате. В кухне слишком накладно для семейного бюджета. С некоторых пор Фарида стала путать свою и чужую. А у Баимовых семья большая. Плюс постоянные родственники из области. Тоже люди не богатые. Хлеба все едят много.

Ссориться с соседями не хотелось. Все-таки Салават полисмент. Человек со связями. В прошлом году, зимой, с Салавата по пьяному делу сняли шапку. Чуть-чуть не успел до дома дойти. Какие-то нарколыги. Салават же мелкий, да еще не в мундире был. А шапка хорошая – норковая формовка. Фарида дождалась, пока муж проспится, и, с матюгами, отправила его на поиски. К себе в полицию, правда, Салават не пошел. Стыдно было перед коллегами. Поговорил с местными жуликами. На следующий день шапку ему вернули. Конечно, другую, плоскую как блин, из крола, но все же. Связи! Влияние. С такими людьми кухонные войны лучше не устраивать. Поэтому теперь куролятинская хлебница стояла на столе в комнате. Да оно так и удобнее.

Вернулся отчим. С пунцовыми пятнами на впалых щеках. Восстал. Заседание в «кабинете» пошло на пользу. Да и на кухне поправил здоровье. Хлопнули с Салаватом по стопарику «Хлебного дара». Соседу сегодня дежурить в ночь. Значит, утром позволено остограммиться. Закусили холодцом.

– Интересная тема, – дядя Коля поцыкал языком, что-то обдумывая.

Лена, собирая свой розовый с черными вставками рюкзачок, посмотрела на отчима.

– Вы о чем?

– Салават говорит, эту школьницу на нашем проспекте задушили. Про которую сейчас в телеке говорили.

Лена замерла.

– И кто это?

– Не знаю. Салават не запомнил имени.

– А кто убийца?

Отчим хихикнул.

– Какого-то пацана арестовали. Думают, что эта педовка дискотечная к нему приходила.

– Зачем ты так про бедную девочку, Николай? – вступилась за жертву зашедшая с полным тазиком Наиля. Она начала развешивать влажное белье на веревке, натянутой на двух крючках.

Дядя Коля легко сморщил лицо. Как пустой целлофановый пакет. На его собственном мимическом языке это означало: «Не учите меня жить. Лучше помогите материально!» Потом усмехнулся и со значением произнес:

– Ясно, что схватили первого попавшегося. К бабке не ходи. Они бы лучше к этому придурку из двадцатого дома присмотрелись.

– А Лябин-то тут причем? – удивилась Лена.

Дядя Коля наклонился в ее сторону и обдал водочным перегаром, усугубленным запахом холодца с чесноком. Лена машинально отвернула голову. Дыхание сперло. Ух, крепенько!

– Вот помяни мое слово – это он! И ту девку возле пляжа он завалил. Ебнутое создание.

– Угомонись. Как тебе не стыдно наговаривать на убогого! – возмутилась Наиля.

– Ничего себе убогий! Ёпрст! Нам бы его здоровье. Всю зиму каждый день на морозе по улице шляется, и ни одна зараза его не берет! – запальчиво возразил жене дядя Коля.

– Не завидуй! – оборвала его Наиля. – Лучше скажи: ты что-то про него знаешь? Или просто так мелешь?

Дядя Коля понизил голос:

– Я его вчера вечером видел в том самом дворе, где чуть позже девчонку убили.

Наиля обидно усомнилась:

– Тебе, поди, спьяну померещилось? Что ему там делать? Он же возле «Сметаны» живет. Недалеко от нас.

– Вот именно! А вечером этот неадекват болтался в чужом дворе у школы.

Между делом дядя Коля выдернул толстую черную волосину из носа и принялся ее внимательно разглядывать. Зефиринка вылезла из-под стола и, запрыгнув к отчиму на диван, тоже стала помогать смотреть на волос. Поощрительно погладив любопытное животное, дядя Коля добавил:

– Я трезвый был. Еще только шел к мужикам.

– Ну и что Лябину там было нужно? – спросила Наиля.

Дядя Коля насмешливо посмотрел на жену.

– Откуда я знаю? Я же не Гарри Поттер.

Наиля рассмеялась.

– Нашел маньяка. Лябин! Штаны на лямках!

Отчим посерьезнел.

– Ты, Наиля, не смотри, что он дебил с игрушечным пистолетом. У него плохая наследственность. Гены от крокодила Гены! Между прочим, его папашка мотает срок за то, что его мамашку по пьяни пырнул ножом и о голову пустую трехлитровую банку разбил. Там целый триллер был! Весна на улице Вязов! Кошмар на Заречной улице!

Дядя Коля невзначай бросил взгляд на часы.

– Ох, ё!.. Ленка, беги на занятия! Твой зулус, наверно, давно уже у подъезда скучает!

Конечно, вся школа знала, что Дашку Палашову из девятого «б» зверски убили. Правда, всеобщего траура не было. Уроки шли как обычно. В конце концов, ничего сильно особенного не произошло. Вселенная форму не изменила. В Мухачинске каждую неделю погибала дюжина-другая людей. По неестественным причинам. Дети, молодежь, старики… Город-то большой. Все привыкли.

После уроков подруги зашли к Ане. Мандинго остался в школе. Девятый «б» сегодня учится на один урок дольше. Такая вот у пацана непруха.

У Макидонов за хозяина оставался Арик. Остальные привычно отсутствовали: Валентина Николаевна учила, Женька учился, а дедушка еще не вернулся с добычей из универа. Сладко пахло свободой.

Аня достала из холодильника крабовые палочки и майонез. Хавчик. Потом принесла ложки, вилки, тарелки. Девочки устроились в Аниной комнате. Включили тихую музыку: «Солнце-любовь». В окно дерзко заглядывает солнышко. Со стен улыбается полиграфический Жора. Уютно.

– О чем задумалась, Куролятина? – спросила Аня подругу, нахмурившуюся на диване с вилкой в руке.

Лена вздохнула и сунула в рот крабовую палочку. Вяло пожевала. Щека в майонезе.

– Не понимаю, почему мы должны так жить.

– Как «так»?

– Так, как мы живем.

Аня улыбнулась.

– Ленка! Не говори загадками.

Лена неопределенно повела рукой.

– Грязно, бедно, страшно…

Аня хмыкнула:

– Ну, все же не могут жить счастливо.

– Почему?

– Наверно, потому, что на всех счастья не хватает.

Лена внимательно посмотрела на Аню.

– А почему на всех не хватает?

Аня растерянно развела руками.

– Потому, что некоторые берут себе больше других. Богатенькие буратины. Начальники. Олигархи. Ну, Куролятина, прекрати меня напрягать! Нашла тему…

Лена сказала:

– Может, стоило бы уехать? В Америку. Такая свободная страна…

Аня снова хмыкнула:

– Если Америка такая свободная страна – почему же они к себе никого не пускают? Папа как-то хотел получить американскую визу – обломался. Отказали без объяснения причин.

Лена вздохнула.

– Весь мир – границы, барьеры. Почему?

Аня серьезно придвинулась, напомнила:

– Куда ты собралась ехать? Ты что, забыла? В пятницу мы уходим к Жоре.

Она с подозрением вгляделась в лицо подруги.

– Может, ты передумала?

Лене стало не по себе. Она смутилась:

– Ну, что ты! Нет, конечно. Вместе навсегда!

Аня с жаром повторила:

– Вместе навсегда!

Потом горячо:

– Как я тебя все-таки люблю, Куролятина!

Лена смущенно заулыбалась.

– Я тебя тоже, Аня. Ты лучший человек в моей жизни!

Аня пылко поцеловала подружку. Прямо в след от майонеза на щеке.

Убийца тщетно пытался уснуть. Полумрак. На стене потертый коврик. «Три богатыря». Вышитый в центре коврика Илья Муромец, приложив ладонь козырьком ко лбу, пытается разглядеть нечто в телевизоре, стоящем у стены напротив. Окна завешены тяжелыми плотными шторами. А за бархатом штор бушует день-деньской. Греет солнце. Праздник жизни. Но он с утра чувствовал себя неважно. Видимо, просквозило вчера, пока торчал в холодном подъезде. Кашель, чих, боль в горле. Голова раскалывается. ОРВИ. Острая респираторная вирусная инфекция. Он прополоскал горло эвкалиптом, что-то такое закапал в нос, принял пару таблеток аспирина и лег в постель. Скоро на работу.

Убийца не думал о своей последней жертве. Зачем? Нет повода. Кто-то же должен был умереть. Сейчас все нормально. Все правильно. Желание прошло, девочка осталась во вчера. На полу за лифтом в чужом подъезде.

Сон не шел. Убийца прислушался к домашним звукам. Их нет. Тихо. Один дома. Как Маколей Калкин. Прикольный фильм. Убийца даже чем-то похож на юного американца. Только не такой юный. Хотя и не старый.

Немного лихорадит. Может, яблоко съесть? Лень вставать и идти на кухню.

Он вдруг вспомнил о том, как выбирал себе оружие. Улыбнулся. Нож? Безобразные раны, кровь, даже, не дай бог, кишки, выпущенные наружу. Ни в коем случае! Он же не монстр. Тоже мне, Джек Потрошитель нашелся!

Убийца сцепил пальцы рук, сложил указательные пистолетиком. Прицелился в Илью Муромца на коврике. Тоже нет. Пистолет – это дорого, хлопотно, шумно. И противозаконно.

Убийца, в который уже раз, похвалил себя за отличный выбор. Веревка. Простая, бельевая. «Дешево и сердито», как говаривал деда. Для убийцы дешево, для жертвы сердито.

Убийца не боялся, что его найдут. Он считал себя очень умным и предусмотрительным. Неуловимым.

Лена отодвинула от себя тарелку с крабовыми палочками. Все, наелась. Как говорит мамуля, «накидалась». Накормленный желудок слегка давил. Не давал забыть о своем существовании. На душе тоже было как-то тяжело. Аня рассказала про Дашку. Удивил Витас. Если это его арестовали. За что убил Палашову? Давеча на «Сметане» они так хорошо смотрелись вместе. Обнимались-целовались. И вдруг – убил!

Лена вообще не могла себе представить, как можно убить человека. И вообще живое существо. Например, Зефиринку. Она же дышит, общается с тобой на своем кошачьем языке, любит тебя. Тепленькая. А тут человек. Тем более. Даже такая хабалка, как Палашова.

Лена вспомнила про будущую пятницу. А убить себя? Это как? Умереть и вообще не быть. Нигде. Лена, если честно, не очень верила в жизнь после смерти. Она вдруг поняла, что уже ничего больше не будет. Для нее. В пятницу вечером в школе для нее не будет дискотеки для выпускников. Не будет мамы, Зефиринки. Даже противного вонючего отчима не будет. Ей стало страшно. Она не хочет никуда уходить!

А как же Аня? Лена взглянула на подругу, сосредоточенно копающуюся на полу в дисках. Аня ни за что не откажется от своего замысла. Она такая целеустремленная! И Лена останется совсем одна. Ну нафиг!

Лена постаралась затолкать свой страх перед будущим далеко-далеко вглубь себя. Лучше об этом не думать. До пятницы еще много времени. Жить да жить. Лучше решать проблемы по мере их поступления.

– Ты веришь, что Витас мог убить Дашку? – задала она вопрос Ане.

Та, перебирая диски, пожала плечами.

– Не знаю.

Дядя Коля ковырял в носу. Этим неэстетичным делом он занимался, как правило, в двух случаях: когда нечего делать и когда требуется подумать. Хотя первый случай подвертывался гораздо чаще, именно сейчас был второй.

Он только что закончил разгружать машину с консервами, макаронными изделиями и печеньем. Сложил продукты в полуподвале магазина. Можно перевести дух. Вот и выдалась свободная минутка. Для посидеть, покурить.

Дядя Коля устроился на приступке у служебного входа, достал папиросу, вставил ее в пожелтевший мундштук. Конечно, капля никотина убивает лошадь, но мы же не лошади.

Его все мучил вчерашний вечер. Зачем Лябин метнулся во двор, где убили Палашову? И именно перед тем, как… С другой стороны, парень из того дома тоже не просто так в полицию заскочил. Значит, у мусоров были основания. Интересно, какие? Дяде Коле даже на секунду не приходила в голову мысль рассказать полицейским о том, что он видел. Помочь. Он же находится по другую сторону баррикады. Сидевший. Это клеймо уже навсегда.

Горький табак выгорел весь. Папироса потухла. Пора возвращаться к работе. «Наша главная задача: молотьба и хлебосдача…» Дядя Коля выбросил из головы мысли об убитой девчонке. Эта история его не касается. Хрен с ними со всеми! Наиля обещала на ужин приготовить манты. Хорошая штука, между прочим!

Зефиринка урчала, словно маленький трактор. Громко, напористо, бесконечно. Кошка улеглась у Лены на коленях и довольно мурлыкала нутром. Доказывала делом свое благополучие. Сама Лена тоже не бездельничала. Занималась домашним заданием. Скорее по привычке, чем по необходимости. Все равно ведь не понадобится.

Молодая преподавалка по литературе велела всем девятиклассникам подготовить стихотворное обращение. Будут дарить на последнем звонке остающимся мелким. Лена добросовестно просматривала учебники и сборники поэзии в поисках подходящих строк. Пушкин, Жуковский, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Ахматова… За спиной тихо бормотал телевизор. Что-то про спортивные достижения. Лена на всякий случай уменьшила звук до минимума. Неугомонный не дремлет враг! Баба Маня сохранила к своему неумолимо надвигающемуся столетию безупречный слух.

Лена отложила книги в сторону. Позвонить Ане, что ли? Она уже соскучилась по подруге. Перед расставанием девочки договорились снова встретиться вечером на «Сметане».

В квартире Лена была одна. Мамуля и отчим на работе. Соседи тоже куда-то уехали всей толпой. Только Зефиринка скрашивает одиночество. Лена обратила внимание: ее кофточку, висящую на кресле, все еще украшает черно-оранжевая ленточка. Так называемая георгиевская. Прикольная ленточка. Ее Лене подарили в салоне сотовой связи, куда она зашла заплатить. Дело было в начале мая. Накануне какого-то праздника. Лена не знает, что потом отмечали. Главное – школа не работала. Она носила ленточку, пока та не испачкалась. Залапала жирными руками. Потом в город пришло тепло. Лена бросила кофточку на спинку кресла и больше не надевала. У Куролятиных одежда вообще была разбросана повсюду – на складной ширме, стоявшей в углу, на обшарпанном кресле, напоминавшем шезлонг, на стульях. Постиранное белье висело на веревках, пересекающих комнату по диагонали. Хлопало неосторожных обитателей коммуналки по головам. Трусики, маечки, колготки, лифчики…

Лена решила не звонить. Осталось мало денег на сотике. Скоро подруги и так увидятся. Лена привстала с места, потянулась за яблоком. Поточить…

Вдруг ледяные клещи страха сдавили ей сердце.

Ужас. Паника. Не вдохнуть, не выдохнуть. Лена застыла на месте, не в силах шевельнуться. Телевизор. Зомбоящик. В его неразборчивом бормотании Лена внезапно услыхала знакомые интонации. Она невольно прислушалась. Палашова! Это ее голос. Неразборчивый, угрожающий, нагоняющий жути. Струйки холода по телу. Так не бывает! Лена, не раздумывая, с трудом преодолевая свой ступор, бросилась к двери. Как была – в коротком домашнем платьице. Зефиринка пушистым нечто шарахнулась под стол. Мрачный голос с того света безостановочно бубнил в спину. Слов было не разобрать, но сам тон не позволял сомневаться – берегись, это смерть!

Минуя лифт, Лена, топоча по бесконечным лестницам, выскочила во двор. Это с восьмого этажа! Охвативший ее страх гнал все дальше. Наваждение. Морок. В смятении она пересекла двор и вбежала в распахнутые ворота соседней стройки. Безлюдье и заброшенность стройплощадки не остановили ее. Найти бы место, где можно укрыться, зажать руками уши, чтобы больше не слышать злобного бормотания и отсидеться. Вернуться к самой себе. Пустая десятиэтажная коробка предлагала много таких мест.

Лена, задыхаясь, начала быстро подниматься по лестничному маршу без перил. Вокруг только бетон, цемент, кирпич. Все оттенки серого. Сырость. Запах строительных смесей, песка, гудрона. Первый этаж, второй… Еще выше…

Дыхалка не позволила окончательно сойти с ума. После третьего этажа в боку закололо. Лена остановилась, бессильно оперлась о стену. В груди и висках стучало. Недостаток воздуха заставил прийти в себя. Хотя бы частично. Чуть отдышавшись, Лена продолжила подъем по лестнице. Уже медленно, по инерции, отдуваясь.

Неожиданно обнаружилось, что лестничная клетка в недостроенном здании – довольно оживленное место. Навстречу Лене легко, чуть боком, спускался какой-то мужчина. В белой рубашке, темных брюках – она не успела особо много запомнить. Он ловко протиснулся мимо нее на тесной череде ступеней. Некрашеная шероховатая стена с одной стороны, бездонная щель между пролетами с другой.

На миг их глаза встретились. Лена увидела: в его очень черных зрачках мелькнула какая-то мысль, но мужчина уже исчез внизу. Лена остановилась на четвертом этаже. Устала. Ресурс кончился. Да и глупо идти дальше. Лучше подождать, когда незнакомец покинет стройку и спуститься самой.

Однако нет. Лена услышала, как площадкой ниже мужчина резко затормозил, потоптался в нерешительности на месте и вдруг начал подниматься обратно. Она, опять похолодев от ужаса, стараясь ступать бесшумно, бросилась в одну из квартир четвертого этажа.

– Эй, стой! – прохрипел низкий голос.

Лена, не отвечая, забилась в каморку, предназначенную в будущем стать туалетом. Она прижалась спиной к ледяной стене и замерла. Пыль, паутина… Слышно было, как незнакомец пробежал мимо, тяжело дыша. Слава Богу, не заметил.

Ноги стали ватными и отказались подчиняться. Все тело было облито липким горячим потом. Нос и горло забиты цементной пылью. Да еще сквозняк дул, как в аэродинамической трубе. А она вся мокрая. Хотелось реветь и к маме.

Мужик оказался настойчивым и педантичным. Теперь он, не торопясь, спускался с этажа на этаж, тщательно осматривая каждый закоулок. Ну что ему надо?! Лена хотела двинуться, убежать из этого проклятого дома, но ноги не держали. Жалкие предатели. Она продолжала стоять в этом сумрачном закутке, со страхом слушая приближение чужих шагов.

Дедушка вернулся из универа злой как демон из бездны. Обещанный подарочный набор он не получил. Пустили по бороде! Что-то не срослось. Кого-то не было на месте. Завтра нужно ехать снова. Вот так и гоняют у нас стариков. Морально и физически насилуют. А у них, у каждого первого, остеохондроз и аллопеция. Проще говоря, все больные и лысые. Теперь дедушка в гостиной по телефону морит. Его речи можно озаглавить: «пурга над Диксоном». Гонит. Оттачивает мозг с друзьями-пенсионерами. Хотя он его уже заточил дальше некуда. Прямо режет. Голыми руками лучше не хватать.

Аня вздохнула. Родные сегодня как сговорились. Стрессуют оба. И мама добавила свою лепту. Пристала к Ане: что она оденет на выпускной? Не скажешь ведь, что никакого выпускного не будет. Только Арик важно ходит по клетке в хорошем настроении. Наклевался корма и гуляет бродвейским шагом. Простенькое попугайское счастье.

Аня уже придумала, каким способом умереть. Быстро и надежно. Не требуется никакого оборудования и далеко ходить не нужно. Но Ленке постарается не говорить. До последнего. Чтобы не пугать. Она же такая трусиха!

Начинались сумерки. На «Сметане» почти никого не было. Пара девчонок-близняшек лет десяти качалась на качелях, да Витас один задумчиво курил на лавочке. Похудевший, с тенями под глазами. Заторченный.

Лена села рядом с парнем. Витас молча ей кивнул и протянул сигарету. Лена закурила. Посмотрела в сторону стройки. Вздрогнула, вспомнив. Мужик в белой рубашке не нашел ее тогда. Видимо, к четвертому этажу он потерял надежду и проверял квартиры уже не так внимательно. По крайней мере, будущий туалет, в котором она съежилась, он пропустил. Ушел. Потом Лена три нескончаемых часа гуляла в своем дворе, ожидая с работы дядю Колю. Она не могла себя заставить вернуться домой. Хотя и убеждала себя, что злобный голос мертвой Дашки ей просто почудился. Нервы. Плод воображения.

– Я слышала, тебя в мусарню забирали? – спросила Лена.

Витас опять кивнул. Потом глянул на нее.

– Кто-то из наших сдал меня, – сказал он тихо. – Сказал мусорам, что Дашка была у меня.

– А у кого она была на самом деле?

Витас скривился.

– Откуда я-то знаю? Я с Дашкой только здесь, на «Сметане», общался.

Лена с удивлением посмотрела на него. Витас отвел глаза. Врет!

– Рядом с мертвой Дашкой лежал брелок, который ты вчера купил на Зеленом! Чертик с трубой! Его у тебя и Аня видела, и Мандинго.

Витас отбросил сигарету и закрыл лицо руками. Потом простонал:

– Ну не убивал я ее! Что вы все ко мне пристали…

– А откуда тогда у нее твой брелок?

Витас с отчаянием посмотрел на Лену.

– Ты хуже следователя. Вцепилась…

Он достал трясущимися руками новую сигарету. Зажег. Лена молча ждала. Не сводила глаз с бледного Витаса. Тот немного успокоился. Было заметно – на что-то решился.

– В общем, в тот вечер Дашка ко мне приходила.

Витас упорно смотрел на горящий кончик сигареты.

– Зачем?

Он тяжело вздохнул, потом усмехнулся.