(13 апреля 1519 года – 5 января 1589 года)

Королева Франции, мать троих королей Франции и символ женской деструктивной природы

Екатерина Медичи, итальянка на французском троне, являет собой четко и колоритно выраженное преломление женских деструктивных качеств, пожалуй, сходных для многих известных в истории женщин, но проявленных в течение жизни более рельефно и безальтернативно. Многие из исследователей ее эпохи считают эту женщину «кровожадной интриганкой» и убийцей, другие уверены, что «черная королева» и «мадам гадюка» лишь дитя своего времени, что ее взрастило окружение и поставило перед необходимостью совершать отвратительные поступки или подталкивать к ним окружающих. Говорят, она отличалась от остальных влиятельных женщин лишь большей решимостью двигаться к своим целям, в том числе причиняя боль, неся разрушения и смерть. В этом смысле присутствие портрета средневековой фурии не является представлением «самого деструктивного образа», скорее одного из таких образов, формирование которого произошло под влиянием сходных факторов, в похожих условиях и под давлением подобных обстоятельств. Действительно, в образе Екатерины Медичи многое может быть интерпретировано как вынужденный ответ на развивающуюся длительное время внутреннюю напряженность в ее окружении. Как у многих обычных женщин, мотивация большинства поступков Екатерины Медичи является своеобразной производной стремления добиться любви и обезопасить свое положение. Или компенсировать невозможность любить и быть любимой. Но так же верно и то, что в натуре французской королевы присутствовали и достаточно выраженные склонности к садизму и мести, ненависть не только к тем, кто становился для нее преградой, но и просто к посторонним людям, стоящим на более низкой социальной ступени, но вызывающим разрушительную, подобно штормовому морю, зависть. Сцены избиения придворных, в том числе собственноручно, являются не чем иным, как красочной проекцией борьбы с теми, до кого она уже была не в состоянии дотянуться, сражением с призраками и одновременно «выпусканием пара» из переполненного негативной энергией естества.

Образ Екатерины Медичи, как нам кажется, более всего интересен самым вопиющим противоречием, какое только может быть свойственно человеку: почти абсолютной духовной пустотой и едва ли не полностью искусственно вытравленной способностью любить на фоне внешнего великолепия, блистательных достижений и мнимого величия. Именно эта опасность незаметно и с жестокой неотвратимостью подстерегает женщину XXI века, уничтожая ориентиры и сметая вехи на пути развития личности. Как бы фантастически это ни выглядело, но деструктивные проявления в современном мире являются не чем иным, как проросшими вредными семенами, разбросанными в ходе развития цивилизации роковыми личностями, о жестокости и бесчеловечности которых продолжают говорить из поколения в поколение.

Как и у подавляющего большинства людей, причины многих проблем Екатерины Медичи следует искать в ее детстве. Но условия, в которых появилась и росла девочка из рода флорентийских герцогов, оказались поистине теплицей для взращивания монстров.

Екатерина родилась в доме богатого наследника правящего дома Флоренции, что должно было бы предопределить и беззаботную жизнь на вершине социальной пирамиды средневекового общества, и верную прописку на скрижалях Истории. Однако, как это нередко случается, завораживающая роскошь, высокое и благородное происхождение вкупе с крепкими стенами замков не только не спасли представительницу именитого рода от несчастий, но в значительной степени предопределили их. Итак, она родилась в доме Медичи, на который не то высшая сила, не то отраженная энергия их неблагочестивой деятельности опустила разящий меч судьбы. Словно от руки невидимого небесного снайпера, твердо державшего на прицеле молодую семью, от роковых болезней по очереди пали родители Екатерины Медичи, уйдя из жизни чуть ли не сразу после того, как она появилась на свет. Тяжелая болезнь едва не увлекла и саму Екатерину в могилу вслед за ними, но воля к жизни взяла верх, и она выжила себе на горе.

Ее растили не как дитя, требующее ласки, постоянной любви, нежных взглядов матери и трепетных прикосновений отца, а как дорогой росток, необходимый для решения важных политических задач сильных мира сего. Какое-то время малышку перебрасывали из дома в дом, как мячик. Вначале она жила у бабушки, затем у тетки, наконец, когда ей исполнилось четыре года, при папе Клименте VII (который тоже был из рода Медичи), девочка очутилась в блистательном палаццо Медичи. Организовав надлежащий уход за осиротевшей крошкой, ее могущественные родичи, сменяющие друг друга на иллюзорных вершинах власти, всякий раз возвращались к более захватывающему занятию – плетению завораживающих политических интриг.

За этим несуразным делом их и заставала смерть. Все это в целом хоть и отражалось на быте малютки Екатерины, однако мало влияло на обстановку, в которой она росла.

Покровители заботились лишь о ее здоровье да настойчиво приучали к холодному великолепию дворцов и раболепию прислуги. В мире большой политики, где женщина была нужна только для скрепления союзов и произведения на свет наследников, до ее внутреннего мира и личного счастья никому не было дела; само существование ее на вершине властной пирамиды и выполнение возложенных обществом функций отождествлялись со счастьем. А сила патриархата с постоянным подавлением личности женщины являлась тем предохранителем, который нейтрализовал волю немногих властных представительниц прекрасного пола.

Не вызывает сомнения, что при папе Клименте VII Екатерина начала осознавать себя важной персоной. Правда, эти ощущения всегда имели горько-кислый привкус одиночества и жгучей боли брошенного ребенка. Кажется, она никогда не чувствовала себя счастливой и любимой, скорее – возвышенной обстоятельствами, но глубоко уязвленной сиротой. Росла и ее настороженность, ведь у нее всегда были на слуху политические новости и их интерпретация. Сиротство и принадлежность к именитой фамилии, внушение со стороны взрослых, что она находится под неусыпным надзором многих могущественных, и не всегда дружелюбных, людей, рано сделали ее самостоятельной, твердой и даже суровой. Хотя Екатерина пребывала в кругу женщин, доброжелательных и спокойных в отношениях с ней, она привыкла оглядываться на мужчин: от них зависела ее судьба и их поступки волновали ее больше всего. И если от окружающих женщин девочка перенимала манеры, то черты характера она старательно копировала с мужских «портретов». Изворотливость, терпение и актерское мастерство женщин рода Медичи сплелись у нее с мужской непреклонностью и жесткой логикой. Никто ничего не подсказывал ей, но сиротство сделало ее чуткой к окружающему миру, достаточно суровому по отношению к ней, но зато воспитывавшему стойкость в людях. С детства она пребывала в готовности совершить поступок, и это являлось отображением как внутрисемейной, так и политической обстановки. Но ее детство все же оказалось раем по сравнению с тем, что ждало ее впереди.

Падение Климента VII совпало с восьмилетием Екатерины, которая вынуждена была сполна испытать на себе результаты политического низвержения родственника. Волею неблагосклонной судьбы маленькая Медичи оказалась заложницей озверевших противников папы и должна была ответить за все претензии, скопившиеся в отношении рода некогда возвысившихся купцов. Поскольку мужчинам удалось выскользнуть из рук восставших, Екатерину новые властители Флоренции заточили в монастырь, где ей пришлось пробыть три мучительных года. Это был, пожалуй, наиболее важный период для формирования у Екатерины представления об окружающем мире и своем месте в нем. Не всякий взрослый способен пережить заключение без тяжелых последствий для своего мировоззрения, а на хрупкую психику ребенка это наложило неизгладимый отпечаток. Тут стоит добавить, что она сменила три монастыря, каждый из последующих предоставлял несколько лучшие условия существования. Первый этап заключения в монастыре Св. Лючии, который, как говорили, «более всего напоминал тюрьму», оказался ужасной психической травмой для девочки, уже привыкшей к королевским покоям. Она ощутила себя щепкой, которая при рубке леса попала в непроглядный мрак вечного болота. Забывшись в сумраке холодной кельи, девочка плохо понимала, что происходит за толстыми каменными стенами, но смутно чувствовала угрозу со стороны хищного внешнего мира. Ее тревожность и внутренняя напряженность непрестанно возрастали. С одной стороны, она ощущала неимоверное давление стен и тяжелых сводов, с трудом дышала удушливым воздухом несвободы и запретов. С другой – ее пугал непредсказуемый внешний мир, повлиять на который она никак не могла. Ее печаль и безысходность не вызывали отклика у умиротворенных и тихих женщин, пытавшихся молитвой придать смысл своему существованию.

Но Екатерина, сама того не подозревая, оставалась весьма ценной разменной монетой для азартных игроков политической сцены. Сам король Франции Франциск I, ее дальний родич по матери (Мадлен де ла Тур д’Оверни происходила из королевского дома Бурбонов) неустанно следил за этим ростком, ведь скоропостижная смерть Лоренцо Медичи во многом спутала карты в оформлении союза между алчущими возвышения французским двором и Папой Римским. По просьбе посла Франции через полгода, казалось бы, покинутую судьбой девочку перевели в монастырь с менее суровыми условиями. Существование в удушливой атмосфере несвободы надломило маленькую душу, и эта глубокая рана после тяжелого заживления сделала Екатерину впоследствии ожесточенной, жаждущей мщения и чужой боли. Девочка, внешне привлекательная и спокойная, внутри уже превратилась в загнанного и ожесточившегося зверька, которого условия жизни и обстоятельства заставили выстраивать стратегию обороны. Придя в мир, она вместо любви столкнулась с агрессией, и вполне естественно, что эта агрессия вызвала ответную реакцию. Но стоит подчеркнуть существенную деталь: она не могла, не имела возможности выплеснуть свою враждебность тотчас, ей необходимо было затаиться на долгие годы, терпеливо молчать и улыбаться, продолжая накапливать агрессию к миру, чтобы потом обрушиться на него с неистовой силой долго созревающего урагана.

Биографы свидетельствуют, что малютка была больна чумой, когда ее приняли в новое, такое же жалкое, но полное дружелюбия и даже нежности пристанище. Вряд ли это полностью соответствовало действительности, но зато дает представление не просто о духовном смятении ребенка, а о глубокой подавленности и безрадостности ее бытия в этот период. Она была брошена всеми, и конечно же ее детская психика воспринимала происходящее как суровую и незаслуженную кару. В новой обители ее, как увядающее растение, попытались оживить лаской и напоить живой водой общения. «Герцогинюшка пробыла у нас три года. И была она добра несказанно и отличалась изысканностью речи, ведь ее растили две женщины», – этот важный штрих к портрету Екатерины Медичи сохранила история. Именно тут на подрастающую девочку попытались надеть унылую рубашку смирения. Снова разрыв между действительностью и представлениями о ней превратился в пропасть: если раньше ее готовили к лучезарной жизни повелительницы, то теперь ей внушали великую женскую философию скорбного терпения. Но ее последующая жизнь показала, что эта трехлетняя попытка умиротворить и успокоить ее лишь загнала глубоко внутрь натуры Екатерины бушующие страсти и желания человека, рожденного и воспитанного для того, чтобы быть королевой.

Еще один важный нюанс этого периода состоял в том, что девочку почти не навещали. Брошенная, до поры до времени забытая и никому не нужная, она в период созревания личности прозябала в полном одиночестве. Ее мир стал миром представлений и грез, и девочка могла жить лишь несбыточными мечтами, сетуя на несправедливость судьбы. Пока она вела тихую и печальную жизнь в глубине островка забвения, ушла из жизни ее последняя надежда – тетка, занимавшаяся до падения клана Медичи ее воспитанием. Казалось, отныне ни одна живая душа не позаботится о ней и не вспомнит о ее существовании. Но затворница напрасно так думала, потому что девочки из влиятельных семей часто были необходимы политикам, ведущим свою беспринципную борьбу за вечно манящую власть и расширение сфер влияния.

Несомненно, роковым эпизодом монастырского затворничества стал эпизод осады Флоренции кланом Медичи; в жизни Екатерины он оказался коротким затмением, но превратился в темное пятно жутких воспоминаний. Во время осады, сопровождавшейся, как водится, дикой бойней, выбросом энергии насилия и агрессии, защищавшиеся, которых паника, голод и эпидемия чумы превратили в загнанных в угол диких зверей, вспомнили о юной представительнице ненавистной семьи. Одиннадцатилетняя девочка отчаянно сопротивлялась, она даже сумела отрезать себе волосы и надеть монашескую одежду, но, конечно, ей было не под силу противостоять напору вооруженных мужчин. Кто-то предложил использовать малышку в качестве своеобразного щита, поставив ее на крепостной стене под непрерывный огонь пушек… Это безумное предложение по отношению к ребенку все же было отвергнуто, но заменено другим – было решено отдать маленькую Екатерину солдатам, чтобы «те позабавились с наследницей великого рода». Хотя последний пассаж, описанный многими биографами, представляется сомнительным, психическая травма девочки, без преувеличения, не прошла бесследно и отразилась на всей ее дальнейшей жизни, обратив из просто забитого зверька в демона, жаждущего и ждущего своего отмщения. Что бы там ни произошло на самом деле, несмотря на туманность описанных историками событий, глумление, психическое или физическое, надолго заставило девочку испытывать шок, с которым настойчиво боролся папа Климент VII, взявший ее под свою опеку. «Она не могла забыть дурного обращения, от которого пострадала, и только об этом и могла говорить», – вспоминает один из очевидцев тех событий.