Детство и юность

Михаил Дмитриевич Скобелев родился 17 сентября 1843 года. Он был внуком генерала от инфантерии и сыном блестящего гвардейского офицера, семья которого имела родственные связи в высшем российском обществе и непосредственно при императорском дворе. И дед и отец делали все от них зависящее для того, чтобы воспитать Михаила настоящим мужчиной.

Но отцу некогда было заниматься воспитанием сына. Пока Дмитрий Иванович ездил по своим командировкам, его воспитанием занимался дед и ключарь Петропавловского собора Григорий Добротворский.

Но когда отец возвращался из очередной длительной командировки – маленький Миша был полностью под его влиянием. И это неудивительно. Личность отца – не менее примечательная, чем Ивана Никитича. Огромный лоб, окладистая борода, могучий рост и сильный, заставлявший колебаться пламя свечей голос. С его появлением дом наполнялся шумом, шутками.

Маленький Миша с большим нетерпением ждал, когда отец, дед и его друг усядутся в кресла и начнут рассказывать забавные истории, а потом, к великой радости, на его глазах разыграют спектакль, в котором непременным участником становился и он сам. Можно представить, что это были за спектакли.

Дядька Григорий, водрузив крестника на спину, с могучим «ржанием» скакал по большому дому, не жалея коленей. Дед, обладавший незаурядным даром перевоплощения, удачно изображал то турецкого пашу, из-под чалмы которого выглядывали испуганно бегавшие глазки, то коменданта Парижа, сдающего ключи от французской столицы. Завершая «сражение», неразлучная троица дружно распевала:

Разве в юной душе не запечатлелись эти импровизированные баталии? Разве детское сердечко не билось учащенно, внимая рассказам о пути, пройденном Россией?

Семья Скобелевых жила в Петербурге, а на лето выезжала в имение Спасское, находившееся в Рязанской губернии. Воспитанием юного Михаила занимался немец-гувернер. И маленький Миша, который воспитывался под впечатлением о военных подвигах его отца, постоянно «воевал» с учителями и гувернерами.

Гувернер-немец оказался человеком грубым и жестоким, он бил мальчика прутом за плохо выученный урок и за всякий другой пустяк. Миша Скобелев, который с детских лет отличался буйством и своенравием, сердился и негодовал. Между гувернером и воспитанником возникла вражда. Однажды гувернер, который ухаживал за какой-то дамой, отправляясь к ней, надел фрак, цилиндр, новые перчатки. Михаил, видя приготовления немца, измазал ручку двери ваксой, которой гувернер испортил свою одежду. Свидание не состоялось.

В 12 лет Миша влюбился в деревенскую девочку такого же возраста. Но когда он катался с ней верхом, встретил гувернера. Тот за какую-то провинность отругал мальчика и даже при девочке ударил его по щеке. В ответ юный Скобелев плюнул немцу в лицо и ударил по щеке. После этого их дальнейшее совместное проживание стало невозможным.

Дмитрий Иванович, вернувшись из походов, нашел обучение и воспитание сына неудовлетворительными. Немец получил расчет и навсегда исчез из жизни Скобелевых. Но и Михаил был подвергнут самому суровому экзамену на знание различных дисциплин и по физической подготовке. После этого экзамена суровый полковник заявил жене, что ни ликом, ни телом, ни норовом их сын для военной службы не подходит и поэтому его нужно готовить к другому виду деятельности. При этом вопрос о получении хорошего образования был поставлен на первое место.

На одном из великосветских приемов Д. И. Скобелеву был представлен владелец парижского пансиона Дезидерия Жирарде, который пользовался хорошей репутацией среди русских аристократов. Полковнику он понравился тем, что имел хорошие манеры, сдержанно рассуждал на разные темы и прекрасно владел русским языком. После этой встречи судьба Михаила была решена, и вскоре он оказался в Париже.

Учеба в пансионе Михаилу пришлась по душе. Жирарде оказался не только хорошим организатором обучения, но и душевным, отзывчивым человеком. Вскоре учитель и ученик по-настоящему сдружились.

Спустя год в Париж навестить сына приехала Ольга Николаевна Скобелева. В письме мужу она писала: «Нашему старому другу (Жирарде. – Авт.) мы обязаны тем, что Миша стал сдерживать свою пылкую натуру. Наставник развил в нем честные инстинкты и вывел его на верную дорогу…»

Сам Жирарде о своем воспитаннике отзывался так: «Михаил Дмитриевич в детстве был очень умный, бойкий мальчик, очень самостоятельный, любознательный и любил выводить свои решения». В то же время наставник считал, что «он плохо кончит… потому, что он сумасшедший, этот юноша!» Имелось в виду то, что юный Михаил часто возмущался и восставал против общепринятых правил, не всегда проявлял должный такт не только к своим товарищам, но и к воспитателям.

В целом, М. Д. Скобелев провел во Франции пять лет. За это время он овладел восемью европейскими языками, выучил наизусть большие отрывки из произведений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. С. Хомякова, И. В. Киреевского. Прочитал лучшие романы Бальзака, Шеридана, Спенсера, Геймли и других зарубежных авторов. Но больше всего юный Михаил полюбил историю, особенно ее военную составляющую. По свидетельству Жирарде, он мог часами разбирать схему какого-то сражения, наизусть знал имена и биографии многих видных военачальников и нередко задавал вопросы, ответы на которые требовали специальных военных знаний.

В то же время годы, проведенные в Париже, вдали от Родины, безусловно повлияли на формирование характера Михаила Скобелева. После завершения Крымской войны в Европе о России говорили с некоторым пренебрежением. Это приводило к тому, что юные выходцы с России, стесняясь принадлежности к своей стране, как губка впитывали в себя западную культуру и западные ценности. Скобелев не был исключением из этого правила, хотя советские исследователи и утверждают обратное. Об этом свидетельствует уже такой факт, что все его письма из Парижа в Россию были написаны по-французски или по-немецки, и в них заграничная жизнь описывалась в самых радужных красках.

В 1860 году М. Д. Скобелев вернулся в Россию для того, чтобы начать подготовку к поступлению в Петербургский университет на математический факультет. Вместе с ним в Россию приехал и Жирарде, который продолжал обучение своего воспитанника. Непосредственной подготовкой к экзаменам занимался профессор Л. Н. Модзалевский. Михаил готовился вместе со своим родственником, сыном министра двора юным Альдебергом. Подготовка, по заключению Модзалевского, прошла успешно, и экзамен, «свидетелем которого были некоторые профессора и попечитель», был сдан успешно.

В 1861 году М. Д. Скобелев поступил в Петербургский университет на выбранный им математический факультет. Однако проучился он недолго. В связи со студенческими волнениями, начавшимися после отмены крепостного права, занятия в университете временно были приостановлены.

Об участии Михаила Скобелева в этих волнениях сведений нет. Более поздние гипотезы советских авторов о том, что он, «пропитанный духом Французской революции», не мог остаться равнодушным к событиям, происходившим в России, не более чем домыслы. Зато сохранились воспоминания о нем того периода, оставленные его соучеником А. Ф. Кони. В частности, он пишет, что, когда они встретились впервые, «вышел мне навстречу молодой стройный человек высокого роста с едва пробивавшейся пушистой бородкой, холодными глазами стального цвета и коротко стриженной головой. На нем, по моде того времени, были широчайшие серые брюки, длинный белый жилет и черный однобортный сюртук, а на шее, тоже по моде того времени, был повязан узенький черный галстук с вышитыми на концах цветочками. Манеры его были изысканно вежливы и обличали хорошее воспитание…».

Едва ли этот столичный щеголь и изысканно-вежливый человек, внук и сын генералов, совсем недавно приехавший из-за границы, мог стать смутьяном в не совсем понятной ему России! Уж слишком большая пропасть отделяла внука коменданта Петропавловской крепости и сына начальника императорского конвоя от небогатого в основной массе университетского студенчества. К тому же с приходом к власти нового императора во внутренней политике России обозначились перемены, которые в последующем будут названы реформами Александра II.

Остро встал вопрос о том, что же делать дальше. Михаил Дмитриевич не хотел болтаться без дела и ждать, когда занятия в университете начнутся снова. Более того, как внук и сын военных, он в душе даже осуждал своих товарищей, затеявших смуту и тем самым подрывающих устои государства. Он все больше склонялся к тому, что должен посвятить себя служению России в качестве офицера, и однажды прямо заявил об этом отцу.

Дмитрий Иванович на этот раз выслушал его внимательно, не перебивая и не делая никаких замечаний. К тому времени он уже в корне изменил свое мнение в отношении того, что сын не годен для военной службы.

– Скобелевы верно служили Престолу и Родине много лет, – сказал он. – Послужи и ты. Но только служи так, чтобы мне за тебя краснеть не пришлось.

Вечером того же дня под диктовку отца Михаил написал прошение на имя императора о зачислении его юнкером в лейб-гвардии Кавалергардский полк, которое отец обещал передать по назначению. Несколько дней спустя он принес бумагу, на которой размашистым почерком Александра II было написано всего одно слово «Удовлетворить», которое и определило дальнейшую судьбу нашего героя.

Выбор профессии

По протекции отца 22 ноября 1861 года Михаил Скобелев был зачислен на военную службу в лейб-гвардии Кавалергардский полк – самый привилегированный полк в русской императорской армии.

Само слово «кавалергард» произошло от сочетания французских слов cavalier – всадник, garde – охрана. Эта часть создавалась как особое воинское формирование, первоначально предназначенное для выполнения функции почетной охраны императора.

В российской армии кавалергарды впервые появились 30 марта 1724 года в виде почетного конвоя императрицы Екатерины I, сформированного ко дню ее коронования. Тогда сам государь принял на себя звание их капитана. Офицерами числились генералы и полковники, капралами – подполковники, а рядовые (60 чел.) были выбраны из самых рослых и представительных обер-офицеров. Этой конной роте кавалергардов дана была особая нарядная форма, серебряные трубы и литавры. Но по окончании коронационных торжеств она была расформирована.

30 апреля 1726 года Екатерина I восстановила «кавалергардию», приняв на себя звание ее капитана, но в 1731 году кавалергардия вновь была расформирована.

Кавалергарды восстановлены были в 1762 году, исключительно из бывших лейб-кампанцев. Звание их шефов носили высшие сановники, а рядовые (числом 60–64) состояли в чинах секунд-майоров, капитанов и поручиков.

Император Павел I то распускал, то снова восстанавливал кавалергардов. В 1799 году он снова восстановил их в качестве гвардии императора как великого магистра ордена Св. Иоанна Иерусалимского. В состав этой части вошло 189 человек разных чинов из дворян, имевших знак мальтийского креста.

11 января 1800 года создается трехэскадронный Кавалергардский полк, который и вошел в состав войск гвардии, на одинаковых правах с прочими гвардейскими полками и без сохранения привилегии комплектования только дворянами. В последующем Александр I увеличил состав полка до пяти эскадронов.

Боевое крещение Кавалергардский полк принял 20 ноября 1805 года в сражении под Аустерлицем. Тогда в критический момент сражения, когда русская гвардия была прижата превосходящими силами французов к Раустицкому ручью, кавалергарды переправились через ручей по плотине и атаковали легкую французскую кавалерию. В этом бою полк, покрыв себя славой, потерял треть офицеров и 226 нижних чинов.

В 1812 году Кавалергардский полк отличился под Бородино, где вступил в сражение в критический момент, во время третьей атаки французов на батарею Раевского. В этом бою полк потерял 14 офицеров и 93 нижних чина. Но после этого особых боевых заслуг за полком не значилось.

В полку в разное время служили такие известные люди, как герой Отечественной войны 1812 года поэт-партизан Денис Васильевич Давыдов, декабристы Сергей Григорьевич Волконский, Михаил Сергеевич Лунин и Александр Михайлович Муравьев, а также убийца А. С. Пушкина Жорж Дантес. С этим полком было связано начало службы и отца М. Д. Скобелева Дмитрия Ивановича…

Когда М. Д. Скобелев поступил в Кавалергардский полк, им командовал генерал-майор свиты князь Владимир Иванович Барятинский. Полк по-прежнему сохранял свое лидерство среди полков гвардии и комплектовался отборными кадрами.

Правда, как признают современники, князь В. И. Барятинский получил тяжелое наследие – распущенный и опустившийся состав офицеров этого некогда самого блестящего полка. Относительно офицерского состава достаточно сказать, что многие из них не имели никого военного образования и очень слабое, зачастую домашнее, общее образование. Более того, подавляющая часть офицеров только числилась на военной службе, а сами постоянно находились в отпусках в своих имениях. Так, при приеме полка Барятинский указал, что «налицо оказалось только 16 офицеров, и из них только один разговаривал по-французски», а в хозяйственном отношении полк был «вполне разоренным».

Нравы офицеров-кавалергардов были невысокими, из-за чего их не жаловали в высшем обществе Петербурга. Да и сами офицеры, в большинстве своем, не стремились попасть в светские салоны, предпочитая тому кутежи, далеко не всегда приличные, и картежную игру, далеко не всегда корректную. Дошло до того, что старые кавалергарды стали отдавать своих сыновей и родственников в другие полки…

Князь В. И. Барятинский повел решительную борьбу за восстановление доброго имени Кавалергардского полка. Прежде всего он добился исключения из его состава «мертвых» душ, а затем настоял на том, чтобы в полк принимали только самых достойных. Для этого он сам «ездил в кавалерийскую школу приглашать офицеров, чтобы они выходили в Кавалергардский полк».

Следующим шагом было укрепление дисциплины и порядка. Поводом тому послужил самовольный вывод одним из эскадронных командиров 7 мая 1865 года своего подразделения по тревоге. При этом дошло до того, что некоторые офицеры, прибывшие в полк после обильного застолья, были настолько пьяны и распущенны, что на виду у подчиненных «вскочили на коров, попавшихся им по дороге на Царицын луг». Барятинский счел это недопустимым, и провинившимся офицерам было предложено перевестись в другие полки или вовсе уволиться с военной службы.

Для того чтобы приучить офицеров к «свету», командир полка привлек свою жену княгиню Бетси, которую многие относили к числу «прелестных барынь». По ее приглашению в дом командира полка ежедневно к обеду прибывало, кроме дежурного по полку, еще несколько офицеров. Один из офицеров должен был провожать княгиню к столу под руку. Обедали в парадных мундирах с соблюдением всех норм этикета. За столом требовалось вести светскую беседу на самые различные темы: поэзия, живопись. Поддержать такую беседу для некоторых офицеров было очень трудно.

Пять с половиной лет прокомандовал князь В. И. Барятинский кавалергардами. За это время он успел сделать очень многое и, как тогда выражались, «поставить кавалергардов на принадлежащее им место».

Михаил Скобелев, придя в полк, начал постигать первые премудрости военного дела. Несмотря на то, что отношение к нему со стороны командиров было достаточно лояльным, он должен был выполнять определенные требования – ежедневно участвовать в строевых занятиях, заниматься верховой ездой, ружейными приемами, стрельбой, гимнастикой, осваивать основы фехтования и сабельной рубки, изучать уставы. Позже он рассказывал, что после нескольких часов занятий, возвращаясь в свою комнату, он буквально валился с ног от усталости, но проходило совсем немного времени и дежурный снова давал команду на построение.

8 сентября 1862 года Михаил Скобелев после сдачи установленного экзамена был произведен в портупей-юнкера. Это было звание, которое было установлено в 1788 году специально для отличия лучших; удостаивались только те из юнкеров, которые отмечались за качественное исполнение служебных обязанностей и успехи в науках. Тогда по выслуге трех лет портупей-юнкера по представлению непосредственного начальника и при наличии вакансии производились в первый офицерский чин.

В портупей-юнкерах Михаил Скобелев ходил недолго. Уже 31 марта 1863 года он был произведен в корнеты лейб-гвардии Кавалергардского полка, впервые надел белоснежный офицерский мундир и уже в этом качестве поехал представляться родителям. А всего через несколько дней после этого в числе молодых офицеров гвардии он был приглашен в Зимний дворец для представления императору Александру II. Как положено кавалергарду, он стоял на правом фланге представляемых, и подошедший к строю император, услышав доклад, приветливо улыбнулся:

– Я хорошо помню твоего деда, знаю отца. Верю, что сын будет служить не хуже, – сказал он. И в словах царя Михаил Дмитриевич уловил нечто большее, чем обычную дежурную фразу.

Глава вторая

На переломе