25. Борис Викторович Савинков

Это был человек действия. Умный, жестокий, смелый, выкованный подпольем и жизнью террориста. Патриот – но искренне считающий, что цель оправдывает средства. Привыкший без колебаний ради этой цели обрекать на смерть врагов и посылать на смерть друзей. Впрочем, и сам постоянно рисковавший жизнью. Он родился в Харькове в 1879 г. Отец – судья, уволенный за революционные убеждения, мать неоднократно арестовывали, брата сослали в Сибирь. Савинков учился в Варшаве, потом в Петербурге, был исключен за студенческие беспорядки и завершал образование в Германии. В России работал с социал-демократами, был арестован и выслан в Вологду. Оттуда бежал в Швейцарию, где вступил в боевую организацию эсеров. Нелегально вернувшись на родину, принял участие в убийствах министра внутренних дел Плеве, великого князя Сергея Александровича, в покушениях на Николая II, Дубасова, Дурново, Столыпина, Чухнина. В 1906 году был арестован в Севастополе, приговорен к смерти, но бежал, завербовав в свою организацию разводящего караула.

Был талантливым литератором. Под псевдонимом «В. Ропшин» опубликовал несколько повестей и романов, сотрудничал во многих русских и зарубежных изданиях. С 1911 г. в эмиграции. В мировую войну служил военным корреспондентом во Франции. После революции вернулся в Россию. Был комиссаром 7-й армии Юго-Западного фронта, управляющим военным и морским министерством. Поддерживал начинания Корнилова, но в дни «корниловского мятежа» остался на стороне Временного правительства в качестве генерал-губернатора Петрограда. Тем не менее, за сочувствие «корниловской программе» был уволен в отставку и исключен из эсеровской партии.

Савинков был одиночкой. Монархисты ненавидели его за прошлое, социалисты за связь с «корниловщиной», а офицеры – за ненадежность этой связи. В ноябре 17-го он приехал на Дон. Корнилов, Каледин и Алексеев заключили с ним соглашение о взаимодействии. Не из симпатий к нему. Просто решили, что такого человека лучше иметь союзником, чем врагом. Вернувшись с Дона в Москву, Савинков сумел достать денег в чехословацкой и французской миссиях и начал создавать «Народный союз защиты родины и свободы», беспартийную организацию, объединяющую всех, готовых с оружием выступить против большевиков. Основами программы союза были Отечество, гражданские свободы, земля – народу, а власть – Учредительному Собранию.

Главнокомандующим Северной Добровольческой армией, формируемой на базе Союза, заочно считался Алексеев, начальником штаба стал полковник Перхуров. К маю у Савинкова насчитывалось около 5 тыс. человек – офицеры, студенты, интеллигенция. Только благодаря его опыту и идеальной системе конспирации (каждый знал лишь свою пятерку и непосредственного начальника) огромная организация смогла несколько месяцев существовать под носом ВЧК. Хотя сам факт нахождения Савинкова в Москве вызывал вполне однозначные эмоции у большевистских вождей, и охота за ним велась непрерывно.

Первоначально планировалось восстание в Москве в первых числах июня. Оно имело все шансы на успех. Но после тщательного анализа Савинков отверг этот вариант, хотя и не сомневался в победе. Город оказался бы в кольце, а запасов продовольствия в столице не было. Миллионное население обрекалось на голод. Поэтому был разработан другой план – начать борьбу в городах Поволжья, облегающих Москву с севера – Рыбинске, Ярославле, Муроме, Костроме и Казани. И, опираясь на них, наступать на Москву, соединившись по Волге с чехословаками и самарскими белогвардейцами. Операция переносилась на месяц. Отряды офицеров начали конспиративно перемещаться в Поволжье.

Несмотря на все меры предосторожности, чекисты все же вышли на след организации. 29.05–30.05 в Москве был схвачен штаб резервного полка капитана Аваева, прокатились многочисленные аресты. В июне была разгромлена казанская организация. Все же Союз сохранил основные силы, в поволжских городах в него вступали новые члены, и началось… В ночь с 5 на 6 июля под руководством Перхурова восстал Ярославль. Выступление небольшой группы белогвардейцев сразу охватило весь город. Население принялось громить большевистские учреждения. Убивали ненавистных комиссаров, не успевших сбежать. Впрочем, Перхуров очень быстро начал работу по восстановлению законности и правопорядка. Первым же «Постановлением главноначальствующего» от 6.07.18 восстанавливались органы власти дооктябрьского периода, земское и городское самоуправление, отменялись законодательные акты советской власти, восстанавливались суды, избранные до октябрьского переворота, прокурорский надзор и все органы судопроизводства, обязанные руководствоваться прежним сводом российских законов.

Серьезной ошибкой Савинкова было то, что восстания в разных городах произошли не одновременно. Организационная нестыковка? Или он считал, что Ярославль оттянет на себя красные силы из соседних регионов? Перхуров, начав неожиданно для большевиков, быстро победил, а в остальных городах враг оказался начеку и изготовился к бою. Он и дополнительно был уже мобилизован событиями в Москве 6 июля – ни малейшего отношения к его организации не имевшими!

7 июля офицерский отряд полковника Бреде под личным руководством Савинкова штурмовал в Рыбинске артиллерийские склады, где хранилось больше 200 новых пушек, огромное количество боеприпасов. Штурм был отбит, а отряд разгромлен. 8-го отряды Новичкова и Сахарова начали восстание в Муроме, где размещались большевистская Ставка и Высший военный совет. Бои шли сутки – и тоже кончились победой красных Удалось добиться временного успеха в Ростове, но это уже не имело никакого значения.

Ошибся Савинков и в расчетах на поддержку крестьянства. Советская власть еще не успела крестьянину насолить. Продразверстки и продотрядов еще не было, северные нехлебородные губернии еще не грабили. К тому же здесь раньше была область помещичьего земледелия, и крестьяне традиционно, со времен крепостного права, ненавидели «барина». Повстанцы Ярославля оказались в изоляции. Уже 7.07 подошли красные войска с артиллерией. Началась осада. С каждым днем подтягивались новые силы – латыши из Москвы, матросы из Питера, рабочие отряды из столиц, Иваново-Вознесенска и Шуи. Посылались регулярные части с Восточного фронта. Наконец, из Рыбинска было подвезено огромное количество артиллерии, которую не сумел захватить Савинков. Открылась адская бомбардировка Ярославля.

Нельзя не признать исключительного мужества бойцов Северной Добровольческой армии. Она ведь состояла не из боевых отборных офицеров, как у Корнилова. И не из вояк с детства, как казаки. Сражалось обычное городское население – гимназисты, служащие, приказчики, мастеровые, торговцы. Обычные городские жители больше двух недель в огненном аду отбивали атаки многократно превосходящего врага, удерживали пылающий, круглосуточно засыпаемый снарядами Ярославль. Обороной руководили генералы Афанасьев, Веревкин, Карпов, полковник Томашевский. В осажденном городе действовало и гражданское правительство из городского головы Лопатина, меньшевиков Машковского и Абрамова, кадета Кижнера, эсера Мамырина и земца Черносвитова. Во второй половине июля стало ясно, что Ярославль обречен. Красные ворвались на улицы. Бои шли на баррикадах. Повстанцы, не только офицеры, но и гражданские, поголовно уничтожались. А чехословаки и белогвардейцы были слишком далеко… Кому удавалось, бежали из города. Остальные дрались до конца с героизмом обреченных. Горстка штатских «эсеров» несколько дней обороняла храм Николы Мокрого. Отряд во главе с генералом Карповым попытался спастись, сдавшись находившейся в городе германской комиссии по делам пленных и сделавшись юридически военнопленными Германии. Их попросту отняли у немцев и перебили.

21 июля Ярославль пал. Но еще до 24-го подавляли последние очаги сопротивления, вылавливали и убивали повстанцев по развалинам, подвалам и окрестным лесам. Некоторые попались живыми в руки ВЧК Как раз к Ярославскому восстанию относятся первые сведения о чекистских пытках, о страшной «пробковой камере» – герметично закрытой и медленно нагреваемой. Когда кровь начинает идти изо всех пор тела… Спастись удалось немногим, в том числе Перхурову и Афанасьеву. Бежал в Казань и Савинков. Он взял в руки винтовку и вступил рядовым добровольцем в отряды Каппеля.

26. Медвежий угол

Новые фронты гражданской войны множились, как грибы после дождя. И везде были чисто свои, характерные особенности. Например, если Туркестан считался медвежьим углом России, то Семиречье (Киргизстан и юго-восток Казахстана) считалось медвежьим углом Туркестана. Тут еще и в 1918 году сохранялось многовластие – комиссары несуществующего Временного правительства, атаман Семиреченского Казачьего Войска ген. Щербаков, казацкий, крестьянский и киргизский совдепы. И вполне уживались между собой. Делить здешним жителям вроде было нечего. Крестьяне тут были переселенцами, получали столько земли, сколько могли обработать. К началу гражданской они имели хорошие дома, огромные стада, сами вели торговлю с русскими и китайскими купцами. Фурманов возмущенно писал, что царское правительство преступно превратило крестьян в «сплошную кулацкую массу». Каждое хозяйство напоминало неплохое поместье. Правда, враждовали с киргизами (так тогда называли и казахов).

Накануне, в 1916 г., киргизов решили брать в армию на тыловые работы – в тогдашние стройбаты. До того не брали. Киргизы восстали, начали резать русских. Тогда правительство вооружило крестьян, и резня пошла в обратном порядке. Причем, если казачьи части, усмиряя восстание, действовали умеренно, в рамках службы, то крестьянские отряды отличались крайней жестокостью. Разгром ими кишлаков сопровождался надругательствами, садистским истреблением населения без различия пола и возраста. Около 60 тыс. киргизов бежали в Китай, остальные присмирели. Ситуация сложилась парадоксальная. В самых лучших условиях тут оказались не казаки, а «иногородние», которые тоже были вооружены, но не были обязаны на свой счет покупать коней, обмундирование, нести службу. В отличие от казаков, получавших земельный пай от войска, крестьяне при желании могли прихватить землю и скот у киргизов, чем и пользовались в революционной неразберихе.

Сосуществование нарушили извне. Ташкент наконец-то вспомнил про Семиречье и забил депеши, что, если не свергнут старую власть, будет послана карательная экспедиция, а расходы возложат на местных жителей. Что ж, свергли – фронтовики во главе с Берсеневым и Павловым. Объявили власть рабоче-крестьянскую. А поскольку рабочих тут и в помине не было, значит – крестьянскую. Тех, кто и без того жил лучше всех. Власть своя, поэтому летом попытались все хлебные заготовки свалить на казаков. Те воспротивились. Совдеп послал к ним уполномоченных. Их арестовали. Послали отряд с артиллерией. Пьяные усмирители подошли к станице Талгарской и открыли огонь. У них попросили время на размышление, собрали окрестных казаков и разгромили отряд. Станицы Талгарская, Иссыкская, Кескелен, Большая и Малая Алматинские восстали и обложили г. Верный (Алма-Ату). Но на приступы не лезли, и жестокости в войне еще не было. Столько времени мирно рядом жили! Больше было соперничества, чем злобы, больше удалью мерились, чем воевали. Но тут из Ташкента подошел отряд Мураева в 600 штыков. И начал расстреливать, занимая станицы. И пошло… смерть за смерть, погромы, грабежи.

Казаки осадили г. Джаркент и взяли его, держались в Лепсинском и Копальском уездах. Крестьяне открыли боевые действия не только против казаков, но и против давних врагов – безоружных киргизов, дунган, таранчинцев. Кишлаки и слободы коренного населения уничтожали до основания. Фронтовая зона легла вблизи Верного и Пржевальска. Красные отряды Мамонтова, Мураева и Павлова пошли на Джаркент. Общими усилиями казаков выбили. Они отошли в Кульджу – в Китай, где были взяты под опеку и поддержаны материально российским консулом. А красные войска огнем и мечом покатились по Лепсинскому и Копальскому уездам. Тысячи казаков бежали в Китай, коренное население истреблялось. Естественно, и киргизы, и дунгане, и таранчинцы метнулись к белым.

Все здешние красные части Мамонтова, Иванова, Петренко, Калашникова были, по сути, распоясавшимися, никому не желающими подчиняться бандами. Грабили, пьянствовали, резали безоружных. В Верном пьяные мамонтовцы взяли прямо из храма архиерея и расстреляли за городом. Даже в 1920 г. коммунист Фурманов в докладе РВС Туркфронта так характеризует здешнюю Красную армию: «Войска Семиречья, состоя из местных жителей, середняков и казаков, представляют собой весьма трусливую банду, зарекомендовавшую себя в боях чрезвычайно гнусно. Красная армия Семиречья представляет собой не защитницу Советской власти, а угрозу мусульманству и отчасти казачеству».

Еще один фронт стал намечаться на юге Узбекистана. После разгрома «кокандской автономии» вокруг ее лидера Иргаша начали формироваться силы местных националистов и мусульман. Зародилось басмаческое движение, быстро охватившее горные районы и перекинувшееся в Ферганскую долину.

В «цивилизованной» части Туркестана тоже было неспокойно. В оппозицию к большевикам встали рабочие. Их в республике насчитывалось всего 60 тысяч. В основном железнодорожники, строители, квалифицированные мастеровые. Зарабатывали они тут очень прилично, жили хорошо и на роль опоры для коммунистов никак не подходили. Наоборот, национализация промышленности, всеобщий развал и бесхозяйственность властей серьезно били по ним, лишали заработка. Бардак дошел до того, что здесь, в богатейшем краю, начался голод! Люди получали по 100 г немолотого зерна и 50 г риса в сутки. После взятия Дутовым Оренбурга большевики объявили об учете мужчин от 18 до 35 лет. Началось брожение, митинги. 17.06 серьезные волнения произошли в Асхабаде. Когда же грянула мобилизация на дутовский фронт, рабочие Закаспийской области (нынешняя Туркмения) идти в армию отказались. Заявили: большевикам надо, вот пусть и воюют. Военком Асхабада пытался пустить на рабочих войска. Его избили, солдат разоружали. Начальник гарнизона приказал стрелять в народ. Тогда рабочие сами взялись за оружие, осадили ревком и вызвали подмогу из других городов. На следующий день прикатили два эшелона рабочих из Кизыл-Арвата, эшелон из Красноводска. На ревком навели пушки, и он сдался. Совдеп распустили и переизбрали заново.

Для подавления восстания Ташкентский Совнарком послал карателей – отряд «интернационалистов» из венгерских пленных с артиллерией под командованием Фролова. Он вступил в Асхабад в конном строю с плакатами «Смерть саботажникам». Фролов арестовал и отправил в Ташкент управление железной дороги, насильственно переизбрал Совдеп, объявил осадное положение и сдачу оружия. Пыткой для всего города стал объявленный им комендантский час. После 22 часов выходить из домов запрещалось – это в Асхабаде в июльскую жару, когда жизнь в городе начиналась с заходом солнца, а жители спали вне раскаленных зданий, в садах и на крышах. Сам Фролов с женой-комиссаршей разъезжали на автомобиле с горящими фарами и карали нарушителей.

Изъяв в усмиренном Асхабаде 2 пулемета и 4 бомбомета, Фролов пошел на Кизыл-Арват. Там его уже встретили обороной. Он приказал выдать водки своим венграм и атаковал город. Бой был коротким, погибли 1 каратель и 4 рабочих. Фролов опять переизбрал местный совдеп, забрал орудия и винтовки из арсенала и собрался двигаться на Красноводск Но 12.07 у него в тылу восстал Асхабад. Возглавил рабочих паровозный машинист Фунтиков. В тыл Фролову послали вооруженный эшелон. Навстречу вышла дружина из Красноводска. Каратели были разбиты, частично пленены, частично перебиты – в том числе сам Фролов с женой. Стачком избрал правительство во главе с Фунтиковым.

Восстание покатилось по Закаспийской области. К рабочим стали примыкать туркменские племена. Посланный для наведения порядка комиссар Туркестанского СНК Полторацкий сумел доехать только до Мерва (Мары). Узнав о приближении восставших, попытался вывезти ценности местного банка, но рабочие Мерва не дали этого сделать. Отцепили от эшелона паровоз, а когда ценности перегрузили на телеги, подпилили оси. Сам Полторацкий был арестован повстанцами и расстрелян. Надо заметить, что в отличие от белоофицерских и белодемократических правительств рабочие не затрудняли себя формальностями судопроизводства. Действовали по-простому, по-рабочему. Вслед за Полторацким, тоже без суда, расстреляли 9 комиссаров Закаспийской области. Точно так же, как эти комиссары без суда расстреливали казачьих офицеров, возвращавшихся с фронта.

К 20 июля вся Закаспийская область оказалась в руках восставших. Ташкент стал собирать против нее войска. Видя превосходство большевиков в силе, правительство Фунтикова обратилось за помощью к англичанам, находившимся рядом – в Персии. Те немедленно перебросили в Туркмению 19-й Пенджабский батальон, подразделения Хэмпширского полка, 44-ю полевую батарею. Образовался еще один фронт…

27. Закавказская резня

В Закавказье, собственно, не было красных и белых, а гражданская война здесь сразу приобрела межнациональный характер. Почти одновременно образовались несколько властей. После падения Временного правительства бразды руководства принял Закавказский сейм из представителей грузинских, армянских, мусульманских и русских партий, заседавший в Тифлисе. Большевики послали в этот регион Шаумяна, назначенного «верховным комиссаром Закавказья». Он осел в Баку, создал там свой Совнарком («бакинские комиссары»), но до поры до времени активно проявить себя не мог – в Бакинском совете большинство составляли эсеры и мусульмане. И Шаумян имел возможность проводить какую-то свою политику, лишь играя на самостийных настроениях Баксовета, не желавшего подчиняться Тифлису.

Между тем Турция обхитрила Закавказский сейм как детей – запросила, признает ли Закавказская республика себя частью России? Если да, то согласно Брестскому договору должна отдать Карс, Ардаган, Трапезунд и Батум (входившие тогда в русские границы). Сейм сначала попытался уклониться от «позорного мира». Но турки двинули войска и беспрепятственно заняли Батум. Сейм, посовещавшись, 22.04 объявил Закавказскую республику независимой, ничем не связанной с Россией, а значит, не обязанной выполнять условия Бреста. Туркам только этого и надо было. Они немедленно предъявили новому государству гораздо более тяжелые требования – отдать половину Эриванской, Тифлисской и Кутаисской губерний. И пошли на Тифлис, Эриван и Джульфу. Защищаться было некому, кроме армянских и грузинских партизанских дружин да малочисленного отряда русских добровольцев полковника Ефремова. Мусульманская часть сейма и его войск явно склонялись к туркам. Над грузинами и армянами нависла угроза резни.

Тогда грузинская фракция обратилась за помощью к Германии. Для немцев Кавказ представлял несомненный интерес. Людендорф писал: «Для нас протекторат над Грузией был средством… получить доступ к кавказскому сырью. Мы не могли довериться в этом отношении Турции. Мы не могли рассчитывать на бакинскую нефть, если не получим ее сами».

Заручившись поддержкой резидента в Константинополе генерала фон Лоссова, Жордания и Церетели 13 (26) мая провозгласили Грузинскую республику. Сейм развалился. Вместо одной Закавказской республики стало три – Грузия, Армения, Азербайджан. Германия цыкнула на турок, «арендовала» у грузин порт Поти на 60 лет и перебросила сюда несколько рот своих солдат – просто для присутствия.

На другом фланге Кавказа тоже происходили важные события. В Дагестане имам Гоцинский объявил себя потомком Шамиля и вместе с пророком Узун-Хаджи объявил джихад, священную войну против неверных. Собрав огромную армию горцев, он занял Темирхан-Шуру (Буйнакск), а 23 марта вышиб красных из Петровска (Махачкала) – часть бежала на пароходах в Астрахань, часть по железной дороге в Баку. Там в это время находился штаб и остатки Дикой дивизии. Они грузились на пароход «Эвелина», намереваясь отплыть на Северный Кавказ. И Совнарком под флагом «мусульманской угрозы» произвел переворот. Собрал красные части из Дагестана, жаждущие отомстить за свое поражение, привлек полк армянского ополчения Т. Амирова, возвращавшийся через Баку из Персии, сагитировал канонерки Каспийской флотилии с проэсеровскими экипажами, поднял на нефтепромыслах «красную гвардию», босяков, с энтузиазмом воспринявших возможность пограбить. Сначала напали на Дикую дивизию, кого побили, кого разоружили. Затем война пошла по мусульманским кварталам. Их бомбил аэроплан, обстреливала морская артиллерия. Началась резня татар (так тогда называли азербайджанцев).

На помощь единоверцам выступили с севера мюриды Гоцинского, с юга – бек Зиятханов. Зиятханова разгромили в Шемахе. По данным азербайджанского правительства, в Баку и Шемахе было уничтожено 10 тыс. татар. А Совнарком, опираясь на армянские дружины и люмпенов, обрел реальную власть и… смертельных врагов в лице турок и азербайджанцев.

Он повел наступление на север, нанес поражение Гоцинскому и занял Петровск Через день туда подошли военные корабли с десантом из Астрахани. Имам бросил на Петровск под знаменем джихада десятки тысяч горцев. С одними саблями и кинжалами они шли сплошной массой, чтобы истребить неверных или умереть в бою. Умерли. Их встретили плотным пулеметным огнем, залпами корабельной и полевой артиллерии. Огромное пространство оказалось покрыто трупами. Джихад захлебнулся. Гоцинский ушел в горы, красные заняли Темирхан-Шуру.

Между Черным и Каспийским морями разворачивалась резня и неразбериха. Банды Зиятханова и других татарских беков вторглись в Мугань, населенную русскими крестьянами. Разгромили 50 селений, 30 тыс. чел. бежали в Баку и Россию. Но южная часть Мугани сумела организоваться, создала армию в 1000 чел. при 2 пушках под командованием полковника Ильяшевича. Они разбили наседавшие отряды, в свою очередь уничтожили 20 татарских селений, а потом мирно зажили самостоятельной Ленкоранской республикой, просуществовавшей целый год. Иррегулярные, стихийные татарские формирования ринулись в заселенный армянами Карабах. И здесь пошла война. В Шушинском и Зангезурском уездах образовалась независимая армянская республика, границы которой держал партизанский отряд Андраника. В Нахичевани возникла Аракская республика, созданная татарскими ханами, поголовно резавшими армян и озлобленными на Россию, когда-то лишившую их феодальных прав.

В Гяндже расположилось центральное правительство Азербайджана, опиравшееся на либеральную партию «Мусават» («Равенство») с сильным пантюркистским уклоном. Но власть правительства была скорее идейной. Созданные еще при Керенском мусульманские формирования с русскими офицерами разваливались из-за непривычки татар к дисциплине и регулярной службе. Поэтому правительство вынуждено было опираться на местные банды и отряды беков.

Хуже всего пришлось Армении. Партизанские дружины общей численностью 10–15 тыс. чел. и германские роты остановили турок в 6 км от Эривани. Территория республики составила небольшой район бесплодных гор с 14 км железных дорог и 600 тыс. беженцев. Со всех сторон враги. С запада – турки, с юга – курды, с юго-востока – Аракская республика, с востока – Азербайджан, с севера грузины, которые даже не пропускали продовольствия через границу голодающей Армении. «Братья-грузины» быстро заняли войсками все спорные территории и заявили, что «армяне не могут составить сколько-нибудь жизнеспособного государства, и им выгодно усилить Грузию, чтобы было на Кавказе сильное христианское государство, которое при поддержке немцев будет защищать и себя, и армян».

Грузия проявила себя весьма агрессивно. Сначала возникли отряды Народной гвардии под руководством Джунгелия численностью около 10 тыс. чел. Они мало чем отличались от красногвардейцев, кроме национального шовинизма. Первыми действиями Грузии стало округление своих границ за счет «меньшинств» – осетин, лезгин, аджарцев, татар, армян (эти меньшинства составляли болей 50 % населения республики). В апреле большевики вторглись в Абхазию. Местный Национальный совет обратился за помощью к Грузии. Начались бои Народной гвардии с красными. Они шли с переменным успехом, пока в Грузии при помощи германских инструкторов не начала формироваться регулярная армия. Первые же ее части генерала Мазниева опрокинули большевиков и выгнали из Абхазии. По просьбам крестьян Черноморской губернии они продолжали наступление и очистили от красных побережье вплоть до Туапсе. Но повели себя освободители не очень благородно. Разогнали Национальный совет Абхазии, арестовали его членов и посадили своего «чрезвычайного комиссара». В Сочинском округе, который присоединить к Грузии не надеялись, пограбили все государственное имущество – вывезли рельсы Туапсинской дороги, больничное оборудование, инвентарь Гагринской климатической станции, племенной скот…

Русским в каждой местности жилось по-разному. Лучше всего к ним относились в Армении. Тут были рады любым специалистам, особенно офицерам. Искали связей с любой, красной или белой Россией, способной защитить армян. Азербайджанское правительство, несмотря на яркий пантюркизм, относилось к русским терпимо. Бедная культурными силами республика охотно принимала их на службу. В Грузии наоборот. Бывшие российские социал-демократы, лидеры революции Церетели, Чхеидзе, Жордания посеяли ненависть ко всему русскому. Десятки тысяч человек остались без работы. Лишение избирательных прав, аресты, выселения, принудительное подданство. Даже московские большевики подумали об этих людях, послав в Тифлис 30 млн. руб. «на ликвидацию государственнослужащих». Служащие не получили из этих денег ни шута, им выдавали квитанции «на получение денег из кредита Российского государства» и выгоняли в порты Черного моря или по Военно-Грузинской дороге.

Между азербайджанским правительством хана Хойского в Гяндже и Совнаркомом Закавказья в Баку, конечно же, развернулась война. Мусаватисты попробовали наступать на Баку, но фронт замер у станции Кюрдамир, примерно посередине между этими городами. Разбегались татары – им не хотелось лезть на штыки. Разбегались босяки-красногвардейцы – им не хотелось быть вырезанными. Списочный состав бакинской армии достигал 60 тыс. чел, а фактически в строю было несколько сот – остальные дезертировали или перешли к противнику. За азербайджанцев воевали неуправляемые банды и отряды беков. За бакинцев армянские дружины. Попытки решительных действий проваливались. Например, подошел на фронт свежий отряд матросов, начал наступать. Но под Геокчаем встретил санитарный поезд. Моряки перепились с сестрами милосердия и в одну ночь были вырезаны.

Равновесие нарушилось, когда прибыли турецкие войска Нури-паши. Всего-то 6 тыс., но они стали ядром, вокруг которого стали группироваться местные мусульманские силы. Фронт бакинских комиссаров затрещал. Союзники нашлись и у них, но слишком далеко. И этими союзниками были немцы! Людендорф писал, что «Германия очень интересовалась бакинскими нефтепромыслами, которые соединены нефтепроводом с Батумом».

Он снял с Балканского фронта бригаду кавалерии, 6 батальонов пехоты и перебрасывал их в Поти для похода на Баку. Старались помочь московские большевики, слали подкрепления, и… взывали к немцам. Ленин обещал Германии свободный доступ к бакинской нефти, если та поможет заключить перемирие с Турцией. Но для Германии уже начинались тяжелые времена, а Великая Порта уже разваливалась на части, поэтому Нури-паша чихал не только на Берлин, но и на Стамбул. Он чувствовал себя хозяином в новоявленном государстве и с некоторых пор даже донесения начал отправлять не в Турцию, а в Гянджу.