Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мертвые, вставайте!

ModernLib.Net / Криминальные детективы / Варгас Фред / Мертвые, вставайте! - Чтение (стр. 2)
Автор: Варгас Фред
Жанр: Криминальные детективы

 

 


Она пыталась говорить о них с Пьером, но соседями он заинтересовался не больше, чем деревом. Пока соседи не шумели в своей Гнилой лачуге, это все, что он мог о них сказать. Ну ладно, Пьер поглощен своими социальными делами. Ладно, он только и видит, что груды страшных досье о матерях-одиночках, живуших под забором, о людях, выброшенных на улицу, двенадцатилетних сиротах, стариках, задыхающихся в своих мансардах, и все это он собирает для государственного секретаря. А такой тип, как Пьер, свою работу выполняет добросовестно. Хотя иногда София и ненавидела его манеру толковать о «его» нуждающихся, рассортированных по категориям и подкатегориям, как он рассортировал и ее поклонников. Интересно, в какую категорию Пьер занес бы ее саму, когда она в двенадцать лет продавала туристам в Дельфах вышитые платочки? Нуждающаяся такая-то? Ну да ладно. Можно понять, что со всеми этими заботами ему наплевать и на дерево, и на четверых новых соседей. И все-таки. Почему не поговорить о них хотя бы иногда? Всего минутку?

6

Марк даже не поднял головы, заслышав голос Лю-сьена, который, взгромоздившись на свой четвертый этаж, подавал оттуда сигнал общей тревоги. В конечном счете Марк более или менее приспособился к историку Первой мировой: с одной стороны, тот переделал в лачуге кучу работы, а с другой – оказался способен к необычайно долгим периодам усидчивой тишины. Даже глубоким. Погрузившись в зияющие окопы Первой мировой, он уже ничего не слышал. Ему они были обязаны починкой проводки и труб: ничего не смысливший в этом Марк был ему признателен по гроб жизни. Ему они были обязаны превращением чердака в две просторные смежные комнаты, теплые и уютные, где крестный был счастлив. Они были обязаны ему третьей частью платы за жилье и потоками щедрости, каждую неделю изливавшимися на их лачугу каким-нибудь новым изыском. А еще щедростью на слова и на словесные извержения. Ироническими военными тирадами, крайностями во всем, хлесткими суждениями. Он был способен по часу драть глотку из-за сущего пустяка. Марк учился пропускать тирады Люсьена через свою жизнь как безобидных людоедов. Люсьен даже не был милитаристом. Он неотступно и решительно докапывался до сути Первой мировой и никак не мог ее постичь. Может быть, потому он и орал. Нет, наверняка по другой причине. В любом случае этим вечером, часов около шести, на него снова нашло. На этот раз Люсьен еще и спустился по лестнице и без стука вошел к Марку.

– Общая тревога! – крикнул он. – Все в убежище! Сюда идет соседка.

– Какая соседка?

– Соседка с Западного фронта. Соседка справа, если тебе так больше нравится. Богатая женщина в шейном платке. Больше ни слова. Когда она позвонит в дверь, никому не двигаться. Всем затаиться. Пойду скажу Матиасу.

Прежде чем Марк успел высказать свое мнение, Люсьен уже спустился на второй этаж.

– Матиас, – закричал Люсьен, открывая дверь. – Тревога! Всем зата…

Марк услышал, как Люсьен запнулся. Он улыбнулся и спустился вслед за ним.

– Черт, – говорил Люсьен. – Зачем тебе раздеваться догола, чтобы повесить книжную полку? Что тебе это дает, черт побери? Тебе что, никогда не бывает холодно?

– Я не голый, я в сандалиях, – важно возразил Матиас.

– Ты отлично знаешь, что сандалии ничего не меняют! А если тебе так нравится изображать человека незапамятных времен, лучше бы вбил себе в голову, что доисторический человек, что бы я о нем ни думал, уж точно не был ни придурком, ни таким примитивом, чтоб ходить голышом!

Матиас пожал плечами.

– Я знаю это лучше тебя, – сказал он. – Доисторический человек здесь не при чем.

– А что при чем?

– Я сам. Одежда меня стесняет. Мне так удобно. Что ты еще от меня хочешь? Не понимаю, как это может тебя беспокоить, когда я – на своем этаже. Тебе нужно лишь постучать перед тем, как войти. Что случилось? Что-то неотложное?

Понятие неотложности было у Матиаса не в чести. Вошел улыбающийся Марк.

– «Змея, – сказал он, – при виде голого человека пугается и уползает так быстро, как может; а если увидит человека одетого, то набрасывается на него безо всякой опаски». Тринадцатый век.

– Ценное замечание, – сказал Люсьен.

– Что случилось? – повторил Матиас.

– Ничего. Люсьен увидел, что к нам направляется соседка с Западного фронта. Люсьен решил не отвечать на звонок.

– Звонок еще не починили, – заметил Матиас.

– Жаль, что это не соседка с Восточного фронта, – сказал Люсьен. – Соседка с Востока красива. Думаю, с Восточным фронтом мы могли бы вступить в переговоры.

– Откуда ты знаешь?

– Я провел тактическую разведку. Восток более привлекателен и более доступен.

– Ну ладно, эта – с Запада, – твердо сказал Марк. – И не понимаю, почему бы нам ей не открыть. Мне она очень даже нравится, мы перекинулись с ней парой слов однажды утром. В любом случае, в наших интересах быть оцененными нашим окружением. Простой вопрос стратегии.

– Очевидно, – сказал Люсьен, – если ты смотришь на это с дипломатической точки зрения.

– Скажем, с добрососедской точки зрения. Человеческой, если тебе угодно.

– Она стучит в дверь, – сказал Матиас. – Пойду открою.

– Матиас! – Марк удержал его за руку.

– Ну? Ты же сказал, что согласен?

Марк посмотрел на него и выразительно взмахнул рукой.

– Ах да, черт, – сказал Матиас. – Одежда, нужно одеться.

– Именно, Матиас. Нужно одеться.

Тот взялся за свитер и брюки, в то время как Марк и Люсьен пошли вниз.

– Говорил я ему, что сандалий недостаточно, – прокомментировал Люсьен.

– А ты, – велел Марк, – заткнись.

– Знаешь, это не так просто, заткнуться.

– Ты прав, – признал Марк. – Но предоставь дело мне. Это ведь я знаком с соседкой, я и открою.

– Откуда ты ее знаешь?

– Я же говорил, мы разговаривали. Кое о чем. О дереве.

– О каком дереве?

– О молодом буке.

7

Смущенная София выпрямилась на предложенном ей стуле. С тех пор как она покинула Грецию, жизнь приучила ее принимать или же не впускать журналистов и поклонников, но не приучила звонить в чужие двери. Уже лет двадцать, как она не стучалась к кому-нибудь вот так, без предупреждения. Теперь, сидя в этой комнате в окружении трех типов, она спрашивала себя, что же они могли подумать о докучной соседке, явившейся их поприветствовать. Так уже не делается. Поэтому ей захотелось тут же объясниться. Получится ли у нее объясниться с ними, как ей верилось у своего окна на третьем этаже? Все может выглядеть иначе, когда видишь людей вблизи. Марк стоит, привалившись к большому деревянному столу, скрестив худые ноги, в красивой позе, у него скорее красивое лицо, он смотрит на нее без нетерпения. Перед ней сидит Матиас, у него тоже красивое лицо, немного тяжеловатое книзу, но синие глаза ясны, как море в штиль, и взгляд открытый. Люсьен достает бокалы и бутылки, то и дело откидывая назад волосы взмахом головы, у него лицо ребенка и галстук мужчины. Она почувствовала себя успокоенной. В конце концов, она потому и пришла сюда, что перетрусила.

– Понимаете, – сказала она, принимая бокал, который с улыбкой протянул ей Люсьен, – мне очень жаль, что я вас побеспокоила, но я хотела попросить вас об одной услуге.

Двое смотрели на нее с ожиданием. Теперь надо объясниться. Но как рассказать о подобной глупости? Люсьен ее не слушал. Он ходил туда-сюда и, похоже, присматривал за каким-то сложным блюдом, приготовление которого поглощало всю его энергию.

– Речь идет о глупой истории. Но я нуждаюсь в одной услуге, – повторила София.

– Что за услуга? – мягко спросил Марк, пытаясь помочь.

– Нелепо об этом говорить, к тому же я знаю, что вы уже много потрудились в этом месяце. Нужно выкопать яму в моем саду.

– Внезапный прорыв на Западном фронте, – пробормотал Люсьен.

– Разумеется, я заплачу вам, если мы договоримся. Скажем… тридцать тысяч франков на троих.

– Тридцать тысяч франков? – пробормотал

Марк. – За яму?

– Попытка подкупа со стороны врага, – невнятно пробубнил Люсьен.

София чувствовала себя неловко. Однако она полагала, что пришла в нужный дом. И что следует продолжать.

– Да. Тридцать тысяч за яму и за ваше молчание.

– Но, – начал Марк, – мадам…

– Реливо, София Реливо. Я ваша соседка справа.

– Нет, – тихо сказал Матиас, – нет.

– Да, – сказала София, – я ваша соседка справа.

– Это правда, – продолжал Матиас тихо, – но вы не София Реливо. Вы жена господина Реливо. Но вы сами – София Симеонидис.

Марк и Люсьен с удивлением уставились на Матиаса. София улыбнулась.

– Лирическое сопрано, – продолжал Матиас. – «Манон Леско», «Мадам Баттерфляй», «Аида», Дездемона, «Богема», «Электра». И вот уже шесть лет, как вы ушли со сцены. Позвольте сказать, как лестно мне иметь такую соседку.

В знак почтения Матиас слегка склонил голову. София посмотрела на него и подумала, что дом в самом деле подходящий. Она удовлетворенно вздохнула, обвела глазами большую комнату с плиточным полом, свежеоштукатуренную, еще гулкую, почти без мебели. Три высоких сводчатых окна выходили в сад. Это немного походило на монастырскую трапезную. Через низкую, тоже сводчатую дверь с деревянной ложкой в руке ходил туда-сюда Люсьен. В монастыре можно говорить обо всем, особенно в трапезной, только тихо.

– Поскольку он все сказал, это избавляет меня от необходимости представляться, – сказала София.

– Но не нас, – сказал до некоторой степени впечатленный Марк. – Вот он – Матиас Деламар…

– Не стоит, – перебила София. – Мне очень неловко, что я уже знаю вас, но ведь через сад можно невольно услышать многое из того, что делается за стеной.

– Невольно? – спросил Люсьен.

– Немного вольно, это верно. Я смотрела и слушала, даже внимательно. Признаю.

София помолчала. Думала, догадается ли Матиас, что она видела его через то окошко.

– Я не шпионила за вами. Вы меня заинтересовали. Я думала, что вы мне понадобитесь. Что бы вы сказали, если бы однажды утром обнаружили, что у вас в саду посадили дерево, а вы тут не при чем?

– Честно говоря, – сказал Люсьен, – учитывая состояние сада, думаю, мы его бы и не заметили.

– Не о том речь, – сказал Марк. – Вы, конечно, имеете в виду то буковое деревце?

– Да, – сказала София. – Оно появилось в одно прекрасное утро. Без предупреждения. Я не знаю, кто его посадил. Это не подарок. И не садовник.

– А что думает об этом ваш муж? – заметил Марк.

– Ему все равно. Он занятой человек.

– Вы хотите сказать, что ему на это совершенно наплевать? – сказал Люсьен.

– Хуже того. Он даже не хочет больше слышать об этом. Его это раздражает.

– Странно, – сказал Марк. Люсьен и Матиас кивнули головой.

– Вы находите это странным? Правда? – спросила София.

– Правда, – сказал Марк.

– Я тоже, – пробормотала София.

– Простите мне мое невежество, – сказал Марк, – вы были очень известной певицей?

– Нет, – сказала София. – Не из великих. У меня был кое-какой успех. Но меня никогда не называли «та самая Симеонидис». Нет. Если вы думаете о ревностном поклоннике, как подумал мой муж, то это ложный путь. У меня были поклонники, но я не вызывала страстного почитания. Спросите у вашего друга Матиаса, он должен знать.

Матиас удовольствовался неопределенным жестом.

– Ну, все же не совсем так, – пробормотал он. Воцарилось молчание. Светский Люсьен вновь

наполнил бокалы.

– На самом деле, – сказал Люсьен, – взмахнув своей деревянной ложкой, – вы боитесь. Вы не вините мужа и никого не вините, вы вообще не хотите об этом думать, но вы боитесь.

– Мне неспокойно, – прошептала София.

– Потому что посаженное дерево, – продолжал Люсьен, – означает землю. Землю под ним. Землю, которую никто не станет тревожить, потому что в ней – дерево. Запечатанная земля. Иными словами – могила. Проблема не лишена интереса.

Люсьен был груб и высказал свое мнение без обиняков. В данном случае он был прав.

– Не заходя так далеко, – продолжала София по-прежнему шепотом, – скажем, что мне хотелось бы убедиться. Узнать, есть ли под ним что-нибудь…

– Или кто-нибудь, – сказал Люсьен. – У вас есть повод кого-то подозревать? Ваш муж? Тайные делишки? Обременительные любовницы?

– Довольно, Люсьен, – сказал Марк. – Незачем кидаться в атаку. Госпожа Симеонидис пришла сюда, потому что ей надо выкопать яму, и ни за чем иным. Так что будь любезен, давай на этом и остановимся. Бессмысленно городить огород на пустом месте. В данный момент речь идет о том, чтобы выкопать яму, ведь так?

– Да, – сказала София. – Тридцать тысяч франков.

– Зачем столько денег? Это соблазнительно, конечно. У нас нет ни гроша.

– Я так и поняла, – сказала София.

– Но это не причина, чтобы выколачивать из вас подобную сумму за рытье ямы.

– Но ведь никогда не знаешь… – сказала София. – Когда яма будет вырыта… если будут последствия, возможно, я предпочту, чтобы вы молчали. А за это надо платить.

– Понятно, – сказал Матиас. – Так, все здесь согласны рыть яму, с последствиями или без них?

Вновь воцарилась тишина. Задачка была не из простых. Конечно, в их положении деньги соблазняли. С другой стороны – ради денег становиться соучастниками… Соучастниками чего, собственно говоря?

– Разумеется, это нужно сделать, – произнес мягкий голос.

Все повернулись. Старый крестный вошел в комнату, как ни в чем не бывало налил себе бокал вина, приветствовал госпожу Симеонидис. София вгляделась в него. Вблизи он не был Александром Великим. Он казался высоким, хотя и не очень, потому что был прямым и худым. Но у него оставалось лицо. Увядшая красота все еще производила впечатление. Не жесткие, но четкие черты, нос с горбинкой, неправильной формы губы, миндалевидные глаза и ясный взгляд – все словно создано, чтобы соблазнять, и соблазнять быстро. София оценила это лицо, мысленно отдала ему справедливость. Ум, блеск, мягкость, возможно, двуличность. Старик провел рукой по волосам, не седым, а черным с проседью, с чуть отросшими кудрями на затылке, и сел. Он сказал выкопать яму. Никто и не думал возражать.

– Я подслушивал за дверью, – сказал он. – Мадам ведь подслушивала у окна. У меня это вроде тика, застарелой привычки. Меня это ничуть не смущает.

– Весело, – сказал Люсьен.

– Мадам совершенно права, – продолжал старик. – Надо копать.

Смущенный Марк встал.

– Это мой дядя, – признался он, будто мог тем смягчить его нескромность. – Мой крестный, Ар-ман Вандузлер. Он здесь живет.

– И любит высказывать обо всем свое мнение, – пробормотал Люсьен.

– Ну ладно, Люсьен, – сказал Марк. – Заткнись, таков был уговор.

Вандузлер с улыбкой махнул рукой.

– Не нервничай, – сказал он, – Люсьен не так уж ошибается. Я люблю обо всем высказывать свое мнение. Особенно когда я прав. Впрочем, Люсьен тоже это любит. Даже когда ошибается.

По-прежнему стоя, Марк глазами делал дяде знаки, что тому лучше уйти и что незачем присутствовать при этом разговоре.

– Нет, – сказал Вандузлер, глядя на Марка. – У меня есть причины остаться.

Он обвел взглядом Люсьена, Матиаса, Софию Симеонидис и вернулся к Марку.

– Лучше рассказать им, как обстоит дело, Марк, – сказал он, улыбаясь.

– Момент неподходящий. Ты меня достал со своим дерьмом, – тихо сказал Марк.

– У тебя всегда момент неподходящий, – возразил Вандузлер.

– Сам и говори, раз тебе хочется. Это твое дерьмо, а не мое.

– К черту! – Люсьен взмахнул деревянной ложкой. – Дядя Марка – старый полицейский, вот и все! Мы не станем толковать об этом всю ночь напролет.

– А ты откуда знаешь? – спросил Марк, разом повернувшись к Люсьену.

– Так… Мелкие наблюдения во время ремонта чердака.

– Здесь решительно все суют нос не в свои дела, – сказал Вандузлер.

– Нельзя быть историком, если не умеешь совать нос в чужие дела, – пожал плечами Люсьен.

Марк пришел в отчаяние. Еще один чертов нервный срыв. София оставалась внимательной и спокойной, как и Матиас. Они выжидали.

– Хорошая история Нового времени, – выговорил Марк, выделяя каждое слово. – Что еще ты откопал?

– Пустяки. Что твой крестный работал в отделе по борьбе с наркотиками, в бригаде азартных игр…

– …и семнадцать лет был комиссаром Уголовной полиции, – подхватил Вандузлер ровным голосом. – Что меня оттуда турнули, выкинули. Выкинули без медали после двадцати восьми лет службы. Словом, стыд-позор и общественное порицание.

Люсьен кивнул.

– Хорошо сказано, – сказал он.

– Великолепно, – процедил Марк сквозь зубы, не сводя глаз с Люсьена. – А почему ты ничего не говорил?

– Потому что мне плевать, – сказал Люсьен.

– Отлично, – сказал Марк. – Тебя, дядюшка, никто не просил спускаться и подслушивать, а тебя, Люсьен, никто не просил лезть не в свое дело и распускать язык. Разве это не могло подождать?

– Как раз нет, – возразил Вандузлер. – Госпоже Симеонидис нужна ваша помощь в деликатном деле, и лучше ей знать, что на чердаке сидит старый полицейский. Она может забрать свою жалобу или дать делу ход. Так будет справедливо.

Марк с вызовом взглянул на Матиаса и Люсьена.

– Отлично, – повторил он, повысив тон. – Ар-ман Вандузлер – старый, прогнивший бывший полицейский. Но все еще полицейский и все еще прогнивший, будьте в этом уверены, который привык брать свое и от правосудия, и от жизни. Даже если за это приходится расплачиваться.

– Обычно приходится, – подтвердил Вандузлер.

– И это еще не все, – продолжал Марк. – Теперь думайте о нем, что хотите. Но предупреждаю – он мой крестный и дядя. Брат моей матери, так что говорить тут не о чем. Не о чем. Если не хотите оставаться в лачуге…

– В Гнилой лачуге, – уточнила София Симеонидис. – Так ее называют в округе.

– Ну да… в Гнилой лачуге, из-за того что крестный занимался своим ремеслом, можете выметаться. Мы со стариком выкрутимся.

– Чего это он так разнервничался? – спросил Матиас, глядя по-прежнему безмятежными синими глазами.

– Не знаю, – сказал Люсьен, пожав плечами. – Он вообще нервный тип с богатым воображением. Там у них в Средневековье все такие. Моя двоюродная бабушка вкалывала на бойнях в Монтре, но я же не поднимаю из-за этого шум.

Марк опустил голову и скрестил руки на груди, внезапно успокоившись. Бросил быстрый взгляд на певицу с Западного фронта. Что она решит теперь, когда в доме, то есть в Гнилой лачуге, оказался старый полицейский в отставке?

София угадала ход его мыслей.

– Меня его присутствие не смущает, – сказала она.

– Ничто не внушает такого доверия, как продажный полицейский, – сказал старина Вандузлер. – Он умеет слушать, вынюхивать и вынужден держать рот на замке. Своего рода совершенство.

– Крестный был пусть и сомнительным, – добавил Марк, снизив тон, – но великим полицейским. Он может пригодиться.

– Не беспокойся, – сказал ему Вандузлер, переводя взгляд на Софию. – Госпожа Симеонидис будет судить сама. Если, конечно, понадобится. Да и эти трое, – добавил он, указывая на молодых людей, – совсем не дураки. Они тоже могут пригодиться.

– Я и не говорила, что они дураки, – возразила София.

– Просто хочу уточнить, – пояснил Вандузлер. – Я неплохо знаю Марка, моего племянника. Он приехал ко мне в Париж, когда ему было двенадцать… иными словами, уже почти сложившимся человеком. Уже тогда он был сумбурным, упрямым, восторженным, неуравновешенным, но и слишком умным, чтобы жить смирно. Я мало что мог для него сделать, разве что внушить ему кое-какие здравые принципы относительно неизбежной доли беспутства, которому следует предаваться неукоснительно. Хватка у него была. Двух других я знаю лишь неделю и пока не могу сказать о них ничего плохого. Занятное сочетание, каждый занят своим великим делом. Забавно. Как бы то ни было, я впервые слышу о таком случае, как ваш. Вы и так слишком долго медлили с этим деревом.

– Что я могла сделать? – сказала София. – Полиция подняла бы меня на смех.

– Без всякого сомнения, – подтвердил Вандузлер.

– И мне не хотелось беспокоить мужа.

– Вы само благоразумие.

– Вот я и ждала… пока получше их узнаю. Вот их.

– Как мы поступим? – спросил Марк. – Чтобы не беспокоить вашего мужа?

– Я думаю, – сказала София, – вы можете представиться муниципальными рабочими. Проверка старых электрокабелей или что-нибудь этакое. Да что угодно, для чего нужно выкопать небольшую траншею. Траншею, которая, конечно, пройдет и под деревом. Я снабжу вас дополнительными средствами, чтобы вы купили себе рабочую одежду, взяли напрокат грузовичок и инструменты.

– Хорошо, – сказал Марк.

– Годится, – согласился Матиас.

– Коль скоро речь зашла о рытье окопов, – добавил Люсьен, – я готов. В коллеже скажусь больным. На такую работу уйдет добрых два дня.

– Не побоитесь проследить за реакцией мужа, когда они явятся рыть траншею? – спросил Вандузлер.

– Попытаюсь, – пообещала София.

– Он знает их в лицо?

– Уверена, что нет. Они его интересуют меньше всего на свете.

– Тем лучше, – сказал Марк. – Сегодня четверг. Чтобы отработать все детали, нужно время… В понедельник утром мы позвоним в вашу дверь.

– Спасибо, – сказала София. – Чудно, но теперь я уверена, что под деревом ничего нет.

Она открыла сумку.

– Вот деньги, – сказала она. – Вся сумма.

– Уже? – удивился Марк.

Старина Вандузлер улыбнулся. София Симео-нидис – необычная женщина. Она казалась напуганной, держалась неуверенно, но деньги были наготове. Значит, она не сомневалась, что уговорит их? Он находил это любопытным.

8

После ухода Софии Симеонидис все потоптались еще немного в большой комнате. Старина Вандузлер предпочел отужинать в своих апартаментах под крышей. Перед уходом он обвел взглядом троих мужчин. Все трое пристально всматривались в ночной сад, забавным образом застыв в больших оконных проемах. Под круглыми оконными сводами они казались тремя отвернувшимися статуями евангелистов. Статуя Люсьена слева, статуя Марка в центре и статуя Матиаса справа. Святой Лука, святой Марк и святой Матфей, замершие в своих нишах. Занятные типы и занятные святые. Марк стоял прямо, заложив руки за спину и слегка расставив ноги. Вандузлер наделал немало глупостей в своей жизни, и Вандузлер очень любил своего крестника. Впрочем, они никогда и близко не стояли к купели.

– Давайте ужинать, – предложил Люсьен. – Я приготовил паштет.

– Паштет из чего? – спросил Матиас.

Мужчины переговаривались, не отходя от своих окон и продолжая смотреть в сад.

– Из зайчатины. Совсем нежирный паштет. Думаю, вкусно получилось.

– Заяц дорогой, – сказал Матиас.

– Марк своровал утром зайца и преподнес его мне, – пояснил Люсьен,

– Весело, – сказал Матиас. – Он пошел в своего дядю. Ты зачем стащил зайца, Марк?

– Потому что Люсьену хотелось зайца, а он слишком дорогой.

– Ясно, – сказал Матиас. – С этой точки зрения… Скажи, как это получилось, что тебя зовут Вандузлер, как и твоего дядю по матери?

– Потому что моя мать была незамужней, дурень.

– Давайте ужинать, – сказать Люсьен. – Чего ты к нему пристаешь?

– Я не пристаю. Я спрашиваю. А что такого сделал Вандузлер, за что его выгнали?

– Помог одному убийце унести ноги.

– Ясно… – повторил Матиас. – А что это за фамилия – Вандузлер?

– Бельгийская. Вначале писалось в два слова – Ван Дузлер. Неудобно. Мой дед поселился во Франции в тысяча девятьсот пятнадцатом году.

– А-а, так он был на фронте? – заинтересовался Люсьен. – Он оставил какие-нибудь записи, письма?

– Я ничего об этом не знаю, – сказал Марк.

– В этом стоит покопаться, – откликнулся Люсьен, не отрываясь от своего окна.

– Сперва нам придется покопаться в яме, – сказал Марк. – Не представляю, во что мы вляпались.

– В дерьмо, – сказал Матиас. – Дело привычки.

– Давайте ужинать, – повторил Люсьен. – Сделаем вид, что мы из него уже выбрались.

9

Вандузлер возвращался с рынка. Закупка провизии мало-помалу вошла в круг его обязанностей. Это его не смущало, как раз напротив. Он любил бродить по улицам, присматриваться к прохожим, ловить обрывки разговоров, вступать в них, присаживаться на скамейки, обсуждать цены на рыбу. Повадки полицейского, рефлексы соблазнителя, застарелые привычки. Он улыбнулся. Ему нравился этот новый квартал. И новая лачуга тоже. Свое прежнее жилище он покинул без сожалений, довольный тем, что может начать что-то новое. Мысль о начале всегда прельщала его куда больше, чем мысль о продолжении.

Перед тем как ступить на улицу Шаль, Вандузлер остановился и с удовольствием оглядел это новое жизненное пространство. Что его сюда привело? Цепочка случайностей. Когда он думал о них, его жизнь представлялась ему единым целым, сложившимся тем не менее под воздействием не связанных между собой устремлений, важных для него в определенный момент, но с течением времени терявших силу. Да уж, у него бывали и великие идеи, и глубокие замыслы. Но ни одного он не довел до конца. Ни единого. Его самые твердые решения таяли, столкнувшись с любым препятствием, самые искренние обязательства отменялись по любому поводу, самые проникновенные слова растворялись в реальности. Так уж получалось. Он с этим свыкся и, можно сказать, смирился. Достаточно быть в курсе событий. Поначалу энергичный и нередко блистательный, он через некоторое время чувствовал себя выдохшимся. До странности провинциальная улица Шаль вполне его устраивала. Еще одно новое место. Надолго ли? Мимо, взглянув на него, прошел человек. Должно быть, пытался понять, что он тут делает, стоя на тротуаре со своей корзиной с продуктами. Вандузлер подумал, что этот тип наверняка сумел бы объяснить, почему он здесь живет, и даже набросать картину своего будущего. А вот он сам навряд ли мог подытожить даже свою прошлую жизнь. Он ощущал ее как чудесное переплетение влияний, случайностей, удачных и неудачных расследований, ухваченных возможностей, соблазненных женщин – дивных событий, ни одно из которых, к счастью, не затягивалось надолго, следов чересчур запутанных, чтобы поддаваться обобщению. Конечно, случались и провалы. Без них не обойтись. Чтобы очистить место для нового, приходится избавляться от старого.

Прежде чем вернуться в лачугу, экс-комиссар присел на низкую ограду на противоположной стороне улицы. Всегда приятно понежиться в лучах апрельского солнца. В сторону дома Софии Симеонидис, где со вчерашнего дня трое муниципальных рабочих вовсю рыли траншею, он старался не смотреть. Он посмотрел туда, где жила другая соседка. Как там говорит святой Лука? Восточный фронт. Этот тип – просто одержимый. Что ему далась Первая мировая? Ладно, у каждого свое дерьмо. Вандузлер успел продвинуться на Восточном фронте. Разведал кое-что там и сям. Старые полицейские навыки. Соседку зовут Жюльет Гослен, живет с братом Жоржем, молчаливым увальнем. Разберемся. Все годилось Арману Вандузлеру, чтобы разобраться. Вчера соседка с Востока возилась в своем саду. Готовилась к приходу весны. Он перекинулся с ней парой слов, только и всего. Вандузлер улыбнулся. Ему исполнилось шестьдесят восемь, и уверенности в себе поубавилось. Не хотелось быть отвергнутым. Итак, осмотрительность и взвешенность. Но помечтать-то можно. Он хорошенько рассмотрел эту Жюльет, она показалась ему миловидной и бойкой, лет сорока, и он решил, что она вряд ли заинтересуется старым полицейским. Пусть даже еще красивым, если верить тому, что люди говорят. Сам он никогда не понимал, что красивого другие находили в его лице. Слишком худое, кривоватое, недостаточно правильное на его вкус. Он бы в такого ни за что не влюбился. А вот другие влюблялись, и нередко. Он умел извлекать из этого выгоду, когда служил в полиции, не говоря уж об остальном. Но, бывало, попадал в переделку. Арман Вандузлер не любил вспоминать о неприятном, особенно о своей отставке. А за последние пятнадцать минут это случилось уже дважды. Все потому, что он снова сменил жизнь, место и окружение. А может, потому, что в рыбной лавке столкнулся с близнецами.

Он подвинулся, чтобы переставить свою корзину в тень, и тем самым приблизился к Восточному фронту. Проклятье, почему это пришло ему в голову? Надо было всего лишь стеречь, не появится ли соседка слева, и заняться рыбой для троих копателей траншеи. Да, ему случалось наломать дров. С кем не бывает? Ладно, он часто поступал как последний засранец. Особенно с ней и ее близнецами, бросил их в один миг, без зазрения совести. Близнецам было по три года. А ведь он дорожил Люси. Даже обещал, что останется с ней навсегда. Но не остался. Смотрел, как они уходят вдаль по перрону. Вандузлер вздохнул. Медленно поднял голову, отбросил назад волосы. Теперь мальчишкам должно быть по двадцать четыре. Где-то они сейчас? Ну и дерьмо. Свинство. Далеко, близко? А она? Нечего и думать об этом. Какая разница? Любовь, как сорная трава, растет повсюду, нужно лишь нагнуться, чтобы сорвать любую. Не все ли равно? Вранье, будто одна любовь может быть лучше других, вранье. Вандузлер поднялся, взял свою корзинку и подошел к саду Жюльет, соседки с Востока. По-прежнему никого. А не заглянуть ли ему подальше? По его сведениям, она держит ресторанчик «Бочка» через две улицы отсюда. Вандузлер отлично умел готовить рыбу, но ведь спросить рецепт ничего не стоит. Что он теряет?

10

Три землекопа были вымотаны до такой степени, что поедали рыбу, даже не замечая, что это каменный окунь.

– Пусто! – сказал Марк, наливая себе вина. – Совершенно пусто! Невероятно. Мы уже закапываем яму. Вечером закончим.

– А чего ты ждал? – спросил Матиас. – Думал, там труп? Ты всерьез этого ждал?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14