Алена Василевич
      Вернисаж
      Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова
      Целую неделю мы с сестрёнкой спорили, ссорились и однажды даже подрались. Никак не могли решить, какой подарок лучше сделать маме в её день, Восьмое марта.
      Сестра сказала:
      - Я вышью маме салфетку. А на салфетке - котик лакает молоко из тарелки.
      Вот! Котик лакает молоко. На салфетке! А потом этой салфеткой будут накрывать хлебницу...
      - Ну, знаешь ли, я с твоим котиком есть хлеб из одной хлебницы не собираюсь! - возмутился я.
      - А я тебе и не собираюсь его дарить, - насмешливо проговорила сестрёнка.
      - Ясно, не мне, а маме. Но всё равно...
      - А вот и не всё равно! Маме любой мой подарок понравится. Что захочу, то и подарю!
      Она упёрлась на своём - не помогла даже сетка (обычная капроновая сетка, с которой мы ходим в магазин!). Сетка эта не раз служила мне, когда мама оставляла нас вдвоём с сестрёнкой и на меня возлагалась задача воспитания... А сегодня у меня не было времени заниматься её воспитанием: до праздника оставался всего один день, а подарка всё ещё не было...
      И я пустился на хитрость. Сделал вид, что глубоко задумался, помолчал некоторое время, потом с самым серьёзным выражением лица обратился к упрямой сестре:
      - Котик лакает молоко из тарелки - конечно, это неплохо. Но ведь и в прошлом году ты тоже вышивала маме котика.
      - Нет, в прошлом году я вышивала зайчика!
      - Гм-м... Вот видишь. А в детском саду у тебя тоже был зайчик?
      - Нет, в детском саду, когда я была в старшей группе, я вышила для мамы вишенки. А в младшей группе вырезала красивый зелёный кружочек и наклеила на него малюсенькие красные кружочки... Не веришь, могу показать. Все мои подарки лежат в мамином столе. Мама говорит, что она их сохранит и отдаст мне, когда я вырасту большая...
      Переспорить мою сестрёнку невозможно. Невозможно её и уговорить не делать того, что никому неинтересно.
      - Ладно, ладно, - попытался я прервать Натку.
      Но разве вы её остановите! Я и оглянуться не успел - сестра разложила передо мной папку со своими "сокровищами", как она называет собственное рукоделие.
      Подумаешь! Тоже мне "сокровища"!
      Письмо маме, когда мама лежала в больнице. Буквы печатные - и все шиворот-навыворот:
      МАМА Я БЕЗ ТЕБЯ СКУЧАЮ
      Непонятно, почему мама не порвала и не выбросила до сих пор эти каракули!
      Кроме всяких вышивок и аппликаций были среди "сокровищ" и рисунки сестры. Ваза, похожая на ведро. Стол - все четыре ножки по одну сторону... Ну, а дальше пошли всякие зайчики, вишенки, котики... А вот локон волос, перевязанный шёлковой ленточкой: локон остригли у Натки, когда ей исполнился ровно год...
      Я едва сдерживался: зачем маме понадобилось хранить этот хлам? Да ещё прибавить к этому мусору какого-то котика, который лакает молоко... Салфетка! Конечно, маме неудобно сказать Натке, что ей надоели вышитые котики и зайчики... Бедная мама!
      Я, например... Я тоже делаю маме подарки на праздники. Правда, в прошлом году на 8 Марта я как-то и сам не знаю почему, но забыл про мамин день. А в день рождения мамы принёс из школы записку от учительницы. Подумаешь, на уроке дёрнул за косу Лорку-зубрилу, а учительница заметила... Зато уж теперь я решил сделать маме необыкновенный подарок! Только нужно придумать - какой же?..
      - Знаешь, я не буду вышивать котика, - сказала вдруг сестрёнка, пряча в стол свои "сокровища". - Я передумала!
      - А что ты будешь?
      - Я подарю маме рисунок. Красивый-красивый. Как в музее, где картины.
      - Рисунок?! - Я даже подпрыгнул от неожиданности.
      И как это мне в голову не пришло! Мама ведь очень любит, когда мы рисуем и играем. (Натка играет на скрипке, я тоже немножко умею на баяне, но мама говорит, что я ленюсь.)
      В прошлое воскресенье мы ходили с мамой в музей. Сколько там картин разных увидели! Возвращаясь домой, мама и сказала нам:
      - Видите, дети, какую радость нам сегодня доставил музей.
      Так почему же не доставить маме новую радость? Я ведь тоже могу подарить ей рисунок. И уж наверняка не хуже, чем у Натки, выйдет...
      - Я нарисую маме птичку! - объявила сестра из другой комнаты.
      Она уже раскладывала на столе бумагу и краски. Я не выдержал и крикнул:
      - Подумаешь, задавака! И отдай, пожалуйста, мои краски. Я тоже собираюсь рисовать...
      - Жадина!
      - Я говорю, отдай!
      - А вот и не отдам!
      Ничего больше не говоря, я направился в переднюю, где обычно на гвоздике висит наша капроновая сетка-авоська.
      - Всё равно не отдам! Всё равно! - захныкала Натка.
      - Плакса-вакса-гуталин! На носу горячий блин! - передразнил я сестрёнку, как и всегда, когда воспитывал её.
      - А ты... А ты!..
      Но и мне и Натке вдруг надоело ссориться. Мы вместе засели за рисование. Ладно, пусть у неё будет птичка, зато я нарисую картину - зимний лес.
      Через пять минут Натка спросила у меня:
      - Ты скоро закончишь?
      И так потом повторялось без конца: "Ты скоро... Ты скоро..."
      Краем глаза я видел, что сама она стирала что-то резинкой, потом рисовала опять кисточкой, потом снова стирала и опять принималась рисовать.
      Натка раскраснелась так, что казалось, будто она и щёки раскрасила акварельными красками. И вспотела вся - так старалась.
      А у меня...
      Я тоже старался. Но мой зимний лес получился таким зелёным и пёстрым, каким он не бывает даже летом. Я взял другой лист бумаги и нарисовал на нём одну-единственную ёлку. Подумаешь!.. Вот ёлка, а рядом нарисую пень, засыпанный снегом. Пень у меня вроде получился. Мне понравилось! Я нарисовал ещё один пень и тоже присыпал снегом. А вокруг - ещё и ещё... Я увлёкся и не заметил, как вышел у меня не зимний, а вырубленный лес...
      - Ты скоро нарисуешь? - снова спросила у меня сестрёнка, размахивая своим рисунком над головой, как флагом. - А у меня уже сушится!..
      - Скоро, - ответил я, хотя, по правде сказать, не знал, что мне делать со своими пнями дальше.
      - У меня ноги не получаются... - пожаловалась Натка. - Может, ты мне нарисуешь ноги, Вовочка?
      Ага, когда ей нужны ноги, так я уже и Вовочка!
      - Давай сюда! - сказал я.
      Интересно всё же, что там она изобразила.
      Натка подала мне свой рисунок.
      - Вот видишь, всё хорошо, только ноги у меня...
      - Ноги у тебя... А что это за птица?
      - Голубь.
      - Голубь? Какой же это голубь? Это же ворона!
      - Сам ты ворона! - накинулась на меня Натка, но тотчас спохватилась: ещё одно оскорбление - и я откажусь пририсовывать ее птице лапки.
      - И вовсе не ворона! И вовсе голубь! Как у нашего дяди Коли. Серенький, - ища примирения, заговорила Натка.
      - Серенький... А клюв?
      Клюв у Наткиного голубя и в самом деле был великоват - длинный и толстый.
      - А хвост?
      И хвост скорее смахивал на вороний.
      - Эх ты, художница! Давай покажу, как рисуют настоящие художники! - И я взял у Натки кисточку.
      Р-раз... Д-два-а... Р-раз... Птица встала на небольшие серые лапки. Вот сейчас она сделает несколько торопливых коротеньких шажков.
      - Ой, какой красивенький! Какой красивенький! - захлопала в ладоши Натка.
      Она до того восхищалась голубем, что меня злость взяла. Нарисовала какую-то ворону, а форсу сколько! Да если б не мои лапки, то взглянуть было бы противно на её голубя...
      - Подумаешь, задавака! "Вороне где-то бог послал кусочек сыру..."
      Я ждал, что Натка сейчас набросится на меня, будет сердиться и даже заплачет... А она вдруг как засмеётся:
      - Ой, как хорошо! Ой, как хорошо! А я не знала, как мне назвать свою картину!.. Ты мне, Вовочка, дорисуешь ёлку - ёлки у тебя вон как хорошо получаются, - сыр я уже сама нарисую!..
      И Натка взялась за "сыр"... За мой "сыр": ведь это я ей его подсказал.
      А сам я сидел над своим лесом и всё подрисовывал новые пни, засыпанные снегом.
      "Вот тебе и зимний лес", - думал я.
      Оно, конечно, лучше было бы взять новый лист бумаги и, как говорит наш учитель в школе, поменять тему...
      Разделавшись быстро с "сыром", сестрёнка, довольная своей картиной, обратила наконец внимание на мою вырубленную поляну...
      - Что это у тебя - одни пни? - Глаза у неё широко распахнулись от удивления, губы вытянулись в трубочку. И вдруг, помолчав, она давай хохотать. Повалилась на диван и катается от смеха. - Ой, помру. Ой, помру!..
      - И ничего тут смешного нет, - обиделся я, закрывая свои пеньки чистым листом бумаги. - Думаешь, твоя ворона...
      - Знаешь, Вовка... Знаешь, как нужно твою картину назвать? - сквозь смех проговорила Натка.
      - Ну как? - не ожидая от неё ничего хорошего, всё же спросил я.
      Натка снова упала на диван, заливаясь смехом.
      - "Плакала... плакала Саша... как лес вырубали..."
      - Натка, ты - гений! - захлопал я в ладоши.
      И тут же аккуратно сделал подпись под рисунком: "Плакала Саша, как лес вырубали".
      На следующий день мы встретили маму с работы ещё на пороге. Приняли у неё из рук тяжёлую сумку и даже сдержались, не спросили, как обычно: "А что ты нам принесла?"
      Мы помогли маме раздеться и торжественно, под руки, повели её в комнату. А там, на самом видном месте, висели в рамках наши рисунки.
      Наткин голубь, или "Вороне где-то бог послал кусочек сыру".
      И мои пни, или "Плакала Саша, как лес вырубали".
      - Ого! - От удивления мама остановилась за несколько шагов до наших рисунков. - Ого! - повторила она. - Значит, я попала на вернисаж!
      Мы с Наткой такого слова ещё не слыхали и не знали, что оно обозначает.
      - Поздравляю тебя с праздником, мамочка, - не очень уверенно проговорила Натка.
      - И я тебя поздравляю, мама, - вслед за сестрёнкой повторил я.
      - Спасибо, спасибо вам, мои дорогие художники! - И мама по очереди поцеловала Натку и меня. - Ну, а раз у нас нынче вернисаж... На вернисаже обычно принято говорить художникам приятные слова, хвалить их работу... Вот и я сегодня...
      Мама торопливо прошла к своей тяжёлой сумке и достала оттуда две коробки с конфетами. Одну мама дала Натке, другую - мне.
      Вот, оказывается, что означает это непонятное слово - вернисаж!
      Нам с сестрёнкой оно очень понравилось!