Действующие лица:

ГОРЕЛИК СЛАВА, авантюрист, 30 лет

НАТАША (Какаша) СВЕТЛЯКОВА, секс-рабыня, 23 года

ПОЛ ФЭЙМОС, он же барон Павел Фамус, мэр и президент банка «Дип Чазм», 70 лет

СОФИ, его дочь, 18 лет, член олимпийской команды по лыжам; на выданье

АЛЕКС МАММ, он же Алексей фон Молчалин, управделами банка «Дип Чазм», лыжник-неудачник, 25 лет

ГРАФ ДЖИН ВОРОНЦОФФ, «Жека», электрик и владелец магазина «Уорренти оф Фёрст Класс энд Электрик Рипэар»,[1]40 лет

КНЯЗЬ НИК ОЛАДА, «Колян», водопроводчик и владелец магазинчика «Эвриcинг ю нид энд Пламинг»,[2]40 лет

ГАБИ НАРД, он же князь Нардин-Нащокин Гавриил, обеспеченный пенсионер, моралист, 65 лет

МАДАМ ЛИДИ, его жена, обеспеченная пенсионерка, сплетница, 42 года

МИМИ КАЙСЫНКАЙСАЦКАЯ-СОММЕРСЕТ, светская дама и всеобщая «грандмаман», за сто

РЕПОРТЕРЫ, парочка шустрых шакалов пера

ГОЛОС ПОЛКАНА

ФАНТОМ НЕМ

Жители поселка Бёрчтри Вэллн (Березань), лыжники и туристы

Акт первый

Перед началом действия все персонажи появляются перед занавесом, для того чтобы сделать своего рода стихотворные заявки на участие.

Гладким ходом, по-светски, выкатывается престарелый бонвиван Пол Фэймос.

ФЭЙМОС.

(Отходит в сторону.)

Бурно, словно на трассе скоростного спуска, к занавесу вылетает Софи Фэймос.

СОФИ.

(Отходит в сторону.)

Появляется корректный молодой человек, не лишенный, правда, некоторой косолапости, что появляется у лыжников на плоской поверхности, Алекс Мамм.

МАММ.

(Отходит в сторону.)

Энергично, чтобы не сказать фривольно, на кресле-каталке с привязанным к спинке воздушным шариком, выезжает Мими Кайсынкайсацкая-Соммерсет.

МИМИ.

(Откатывает в сторону.)

Сдержанно, томно проходит местный электрик граф Воронцофф.

ВОРОНЦОФФ.

(Отходит в сторону.)

На манер московского пьянчуги-работяги по сцене косолапит местный водопроводчик князь Олада.

ОЛАДА.

(Отходит в сторону.)

Как пара доберманов, на сцену выскакивает пара репортеров.

РЕПОРТЕРЫ.

(Отходят в сторону.)

Походкой светского человека, маскирующей порядочную склонность к сплетне, с тросточкой появляется Габи Нард.

НАРД.

(Отходит в сторону.)

В танце, напоминающем то вальс, то танго, на сцене появляется мадам Лиди.

ЛИДИ.

(Отходит в сторону.)

Неотразимой мэрилин-монровской походкой появляется наша главная героиня Наталья Ардальоновна Светлякова, т.и.к. Какаша. Читает с грустью.

КАКАША.

(Отходит в сторону.)

И наконец, походкой отпетого московского «брателло», что пребывает в резком контрасте с неглупой физиономией, появляется наш главный герой Слава Горелик.

ГОРЕЛИК.

(Отходит в сторону.)

Вслед за тем все герои возвращаются к центру, берутся за руки и раскланиваются перед началом действа.

Действо происходит в девяностые годы завершающегося века на горнолыжном курорте в одном из северо-западных штатов США. Аккуратные тропинки в сугробах, вокруг цветущие снега. Разгар сезона, январь. По склонам иногда проскальзывают игрушечные фигурки слаломистов. Вверх по проволокам ползут кабинки. Эти картинки служат постоянным фоном действия, однако в начале спектакля мы ничего этого не видим, потому что царит раннее зимнее утро, вроде не предвещающее лыжной погоды.

Сцена представляет собой крошечную главную улочку поселка Бёрчтри-Вэлли, по-русски Березани. Посредине замерзший фонтан. Сбоку, разумеется, несколько берез в живописной асимметрии. Слева двери и окна банка «Дип Чазм», особняка Пола Фэймоса и лыжного магазина «Уорренти оф Ферст Класс энд Электрик Рипэар». Справа – двери и окна кафе «Анкл Саша», гостиницы «Фэймос Инн» и магазинчика под названием «Эврисинг ю нид энд Пламинг».

Раннее, раннее утро. Солнце только лишь заявило о своем приближении – над горой, которая замыкает нашу панораму, проявилось мутноватое свечение.

Возле фонтана – две окоченевшие фигуры фотографов. Два аппарата на триподах нацелены на особняк Пола Фэймоса. Ситуация классическая для XX века: дичь выслежена, охотники ждут, оружие на изготовку.

Несколько минут проходит в молчании, только слышно, как фотографы булькают спасительным виски.

Окно спальни на верхнем этаже бесшумно открывается. В проеме появляется фигура Алекса Мамма. Он осторожно оглядывает улицу, но явно не замечает фотографов, принимая их, очевидно, за неживые предметы. Переносит ногу через подоконник.

За его спиной из глубины комнаты появляется обнаженная Софи Фэймос, прижимается сзади к Мамму.

СОФИ

Уходишь, солнце мое ночное?

МАММ

Чао. (Переносит во внешнюю среду свою вторую ногу.)

СОФИ

Ты совсем забывает, как это бывает русски.

МАММ

Ну, адью.

СОФИ

Вот так-то лучше, солнце мое ночное.

Фотографы включают свой свет и начинают щелкать камерами. Мамм летит вниз. Выскакивает из сугроба.

МАММ

(свистящим шепотом). Мамоёбы-папарацци! Отдавайте пленки! (Пытается поймать хотя бы одного фотографа, но не тут-то было: те профессионально улепетывают.)

В разгар этой довольно нелепой погони на сцене появляется Слава Горелик. Он явно только что приехал. Но откуда? Определенно не из снежных краев. Во всей его фигуре сквозит какой-то бразильский шик: белые штаны, сандалеты, защитного цвета федора,[5] свитерок, предназначенный для тропических бризов, но отнюдь не для горных вьюг.

Погоня между тем кружит вокруг фонтана. Слава подставляет ногу набегающему Мамму. Тот со всего размаха влетает в сугроб. Фотографы смываются. Мамм вылезает из сугроба.

МАММ

Ты чё, мэн?

ГОРЕЛИК. Нормалёк. Если двое драпают от одного, значит, надо помогать. Значит, они беззащитны, как бурундуки, ну, по-вашему, «чипманкс».

МАММ

По-нашему тоже бурундуки.

ГОРЕЛИК

Главное, чтобы ты понял логику: человек не должен губить бурундуков.

МАММ

А чё они?

ГОРЕЛИК

Бурундук ведь тоже возник как участник мировой феерии. Ты это понял?

МАММ

Ну.

Завершив диалог в свойственном горцам стиле, Алекс Мамм покидает место действия.

Горелик подходит к дверям гостиницы, смотрит на часы.

ГОРЕЛИК

Гостиница закрыта, но «мест нет» на месте. Неужели это действительно та самая русская пьеса в Америке? Так что мы тут еще имеем в антураже? Кафе «Дядя Саша». Подожду возле кафе. Любопытно, какого дядю Сашу тут имеют в виду – Пушкина или Грибоедова? Так или иначе, в таком городке кафе должно открываться раньше других заведений. (Подходит к столику на открытой веранде, стряхивает снег со стула, вытаскивает из котомки бутылку шампанского и засовывает ее в снег на столе, чтобы охлаждалась. Сидит непринужденно, словно на пляже Копакабаны; холод его не берет.)

(Продолжает.) Хоть это и похоже на происки Стаса Ваксино, все-таки я, кажется, попал туда, куда стремился. Тот самый банк, о котором говорили ребята в Нью-Йорке. Между прочим, а не купить ли мне его со всеми потрохами? Олл райт, посмотрим по обстоятельствам. Да, чуть не забыл, – ведь вчера в Рио тот авторитетный нарисовал мне план этого горнолыжного местечка (рыщет в карманах, вытаскивает ресторанную салфетку). План один к одному, все совпадает, сразу видно, что бабки не пропали – тут поработал профессионал. А вот и имена здешних русских корифеев. Президента банка зовут как-то по-грибоедовски – ну вот, спасибо, это не кто иной, как мистер Пол Фэймос; сразу повеяло классикой, Малым театром, дворянской сатирой. А вот еще два источника нужной мне информации – электрик Джин и водопроводчик Ник, также известные как Жека и Колян. Тут, видно, и в самом деле все слегка на русский лад. Братва в Каракасе, а раньше и братва в Санкте говорили, что здешнее графство иногда называют Уайтраша, иными словами Уай Траш А? – такая тут, видите ли, сложилась Белоруссия с потомками наших благородных семей в главных ролях.

«Ты будь там, Славка, поосторожней, – так говорили в Санкте. – В этом местечке можешь не только на гоголиану, но и на достоевщину нарваться. А самое главное, не вляпайся в грибоедство». Позвольте, но как в русской пьесе избежать классических влияний? С осторожностью тут далеко не уедешь.

Кому же здесь будет предназначена роль Чацкого? Может быть, автоматически мне как приезжему? В таком случае придется разочаровать как труппу, так и зрителей: я не Чацкий, я Слава Горелик. В моей фамилии живут три парки – Горе, Гора, Гореть. Вот именно: как у Ахматовой, а не как в «Горе от ума». Я не чажу – я горю, уважаемая публика, друзья русского театра.

Однако так или иначе, в моем положении было бы лучше для начала прикрыться какой-нибудь иностранной кликухой. Назваться, скажем, Бенни – от Лифшица, и Менделлем – от Осипа, почему бы нет? Бенни Менделл, звучит вполне лояльно, никому и в голову не придет, что имеет дело с пресловутым «новым русским» Славой Гореликом. (Вынимает из сугроба шампанское, хлопает пробкой.) Бенни Менделл, Слава Горелик пьет за тебя! Хорошо пошло! Теперь ты пей за меня. Бенни! Отлично! До конца пьесы ты будешь тут витать вместе со мной, а потом, если захочешь, действуй самостоятельно. Но лучше не надо, лучше держись меня. Кликуху все-таки не раздуешь до полновесной персоны. (Оглядывает обстановку.) Ну что ж, пока все идет неплохо. Место назначения достигнуто, впереди неизвестность. Шампанское клокочет хорошо, а не сочинить ли мне стихотворение? Где мой набор рифм, что в самолете надысь набросал? (Вытаскивает самолетное меню.) Ага, вот оно. Крузенштерна – крупные зерна или узы терна; взирали – Израиль, это пойдет… (Углубляется.)

Пока главный герой таким образом разглагольствует, на сцене появляются еще два персонажа. Поднимает шторы своего лыжного магазина «Уорренти оф» граф Воронцофф, Джин-Евгений. Из магазинчика «Эврисинг энд Пламинг» высовывает сизый нос Николай князь Олада. Друзья бросаются друг к другу, словно давно не виделись.

ОЛАДА

Джин, это ты, фак твою! Хау зи фак ю дуинг?

ВОРОНЦОФФ

Хай, Ник, целый век тебя не видел!

ОЛАДА

Если от двух утра до семи утра проходит вечность…

ВОРОНЦОФФ

Иногда проходит несколько вечное – тей, мэн.

ОЛАДА

Я бы на твоем месте не курил эту местную дрянь. Трава должна расти там, где ей предписано матушкой-природой, то есть на юге. Мужики приносят ворохи этого добра со своих секретных делянок в горах, однако неизвестно ведь, чем они ее удобряют. Сэкономишь ерунду, а потерять можешь свой главный ассет.

ВОРОНЦОФФ

Мне это не грозит. Мой главный ассет за себя постоит, это известно всем кадрам в долине!

ОЛАДА

У тебя только одно на уме, факинграф.

ВОРОНЦОФФ

А у тебя что на уме, ваше сиятельство?

ОЛАДА

Общая природа, общая наша семья, здоровье наше с тобой, ее здоровье, здравый смысл – вот что у меня на уме, вот почему я курю только натуральную марихуану. Еще со времен Вудстока я дал себе зарок курить только натуральную марихуану.

ОБА

Вудсток! (Оба на мгновение благоговейно затуманиваются, потом возвращаются к реальности.)

ВОРОНЦОФФ

Ну ладно, Олада! Ты как упрешься рогом в одну тему, не слезешь до скончания дней. Почему ты не спросишь, где я путешествовал этой ночью? Через какие фантазмы я проходил вместе с нею, с Какашкой! Нет, поистине, секс – это окно в метафизику!

ОЛАДА

(помрачнев). Нечего трепаться, граф, и нечего вместе с нею проходить через фантазмы. Нас все-таки трое, и все мы русские люди. Конечно, она была секс-рабыней, но сейчас она все-таки супруга двух, подчеркиваю, двух порядочных людей, из которых один никогда не слезет с натуральной марихуаны.

ВОРОНЦОФФ

Все тот же спор славян. Ладно, давай-ка, князь, головки поправим. Тащи «Джека Дэниэла»!

ОЛАДА

Эх ты, Вронцофф-Уорренти-Оф, пиво по утрам тебя уже не устраивает, катишься вниз по наклонной плоскости. (Вытаскивает из кармана бутылку виски.) Пора тебе записываться к «Анонимным Алкоголикам».

ВОРОНЦОФФ

(хитровато улыбается). Пожалуй, ты прав, Олада, – прячь бутылку до ланча, начнем с пива. Как в Питере-то наши друзья говорили: «Пивка для рывка».

ОЛАДА

(злится, но бутылку не прячет). Ты думаешь, Джин, что ты больше русский, чем я? Олады, между прочим, от Рюриков гребут, а Воронцовы малость портяночкой попахивают, особенно с этим говенным двойным «ф». Чем ваша семья прославилась, тьфу тебя и изыди? Травили наше национальное солнце поэзии?

ВОРОНЦОФФ

Того арапа? А не травил ли он сам нашу Елизавету Ксаверьевну? Сколько раз мне тебе говорить, что он был вне контекста. Полностью вне контекста.

ОЛАДА

Джин, я когда-нибудь бутыль обломаю о твою башку за эти «контексты», тьфу тебя и изыди. Учись все-таки по-русски думать и изъясняться, Божий электрик. (Вынимает из другого кармана бутылку водки «Жириновский».) Вот она, родная, и с портретом аристократа на этикетке. Вот с чего нам надо начинать по традиции!

ВОРОНЦОФФ

А вот теперь ты дело говоришь, Ник, Божий водопроводчик! Сдирай пробку!

ОЛАДА

Вот и опять ты сел в лужу, граф. Да какой же русский утром распивает «Жириновского» на двоих? Русский человек, простой, искренний, незлой, всегда ищет компанию на троих! Об этом еще Джон Стейнбек писал!

ВОРОНЦОФФ

На этот раз ты прав, друг. Вон там наш третий загорает возле «Дяди Саши». По всем приметам, не откажется.

ОЛАДА

Давай из-за уголка его позовем по традиции.

Между тем Славка Горелик, разомлев на двадцатиградусном морозе, что-то пишет на меню, иногда впадая в задумчивость сродни той, что появляется у хорошего финансиста при подсчете «ассетов» и «лайебилитис». Он не замечает, что два косолапых парня направляются к нему.

ГОРЕЛИК

Ну вот, готово, стих с синкопой! На этот раз всего лишь двенадцать с половиной минут. Главное – набор рифм. Смысл появляется сам по себе. Всем путешественникам советую: бросьте кроссворды, сочиняйте стишки. (Читает из меню.)

ОЛАДА

(Горелику, по-русски). Эй, хлопская дубрава, гордая пролетария, джентльмешонок полей (хихикает) для гольфа! Будем выпивальство а труа?

ГОРЕЛИК

За эту «гордую пролетарию», Ерема, ты ведь можешь и в лоб получить. Вы кто такие?

ВОРОНЦОФФ

Мы, видите ли, потомки русской аристократии, восемьдесят лет назад поселившейся в Бёрчтри-Вэлли. Я граф Евгинарий Воронцофф, ну, в общем, Жека, по-английски Джин Уорр, удачливый торговец.

ГОРЕЛИК

«Уорр» всегда удачливый торговец.

ОЛАДА

А я князь Олада, честный торговец. По-здешнему, Ник Ола, а по обычаю старорусскому и по новому, петербургскому, зови меня Колян. Я также помогает коллективку по части трубок.

ГОРЕЛИК

(в сторону). Кажется, сразу на нужный народ вышел. (Жеке и Коляну.) А я спец из Санкта по части геральдики и семейных хроник. Меня зовут (замялся, пытливо вглядывается в черты собутыльников) Бенни Менделл, к вашим услугам.

ВОРОНЦОФФ

(в сторону). Бенни Менделл, а так ведь сразу и не скажешь!

ОЛАДА

(вынимает «Жириновского» и три пластмассовых стаканчика). Ну чаво, мужичье, «он сказал: поехали», что ли?

ГОРЕЛИК

Дай-ка я сам разолью. У меня глаз – ватерпас!

Все трое употребляют свои дозы. Джин Уорр, изящно отставив в сторону мизинец. Ник Олада крякает и трясет башкой в национальном стиле. Горелик-Менделл – по-богемному, как бы между прочим.

ГОРЕЛИК

Закуска есть?

ОЛАДА

Закуска сей ранний час не имеет себя, тьфу тебя и изыди, эвейлабл.[6]

ГОРЕЛИК

Ну, тогда придется мануфактуркой. (Вытирает губы рукавом, нюхает ткань.)

ОЛАДА и ВОРОНЦОФФ

(изумленно и радостно). Да неужто ты… вы… прям оттеда?

ГОРЕЛИК

Я же сказал, что я из Санкта, специалист по вашим блядским родословным. У меня командировка в эту местность.

ВОРОНЦОФФ

Где это – Санкта, позвольте вас спросить?

ГОРЕЛИК

Это там, где ваши предки понастроили дворцов и навербовали жандармов; там, где они в детских штанишках с оборками совершали променады под надзором мадам Клико и месье Татинже; там, где ветер, летя по главному проспекту, приносит с собой всю Северную Европу и кусок Италии… Ну, понятно?

ВОРОНЦОФФ и ОЛАДА

Неужели из Ленинграда, приезжий, coy джентл, coy мэн?!

ГОРЕЛИК

Из Его Величества Рабочего Класса Колыбели Революции Имени Кирова Города-героя, Святого По-голландски Города Петра (взгляд его на мгновение благоговейно затуманивается). Честь имею, ваши сиятельства, перед вами – представитель третьего поколения советской аристократии-бюрократии.

Воронцов стоит неподвижно, стараясь не уронить достоинства перед таким знатным приезжим. Между тем князь Олада в восторге совершает довольно медвежий танец, выдергивая из сугробов то сучок «Зюганов», то коньяк «Шохин», то вермут «Явлинский».

ОЛАДА

Ну, прохоженствующий, не знаю, как тебя всамделе звать, давай разливай! У тебя глаз-то действительно ватерпас!

ГОРЕЛИК (завершив молодецкую выпивку). Ну, братва, я захорошел!

ВОРОНЦОФФ и ОЛАДА

(восторженно). И вы захорошел, и мы захорошел! Какая вокабулярная экспрессиона, как бы сказала прабабушка Мими!

ГОРЕЛИК

Скажи, братва, тут в ваших краях такая девушка-блондинка не появлялась?

ВОРОНЦОФФ и ОЛАДА

(хохочут). Много их тут появлялось. Основательно! Вот именно так, как вы описали, блондинки, блондинки, но есть и брюнетки. Блондинки, паря, слегка приелись, в горах в снегу грезишь о кастаньетах, о фламенке… Точнее нельзя? Шо за блонда тебя интересует, Бенни-бой?

ГОРЕЛИК

Неотразимая такая. Сумасшедшая. Звезда станции метро «Нарвские ворота». Наташка Светлякова такая по прозвищу Какаша. Ее кто-то в Америку увез… (Застывает со стаканом очередного напитка в руке, на лице его отражается неподдельное страдание.)

ВОРОНЦОФФ

(отводит в сторону Оладу, шепотом). Ну, князь, вот так попали! Этот Бенни Менделл нашу мечту, нашу супругу хочет поймать, надергать из нее перьев.

ОЛАДА

То-то она прошлый раз кричала: он придет, придет, он освободит меня из рабства! Как напьется или нажрется, так обязательно Славку Горелика какого-то зовет. Слушай, граф, она ни разу никакого Бенни Менделла не называла.

ВОРОНЦОФФ

Шат aп. Ник! Ни слова больше на эту тему! (Горелику.) Нет, Бенни, таких, как вы описываете, у нас тут сроду не было. Но не горюй, душка, найдутся и не хуже.

Из дома Фэймоса выходит Софи. Она в лыжном костюме и с лыжами. Деловито проверяет экипировку.

ГОРЕЛИК (Воронцоффу). Как ты меня назвал? Чушка?

ВОРОНЦОФФ

Я вас назвал «душка», а не «чушка». Это просто так по-дворянски, любезнейший.

ГОРЕЛИК

За такие любезности можно и по хребтине получить! Ну погоди, граф кисельный, в смысле седьмая вода на киселе, я ведь всю твою родословную знаю!

ВОРОНЦОФФ

Милостивый господарь! Не забывайтесь!

ОЛАДА

(основательно поплыл). Мир, пацаны! Мэйк лав, нот уор![7] Мы за мир, и песню эту не упрячет враг в штиблету!

Проходящая мимо Софи Фэймос фыркает прехорошеньким носиком: дескать, что за свинство развели здесь эти мужланы.

ОЛАДА

Куда рулишь, София Премудрая?

СОФИ

Будто вы не знаете, дядя Коля. Всего неделя осталась до стартов Килиманджаро, надо тренироваться. (Замедляет шаги, внимательно изучает фигуру Горелика.)

ВОРОНЦОФФ

Дочь министра-капиталиста барона Фамуса, если по-русски. Софи Фэймос, олимпийская чемпионка. (В сторону.) По ночным видам спорта.

СОФИ

А вы дурак, дядя Евгинарий. Ваши реплики в сторону прекрасно доходят до моих ушных мембран, еще не тронутых возрастом. Граф, не стыдно ли вам постоянно волочиться за молодежью? Ваш друг из Рио-де-Жанейро еще подумает, что вы что-то обо мне знаете.

ГОРЕЛИК

Простите, мисс, но почему вы решили, что я из Рио?

СОФИ

По вашей шляпе. Никто из бразильцев не носит такого, но наши все возвращаются из Рио в этих шляпах. Им, тем нашим, ну, скажем, дяде Коле и дяде Жеке, кажется, что после поездки в Бразилию они стали авантюристами, между тем не вылезали из бара отеля. А то еще на родину предков повадились, изображают там всяких гусар: поручик Голицын, корнет Оболенский, всяких там Лермонтовичей и Пушкинзонов. В недалеком прошлом приехали два этих наших бюргера из Санкт-Петербурга такие, видите ли, загадочные, как будто там какой-то кусок любви отхватили. И все время норовят «а труа» – даже с племянницами.

ГОРЕЛИК

Какая наблюдательность! Какая проницательность! Какой высокий моральный стандарт! Разрешите, я провожу вас до вашей трассы?

СОФИ

Только без расчета на «куики». То есть без «пистона», по-рашенски.

ГОРЕЛИК

О боже мой! Юная баронесса! Как вы могли предположить столь нахальные намерения с моей стороны? Смею вас уверить, я как кабинетный ученый являюсь солидным и даже слегка консервативным членом общества.

СОФИ

Мэн, что-то вы не похожи на консерватора. Скорее напоминаете сексуальных бандитов, которые всегда собираются вокруг Олимпийских игр в надежде потрахать опьяненных успехом чемпионок.

ГОРЕЛИК

Я не из их числа, барышня. Уж если я встречаю какую-нибудь чемпионку, неизменно влюбляюсь до умопомрачения. Ночные безумные телефонные звонки, раблезианского масштаба муки ревности, тонны стихов и пр. и др. Что касается непосредственно вас, то я ведь вас вычислил задолго до того, как вы побили Кламзи Батток[8] и Лиззи Ярд на страшных склонах Килиманджаро. Ведь вы же шестнадцатая баронесса из третьего колена Фамусов, не так ли?

Вы удивлены, вы даже шокированы, однако поверьте, в этой разработке нет ничего скабрезного. Дело в том, что я историк, архивист, и моя главная тема – это родословные российского дворянства. Ваш род я прослеживаю до Смутных времен. В войске Лжедимитрия Первого сражался бельгийский капитан Фома Усе. Считалось, что он пал на поле брани, однако я достоверно установил, что он в течение пятнадцати лет после даты предположительной смерти получал пособие от саксонского короля.

Теперь держитесь за что-нибудь, лучше всего за меня, Сонечка! Россия притягивала бродячих капитанов своими женщинами. Кавалер Усе остался в России и женился на дочери боярина, то есть барона, Кайсын-Кайсацкого. Эта фамилия вам, конечно, известна, однако вы никогда не предполагали такой кровной близости к Мими, что была национальным сокровищем как Англии, так и Калмыкии. Ага, я вижу, вы слегка закачались? А ведь мы только начали рассказ о славной династии, о которой немало всякого, в том числе и клеветы, распространялось в свете.

СОФИ

Чем это от вас так сильно несет?

ГОРЕЛИК

Это водка «Жириновский».

СОФИ

Я потрясена. Вместе с запахом водки «Жириновский» вы приносите мне память о капитане Фоме Усе, о котором я, признаться, никогда не находила никаких сведений в семейных анналах.

ГОРЕЛИК

Пеняйте на анналы.

СОФИ

Значит, цель вашего приезда в нашу Березань…

ГОРЕЛИК

Интервью, интервью и еще раз интервью. С их помощью я надеюсь найти недостающие звенья в генеалогической паутине семейств Олада, Воронцовых, Фамусовых, фон Мочалкиных, Нардин-Нащокиных и Кайсынкайсацких-Соммерсет. Меня, собственно говоря, зовут по-русски д-р Горелик, Слава Горелик, всегда к вашим услугам, а по-английски Бенни Менделл, если позволите. Вы понимаете?

СОФИ

(очень возбуждена, с трепетом). Еще бы не понять! Как могу я не понять, если вы столько раз являлись мне во сне!

ГОРЕЛИК

(как бы не замечает такого ошеломляющего признания). Я проведу здесь не менее недели. Жаль только, что в этой очаровательной гостиничке, что напротив ваших окон, нет свободных комнат.

СОФИ

Для вас найдется.

ГОРЕЛИК

Вы знакомы с хозяином?

СОФИ

Я сама хозяйка этого отеля. Где ваши лыжи? (Шепчет жарко.) Человек без лыж здесь вызывает подозрение в это время года. Даже такой тропический принц, как вы.

ГОРЕЛИК

Ну, я куплю себе сноуборд в «Уорренти офф». Я слышал, что сноубордисты сейчас тут у вас задают тон.

СОФИ

(с неожиданным раздражением). Сисси-бойз, вот кто они такие! Не настоящие спортсмены! (С неожиданной нежностью.) Впрочем, вам я и доску прощу. Ведь вы, сударь, как это по-русски, являнствуете фром моих мечт, подобен Онегин, подобен Байрон…

ГОРЕЛИК

Ну с этим мы разберемся, барышня.

Парочка исчезает в глубине сцены.

Между тем князь и граф сидят на краю фонтана в глубокой, почти ступорозной задумчивости: веселое опьянение патриотическими водками сменилось черным сплином, этим нередким спутником русской аристократии.

ВОРОНЦОФФ

Терпеть не могу таких Бенни Менделлов. Сталин знал, как с ними управляться, а теперь они вертятся повсюду с такой самонадеянностью, как будто весь мир – их удельный штетл.

ОЛАДА

Однако ты слышал, он проговорился, он представился нашей нимфоманке под другим именем. Слава Гоурелли или что-то в этом роде. Ты слышал, Джин?

ВОРОНЦОФФ

Ничего я не слышал. И слышать не хочу.

ОЛАДА

Нет, ты слышал! И ты прекрасно понимаешь, что это именно тот парень, которого ждет наша Какаша. Сколько раз она нам грозила: вот приедет Славка, Славка нас рассудит! Он меня вырвет из ваших жадных лап! Славка – это горелик моей души и тела, вот так она все время твердит, тьфу тебя и изыди!

ВОРОНЦОФФ

Ник, я хочу тебе сказать, что я устал от этого мира. Здесь не происходит ничего, кроме постоянного обмана. Едва лишь замерцает огонек гармонии, как тут же тебе в лицо расхохочется какая-нибудь посторонняя харя, ну а уж если ты с твоим ближайшим другом, с твоим вторым «я» влюбишься в девушку, если вы женитесь на ней, жди, кто-то возникнет из хаотического кружения тел, называемого человечеством, и заявит свои права на мечту – больше того, на вашу легитимную супругу.

ОЛАДА

Джин, нам придется его убрать.

ВОРОНЦОФФ

Как убрать?

ОЛАДА

Ну как когда-то в батальоне учили (показывает, как бросают нож).

На сцену весело возвращается Горелик, шагает широко, размахивает руками: очевидно, весьма доволен своей прогулкой с олимпийской чемпионкой. Начинает собирать свой порядком разбросанный багаж. Замечает собутыльников.

ГОРЕЛИК

Хей, бразерс, я хочу вам дать по миллиону баксов, чтобы вы искали мою любимую девчонку по кличке Какаша (вынимает из рюкзака два увесистых пакета). Это тебе, князь! А это тебе, граф! Можете не волноваться, чисто вашингтонская продукция. Ну а если приведете ее ко мне в более-менее пристойном виде, получите десять. Чего десять? Да лимонов же, князьё неотесанное! Итак, ищите, ребята! А я пока пойду придавлю пару часов. Похоже на то, что события на этом пятаке будут закручиваться как смерч. Я сказал «смерч», а не «смерть», но это не значит, что эти явления далеки друг от друга, по крайней мере фонетически, n’est pas? (Собрав шмотки, включая и мешок с налом, весело уходит в гостиницу.)

Едва только за ним захлопнулась дверь, как на улице появляется прелестная Светлякова Н.А., Какаша. Порванная цепь свисает с шеи. Остальной туалет тоже оставляет желать лучшего в смысле завершенности. Поражают босые ноги. Словно фурия, полуодетая девушка проносится вокруг фонтана и сильно толкает присутствующих, то есть двух благородных друзей, в снежную чашу.

КАКАША

Гады, вы снова передо мной! Думала, что уже вырвалась на свободу, и опять нарвалась на мужей-мучителей! Мерзавец Жека, мерзавец Колян, вы почему мне ничего не оставили? Ни порошков, ни бузы – хоть шаром покати во всем доме! Убирайтесь с глаз моих долой, проклятые отрыжки байронизма, пошлые кочерыжки романтизма, замшелые «лишние люди», мужские климактерички! Ха-ха, граф и князь, электрик и водопроводчик! Аристократы-лавочники!

ОЛАДА

Да ты что как с цепи сорвалась, Какаша?

КАКАША

А с чего же я сорвалась, гудило грешное?! Ты что, не видишь, что болтается с моего ошейника? Не ты ли сам защелкивал его столько раз, князь Изверг?! Хорошо еще, что Полкан помог, перегрыз. Бедный пес чуть не поломал зубы. Только один он меня и любит в целом мире.

ВОРОНЦОФФ

Это неправда, не он один. Успокойся, Наталья Ардальоновна! Разве ты забыла, какую роль играет эта цепь в наших отношениях? Ведь это же чистая метафора, ничего больше.

ОЛАДА

Дева, ты чё, забыла, что сама напросилась на цепь в своих метаниях? Не ты ли говорила, что в калифорнийском заточении у тебя установились с цепью особые отношения? Да ты скажи только слово, краса-колбаса, и мы покончим с этим факин-цепь-бизнес! Я лично тебя без цепей больше люблю, а у Жеки это ж просто метафантазмы, ну ты ж знаешь. Брось яриться, дева! Ежели, как ты говоришь, в доме нет ничего, то чего же ты тогда насосалась?

КАКАША

Клей нюхала. Ну что зенки разинула, аристократия? Даже ты, Олада, знаток питерского подполья, и то не знаешь такого способа, а у нас он был в ходу еще со времен «Системы». Просто и гениально, как все простые и гениальные гадости. Кладешь открытую банку какого-нибудь БФ на дно пластикового мешка и сама башкой в этот мешок влезаешь. Так я нанюхалась до того, что привиделось, будто Славка сюда приехал, будто он где-то совсем рядом, будто меня ищет. Вам он тут не попадался, ваши сиятельства?

ВОРОНЦОФФ

Позволь, Наталья Ардальоновна, ты говоришь о фантоме своего воображения как о реальном предмете! (Жарко, в сторону.)

КАКАША

«Страшный – клешни» – это ничего. «Герой – строй» – это говно.

ОЛАДА

Какаша, любимая наша чувиха, мы тут с Жекой надыбали два пакета по миллиону баксов. Мы отдаем их тебе, но только с одним условием: завтра утром мы втроем покидаем Березань, летим в Париж и там садимся на кругосветный «Конкорд» (в сторону, с жаром).

КАКАША

(хохочет). Олада, ты прибавляешь! «Прорастет – ростбёф», это уже постмодернизм! (Забирает пакеты.)

ВОРОНЦОФФ

Так ты согласна?

КАКАША

Конечно. Я их Славке моему отдам, пусть погуляет как «новый русский». А если он мне немного оставит, я смогу продолжить образование и получу бакалавра в Северо-Западном университете. Подумать только – питерская хиппница и беглая из Калифорнии секс-рабыня становится бакалавром, полезным членом академического содружества!

ВОРОНЦОФФ и ОЛАДА

(обескураженно). А как же мы-то, твои законные? Что же, харакири, что ли, нам прикажешь делать?

КАКАША

(хохочет). Да я шучу! Ведь Славки же не существует, ведь он же просто фантом! (В сторону.)

Слышится сильный шум, как будто внутри дома кто-то скатывает по лестнице всю затоваренную бочкотару. Доносится могучий бас: «Молчать! В сортир твой факин факс! Фак-твою-в коробку, уничтожу! Молчать, служить и выполнять! Иначе из Думы вылетишь в яму! Пять минут на раздумье!» Из двери дома выходит Пол Фэймос, цветущий старик. Он в деловом костюме банкира, но в яркой лыжной шапочке на голове. Возле уха мобильный телефон.

Не замечает присутствующих. Между тем граф и князь пытаются удержать девушку Какашу от ее бурного стремления взлететь на самый верх фонтана и изобразить нимфу. Попытка проваливается, и красавица воцаряется над площадью.

Мистер Фэймос сует телефон под мышку, подходит к дверям своего банка и открывает их большим фамильным ключом. Вдруг застывает в глубокой задумчивости.

КАКАША

Какой аппетитный папаша! (Он не слышит и не замечает.)

ФЭЙМОС

Что происходит? Мне семьдесят лет, но по ночам меня преследуют сексуальные видения: выпяченные зады, свисающие груди, прочее.

Должно быть, это из-за того, что я поэт. Меня тут все финансовым тираном считают, а я поэт, прежде всего поэт! (Оборачивается и видит Какашу, которая немедленно принимает жеманную позу, как бы прикрывая срам обрывками одежды и тончайшими своими ладонями.) Боже мой, это она, нимфа моих ночей! Лиловость этих глаз неповторима, я не мог ошибиться! Нимфа, откуда ты прилетела в нашу лыжную Тмутаракань, в мои дикие сны?

КАКАША.

ОЛАДА

Ты ее меньше слушай, Пол. Это обыкновенная студентка из Северо-Западного университета – чумная, конечно, но они там все чумные. Как нанюхаются клея, так их не остановишь.

ФЭЙМОС

Князь, меня не обманешь. Она необыкновенная, у нее почти забытый в наших краях русский акцент. Я так и вижу ее парящей, и осеняющей, и снижающейся прямо в руки того, кто ее ждет, того, кто измучен ее нематериальными явлениями. Дай руку мне, красотка, и в церковь со мною пойдем! Надеюсь, сорокапятилетняя разница в возрасте тебя не смущает?

КАКАША

Ничуть! (Спрыгивает с фонтана прямо в руки животрепещущего старика.)

ФЭЙМОС.

(Нежнейшим образом лапает свой идеал.)

Дитя мое, я отдаю тебе мой банк «Дип Чазм» с ежегодным профитом два миллиона долларов! Два миллиона, ты не ослышалась! (Под мышкой у него звонит телефон, грубый мужланский голос звучит во всю мощь: «Вот тебе мой ответ, факинг Пол Фэймос! Ай фак ю факингли в коробку, фак ю под хрящ, фак расфакованный в фачью факу, понял?») Какие все-таки хамы в этой Государственной Думе! (Банкир в растерянности выпускает из рук красавицу и даже не замечает, как Воронцофф и Олада увлекают ее за обрывок цепи в кулисы.)

В этом месте мы осмеливаемся предложить режиссеру своеобразное балетное трио, в котором Какаша стремительно эволюционирует от похищенной Европы до грозной валькирии, а Жека и Колян – от коварных сластолюбцев-похитителей до умирающих от любви Пьеро. К тому же с некоторым японским оттенком: оба жестами и перочинными ножиками намекают, что готовы совершить харакири. «Какаша, родная, пощади!» Она сдается.

ФЭЙМОС

(остался один). О горе, она исчезла! Пока этот московский боров орал, она испарилась! И больше не появится никогда! Нет, невозможно жить среди такой сволочи, среди бессмысленного стада обалдевших от цивилизации овец. И что мне мои миллионы, если мне семьдесят, если я упустил свой последний шанс, если я сам по себе никакой не барон, а паршивый баран, всю жизнь протолкавшийся в этом стаде?! (Тычет в свой «мобиль», нигде нет ответа.) Куда же все эти сволочи, мои помощники, провалились? Где этот косноязычный Мамм Алекс, факс-пакс?! Хорош менеджер! Каждую ночь залезает через окно в спальню моей дочери, а когда нужен, его нигде нет! (Распаляется все больше.) Сидит, молчит и ждет – сначала благословения, потом завещания. Уволю мерзавца! Отправлю его в Россию, в аппарат Государственной Думы! Боже, Боже, как мне найти ту нимфу, увлеченную двумя негодяями, гедонистами Вудстока и отпрысками развращенных кокаином Воронцовых и Олада, с их порочными ответвлениями от Куракиных и Чурило-Пленковичей? (Вытаскивает свой аппарат, тычет пальцем.) Мефисто, где ты? Возьми мою душу! Молчит, всегда молчит.

Пока он так изливает свою скорбь и ярость, открывается окно на втором этаже гостиницы, и в нем появляется сладко потягивающийся со сна Слава Горелик.

ГОРЕЛИК

Сколько же я спал – десять минут или десять часов? (Замечает внизу одинокого банкира, прислушивается к его ламентациям.) Вы ошибаетесь, барон, на вашем склоне горы нет ни одного потомка былинных князей Чурило-Пленковичей. Те гнездятся за границей вашего штата – может быть, в Вермонте, поближе к летописцу. Что касается Куракиных, то они действительно присутствуют в здешних аборигенах, в том числе и в вас, мой барон. Я, конечно, понимаю, что этими связями нечего гордиться, особенно после печального эпизода похищения Наташи (не Какаши), который мог бы вызвать новую Троянскую войну, будь он рассказан на былинный лад, а не в стиле буржуазного реализма. Впрочем, тут есть и другая сторона медали – Куракины отменно сражались в течение четырех веков за русские интересы, теряли конечности, но не теряли пыла. Так и вошел один из них в ствол Кайсынкайсацких, если вы позволите, барон.

ФЭЙМОС

Три вопроса. Откуда вы знаете, что я барон? Откуда у вас эти сведения о наших родословных?

ГОРЕЛИК

Я давно знал о вас многое, но, как вижу, не все. То, что вы, оказывается, поэт, и недюжинный, сударь, для меня ново. Откуда у меня сведения о родословных? Книги, старые хроники, архивные изыскания. Давайте ваш третий вопрос.

ФЭЙМОС

Вы из КГБ?

ГОРЕЛИК

Нет, из ВРИИАНРФа. Всероссийский институт истории Академии наук Российской Федерации, к вашим услугам. Доктор наук Мстислав Горелик, он же Бенни Менделл для удобства путешествия. Я только что из Санкта, с командировкой РАНа. Вот, пжалста! (Протягивает Фэймосу довольно гадкого вида бумажку.)

ФЭЙМОС

Да я и без бумажки вижу, что вы настоящий русский человек. Какая удача! Сейчас попробую по-русски.

Если бы вы знали, мой друг, как плоть моя искусана духовными уколами.

ГОРЕЛИК

Вы, кажется, хотите мне в чем-то исповедаться, барон?

Ну, давайте!

ФЭЙМОС

Да я весь горю, разве не видите? Весь потом заливаюсь!

ГОРЕЛИК

Вам нужно охладиться. Полезайте в фонтан! Поглубже, по горло, ваше сиятельство! Сейчас вам станет лучше.

ФЭЙМОС

(барахтается в снегу фонтана). Мне уже лучше. Никогда не думал, что у нас такая тут целительная купель.

Дело в том, что меня мучают во снах видения молодой женщины с лиловыми глазами.

ГОРЕЛИК

Меня тоже!

ФЭЙМОС

И вдруг сегодня утром, не далее как полчаса назад, я встретился с ней во плоти и даже лобзал ее в шею сзади.

ГОРЕЛИК

В шею сзади? (С нарастающей тревогой.) Где она? Как она выглядит? Как ее зовут?

ФЭЙМОС.

Она была полуголой и с обрывком цепи на шее, глаза излучали сильнейшее лиловое свечение. Неотразимая! Увы, пока я на секунду отвлекся, ее увлекли два местных развратника – электрик и водопроводчик. Теперь она пропала, пропала навсегда! Господи, прости старому дураку его прегрешения, а вы, путник из города имперской нашей славы, скажите, что это – любовь или похоть в чистом виде?

ГОРЕЛИК

Любопох в чистом виде, мой барон. (Вытаскивает Фэймоса из снежного фонтана.) Портрет, который вы тут нарисовали, очень похож… ммм… на одну мою корреспондентку. Вы помните ее имя – Наташа, Какаша? Если уж исповедоваться, барон, тогда полный вперед! Признавайтесь!

Во время этого диалога в глубине сцены появляется Алекс Мамм (фон Молчалин). Не решаясь приблизиться, он ждет окончания беседы.

ФЭЙМОС

Вы мне не верите? Слово дворянина! Ноу информэйшн эбаут хёр айдентити.[9] Последнее, что осталось, – звук ее голоса. Он прерывался, как будто кто-то затыкал ей рот. Слабел и прерывался, прерывался и слабел. Однако она пела, пела!

ГОРЕЛИК

Вы помните хоть одну строчку из ее песни?

ФЭЙМОС

Попытаюсь вспомнить. (Изумленно.) Помню всю строфу! Она пела приблизительно следующее:

Это действительно было похоже на одну из песенок Мадам де Шарабан, которыми меня в детстве потчевала бабушка Мими. (Открывает рот в изумлении.) Словко, Словко, это о ком же она пела, кого это она так помнит?

ГОРЕЛИК

Куда эти гады ее потащили?

ФЭЙМОС.

(Безнадежно показывает направление.)

Телефон звонит у Фэймоса под мышкой. Горелик немедленно срывается с места и в следующий миг исчезает. Мамм, все еще не решаясь подойти, звонит по мобильному телефону.

МАММ

Звиняйте, дядя Паша, это Леха спыкает.

ФЭЙМОС

Кто вы такой?

МАММ

Дык ваша ж племяша ж. Управленец вашего ж банка. (Хмыкает.) То есь не банка пивы, а банк, где деньги повышают себя.

ФЭЙМОС

Похвально, что вы объясняетесь по-русски, но все-таки я вас не знаю. У меня таких менеджеров быть не может. Мой менеджер должен постоянно быть на связи со мной. Не существует такой менеджер, которому звонишь, а он не отвечает.

МАММ

Дык не вписался же ж в поворотные ворота. Софа прикидки катала, а я ей лэпсы[10] секундометрил. Размечтался, ну, эквипмент, и пошел вразнос, правая туда, левая сюда. Пока летел, слышал ваш звонок, но ответить не вспомогательствовал.

ФЭЙМОС

Ладно, хватит дурака валять с твоим русским. Пользуешься моей слабостью. Последний раз прощаю, понял? Подойди сюда. Ты видел человека, с которым я только что разговаривал? Он говорит, что он из Академии наук, специалист по родословным российского дворянства. Однако не верю. Есть подозрения по его части. Ой, боюсь, не для родословных этот молодец сюда приехал. Не замышляет ли похищения девиц? Ну, скажем, ну, скажем, моей дочки ненаглядной, моего олимпийского золота.

МАММ

(пораженный). Да вы чё, дядя Паша, вы чё?

ФЭЙМОС.

Ну ладно, я тебе, Леха, поручаю ответственное задание, как говорят юные гайдаровцы в кинофильме «Судьба барабанщика». Ты должен собрать всю информацию об этом человеке. Где родился, чему учился, не сидел ли, не участвовал ли в антиправительственной диссидентской деятельности, не голубой ли, и как у него с иммунной системой, а самое главное – зачем к нам, в Березань, явился.

МАММ

Йессэр!

ФЭЙМОС

Справишься?

МАММ

Йессэр! Надо сразу в Америку позвонить, раз такое дело.

ФЭЙМОС

В какую еще Америку, мы и так в Америке семьдесят восемь лет живем.

МАММ

Разве вы не знаете, что мы называем Америкой в кругах молодежи?

ФЭЙМОС

Ах, это. Рискованное дело, что и говорить, но позвонить надо. Будь осторожен с этой Америкой: она хоть и все знает, но не все. Бери у нее то, что она знает, но не отдавай того, чего мы сами не знаем.

МАММ

Иду на связь. Да, кстати, дядя Павел, вам Софа ничего не говорила? Мы собираемся пожениться.

ФЭЙМОС

Что-о-о? Лыжник-неудачник на олимпийской чемпионке? Такого мезальянса я никогда не допущу!

МАММ

Тогда прошу меня уволить.

ФЭЙМОС

Все тут рехнулись с рифмовками. Какая дуга, при чем здесь катер? Хоть ты бы в поэзию не лез, в тщете тщеславный. Ночное солнце! Я знаю, как оно в спальню к моей дочери пробирается.

МАММ

Значит, в Америку сами будете звонить? А что, если они спросят о ваших делах с Думой, с кем матюкаетесь по утрам?

ФЭЙМОС

(рявкает). Нет, это ты будешь звонить! У тебя, я вижу, прямой телефон в Америку. Звони, женись, делай детей, разводись, отсуживай капитал. По всем законам жанра ты должен меня сожрать, но мне наплевать!

МАММ

Ну чё, я пошел, фактически папа, да? (Уходит внутрь банка.)

ФЭЙМОС

Без информации на глаза не попадайся! (В растерзанных чувствах лезет в свою купель, то есть в фонтан.)

Из-за угла кафе «Дядя Саша» выскакивает разгоряченный Слава Горелик. Пронзительным голосом поет призывную песню.

ГОРЕЛИК.

Не отвечает… А ведь пока носился по «тминному бору», явственно слышал ее голос. Кто еще в здешних местах знает «Песенку Елагина острова» образца 1988-го?

И вдруг замолчала, как будто ей рот заткнули.

ФЭЙМОС

Это у вас слуховое галлюцинаций, говоря по-русски. А девица сия просто фантом и фонтан моего воображения. Моего, не вашего, понимаете, сэр?

ГОРЕЛИК

(грустно). Может быть. Может быть, лопухнула моя разведка, и ее здесь просто нет, как не оказалось ее в Санкте, когда я сбежал из крытки, как не оказалось ни в Эл-Эй, ни в Израиле, ни в Рио. Всем этим подлым агентам сую по миллиону – ищите, бляди! Вот они и ищут, закупая себе недвижимость и дорогие автомобили. Странно, на этот раз я почему-то был уверен, что меня не надули. Мне и сейчас кажется, что моя девчонка где-то здесь. Эти странные шорохи в долинах, благоухающие потоки воздуха, отзвуки какой-то драмы кружат голову, как будто клею надышался.

ФЭЙМОС.

Здесь колоссальное эхо, сэр. Запахи снегов и отзвуки памяти тревожат тут всех, даже людей продвинутого возраста. Например, моя бабушка с материнской стороны – ну, конечно, вам она знакома по вашим изысканиям – княжна Мими, которой сейчас сильно за сто, постоянно рассказывает любовные истории из своего богатого прошлого.

ГОРЕЛИК

Скажите правду, барон, вы действительно сегодня целовали полуобнаженную девушку сзади в шею?

ФЭЙМОС

Конечно, нет. Я просто вас немного разыгрывал, мой слишком молодой друг. Дело в том, что я ожидал вашего появления. Дело в том, что я ведь по совместительству являюсь мэром этого местечка. Так вот, мне звонили из Америки и сказали: «Ждите гостя. Выдает себя за ученого, а на самом деле ищет по всему миру какую-то бежавшую девушку».

ГОРЕЛИК

Больше ничего не говорили? Странно. Могли бы сказать, например, что я продал крейсер Китаю. Пошли бы они подальше, все эти Америки, России и Китай! Кому какое дело, за кого я себя выдаю, где я шатаюсь, кого я ищу? Я пускаюсь в финансовые махинации, повязываюсь с подонками бывшей гэбухи, просто потому, что пытаюсь стать хоть немного счастливым, а ведь что сказал Джефферсон: каждый гражданин имеет право на погоню за счастьем. Это совсем не значит, что он станет счастливым, как я понимаю, но на погоню-то я имею право как всякий незадачливый путешественник – не так ли? Еще недавно я считал себя участником молодежного движения, а теперь, когда движение покатилось вниз, а возраст повысился до тридцатки, я лишь стараюсь быть одновременно и богатым, и негадом. Неужели такой малости не подарит мне весь этот рок-н-ролл?

ФЭЙМОС

. (Вылезает из фонтана, отряхивается, церемонно подходит к Горелику.) Я вижу, вы светский человек с должной долей разочарования. Как светский человек светскому человеку я хочу сообщить вам приятную новость. Сегодня вечером наша община устраивает «Бал аристократов». Будут все, во всяком случае, все достойные люди, записанные в «Бархатную книгу».

ГОРЕЛИК

Это в честь чего же?

ФЭЙМОС

Не чего же, а кого же. Бал будет дан в честь вновь прибывшего романтика. Было время, когда романтик считался синонимом авантюриста. Сейчас не обязательно, но некоторые представители заслуживают повышенного внимания со стороны любителей литературы и театра.

ГОРЕЛИК

Это кто же?

ФЭЙМОС

Вы, милостивый государь. По непонятным мне причинам я питаю к вам истинное благорасположение. Не скрою, моя первая задача состоит в том, чтобы вернуть вас с пустых небес на великолепную землю. Поверьте, кроме призрачных или полупрозрачных, то есть полуодетых, женских фантомов, есть в наших краях и настоящие телесные девушки, олимпийские чемпионки и особы исключительной нравственной цельности. Вы можете составить с такими девушками, ну, например, с моей дочерью Софи, прекрасную пару. Девушка нежна и сильна. По натуре она золотоискатель души. Иногда, правда, копает слишком глубоко, но по склону проносится, как буря, в семейной же жизни проливает бальзам.

ГОРЕЛИК

Как интересно! (В сторону.) Это та, с которой мы уже договорились потрахаться.

Окруженная небольшой, но очень активной толпой, на сцене появляется Софи. Среди присутствующих мы видим почитай всех участников пьесы: двух репортеров, Воронцоффа и Оладу, присоединяющихся к толпе папу Фэймоса, Алешу фон Молчалина, Славу Горелика, а также Габи Нарда и его супругу, мадам Лиди. Шествие возглавляет Мими Кайсынкайсацкая в кресле-каталке.

МИМИ

Город, встречай свою героиню! На сегодняшних прикидках по скоростному спуску Софи Фэймос показала недосягаемое для соперниц время! Моя любимая племянница…

НАРД

Правнучатая племянница, осмелюсь я уточнить.

МИМИ

Какой же вы зануда, мистер Нёрд, ой, сорри, мистер Нард. (Городам и весям.) Моя родная племянница принесет в нашу долину свое второе олимпийское золото! И это будет наша простая русская девушка, баронесса Фамус! Пусть злые языки болтают о распаде аристократии, вот вам результаты налицо! Русские девушки, мы всегда были первыми, как в мощных атаках, так и в нежных капитуляциях! В тысяча девятьсот двенадцатом году я была первой дамой, прогулявшейся по Невскому в брюках «жюп-кюло». Толпа опознала меня как женщину-летчицу, хотела растерзать, но вмешалась наша армия. Полковник-душка был так хорош собой, а я, при всем моем суфражизме, была так легкомысленна…

ЛИДИ

(в сторону, громко). Года три назад этот полковник был всего лишь штабс-капитаном. Так, глядишь, и до генерала дотянет!

РЕПОРТЕРЫ

Пожалуйста, барышня Софи, расскажите о себе!

СОФИ

После сегодняшних прикидок склоны Килиманджаро у меня за пазухой.

ОЛАДА

У ей там за пазухой еще чтой-то есть, за что подержаться. (Мамму.) Правда, Лека?

МАММ

Ты чё, дядя Колян?

ОЛАДА

А чё?

МАММ

В лоб захотел?

ВОРОНЦОФФ

(Мамму). Отставить «в лоб»! (Оладе.) Ты не прав, Ник: кавалерам не пристало вслух о дамских запазухах, тем более что дама – наша племянница, а тебя никакой прокурор за язык не тянет.

РЕПОРТЕРЫ

Барышня Софи, расскажите о себе больше. Правда ли, что в вашей личной жизни назревают серьезные перемены?

СОФИ

Вся моя личная жизнь – это спорт, без спорта не мню я себе личной жизни. (Находит глазами приезжего Славу Горелика и глазами же показывает ему в сторону гостиницы. Горелик хохочет и идет куда показали.)

РЕПОРТЕРЫ

Вопрос к тренеру несравненной Софи. Как вам удается при такой обоюдной активности наращивать еще индивидуальную активность? Ведь к нынешнему рекорду вы имеете непосредственное отношение, не так ли?

МАММ

А чё? Я барышню одел, проверил все оборудование и по попке шлепнул, она и пошла. (Погружается в задумчивость.) Пошла, значит, и пришла.

РЕПОРТЕРЫ

Скажите, барышня Софи, почему вы так быстро спускаетесь?

СОФИ

Вы знаете, я не знаю, почему я так быстро спускаюсь. (Взбегает по ступенькам своей гостиницы.) Спасибо тебе, мой верный народ! Говорят, что вечером будет бал, ну, значит, увидимся. А пока что мне надо проверять счета. Счета, счета, счета! (Исчезает внутри гостиницы.)

Габи Нард отводит свою супругу мадам Лиди поближе к зрителям, чтобы те могли слышать ядовитый шепот.

НАРД

Ты понимаешь, что происходит, мой медок? Девица на глазах у всех скрывается в спальне незнакомца.

ЛИДИ

Бессовестная!

НАРД

Слишком мягко сказано, мой медок. Тут прокручивается хитро сплетенная интрига. Софи интригует своего возможного женишка, нашего племянника Алекса Мамма, и одновременно своих бывших (или настоящих) любовников – Воронцоффа и Оладу, которых она называет по-русски «дядя Жека» и «дядя Колян», а ведь они, как любому медведю известно, ничего не могут поодиночке, только всегда вдвоем.

ЛИДИ

Ах, мой медок, как это сильно закручивается! Беспутная особа пытается таким образом вытянуть из парней сведения о какой-то калифорнийской наркоманке, которую они, по довольно достоверным слухам, прячут в заброшенном бунгало за перевалом Инаксессибл Аксесс.[11] Держись за что-нибудь, дружок. Сегодня в супермаркете я подцепила интересненький слушок из международных кругов. В парижском «Геральде» промелькнуло сообщение, что за сведения об этой наркоманке назначено вознаграждение в один миллион, а за благополучную ее доставку в назначенное место – все десять миллионов!

НАРД

Ну вот мы и пришли к искомому корню интриги, к повелителю здешних мест нашему Фамусу. Ты ведь помнишь, что после смерти своей Парси, нашей дорогой Параскевы, которая сама по себе была довольно двусмысленной, Паша потерял интерес ко всем проявлениям жизни, кроме одного – к деньгам. В принципе, он всегда жаждал обобрать всю долину, посадить всех на полуголодный паек – хорошо, что нас защищает правительство, на алтарь которого я положил сорок лет сотрудничества, – ну а теперь он решил выйти на международный уровень, на котором за девушек предлагают такие деньги. Кстати, нет ли у тебя сведений о том бунгало на Недоступном Доступе?

ЛИДИ

Как раз сегодня после супермаркета я натолкнулась на шепоток в аптеке. Говорят, что оттуда прибежала незнакомая собака невероятных размеров, в общем, некое существо сродни тигру, но с человеческими глазами, а за ошейником у нее была обнаружена записка с двумя словам: «Помогите! Помогите!» Кто-то шепнул, что пса – он представился как Полкан – потом увел Алекс Мамм якобы для того, чтобы сделать ему нужные прививки.

НАРД

(дрожит от возбуждения). Ну вот изволь, мой медок, подтверждаются наши прежние догадки. Теперь ясно, что Джин и Ник действительно выращивают собак-мутантов и отправляют их в Колумбию для охраны кокаиновых склонов. И второе: не правда ли, странно, что записка попадает прямо в руки нашего Мамма? Быть может, и он интригует против своего хозяина в надежде вырвать у того согласие на брак с Софи, чтобы стать совладельцем банка? Ты видишь, всяк здесь в центре интригует против другого, но главным интриганом является…

ЛИДИ

Употребляй женский род, милок. Главной интриганкой является Софка. Этой юной особе мало спортивных успехов – она хочет одновременно выйти замуж за всех мужчин мира и завладеть их… ну, капиталами. Она не видит в человеке человека. Для нее любой человек – это человек с этим или без этого. То есть с деньгами или без. Значит, она интригует против своего папочки, который влюбился на старости лет во что-то неопознанное, а также против своего Алекса и против дядьев по понятным причинам, а также и против приезжего незнакомца, с которым сейчас сладко спит или, вернее, спит сладко, в честь которого сегодня состоится бал.

НАРД

Лиди моя сахарная, если бы ты была просто красивой женщиной, я мог бы даже с тобой соскучиться, но ты моя единомышленница, вот что главное! Если не мы, то кого еще в этой долине можно назвать рыцарями морали?

ЛИДИ

Ходит также слух, что эта огромная собака Полкан является на деле альтер эго нашего банкира. Я уверена, что на балу многое выяснится, а пока что, посмотри, у фонтана сходятся Фэймос и Мамм. Ой, я умираю услышать их разговор! Где бы спрятаться?

НАРД

Давай превратимся в березы. Не будут же их пересчитывать в суматохе. (Превращаются в березы.)

Следует сказать, что в течение разговора супругов-сплетников все спортивные болельщики уже разошлись. Остались только Мамм и Фэймос. Они проходят на авансцену, чтобы их разговор услышали зрители.

ФЭЙМОС

Ну что, будущий зятек, какие у нас новости?

МАММ

Я не женюсь на ней. Дворянская честь мне не позволит сочетаться браком с юной распутницей, ввести в генетический код старинного рода пороки горнолыжного спорта.

ФЭЙМОС

Ты еще скажи, что Молчалины от Владимира Ясна Солнышка, а Фамусы-де лишь в шестнадцатом веке пожаловали в златоглавую, да и то с ненастоящим именем. Довольно, хватит с меня этих головоломок. Отныне я буду называть вещи только собственными именами. Могу себе позволить такую роскошь в свои семьдесят лет.

Очищай офис и проваливай, хам! Но прежде скажи, куда ты дел Полкана?

МАММ

А чё лаетесь, босс? По-русски говоря, чего хочете? Будем побеседовать или нет? Перехожу на язык бизнеса. Полкан отпущен в лес, для связи ему даден мобильный телефон. Вся банка данных на интересующую вас персону у меня в кармане. (Вынимает «банку данных».) Америка, а точнее, мой бадди Джимми Крукс, немедленно откликнулась. Джимми даже сказал: обращайся почаще и по любому поводу. Итак, вот чем мы располагаем. (Вытягивает из банки ленту и читает.) Мстислав Игоревич Горелик, также известный как Юрий Попов, Поп Юрьев, Федор Васильев, Василий Федоров, Андрей Лебедев, Лебедь Андреев – последний паспорт выдан в Красноярске – вы, конечно, понимаете кем, – ну и, наконец, по свежим сведениям Америки, Бенни Манделл, родился в 1966 году в городе Сент-Пит Ленинградской губернии. Происходит из потомственных марксистов частично еврейского происхождения. В 1986 году, будучи студентом университета ЛГУ, увлекся философией, за что был позднее арестован. Провел за решеткой КГБ три года, которые, как он однажды выразился, «прошли как три дня». В 1991-м, освободившись, вступил в Коммерческий Союз Молодежи, то есть комсомол. В 1991-м же стал известен тем, что купил колонну грузовиков с цементными блоками и использовал их для защиты Белого Дома (Москва, не Вашингтон) от танков. 1992-й и 1993-й, как там выражаются, прошли под флагом приватизации. По некоторым сведениям электронных ведомств, мистер Горелик участвовал в приватизации большого числа боевых кораблей Северного флота для дальнейшей их продажи в еще недостаточно развитые страны. Для отвода глаз организовал общество борьбы за чистый воздух, то есть против выхлопа человеческих газов. Последующие годы заполнены хаотическим передвижением по разным странам мира, скупкой недвижимости и анархической благотворительностью.

Основные достоинства мистера Горелика: мужская внешность – больше никаких. Основные недостатки мистера Горелика – неумеренное злоупотребление шампанским, лицами женского происхождения, а также на неумеренной скорости эбьюзает[12] дорогие машины.

Эмоциональные вспышки. Не всегда ясная речь. Появления под видом других личностей.

По недавним сведениям, мистер Горелик стал одержим непонятным по силе чувством к гражданке СССР Наталье Ардальоновне Светляковой, также известной как Какаша, 1973 года рождения, проживающей нелегально на территории США и подлежащей розыску.

В целом Америка считает, что и сам мистер Горелик подлежит розыску и аресту для передачи его нашим коллегам в России.

ФЭЙМОС

Эка хватили – парень не виноват, что у него гены так странно закручены. Признайся, Мамм, концовку ты от себя добавил?

МАММ

Босс, все на ваше усмотрение. Многовековое чувство достоинства не позволяет мне сводить счеты с вероломным созданием, чемпионкой ОИ. Пусть ее очередной избранник обладает великолепной мужской внешностью, он, я уверен, не обладает мужской внутренностью. Я мог бы его вызвать на дуэль, как это делали мои предки, но разве я могу драться с евреем?

ФЭЙМОС

А чем евреи не люди? Между прочим, Владимир Соловьев и Лев Николаевич Толстой относились к евреям очень сносно. Я уверен, что с ними можно драться и даже подстреливать. Нет-нет, я тебе ничего не советую, ты должен сам подумать. Ну, в общем, можешь вернуться в свой офис. Ради памяти о твоем отце, с которым мы вместе служили в 82-й авиадесантной, я тебя прощаю. (Забрав «банку данных», уходит.)

Следует сказать, что во время этого диалога две искусственные березы постоянно обнаруживают свое присутствие если не участникам сцены, то зрительному залу. В частности, они комментируют происходящее короткими репликами: «Измена!», «Ревность!», «Мошенник!», «Дуэль!», «Еврей!», «Это была не 82-я, а 83-я, и не авиадесантная, а обычная!». После ухода Фэймоса «березы» застывают, демонстрируя извечную российскую скромную красоту, но только с выпяченными задницами.

Некоторое время на сцене находится один Алекс Мамм, если не считать двух репортеров, которые нацелили свои камеры и микрофоны на окна гостиницы. Мамм прислушивается к ритмичному поскрипыванию и спорадическому повизгиванью, доносящимся из гостиницы. Заметно, что здание начинает потряхивать.

МАММ

Землетрясение, что ли? Земля, что ли, пустилась в пляс? Аллах с ней, пускай трясется. Главное все-таки устоять на ногах. (Уходит.)

Появляется Какаша. Ее трудно узнать. В роскошной шубе она выглядит как красавица из шикарно-спортивных кругов. Из гостиницы в это время доносится вопль чемпионки.

КАКАША

И здесь трахаются! Везде, везде они только и делают, что трахаются. Ни одно млекопитающее не трахается так часто, как человек. Детородная функция давно стала второстепенной. Первостепенной стала жажда сласти. Не страсти, а сласти, говорю это как профессионалка секса. Первичный инстинкт превратился в эротическую наркоманию, если только он изначально не был таковым. Даже толстые дядьки и тетки бесконечно трахаются друг с другом. Что касается юных и красивых, к которым я отношу и себя, то они уже давно превратились в сексуальные машины. С пятнадцати лет я знаю, что при первом же взгляде на меня любой мужчина любой расы, любого возраста и любой степени уродливости прежде всего думает: как бы ее трахнуть. А если подсчитать, сколько раз за десять лет я отдавалась этим козлам, можно задохнуться от отвращения. И далеко не всегда по принуждению или для денег. Будь уж откровенна сама с собой, гёрл, ты тоже жаждала сласти, приторной патоки, которую ты хаваешь всеми открытыми частями тела по мере истечения из тебя той же самой сахарной липкой секреции, которую человечество любит больше шоколада. Вся эта сласть, и едальная, и ебальная, одурманила всех на этой планете, почти без исключения – вот она и есть основа первородного греха. Как я хочу прекратить трахаться и завязать со жратвой! Тело мое, в которое я была так влюблена прежде, теперь становится моей обузой.

Ой, что я тут бормочу, бессовестная, богохульная? Ведь если уж дана нам такая забава, значит, неспроста. Ведь были же, наверное, моменты в человеческой истории, когда ангел, падший или парящий, какой-нибудь холозагор или олеожар, одним словом, некий мощный демиург трахал девушку и все о ней знал? Когда я торчу на чем-нибудь, будь это хоть презренный клей «Балт-Флот», я вспоминаю Славку Горелика как вот такого демиурга. Только раз в своей жизни я уловила разницу между сластью и страстью. Та наша единственная ночь, после которой его замели органы, кажется мне, имела какое-то отношение к истории тварей, еще не написанной истории сущего; вот вам и философ из гребного клуба, где он сторожем промышлял себе на анашу. Мне не забыть никогда ни одного из тех моментов, что обрушились на нас, словно пчелиный рой, одномоментно стараясь обжечь и внутри, и снаружи. Путаница моментов, и все остаются в памяти.

Какая же я была дрянь, молокососка! Как я могла выйти замуж сразу за двух американов – Жеку и Коляна? Но почему я, такая дрянь, чем дальше, тем глубже вспоминаю ту ночь со Славкой на Елагином острове? Почему мне все время кажется, что он появится, хотя он пять лет уже не появляется? Дура, вдолбила себе, что если он появится, значит, не совсем еще засосала сласть людская со всей ее параферналией: кондомами, пружинками, пилюлями, подмывками и полосканиями… – что мы вдвоем с ним, только с ним, окажемся в объятиях страсти, не знаю уж какой, земной или небесной, во всяком случае, той, какую жду.

Жду, как дура. Ну… какого черта я сюда приперлась, в Березань? Надо было сразу, как только оторвалась от мужей со всей кучей денег, линять в аэропорт, а вместо этого отправилась по модным бутикам и вот теперь в полном прикиде сижу у фонтана, превращаюсь в сосульку и разглагольствую. А ведь в любую минуту могут мужья налететь, начнутся мольбы, намеки на харакири. Нет, ваши сиятельства, цепь больше не защелкнете на гордой шее! С этими двумя лимонами в сумке я уж Славку обязательно найду! Правда, Полкаша? Бесценный мой друг, ты один ко мне пылаешь платонически! Если бы не ты, не смогла бы я оторваться от мужей. Отзовись, мое золото!

ГОЛОС ПОЛКАНА

Ав-ав-ав-авангард!

В этот момент одно из окон гостиницы с шумом распахивается. Из него олимпийской кошкой ловко выпрыгивает Софи. Вслед за ней вылетают ее чемпионские ботинки.

СОФИ

Прощай, луна моя дневная, золотой принц, чао-чао!

В ответ слышится сильный мужской храп.

Софи подбирает свои ботинки и смеется, смеется. Идет босиком по снегу, превосходная и счастливая.

Вдруг видит одинокую фигуру Какаши и застывает на ходу. Две юные женщины долго смотрят друг на дружку, разделенные пятью годами жизни, соединенные чем-то, о чем они только могут догадываться, пойманные в сети триумфов и позоров. Софи с силой рвет «сеть» и уходит. Наташа, подгибаясь, волочась, потом выпрямляясь и гордясь, улетает в сторону горы и исчезает.

РЕПОРТЕРЫ.

Антракт

В АНТРАКТЕ К ВАКСИНО ПОДХОДИТ МОЛОДОЙ ЛИТЕРАТУРОВЕД, ЖГУЧИЙ И ЖИРНЫЙ БРЮНЕТ. НА КОГО-ТО ПОХОЖИЙ, МЕЖДУ ПРОЧИМ. ТОЧНЕЕ, СЫН ВАКСИНОВСКОГО ПРИЯТЕЛЯ.

ЧТО ЭТО ВЫ ТУТ НАГОРОДИЛИ, СТАС АПОЛЛИНАРИЕВИЧ? ЗАЧЕМ ВАМ ЭТА ТИПА ДРАМА?

(ОТКУДА ТАКАЯ НАГЛОСТЬ У ЭТИХ ЖИРНЮГ?)

ОТ ВАС НЕ ЭТОГО ЖДУТ.

(ПАПАША В ЭТОМ ВОЗРАСТЕ И ПУКНУТЬ НЕ СМЕЛ, А ЭТОТ СРАЗУ НА ВСЕ ФОЙЕ.)

ВОТ КРИТИК ГОВНОВОЗОВ ТОЛЬКО ЧТО МНЕ СКАЗАЛ: ВАКСИНО ВСЕ ХОРОХОРИТСЯ, ДЕЛАЕТ ВИД, ЧТО НЕ ИСПИСАЛСЯ. ОТ НЕГО СОВСЕМ ДРУГОГО ТИПА ЖДУТ.

ЕСЛИ ВООБЩЕ ЖДУТ ЧЕГО-ТО.

(ГДЕ? КОГО? ЧЕГО? КАКОГО ХЕРА?)

НУ, МЕМУАРОВ, ПРИЗНАНИЙ, ТИПА ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КАПИТУЛЯЦИИ, ЭТО ЦЕНИТСЯ.

(КАК ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ, ДОСЛОВНО – ГОВНОВОЗОВ?)

ДА ВОТ ОН ТАМ, В УГЛУ, СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ У БУФЕТА.

ВАКСИНО СМОТРИТ, КУДА ПОКАЗЫВАЮТ, И НИКОГО ТАМ НЕ ВИДИТ, КРОМЕ ЗДОРОВЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ, КУШАЮЩЕЙ КУСОК КУРЫ.

(ТАМ НЕТ НИКАКОГО КРИТИКА МУЖСКОГО РОДА, ОДНА ТОЛЬКО ФЕМИНА СТОИТ С ЕДОЙ.)

ЧОРСКИНД ВГЛЯДЫВАЕТСЯ ВНИМАТЕЛЬНО В ЛИЦО ВАКСИНО.

Я ВИЖУ, ВЫ СОВСЕМ НЕ В КУРСЕ НАШЕЙ ОБСТАНОВКИ, СТАС АПОЛЛИНАРИЕВИЧ. НАПРАСНО ОТМАЛЧИВАЕТЕСЬ.

(СЛЫШИТЕ – ЗВОНОК. ПАПАШЕ ПРИВЕТ, МАМАШЕ ПРИВЕТ!)

ОНИ РАСШАРКИВАЮТСЯ: ВСЕ-ТАКИ ПОРЯДОЧНОЕ ВОСПИТАНИЕ.

Акт второй

Сцена представляет собой все ту же главную улочку поселка Березань, однако за время антракта в ней произошли разительные изменения: сошли снега, расцвели своей скромной, но неотразимой красой березы, забил фонтан, все окна и двери открылись. Иными словами, классическая триада (единство времени, места и действия) слегка нарушена: за несколько часов, прошедших с утренних событий, Березань оказалась в иной климатической зоне. Гора, впрочем, по-прежнему бела. Там работает подъемник и проскальзывают вниз фигурки лыжников.

Сумерки. Бал развивается вокруг фонтана, над которым развешаны гирлянды ламп. В глубине пространства – бар с двумя тульскими самоварами и медный квартет. В своей интерпретации он исполняет «Весну» Антонио Вивальди.

Слева от фонтана хозяева – барон Фамус и его дочь София, а также почетный гость д-р Слава Горелик, он же Бенни Манделл. Приглашенные цепочкой тянутся к этой тройке для обмена светскими приветствиями, мужчины все в таксидо, женщины – декольте. Те, кто уже прошел, располагаются по всей сцене в соответствующих позах. Они не входят в число наших персонажей, а представляют собой лишь манекены раута, молчаливые и неподвижные. Их можно время от времени брать под мышку и переставлять для создания мизансцен.

ФЭЙМОС

Ну, Слава Горелик, без пяти минут родственник, сейчас к тебе приближается женщина-легенда.

ГОРЕЛИК

(очень живо). Где?