– Я буду торговать! – тотчас вызвался Лех. – У меня сызмальства пристрастие к торговле. Никто меня не обманет и не проведет, скорее наоборот. Любую безделушку смогу всучить как нужную вещь!

– Торговля торговлей, – наставительно проговорил Чех. – Но не забывайте о главной нашей задаче: следите за дворцом и прикидывайте, как освободить Тибула.

Утром следующего дня заняли место поближе к дворцу. Было хорошо видно, кто и когда выходил и входил, что творилось вокруг него. При центральной двери стояли два рослых охранника, у них были красивые медные панцири, металлические шлемы с перьями, плащи с блестящими застежками, на широких кожаных ремнях с яркими бляшками в расцвеченных ножнах висели короткие римские мечи. Лица каменные, словно у идолов, – не подойди. А хотелось бы заговорить, порасспросить про Тибула, как он там содержится, кто его стережет, можно ли с ним связаться…

Ближе к полудню возле крыльца началась суета, подъехало много хорошо одетых всадников, видно, из личной охраны конунга, по ступенькам сбежал нарядный юноша, повелительным голосом стал что-то говорить окружающим. «Княжич, княжич! – загомонили в толпе. – Куда-то с важным делом отправляется».

Княжич легко прыгнул в седло и поскакал к крепостным воротам, конники устремились за ним.

Чех и Русс прохаживались по площади, приценялись к товарам, покупали кое-что из мелочи, а главное, старались как можно больше завести разговоров и незаметно выведать что-нибудь про Тибула. Однако торговал народ пришлый, про знатного раба никто ничего не знал.

Когда солнце начало клониться к вечеру, народ на площади стал поспешно разбегаться в разные стороны: от крепостных ворот мчались всадники во главе с княжичем. Но теперь рядом с ними скакал незнакомый знатный юноша. «Сын вождя племени лангобардов, – шушукались в толпе. – Приехал свататься к дочери нашего конунга». Красиво одетый, на прекрасном рысаке – вот и все, что успел разглядеть Чех. Да и к чему рассматривать? Мало ли их, гостей местного правителя, еще проедет мимо, надо ли их изучать? Главное – Тибул! Но он в первый день так и не вышел из дворца, и что-нибудь узнать о нем не удалось.

Вечером братья пошли в таверны – все в разные. Задание у них было одно: пить и гулять только с теми, кто имеет хоть малое отношение ко дворцу. Чех пошел в дальнюю таверну. Она была довольно просторной, с десятком грубо сколоченных столов и скамейками. В ней уже было полно народу, присутствовавшие громко разговаривали, спорили, выкрикивали, кое-где заводили песни. Обычная картина таких заведений. Чех медленно пошел между рядами, будто выискивая подходящее место. На самом деле он внимательно разглядывал людей. И вдруг увидел нужного человека. Это был часовой, стоявший у двери. Его Чех видел целый день, поэтому легко признал. Рядом с ним место было свободным, он занял его.

Ему принесли заказанный ужин. Не торопясь начал есть. Потом как бы про себя сказал:

– И все-таки здесь готовят не так, как у нас.

Воин покосился на него, но ничего не сказал.

– Вкусное мясо, сочное и непереваренное. А у нас подадут, как траву, есть не хочется.

Воин вновь промолчал, но Чех чувствовал, что он прислушивается к его словам.

– А вот вино неважное. Кажется, из Медиолана, там продают такое, разбавленное малиновым сиропом.

– Ты неправ, купец! – вдруг вскипел воин. – Вино отменное. Настоящее виноградное!

– Ну, это, наверно, тебе такое подали. А мне принесли кислятину, в рот не возьмешь!

– А ну-ка дай хлебну.

Он взял кубок Чеха, пригубил, поставил на стол.

– Да, твое вино дрянь. Видно, из другой бочки. Новенький в нашем городе?

– Раньше бывал, но давно.

– Издалека?

– Из племени бодричей.

– А, слышал. Где-то у берегов Балтийского моря… А вино надо сменить. Стоит ли такую бурду пить!

– Чего менять? Я его почти выпил.

– Ты что, только кубок заказывал?

Перед воином стоял объемистый кувшин.

– Можно заказать еще.

– Конечно! Вечер только начинается.

Они выпили по кувшину вина; Лех заказал еще по одному. Познакомились. Охранника звали Айзенхардом. Оба стали пьяными. Разговор перескакивал с одного на другое. Наконец Чех подошел к главному.

– Брат у меня пропал, – сказал он сокрушенно. – Ехали мы со своим товаром по земле лангобардов, напали разбойники. Я с охраной сумел отбиться, а его увели в лес и, как видно, продали в рабство. Не встречался раб по имени Крутояр?

– Крутояр? Крутояр? Вроде нет. У нас во дворце не так много рабов, но славянина с таким именем не припомню.

– И много славян томится?

– Да нет. Правда, не считал. Рабы они и есть рабы, ты же знаешь – вещь! Кто их считает?

– И из других народов есть?

– А как же! И свои, германцы, за долги разные, преступления тянут лямку. Пару греков видел, даже римлянин один.

– Римлянин? А он-то как оказался?

– Из последнего похода привели. Сделали набег на римские земли, вот он нам и попался.

– Из знатных? Наверно, большой выкуп конунг получит?

– Не знаю. Но что грамотный раб, это известно всем. Самих детей нашего правителя обучает.

– Живет во дворце конунга?

– Никуда не выпускают. А если выходит в город, то только под сильной охраной. Очень нужный раб! А у тебя что за товар? Может, покажешь? Я бы какую-нибудь безделушку для своей девушки прикупил…

– Выберешь завтра по вкусу. Я тебе в знак нашей дружбы подарю!

Лех и Русс в этот вечер про Тибула не узнали ничего. Но и того, что рассказал охранник, было достаточно, чтобы прийти к неутешительному выводу: вызволить сына правителя Иллирика из рабства будет непросто, если вообще возможно. А случай, происшедший на другой день, подтвердил этот вывод.

Чех и Русс, как обычно, прогуливались по площади. Вдруг они почти одновременно увидели, как из дворца в сопровождении двух охранников вышел Тибул. На нем была простенькая одежда из льняной ткани, на шее виднелся железный обруч – знак раба. Тибул похудел, осунулся, потухший взгляд упирался в землю. Он пошел через площадь, охранники рядом.

Чех и Русс перекинулись взглядами и двинулись навстречу. Будто невзначай столкнулись с Тибулом. Тот остановился, взглянул на них, глаза его загорелись. Он узнал их!

Но тут же на братьев надвинулись охранники. Один из них закричал:

– Прочь с дороги, презренные торгаши!

И огрел плетью.

– За что? – нарочито громко выкрикнул Чех.

– Глаза разуй. Прешь, как медведь.

Разошлись.

Чех и Русс весело переглянулись: дело сделано, Тибул знает, что теперь он не один, что за ним пришли и пытаются освободить.

Через полчаса все трое собрались в хижине, сгрудившись, перешептывались между собой:

– Тибул теперь будет готовиться к побегу!

– Да что ему – полста шагов до нас…

– Подловит момент, когда останется один, – и к нам!

– Отлучаются же охранники, не постоянно при нем…

– А часовые у дверей дворца, как истуканы, стоят, на проходящих и не смотрят…

– Значит, надо телегу наготове держать!

В телеге было сооружено двойное дно, как раз, чтобы уложить человека, были просверлены отверстия для разных надобностей. Накидай сверху барахла и езжай хоть сколько, никто и не догадается!

Теперь все трое были настороже, чтобы не пропустить выхода Тибула из дворца. Но минуло пять суток, а он так и не появился.

– Видно, стерегут крепко, – рассудительно говорил Лех. – А как иначе: приказ самого конунга выполняют!

– Ничего! И охранники тоже люди, когда-нибудь дадут оплошку. Без этого никто не обходится.

А вечером в таверне Чеха встретил Айзенхард, шумно приветствовал, повел к столу:

– Садись. Угощаю!

– По какому случаю?

– Награду от конунга получил!

– Ого! От самого конунга? И за что?

– Римлянина в дверях задержал. Хитер черт! Охранников своих сумел как-то обмануть, а сам – в дверь. А тут я его, миленького, цап-царап!

– Наверно, решил прогуляться по рынку, стоило ли задерживать…

– Он мне так и сказал: «Послали хозяева на рынок, кое-какие покупки сделать». А я ему: «Деньги покажи!» А денег-то у него и не оказалось. Тут я его и заграбастал!

– И что теперь с ним? – холодея внутри, продолжал выспрашивать Чех. Он уже понял, что речь шла о Тибуле.

– А что бывает с рабом, если он пытается сбежать? – пожал плечами Айзенхард. – Сначала хотели вздернуть на перекладине. Но потом конунг передумал, заковали в цепи, цепи прикрепили к стене. Теперь уж не сбежит!

– А как же он будет обучать детей?

– Так и будет. Мне-то что! Зато я получил хорошую награду, и теперь гуляем.

Удрученные, сидели в ту позднюю ночь братья вокруг стола, освещаемые неверным светом коптилки. Каждый понимал, что это был крах всего их предприятия. Освободить Тибула теперь у них не было ни сил, ни возможностей.

– Остается ждать, когда с него снимут цепи, – наконец проговорил Русс. – Может, тогда ему как-то удастся выбраться из дворца.

– Зато и надзор за ним будет удесятерен, – возразил ему Лех. – За каждым шагом будут следить. И не только охранники, но и слуги, и охрана на выходе…

– И как он не догадался сказать часовым, что послали с поручением! – с огорчением воскликнул Русс.

– Видно, не ожидал, что деньги станут проверять. А тут, как назло, этот настырный часовой попался.

– Так, не так, а нам не легче, – подвел итог разговору Чех и спросил:

– Что делать будем?

– Возвращаться надо, – ответил Русс. – Что толку время впустую проводить? Не сможем мы освободить Тибула.

– А ты что скажешь? – обратился Чех к Леху.

– Сбежать легче всего, – рассудительно ответил тот. – Да и что мы скажем Аврелию, как в глаза поглядим? Нет, тут надо подождать сколько можно, поразмыслить, пораскинуть мозгами, может, какие лазейки откроются…

– Какие лазейки? Думать, что вандалы такие дураки и на волю выпустят ценного пленника?

– Кто его знает, кто его знает, – трогая с рыжцой бороду, задумчиво отвечал Лех…

– Хорошо, остаемся, – подытожил Чех. – Торгуем и наблюдаем за дворцом.

Все понимали, что решение принято больше для успокоения совести и какие-нибудь новые возможности освободить Тибула вряд ли появятся.

Прошло еще два дня, которые не принесли ничего нового. На третий день к Леху подошла богато наряженная девушка, стала придирчиво перебирать драгоценности, деловито прицениваясь. Чех, стоявший неподалеку, остолбенел: это была дочь конунга, которая в скором времени должна была выйти замуж за княжича из племени лангобардов. Решение созрело моментально: похитить княжну, а потом обменять ее на Тибула!

Лех перед ней бесом:

– А вот кольцо с сапфиром необыкновенной красоты, все придворные будут любоваться, глаз не оторвут… Или красивое колье, которое тебе, княжна, едва ли когда приходилось видеть. Суди сама: изумруд в кольце семи крупных сапфиров напоминает глаза влюбленного юноши…

Однако княжна оказалась глухой к соблазнам купца, товар ее явно не привлек, и она уже собралась уходить, как к ней подступил Чех:

– Может, княжну заинтересует византийское ожерелье изумительной красоты, которое хранится у меня в хижине. Я везу его для супруги бодричского князя, моего господина. Но я знаю, что у княжны скоро состоится свадьба, ради такого случая я готов уступить его, хотя мне нелегко на это решиться…

Княжна заколебалась. Как видно, ей хотелось увидеть необыкновенное украшение, но она не решалась пойти с незнакомыми мужчинами, тем более что была без охраны.

– Наша хижина рядом с дворцом, – убеждал ее Чех. – Вот она, всего в двадцати шагах отсюда.

– Так принесите ваше ожерелье сюда, – нетерпеливо проговорила она. – Если оно мне понравится, я наверняка его куплю.

– Нет, княжна, – уперся Чех, втайне надеясь на всесильное женское любопытство и непреодолимую тягу к украшениям. – Ожерелье стоит целого состояния, а тут шныряют воры и проходимцы. Я не стану рисковать. К тому же супруга бодричского князя купит у меня обязательно.

И княжна решилась.

– Хорошо. Идемте смотреть ваше небывалое сокровище.

И первой направилась в хижине.

Чех незаметно подмигнул Леху и Руссу, приказывая следовать за собой.

Княжна смело вошла в помещение. Чех для вида покопался в сундуке, ожидая, когда войдут братья, а потом резко обернулся и закрыл ладонью рот девушки. Лех и Русс в это время схватили ее за руки и ноги и, несмотря на яростное сопротивление, опутали веревками, завернули в ковер и вынесли к телеге. Там они положили ее в приготовленную нишу. Лех поспешно запряг коней, а Чех и Русс перетаскали товары.

И вот они уже едут к крепостным воротам, напряженно всматриваясь в охрану: заметят что-нибудь подозрительное и задержат или пропустят беспрепятственно? Сердца у всех троих колотились бешено. Лех, не торопясь, остановил коней, Чех спрыгнул с телеги, не спеша направился к трем воинам, на ходу стараясь определить, кто из них старший. Кажется, этот, у него шлем из металлических пластин, а не из кожи и ножны меча нарядней. Чех поздоровался, спросил:

– Как служба? На месте не стоит?

Это была шутка, и старший ответил на нее тоже шуткой:

– Нет, служба идет. Да еще денег немного подбрасывает.

– А у нас что-то товар не в ходу в вашем городе. Хотим счастья попытать в другом месте.

– Что ж, дело верное. Может, там повезет.

Чех вынул кошелек с сестерциями – римскими монетами. Все трое жадно уставились на него. Он долго отсчитывал, протянул старшему положенное за проезд. Тот мельком взглянул, на лице появилось разочарование.

– Знаю, знаю, – опережая его слова, сказал Чех. – Служба у вас тяжелая, поэтому надо сверх того на вино и закуску подкинуть.

И щедро высыпал горсть серебряных монет.

Охранники облегченно вздохнули, заулыбались, а старший объявил:

– Ну уж точно тебе, славянин, в другом месте повезет!

Они уступили дорогу, и братья выехали в чистое поле. Стоял жаркий день. В просторном небе ни облачка, воздух застоялся, в ушах звенел стрекот цикад и кузнечиков. Но путники не чувствовали жары, им было ни до цикад, ни до кузнечиков. Нервы их были напряжены до предела.

– Через какое время, по-вашему, хватятся княжны? – спросил Чех.

– У нас не больше часа, – предположил Лех. – Няньки разные, девушки придворные, от которых княжна ушла, долго терпеть не будут, кинутся искать. Так что вскорости жди погони.

– Мы проедем вон до того поворота и свернем на проселочную дорогу, – сказал Чех. – Я заранее придумал, каким путем будем увозить Тибула, этого плана и будем придерживаться. За тем лесом течет большая река, возле нее запутаем наши следы. Вода все покроет и прикроет.

Оглянулся назад и – Леху:

– Стражники нас уже не видят. Ну-ка, наддай коням! Спешить надо.

Погнали по полевой дороге, думали, душу вытрясет на кочках или колеса разлетятся вдребезги. «Как она там? – мельком подумал о княжне Чех и решил: – Ничего, потерпит».

До леса домчались быстро, нырнули под спасительную сень деревьев. Проехав еще некоторое время, свернули в глухую чащу, остановились.

– Бросаем телегу и закидываем ее ветвями, чтобы не нашли, – распоряжался Чех. – Самое ценное переносим на своих коней, а я возьму княжну. Дальше будем продвигаться верхом.

Разгрузили телегу от товара, вытащили девушку, размотали ковер. На них выпученными глазами смотрело белое плоское измученное лицо.

– Жива? – подмигнув ей, спросил Чех и сам ответил: – Жива. Ты не бойся, ничего плохого с тобой не случится.

Подхватил легкое тельце, перекинул через круп коня, спросил:

– Готовы?

И, получив утвердительный ответ, первым тронулся через густые заросли леса. Солнце светило слева, стало быть, они ехали в правильном направлении, к реке. Княжна дергалась, мычала, проявляя недовольство, но он не обращал внимания.

Часа через три выехали к реке, довольно широкой, полноводной, с быстрым течением. Римляне звали ее Морувий, германцы – Мордер, а славяне нарекли ласковым именем – Морава. «Трава-мурава, спаси меня от злого духа, – почему-то вспомнилась Чеху сказка, которую длинными зимними вечерами напевным голосом повествовала ему мать. – Гибкими стебельками обвей, листочками зелеными покрой». Спрячет ли их, беглецов, эта своенравная и норовистая река?

Раньше, еще когда планировал похищение Тибула и намечал путь бегства по Мораве, он представлял, что берега там песчаные и ровные, а над кручами расстилаются просторные луга; вот по пескам и лугам и поскачут они во весь опор, в случае опасности в любую минуту готовые скрыться в окрестных лесах.

И только теперь, достигнув Моравы, понял свою ошибку. Короткие песчаные отмели чередовались с крутыми берегами; лес подступал к воде вплотную, на пологих местах курчавились заросли кустарника; где-то еще можно было проехать, а в иных местах приходилось брать лошадь под уздцы и вести за собой. Какая там скачка, чтобы уйти от погони вандалов! Тут за месяц до Дуная добраться бы… А ведь враг не из дураков, наверняка будет послана погоня в разных направлениях, в том числе и на Мораву; возьмут голыми руками.

Но ничего этого Чех братьям не сказал. Они спустились к воде, чтобы напоить лошадей и самим напиться и сполоснуться.

– Может, княжну освободим? – спросил сердобольный Русс. – Все равно бежать ей некуда.

– И то правда, – поддержал его Лех. – Намучилась, бедная. Пусть отдохнет.

Чех подошел к пленнице. Она лежала на боку и, кажется, не подавала признаков жизни. Но едва он ее дотронулся, как она встрепенулась и уставилась на него ненавидящим взглядом. Впрочем, на Чеха это не произвело никакого впечатления.

– Слушай меня внимательно, – внушительным голосом сказал он ей. – Я сейчас выну кляп изо рта. Если не будешь орать и бесноваться, то развяжу. Ты поняла меня?

Она ничего не ответила, а продолжала сверлить его яростным взглядом.

– Ну ладно, – продолжал он. – Будем считать, что основной смысл моих слов до тебя дошел.

Он вынул кляп из ее рта, подождал, пока она отдышится. Кричать вроде не собиралась. Умница, можно теперь развязать веревку.

Девушка расправила плечи, стала растирать руки, ноги, потом глянула на Чеха и проговорила с ненавистью:

– Ну тебе, славянин, так не пройдет измывательство надо мной! Дорогой ценой заплатишь!

Чех не обратил внимания на ее слова, окинул взглядом окрестность и, указывая рукой на небольшой заливчик в реке, сказал:

– Иди, княжна, вон за те кусты. Можешь умыться, искупаться, привести себя в порядок. Никто подглядывать за тобой не станет. Но только без глупостей. Попытаешься сбежать, снова свяжу и так довезу до римских пределов.

Она фыркнула, как кошка, но встала и направилась в указанное место.

Лех между тем вынул кусок копченого мяса, хлеб, они присели на вмытое в песок дерево, стали перекусывать.

– Накувыркаемся мы на этой реке, – раздумчиво проговорил Лех. – На этой стороне живут вандалы. А на той?

– На той маркоманны, а ближе к Дунаю – бургунды, – ответил Русс. – Как-то я сопровождал со своими воинами римского чиновника при заключении клиентского договора, так что пришлось с ними встретиться.

– Ну и что за народы?

– Да как все. Когда мир, приветливые, гостеприимные, накормят, напоят, в доме все готовы отдать. А чуть что, чистые разбойники, лишь бы пограбить да своровать. Хорошего не жди.

– Так или иначе, но придется идти той стороной, – произнес Чех. – Авось не тронут.

– Да, на этой вандалы живыми не выпустят. За княжну кожу с живых сдерут.

Из-за кустов появилась девушка, присела на песочек. Лех встал, понес ей кусок мяса и ломоть хлеба, но она оттолкнула еду и отвернулась.

– Ну и глупо, – спокойно сказал он и возвратился к братьям. – Поели? Тогда трогаемся.

– Да, пора, – подтвердил Чех. – Переправляемся на ту сторону.

Река была неширокой и неглубокой, но с быстрым течением, сказывалась близость Альп. Выбравшись из воды, сели на коней; Чех посадил впереди себя княжну.

– Запомни, – наставительно проговорил он ей, – за нами осталась земля вандалов. А мы находимся во владении племени маркоманнов. Так что если сбежишь от меня, то попадешь им в лапы. Они тебя превратят в рабыню и продадут куда-нибудь на сторону. Со мной же ты останешься только пленницей, мы тебя обменяем на римлянина Тибула. Так что держись меня и в конце концов окажешься на родине.

Княжна наверняка поняла все, что ей сказал Чех, хотя не подала виду, на коне сидела спокойно и править поводком не мешала. За все это время он исподтишка, мельком, но достаточно хорошо рассмотрел ее. У нее была какая-то неправильная, но притягивающая красота. Лицо удлиненное, бледное, с выдающимся подбородком и чуть впалыми щеками, нос прямой, с тонкими, чуткими лепестками ноздрей, а глаза темно-синие, глубокие, выразительные. Стан ее был крепкий, узкий в поясе, с длинными, сильными ногами.

Они тронулись вдоль берега. Впереди поехал Лех, следом Чех с княжной, а замыкал Русс. Они то ехали лесом, то встречали широкие овраги или небольшие речки и вынуждены взбираться на кручу, отыскивая удобные места для движения. В лесу было много бурелома, сваленных старых деревьев с длинными черными кореньями, торчащими в разные стороны, попадались болотистые места, приходилось делать крюк… К вечеру они так устали, что перед заходом солнца, выйдя на небольшую поляну, полого спускавшуюся к реке, в изнеможении спрыгнули с коней и попадали на мягкую травку.

– Ну и денё-ё-ёк! – со сладким стоном вымолвил Русс, раскидывая руки в стороны. – Еще один такой, и богам душу отдашь.

– Поменьше разлеживайся, а то без ужина останемся. Шагай в лес и собирай сушняк для костра. Да побольше! – сказал ему Лех.

– Ладно тебе. Поедим мяса с хлебом, водичкой из реки запьем – и на боковую. Для чего костер зажигать?

– Это тебя должно меньше всего беспокоить, еда и питье будут. Ты, главное, дровишками обеспечь, да не всякими, что под ноги попадутся, а выбирай березовые, они лучше горят и совсем не дают дыма. А для нас это важно, чтобы по дыму вандалы нас не выследили.

Пока Русс ходил по лесу, Лех покопался в своей сумке, вытащил удочку, поползал по лужку, поймал несколько кузнечиков, накопал немного червей и пошел к реке. Походил на краю воды, отыскивая рыбное место. Оно был недалеко: на мелководье росла водяная трава, там под вечер собиралась разная мелочь, питалась лакомым кормом, а вокруг нее наверняка кружили прожорливые окуни.

Лех вошел по колено в теплую воду, которая приятно щекотала его усталые ноги, забросил крючок с приманкой. И тотчас поплавок пошел вниз и чуть в сторону. Он дернул на себя удилище. Так и есть, в воздухе трепыхался приличных размеров золотистый окунь. Он так жадно схватил добычу, что пришлось крючок вынимать из желудка.

Подумав, Лех насадил на крючок остатки жабер окуня и кинул между травой. Не успел приладиться к новому месту, как поплавок нырнул в воду. Снова окунь еще больших размеров!..

С того и началось. Он не успевал снимать рыбу с крючка. Окуни, подлещики, караси шли вперемешку, и скоро его холщовая сумка, висевшая сбоку, наполнилась до краев. Вздохнув (жаль бросать, самый клев и рыбацкий азарт!), он двинулся к месту стоянки.

Улов вызвал оживление среди братьев. Русс к этому времени натаскал березовых веток, теперь вызвался помочь почистить рыбу. Чех тоже не терял времени. Работая небольшим топориком, нарубил несколько длинных веток, сложил из них каркас и накрыл его еловым лапником.

– Ни дождь не возьмет, ни комары не проберутся, – удовлетворенно проговорил он, любовно оглядывая свое творение. – Так что ночь проведем спокойно.

– Если вандалы не выследят, – заметил Лех.

– Не каркай, а то накличешь беду, – беззлобно огрызнулся Чех.

Скоро рыба была готова, над костром подвешен котелок с водой. Кто бы чего ни делал, но каждый следил, как варится уха.

– У кого-то я видел жестяную чашку, – проговорил Чех. – Давайте сюда, к общему котлу.

– У меня в сумке лежит, – ответил Русс. – Зачем она тебе? Будем из котелка есть.

– Вынимай, вынимай, не жмись.

– Ага, ты будешь есть отдельно из моей чашки, а я хлебай из общего котелка? Не пойдет!

– Не пойдет, так поедет, тащи без разговоров.

– Ну, Чех, это уж слишком, – хотел обидеться Русс.

– Ничего не слишком. Княжне отдадим.

– А, княжне… Так бы и сказал. Княжне – это можно.

– А я ложку найду лишнюю, – вмешался Лех.

– Ну, ты насчет еды как всегда – первый, – не упустил случая поддеть его Русс. – Даже ложку запасную возишь!

– А как же! Человек не поест, он и работник никакой.

За шутками и мелкими заботами не заметили, как сварилась уха. Сняли с костра котелок, поставили посредине лужайки, стали усаживаться вокруг. Лех втянул носом воздух, простонал:

– Запах! С ума сойти можно.

Чех взял чашку, наложил в нее рыбу покрупнее, налил навар и отнес княжне:

– Ешь, княжна. От чистого сердца угощаем.

Она продолжала сидеть, безучастная и независимая.

Чех вернулся на свое место. Лех спросил:

– Уху приняла?

Чех пожал плечами.

Сначала ели молча, но потом Русс не выдержал:

– Ты настоящий кудесник, Лех. Где только научился такую вкусную уху варить?

– Держись рядом, со мной не пропадешь! Уж чем-нибудь, но накормлю!

– Уха вкусная, это верно. Вот только комары налетели. А что ночью будет? Съедят!

– Всего не слопают, что-нибудь от тебя останется, – успокоил его Лех. – За время службы в Виндобоне ты столько жирка нагулял, что если немного потеряешь, никто не заметит.

– Да уж служба у нас была спокойной. Пожрал, поспал и на крепостную стену. Отстоял свое, опять пожрал и спать завалился. Не служба, одна благодать!

– Вандалы малость помешали…

– Не без этого…

– Слышь, Лех, ты как раз напротив княжны сидишь, погляди незаметно, съела она свою уху?

Лех приподнял голову, хитро улыбнулся:

– Все в порядке. Ест.

– А я уж грешным делом боялся, что голодом себя уморит.

– Голод – не тетка, смиришься.

– В обед пыталась показать характер.

– Избалованная девица! – криво усмехаясь, проговорил Лех.

– А как ты хочешь – дочь конунга!

За ухой последовал отвар из трав. Где их успел насобирать Лех, одним богам известно, но заварка получилась с приятным запахом и вкусной.

Между тем солнце скрылось за верхушками деревьев, и тут же комарье налетело, как озверелое.

– Давайте в шалаш, – распорядился Чех. – А то и правда съедят живьем, одни косточки останутся.

– Но и в шалаше комарья полным-полно! – с ужасом проговорил Русс, залезая в него.

– Ничего, сейчас выгоним, – степенно ответил Чех.

Он наносил в шалаш раскаленных углей, а сверху положил зеленую траву. Скоро из шалаша повалил густой белый дым, вместе с ним вылетали маленькие кровососы. Через некоторое время костерок выкинули, а вход закрыли материей. Русс с Лехом нырнули вовнутрь, послышалась веселая возня, радостные выкрики:

– Воздух свежий, как в горнице!

– С дымком!

– И ни одного комарика!

Чех подошел к девушке, присел рядом. Помолчал, потом проговорил, будто нехотя:

– Хочешь ты или не хочешь, но несколько дней мы будем находиться вместе. Не скажу, что твое соседство мне приятно, но я должен выполнить приказ моего начальника и доставить тебя в город Виндобона.

Княжна сидела отвернувшись, будто ничего не слышала.

– Тебе и вовсе неприятно наше соседство, но так уж получилось. Так что давай поступать благоразумно.

В ответ – ни звука.

– Прежде всего мне хочется знать, как тебя зовут. Меня Чехом кличут.

Она долго молчала, наконец, разлепила спекшиеся тонкие губы, уронила:

– Туснельда.

– Пора отдыхать, Туснельда. Ты ляжешь с края, рядом буду я.

Он не столько увидел, как почувствовал, как она вздрогнула, поэтому поспешил добавить:

– Но между тобой и мной будет лежать меч. У нас, славян, это означает, что мужчина своей жизнью гарантирует неприкосновенность женщины.

Она некоторое время подумала, потом не торопясь встала и направилась к шалашу. «Отчаянная, своенравная, но разумная девушка», – думал Чех, шагая за ней.

Ночью караулили по очереди.

Проснувшись, Чех выглянул из шалаша. Стояло тихое солнечное утро. Он повел носом. Откуда-то доносился аппетитный запах жареной рыбы. Блазнится, что ли, или селение невдалеке? Увидел: на том месте, где вчера ужинали, сидел Лех, перед ним горел костерок, по обе стороны от него лежали две коряги, на которых рядком располагалось несколько прутьев с нанизанными на них рыбами. Так вот откуда такой одуряющий запах!

– Подъем! Подъем! Завтрак готов! – радостно крикнул Чех и устремился к реке, с ходу плюхнулся в прохладную воду, стал нырять, барахтаться.

Из шалаша высунул голову Русс, прищурился на солнце, а потом, не раздумывая, устремился следом за Чехом.

Когда они уже сидели вокруг костра и поедали жареную рыбу, показалась Туснельда. Чех краем глаза видел, как она проверила, не следит ли кто за ней, затем медленно пошла за кусты, ступила в воду и принялась за умывание. Когда вышла на берег, навстречу ей шагнул Чех.

– Доброе утро, княжна, – приветствовал он ее на германском языке. – Как спалось?

Она некоторое время колебалась, отвечать ли, но потом все-таки кивнула головой: дескать, все в порядке.

– Это тебе на завтрак, – протянул он ей рыбу с поджаренной кожицей. – А это отвар из трав. Приятного аппетита.

Может, было на самом деле, а может, просто ему очень хотелось увидеть улыбку, но ему показалось, что по лицу ее пробежала легкая тень, а в глазах мелькнул светлый огонек. Так или иначе, но княжна приняла завтрак, и на сердце Чеха стало намного легче. Оказывается, его все же тяготило, что приходилось держать в невольницах такую знатную и весьма привлекательную девушку.

А после завтрака снова вдоль берега на юг, то продираясь сквозь заросли, то шагая по самой кромке воды, под кручей берега, со свисающими черными корнями деревьев, чем-то напоминающих змей, то проходя ускоренным шагом по песчаным разливам. И постоянно приходилось глядеть в оба, чтобы ненароком не попасть в засаду какому-нибудь отряду из проживающих в этих краях племен…