Участковый как участковый, в капитанском чине, не молод, но и не стар ещё, не толст, но в теле. Тормознул свой «Патриот» возле магазина, увидев незнакомый транспорт. Что водку в него грузил мужик в чёрной кожанке и крепких, почти под колено шнурованных ботинках, его ничуть не удивило.

Но вот кое-что другое давало шанс негаданно подзаработать.

Николай, как и приказано было Ляховым, в разговор не вступал, смотрел на капитана умело расфокусированными глазами и пытался выковырнуть из здесь уже купленной, в познавательных целях, пачки сигарету. Всё, что он ухитрялся произнести, с трудом складывалось в те же самые: «День рождения, отходняк, садись – налью».

– Здравствуйте, – сказал, поднеся ладонь к козырьку, участковый. – Капитан Самокрутов. Документики ваши предъявите, пожалуйста.

– Свободно, – ответил засёкший осложнение и быстро спустившийся с крыльца Вадим, подавая права и паспорт. С этим у него было всё в порядке. И прописка московская. Не придерёшься.

Капитан рассматривал документы так долго, будто они были действительно из Центрально-Африканской Республики и написаны на суахили или какой там язык в ходу?

Ляхов, скучая, курил, глядя на быстро летящие серые тучи, между которыми иногда проблёскивало синее небо. Украдкой посмотрел на газету в руке. На дату, конечно. Смотри, как чётко выскочили! Всего на неделю раньше, чем планировали. А место уже и неважно – полста километров туда, полста сюда – раз шоссейная дорога рядом, а от неё и до железной рукой подать.

– Ну и что делать будем, Вадим Петрович? – с прежней вежливостью спросил капитан, задерживая при этом документы в руке.

– А ваши предложения?

– На то, что вы возите с собой человека в крайней степени алкогольного опьянения, способного в любой момент совершить любое правонарушение вплоть до выпадения из коляски на дорогу, как смотрите?

– Плохо, – тяжело вздохнул Ляхов. – А куда ж его девать? К вам в ИВС? Жалко. День рождения у человека. Вам бы понравилось такую дату в «обезьяннике» отмечать?

– Я употребляю в положенное время, в положенном месте и в допустимых дозах, – веско сообщил капитан.

– Вот ведь беда. А он всего лишь кандидат философских наук, впервые в жизни выехавший на уральскую природу, то есть за пределы московской цивилизации, я хочу сказать, и от наслаждения первозданностью мира слегка забыл о непреложности произнесённых вами тезисов.

Самокрутов, вдумавшись, оценил изящество словесной конструкции.

– А вы-то сами как?

– Как стёклышко. За рулём с рождения – ни капли. Отец так учил, да и чужой печальный опыт…

– Правильно, – одобрил капитан. – Тогда второй вопрос – и можем распрощаться. – С этими вроде бы вселяющими надежду словами он сунул документы Ляхова в карман кителя. – Как это вы из Москвы до нас – и без номеров? Мотоцикл у вас хороший, раритетный, и четыре тысячи кэмэ на нём проехать можно. А четыреста постов ДПС?

«Это он молодец! – подумал Вадим, как Румата про дона Рэбу. Нет, в книге было сказано – «великодушно подумал». С великодушием у бывшего капитана Ляхова было не очень. – Тут мы, пожалуй, недодумали. Чёрт его знает, я ведь и не посмотрел, что мотоцикл без номеров. А был бы с номерами? С чужими!»

– Как вас, простите, товарищ капитан? – мягко спросил он.

– Прокофий Порфирьевич, – с некоторым вызовом произнёс участковый. Небось надоели ему некоторые граждане «из Центра», с удивлением воспринимающие его имя-отчество.

– Из староверов? – проявил понимание Ляхов. – У меня врач в полку был Авраам Моисеевич, причём – русский в десятом колене. А солдаты и девушки смеялись. Пришлось Андреем Михайловичем именоваться. Но это к делу не относится. Вот, посмотрите…

Вадим протянул специально изготовленное в столешниковской квартире удостоверение полковника Федеральной службы охраны. Ничуть не хуже настоящего, хоть в экспертно-криминалистический отдел на проверку отдавай.

– Мы, Прокофий Порфирьевич, прилетели в Ё-бург самолётом. Спецрейсом МЧС на «Ил-76». Оттуда – на вертолёте. Таких, как этот мотоцикл, «раритетов» у нас с десяток. Даже один гусеничный есть. Образца тысяча девятьсот тридцать девятого года. Не приходилось видеть? Зря. Но у всех всё впереди. Катаемся, отдыхаем. Иногда дни рождения справляем…

И, не желая показаться московским жлобом, не понимающим «человеческого обращения», одну руку протянул вверх ладонью, другой протянул бумажку в сто евро.

– Возьмите для коллекции. Или детям покажете, что за «фантики» в дальних странах за деньги считают. Так мы поехали?

Капитан, крякнув, поправил фуражку. Немного подумал. Нет, не подстава. Не станут ребята из областного ССБ[7] такие сложные игры затевать с сельским участковым. И мотоцикла такого им взять негде. Спрятал сувенир в карман, потом возвратил права.

– А вы далеко отдыхаете? И надолго ли задержитесь?

Теперь скрывать было нечего, даже, наоборот, хорошо всё складывалось.

Ляхов раскрыл планшет с картой, черкнул пальцем по листу.

– Здесь примерно. Особо любопытствовать не советую. Мы ж там не только на мотоциклах катаемся. Лучше вообще забыть на время, что нас видел и что-то лишнее слышал, пока из области команда не придёт. Там скоро запретка появится и вообще большое строительство. Интересная жизнь начнётся. Майором точно станешь, капитан, старшим участковым на особо охраняемой территории. Я тебя запомнил, и ты меня не забывай. Удачи!

Мотоцикл с рёвом понёсся обратно по уже знакомой дороге.

– Интересная у вас здесь жизнь, господин полковник, – сказал поручик, когда село скрылось из виду и не нужно было больше изображать пьяного.

– Будто у вас лучше, – крикнул Ляхов, преодолевая встречный поток ветра. – Поживёшь немного, присмотришься – домой не захочешь.

«Печенег» с сомнением покрутил головой:

– Я главного не понял – отчего он у вас не спросил: если вертолётами технику возите, почему спиртного не захватили, сколько требуется?

– А оттого, мил-друг, что, посмотрев на мою «ксиву» и денежку на память получив, пропало у хорошего человека желание глупые вопросы начальству задавать. Я ему сотку дал, «а мог бы и зарезать», как в анекдоте про дедушку Ленина, тебе, к счастью, неизвестного, говорилось. И ещё одну присказку запомни – сколько водки ни возьми, всё равно два раза бегать придётся.

Результат рекогносцировки показал, что эмпирические предположения оказались верны, тоннель вывел, куда надо, с исключительной точностью, и теперь не нужны никакие СПВ и блок-универсалы для поддержания постоянной связности двух миров, фактически слившихся в один, но парадоксальным образом устроенный. Полностью объяснить и даже вообразить себе, как он может оставаться именно таковым, не только в физическом, но экономическом и культурно-политическом виде, не мог никто. Одним словом – повторялась история с практическим использованием «бокового времени». С любой точки зрения необъяснимо и даже бессмысленно, а работает тем не менее вполне убедительно, с впечатляющим эффектом.

Впрочем, профессор Маштаков, проводя некоторые аналогии с им же открытым «боковым временем» утверждал, что за два-три месяца он берётся хотя бы предварительную теоретическую базу под «феномен» подвести. С чем и отбыл в Пятигорск, заявив, что в любом другом месте его мыслительные процессы не могут протекать должным образом. А пока следует продолжать чисто инженерные работы, более не пытаясь проникать в соседнюю реальность.

Особенно же он предостерёг от попытки изъять из «золотого кольца» хотя бы килограмм металла. В каких угодно целях.

– Подобное деяние смело сравню с преступлением планетарного масштаба. Вообразите, что произойдёт, если позаимствовать хоть сантиметр провода из схемы Большой электронно-вычислительной машины? Вдруг здесь тоже всё прецизионно[8] отлажено. Измените ёмкость, сопротивление, силу индукционных токов – и провалитесь к центру Земли. Или в мезозой. Вот если бы найти пульт управления, принципиальную и монтажные схемы…

– Ну, это уже из раздела фантастики, – ответил Удолин. – Если такое где-нибудь имеется, так в одном из Узлов Сети. Во всём остальном я с вами полностью согласен, коллега. К примеру, при начертании четырёхмерных пентаграмм ошибка в один милистерадиан[9]… Впрочем, это сейчас неважно. Вы, Вадим, – обратился он к Секонду, – озаботьтесь немедленно направить сюда несколько специально подготовленных офицеров, которые единственно бы наблюдали за сохранностью Кольца.

…Выход в реальность Фёста был заново закрыт металлическими щитами, тщательно замаскированными имитацией камня и живой, чрезвычайно цепкой и буйной растительностью. Затем, в полном соответствии с формулой генерала инженерных войск Карбышева[10], сапёрный батальон за световой день, использовав одну тонну колючей проволоки, соорудил километровое заграждение вокруг горловины распадка. Тексты запретительных надписей, развешанных по всему периметру, придумал лично Фёст: «Из-за дефицита боеприпасов охрана предупредительных выстрелов не делает». Пришлось и реальное патрулирование изнутри организовать, солдатами, переодетыми в здешний российский камуфляж, единственной задачей которых было при появлении посторонних кричать; «Стой, кто идёт, стрелять буду!» Для местных этого было бы достаточно, а на случай чего (мало ли?) Фёст переправил из Москвы несколько старших офицеров из «Чёрной метки», снабжённых документами и предписаниями как раз тех подразделений Центрального аппарата, которые могли бы отвечать за сооружение и безопасность некоего объекта особой важности. Отдохнуть за казённый счёт на природе, ну и для подкрепления сымпровизированной версии. Вдруг да проявит излишнюю бдительность участковый, доложит о странной встрече по команде? Маловероятно, но всё же…

Для окончательной подстраховки Секонд разыскал среди своих «печенегов» бывшего сотника Уральского казачьего войска, ныне штабс-капитана Синеусова, уроженца здешних мест (плюс-минус три сотни километров. Из Сима он был), что по урало-сибирским масштабам вообще ничто. Придал ему поручика Горелова (того, с кем Фёст на мотоцикле ездил и участкового Самокрутова знал в лицо), отделение горных егерей, чтобы местных рыболовов-охотников, а также и бескорыстно любопытных к линии оцепления не подпускали. То, что эти бойцы манерой разговора и поведения сильно отличались от привычных «солдатиков», должно было произвести на встретившихся с ними людей дополнительное впечатление. «Спецназ какой-то, да не отсюда, с Кавказа, небось?»

Строго говоря, тем самым был совершён акт неспровоцированной агрессии – проникновение военнослужащих иного государства на территорию Российской Федерации. Фёст, который в отличие от Секонда никакими должностными полномочиями не располагал, с усмешкой говорил ему и всем остальным:

– Семь бед, один ответ. Если с Президентом договоримся, на такую мелочь никто и не посмотрит. Опять же оправдываться можно пресловутым тезисом о действиях «в условиях крайней необходимости».

– Вообще-то мы сейчас являемся «незаконным бандформированием», – сказал Секонд, – поскольку не принадлежим ни к какому существующему на вашей Земле государству.

– Или же совсем наоборот – обычными первооткрывателями, в ходе исследования собственной территории оказавшимися в неизвестном месте, чья государственная принадлежность никак не обозначена. Вроде необитаемого острова в неизвестном океане…

– Пошла трепотня, – отмахнулся Фёст.

…Приехав сюда, Фёст с Секондом убедились, что на «объекте», а по-старому выражаясь, на «ударной стройке», всё обстоит совершенно нормально. Никто не ставил трудовых рекордов, не стремился выполнить «пятилетку в три года», но работы шли строго по графику, без срывов, человеческих или технических ошибок. Воровать, скорее всего, тоже не воровали, разве что медицинский спирт, выдаваемый «для промывки фокусного расстояния» всяких теодолитов и нивелиров.

Раньше Ляхов предпочитал Императора ненужными подробностями не отвлекать, делал своё дело, довольствуясь тем, что окружные власти и сам генерал-губернатор Урала и Западной Сибири отнеслись к предъявленным им полномочиям и самой задаче с полной серьёзностью. То есть к тому моменту, когда Олег соизволил лично побеседовать со своим «сопредельным удельным князем», то есть Президентом Российской Федерации, подготовительные работы были выполнены на девяносто процентов. Зная об этом, Секонд с Сильвией позавчера в очередной раз «нажали» на Государя, чтобы убедить его изменить свою несколько отстранённую позицию в отношении «Креста» да и самой идеи форсированного воссоединения двух Держав.

Пообещали буквально на днях доложить о практических результатах «проекта», а также и изменении точки зрения Президента. Наметились, мол, серьёзные «позитивные подвижки». Олег Константинович, всегда любивший всякого рода предприятия с авантюристическим оттенком, благосклонно покивал головой.

– Что ж, если так, то я не против. Не против. Посмотрю, что у вас получится.

Пусть в устной форме, высочайше повелеть соизволил – стационарный проход в соседнюю Россию, буде такой практически возможен – открыть! На перерезание ленточки пообещал прибыть лично. А уж как такой путь использовать, и использовать ли вообще, он на досуге ещё подумает. В любом случае всё, что находится на территории Его Державы, входит в сферу Его стратегических интересов. Мировая практика подобных примеров не знает? Так узнает, даст бог.

В очередной раз перед Ляховым-Секондом замаячили широкие погоны с императорским вензелем и витые аксельбанты.

Невиданное (по своей сути) в истории строительство никакого ажиотажа у причастных к нему, но непосвящённых лиц не вызвало. Мало ли где и какие объекты приходилось возводить? Одних горных, военного назначения дорог в непроходимых даже для вьючного транспорта местах проложили десятки, на Кавказе, Памире, Тянь-Шане. Железнодорожную колею от порта Провидения на Чукотке до Якутска недавно сдали в эксплуатацию.

То, что поручили сейчас, – так, пустячок, на два месяца спокойной работы.

От ближайшего разъезда потянули железнодорожную ветку, благо, рельеф благоприятствовал, кроме нормальной насыпи никаких инженерных сооружений строить не пришлось. Параллельно местные подрядчики, привлечённые двойной, против обычных расценок, платой, принялись прокладывать грейдер с перспективой покрытия полотна асфальтобетоном. Зачем, почему – никого не интересовало. Наверное, очередной завод собираются строить. Или рудник. Начнут – видно станет, какой кому гешефт сорвать получится. А пока и так хорошо.

Надев положенные при горных работах каски и иное снаряжение, «инспектирующие лица» на мотодрезине углубились в тоннель, снаружи производящий вполне удовлетворительное впечатление. Производитель работ, инженер-полковник, носивший, по странному совпадению, фамилию Клейнмихель[11], но не Пётр Андреевич, а Василий Августович, давал пояснения.

Внутри тоннеля присланная из отдалённого гарнизона инженерная рота со специальной техникой прежде всего густо, на два сантиметра, закрасила «золотой пояс» битумным лаком и из пескоструйных машин покрыла мелкой гравийной смесью. После чего отбыла обратно. Едва ли кто-то, включая офицеров, вообще догадался, чем здесь пришлось заниматься. Солдаты в минералогии не сильны, и обставлены работы были надлежащим образом, чтобы и чересчур догадливые ни осколка, ни крупинки жёлтого металла в карман не словчились сунуть. А потом думайте и говорите что угодно – привезли роту ночью и увезли ночью, попробуй догадайся, где именно в радиусе пятисот вёрст располагалась пещера, в которой пришлось поработать в противогазах и костюмах химзащиты.

Когда золотое кольцо было надёжно укрыто от человеческих глаз и специальная проверка подтвердила, что маскировка и изоляция никак не повлияли на свойства прохода, началось нормальное обустройство тоннеля, по положенным для такого рода объектов СНИПам[12] и требованиям техники безопасности.

Всего за три недели всё было готово к началу эксплуатации. Из двадцатиметровых, снаружи смонтированных секций рельсов со шпалами положить три километра пути, пока одноколейного – плёвое дело. Так полковник и выразился. И шоссейная двухполоска рядом – в полном порядке, до выходного портала хоть на лимузине подъезжай. Дальше, конечно, на той стороне, до самой заброшенной бетонки на Златоуст (бывшей секретной, для ракетных тягачей), ехать желательно на вездеходах и гусеничной технике, но вполне можно, в любую погоду.

Однако, если Президент согласие всё же даст, императорские инженерные войска, хоть с привлечением областных дорожных служб и фондов, хоть без оного, наподобие древнеримских коллег, за следующий месяц проложат такую дорогу, что пресловутой МКАД стыдно станет. Причём – не украв ни копейки казённых денег.

Очень это легко и просто делается – пресечение якобы непреодолимой силы коррупции. Если есть, конечно, хоть малейшее желание ей воспрепятствовать. Один конкретный человек смету подписывает, второй с ней соглашается (или нужные поправки вносит, поскольку за всё отвечать ему лично). Финансирование открывается на имя непосредственного исполнителя. Между заказчиком и производителем работ – ни единого посредника. Одни безгласные подчинённые. Сегодня за сто рублей расписался – завтра квитанции и платёжные ведомости на стол. Расходы непредвиденные возникли – или оправдай форс-мажором, или возмещай из своего кармана. Как в нормальной семье: сегодня жена, скажем, картошку в десять раз дороже обычной купила (ну, получилось так!), значит, изволь следующие две недели выкручиваться – новым деньгам до очередного жалованья взяться неоткуда.

А закончили объект, сдали совершенно ни от кого не зависимому военпреду(за которым свой пригляд) – тогда и посмотрели, кто в пролёте, казна или подрядчик. Казна своё в любом случае с подрядчика возьмёт, а уж он, болезный, может озолотиться на удачном контракте да с премиями всякими, тоже заранее оговоренными, – за срочность, за качество, за полезные рационализации. А в трубу вылетит, так до нас сказано: «Не умеешь – не берись».

Тем более, как известно, традицию – пешком по этапу к месту отбытия наказания, если ни от кого не зависимый, кроме как от Государя, генерал-прокурор подобную меру изберёт – никто не отменял. Прогулка от Москвы, скажем, до Соль-Илецка, не говоря о Магадане, прочищению мозгов и возрождению нравственного чувства очень способствует (гораздо лучше для здоровья, заметим, чем душные тюремные вагоны и бесконечные пересыльные централы). Плюс сам срок (хоть и «пятёрка» обычная, а не бессрочная каторга), это не собственная дача на Лазурном Берегу или в Симеизе, это гораздо хуже. Сто раз подумаешь перед тем, как казённую копейку зажилить!

– А команда будет – от выходного портала ветку до стыковки с тамошней «железкой» тоже за два месяца кинем. Не впервой. Рельеф-то известный, тот самый, что и у нас, – будничным голосом сказал Клейнмихель. – Изысканий проводить не придётся, давно всё отснято, и глазомерно, и инструментально.

– Вы-то сами на той стороне были? – скорее из любопытства узнать, как реагирует на парадоксы природы обычный армейский инженер, спросил Фёст.

– Бывал, ознакомительно, – ответил полковник.

– И как?

– Да как всегда, – дёрнул плечом, где под брезентовой курткой топорщился погон, инженер. – До Трансатлантического кабеля письма шли из Америки в Европу месяц. Потом – три дня. Каравелла плыла шестьдесят дней, реактивный самолёт – пятнадцать часов. Теперь сообщения проходят за пятнадцать минут. У вас, я слышал, можно с любой точкой Земли сообщаться с любого места и в ту же секунду. Наши ведь, инженерные достижения. Сейчас оказалось, что в соседние миры проникать можно хоть на паровозе марки «ЭР». Ну и слава богу. Всё дело в том, что я совершенно не уверен, будто наши открытия как-то влияют на сумму человеческого счастья. Вы бы не хотели пожить на древнеримской вилле и сравнить?

«Ещё один философ на нашу голову выискался», – подумал Фёст, глядя на умное утомлённое лицо пожилого и опытного человека.

– А водку вы пьёте? – спросил он в стиле Салтыкова-Щедрина. – Если бы, например, выпить при сём две-три рюмки водки, то ничто бы, пожалуй, не воспрепятствовало нам, помимо свободно-разумного отношения к действительности, выразиться и так: «Господа! Да неужто же, наконец…»

«Современная идиллия?» – уточнил Клейнмихель, одновременно показывая взглядом и общим выражением лица, что означенный тезис полностью разделяет.

Что они и сделали, пока дрезина не докатилась до последнего звена рельсов, упирающегося в броневой щит.

Убедившись, что дело в основном сделано и остались только косметические, по сути, работы, уточнив ряд практических вопросов, в том числе и насчёт оборудования специальных пересадочных и перегрузочных терминалов с обеих сторон тоннеля, Фёст с Секондом вернулись в Москву. Вся командировка заняла ровно двое суток реального времени, без всяких межвременных скачков. Обычный самолёт, обычные автомобили.

На Столешниковом они застали и обеих «валькирий», и Мятлева, всех в полном порядке. Людмила не захотела посещать другую реальность, не дождавшись Фёста. А Леониду с Гертой здесь тоже было лучше. Генерал продолжал медленное и спокойное налаживание с «первой любовью второй молодости» ровных и в перспективе длительных отношений. Герта не возражала. Она тоже увлеклась своим новым положением, на ближайшее время не требовавшим никаких «служебных» действий. Вадим Петрович позволил ей «быть самой собой», и это было чудесно.

Зато Фёста очень встревожил факт, что Сильвия до сих пор не вернулась. Уж ей ничего не стоило рассчитать соотношение времён при самом банальном перемещении по надёжно освоенному маршруту.

Уединившись с Секондом в кабинете, он высказал аналогу своё беспокойство. Тот отнёсся к его настроению как-то очень легко. Мол, что хочет леди Си, то и делает. Шульгин, Новиков и другие сейчас проникли в такие глубины времён и пространств, что связи уже два с лишним месяца нет, и ничего. Воронцов, и тот не волнуется.

– Это совсем, брат, другое. Ты ведь тоже не беспокоишься, как там сейчас Майя с Татьяной в Кисловодске обретаются? Кстати, не сбегать ли нам всем туда на денёк-другой? С женой повидаешься, и гостю «культурную программу» расширим. Покупать человека, так за настоящую цену.

– Свободно. Прямо утром можем, здесь делать всё равно нечего, а к президентским ребятам нам с тобой без разницы, когда приходить. Всё равно окажемся там «когда надо», – легкомысленно ответил Секонд.

– Договорились. С утра и отправимся, опять твоим казённым самолётом. Только Майе предварительно позвони, чтобы не вышло классического сюжета: «Вернулся муж из командировки», – с аналогом он мог себе позволить шутки такого рода.

– Позвоню. Прямо сейчас, пусть стол накрывает. Но про Сильвию мне таки не совсем понятно…

– Соображать надо, господин академик. Если человек, имеющий возможность вернуться в исходную точку времени и пространства по прошествии любого локального времени, этого не сделал, значит, он не может этого сделать. По какой угодно причине, пусть нам и непонятной. Теперь дошло? А с нею и Уваров, и остальные наши девушки. Есть повод для тревоги?

– Не поспоришь, – вздохнул Секонд, – только мы ведь никаким образом на это дело повлиять не можем. Разве что попробовать – по их следам…