Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дьявол носит «Прада»

ModernLib.Net / Современная проза / Вайсбергер Лорен / Дьявол носит «Прада» - Чтение (стр. 19)
Автор: Вайсбергер Лорен
Жанр: Современная проза

 

 


– Ну конечно, – он был удивлен, но рад моему вопросу, – я просто подожду у тебя дома, а потом мы решим, что нам больше по душе. Поболтаю с Лили, пока ты придешь.

– Вот и ладно. Услышишь все о Мальчике-Фрейдисте…

– О ком?

– Не важно. Слушай, мне пора. Ее величество ждет свой кофе. Увидимся вечером, пока.

От Эдуардо на этот раз удалось отделаться всего двумя куплетами «Не нам разжечь костер» (мой выбор!), а когда я ставила кофе на левый ближний угол стола Миранды, она оживленно болтала по телефону и не обратила на меня никакого внимания. После этого я несколько часов спорила с редакторами и помощниками редакторов «Нью-Йорк пост», пытаясь доказать, что я знаю их газету лучше, чем они сами, и предлагая просто дать мне ту заметку об азиатском ресторане, которая была опубликована в прошлом номере.

– Мэм, я уже двадцать раз сказал вам и говорю еще раз; мы не помещали такой заметки. Я знаю, что у миз Пристли не все в порядке с головой, и не сомневаюсь, что она вертит вами как хочет, но я же не могу родить вам эту статью! Это вы понимаете? – услышала я от сотрудника «Пост», которому, хотя он и писал для «Шестой страницы», было дано задание разобраться со мной. Он искренне хотел мне помочь, но и его терпению пришел конец. По другой линии Эмили говорила с кем-то из их внештатных корреспондентов, пишущих отзывы о ресторанах. Еще я заставила Джеймса позвонить одному из его «бывших», работающему в отделе рекламы, в надежде, что он хоть чем-то нам поможет. Было уже три часа дня – прошли целые сутки после того, как она потребовала найти заметку, я в первый раз не выполнила ее приказаний.

– Эмили! – раздался голос Миранды из глубин кабинета. – Да, Миранда? – Мы обе вскочили, не зная, к которой из нас она обращается.

– Эмили, я слышала, как вы только что говорили с человеком из «Пост», – произнесла она, адресуясь ко мне. Настоящая Эмили с облегчением села на свое место.

– Да, Миранда, я звонила им. Я говорила с тремя разными людьми, и все они утверждают, что на прошлой неделе в Манхэттене не открылось ни одного нового ресторана азиатской кухни. Может, это было раньше? – Нетвердой походкой я приближалась к ее столу, не сводя глаз с черных босоножек от Джимми Чу (десятисантиметровый каблук), которыми снабдил меня Джеффи.

– В Манхэттене? – Она казалась удивленной, раздосадованной и оскорбленной одновременно. – А кто говорит о Манхэттене?

Пришла моя очередь удивляться.

– Ан-дре-а, ведь я же пять раз – не меньше – сказала вам, что это заметка о новом ресторане в Вашингтоне. На следующей неделе я еду туда, и мне надо сделать заказ. – Она склонила голову и недобро улыбнулась. – Неужели это так трудно?

Вашингтон? Она пять раз говорила мне, что этот ресторан в Вашингтоне? Не может быть. Она совсем свихнулась или просто получала садистское наслаждение, глядя, как схожу с ума я. Но я и впрямь была идиоткой, за которую она меня принимала, – и снова заговорила, не подумав.

– Миранда, видите ли, я совершенно уверена, что «Нью-Йорк пост» не помещает отзывов о вашингтонских ресторанах. Они дают материал только о ресторанах Нью-Йорка.

– Вы думаете, это смешно, Ан-дре-а? Это вы так хотите доказать, что у вас есть чувство юмора? – Улыбка исчезла, она вся подалась вперед – точь-в-точь стервятник, описывающий последние круги над беззащитным цыпленком.

– Э-э… нет, дело не в этом, Миранда. Я просто думала…

– Ан-дре-а, я уже двадцать раз сказала вам, что мне нужна заметка из «Вашингтон пост». Вы, конечно, слышали о существовании этой маленькой газетки, верно? В Нью-Йорке есть газета «Нью-Йорк таймс», а в Вашингтоне тоже есть своя газета. Догадываетесь, что к чему? – Это было уже больше, чем издевка: еще немного, и она заговорит со мной как с младенцем.

– Я сейчас же достану вам этот материал, – произнесла я так спокойно, как только могла, и тихо пошла из кабинета.

– Да, и вот что, Ан-дре-а! – Сердце у меня так и подскочило. – Сегодня вечером вы должны быть на банкете и встречать гостей. Это все.

Я взглянула на Эмили; она была так же растеряна, как и я.

– Я правильно расслышала? – шепнула я, Эмили кивнула и жестом поманила меня к себе.

– Я этого боялась, – проговорила она с видом хирурга, сообщающего членам семьи пациента, что у их мужа и отца обнаружен рак легкого в последней стадии.

– Но она не может требовать этого всерьез. Сейчас уже четыре часа, банкет начинается в семь. Там все будут в вечерних туалетах, я не могу туда пойти. – Я снова, не веря своим глазам, посмотрела на часы и попыталась припомнить ее точные слова.

– Да нет, она вполне серьезно, – проговорила Эмили, снимая телефонную трубку, – я помогу тебе, идет? Разыщи, пока она не ушла, эту заметку из «Вашингтон пост» – Юрий заедет за ней через пятнадцать минут, ведь ей надо еще сделать прическу и макияж. А я достану тебе платье и все остальное. Не волнуйся, мы с этим справимся. – И она принялась названивать по телефону и вполголоса отдавать приказания.

Я застыла на месте, тупо уставившись в пространство, но она, не глядя на меня, махнула рукой, и я вернулась к реальности.

– Иди, – шепнула она с несвойственным ей сочувствием. И я пошла.

– Тебе нельзя в таком виде в такси, – сказала Лили, когда я неумело, словно первый раз в жизни, начала тыкать щеточкой в ресницы, – это же вечернее платье. Господи, да вызови ты машину!

Она еще немного понаблюдала за моими мытарствами, потом выхватила у меня неуклюжую щеточку и сама накрасила мне ресницы.

– Наверное, я так и сделаю, – вздохнула я, все еще внутренне бунтуя против того, что мне предстоит провести вечер пятницы закованной в строгое платье, приветствуя не отличающихся хорошими манерами нуворишей из Джорджии и Северной и Южной Каролины и старательно изображая любезность на своем кое-как накрашенном лице. На все про все – найти платье, сделать макияж, приготовиться, перекроить свои планы на выходные – у меня было только три часа, и в запарке я совершенно упустила из виду собственную транспортировку.

Работа в одном из самых престижных журналов мод в мире (сколько девушек были бы готовы ради нее на что угодно!) имеет свои преимущества, и к 4.40 я уже была счастливой обладательницей шикарного длинного черного платья от Оскара де ла Ренты, которое великодушно одолжил мне Джеффи, добрый дух нашей кладовой и большой любитель всяких женских штучек. («Детка, если тебе нужно вечернее платье, лучше Оскара тебе не найти. А сейчас не стесняйся, снимай брючки и примерь-ка это, доставь Джеффи удовольствие». Я принялась расстегивать кнопки, и он задрожал. Я спросила, неужели его так возбуждает мое полуобнаженное тело, а он ответил, что, конечно же, нет, просто это отвратительно, когда так видны резинки от нижнего белья.) Отдел моды раздобыл пару серебристых босоножек моего размера от Маноло, а Саманта из отдела аксессуаров подобрала эффектную серебристую сумочку на длинной цепочке от «Юдит Либер». Я было проявила интерес к сумочке-косметичке от Кельвина Кляйна, но она только фыркнула и протянула мне «Юдит». Стеф колебалась, предложить ли мне к платью ожерелье-ошейник или подвеску, а Элисон, новоиспеченный редактор отдела красоты, созвонилась с маникюршей, которая работала по вызову.

– Без пятнадцати пять она будет в конференц-зале, – сказала мне Элисон по внутреннему телефону, – у тебя ведь черное платье, да? Пусть она возьмет Шанель, рубиновый красный цвет. И пусть запишет на наш счет.

Вот так, в состоянии, близком к массовой истерии, вся редакция собирала меня на предстоящее вечером торжество. Все это, конечно, происходило не от того, что они так уж сильно меня любили и готовы были за меня костьми лечь, – нет, скорее это был их шанс доказать Миранде свой вкус и свое мастерство.

Лили закончила свой благотворительный сеанс макияжа, а я на мгновение задумалась, насколько хорошо сочетаются длинное, до пола, вечернее платье от Оскара де ла Ренты и дешевенькая помада «Бон белль». Может, и не очень хорошо, но я отвергла все предложения вызвать на дом профессионального визажиста. Коллеги пытались настаивать – и даже не слишком деликатно, – но я была тверда как кремень. В конце концов, всему есть предел.

На десятисантиметровых каблуках я кое-как проковыляла в спальню и поцеловала Алекса в лоб. Он на мгновение открыл глаза, улыбнулся мне и снова опустил веки.

– Я наверняка буду дома к одиннадцати, так что мы с тобой поужинаем и выпьем чего-нибудь, идет? Жаль, что так вышло, правда. Если ты все-таки решишь прогуляться с приятелями, позвони мне, чтобы я знала, хорошо?

Алекс, как и обещал, пришел ко мне сразу после работы, чтобы провести со мной ночь, и вовсе не был в восторге, когда я сказала ему, что он-то может спокойно отдыхать, но на меня сегодня пусть не рассчитывает. Он сидел на балконе, читал завалявшийся экземпляр «Вэнити фэар» и потягивал пиво, которое Лили держала в холодильнике специально для гостей. Сначала я объяснила ему, что сегодня не смогу провести с ним вечер, и только потом заметила, что Лили поблизости нет.

– Где она? – спросила я. – У нее сегодня нет занятий, и по пятницам она не работает.

Алекс глотнул пива и пожал плечами:

– Думаю, она здесь. Дверь у нее закрыта, но я видел тут какого-то парня.

– Какого еще парня? Как он выглядел? Что за парень? – Я подумала, что к нам забрались воры. А может, это Мальчик-Фрейдист наконец-то получил приглашение?

– Я не знаю, но вида он весьма отталкивающего. Татуировки, пирсинг, майка – в общем, полный комплект. Понятия не имею, где она только такого подцепила. – Он сделал еще один безмятежный глоток.

Я тоже не имела понятия, тем более что хорошо помнила, что прошлым вечером оставила ее в компании вежливого парня по имени Уильям, у которого не заметила ни татуировок, ни пристрастия к пирсингу.

– Алекс, не дурачься! Ты мне тут рассказываешь, что по моей квартире ходит какой-то бандит, который, может, вообще проник сюда незаконно, – а тебе и дела нет? Но это же не смешно! Мы должны что-то предпринять. – Я вскочила со стула, и, как всегда, в голове у меня мелькнула мысль, что от резкого перепада веса балкон может рухнуть.

– Энди, да ладно тебе. Он явно не бандит. – Алекс перелистнул страницу. – Он, может быть, чокнутый панк, но не бандит.

– Здорово, это черт знает как здорово. Ты, может, оторвешь задницу от стула и выяснишь, что происходит, или так и будешь сидеть здесь всю ночь?

Он не смотрел на меня, и я вдруг поняла, как он расстроен и рассержен из-за того, что поломались все наши планы. Но ведь и меня совсем не радовала необходимость идти на работу, и разве я могла что-нибудь изменить?

– Понадоблюсь – позови.

– Хорошо же, – прошипела я, распаляясь, – только не вини себя, когда найдешь мое расчлененное тело в ванной на полу. Да, правда, стоит ли беспокоиться…

Я ворвалась внутрь, ища следы присутствия странного парня. Единственной уликой явилась валяющаяся в раковине пустая бутылка из-под спиртного. Неужели она умудрилась выдуть целую бутылку водки? Я постучала в дверь. Тишина. Я постучала чуть громче и услышала, как мужской голос констатирует тот совершенно очевидный факт, что кто-то стучит в дверь. Так и не дождавшись ответа, я повернула дверную ручку.

– Эй? Здесь кто-нибудь есть? – крикнула я; сначала я решила не заглядывать в комнату, но через пять секунд передумала. Глаза различили скомканные джинсы на полу, свисающий со стула лифчик, переполненную пепельницу, из-за которой в комнате воняло, как в общественной курилке, и только затем я увидела свою лучшую подругу: она лежала на боку, спиной ко мне, совершенно обнаженная. Болезненного вида парень с каплями пота над верхней губой и копной немытых волос был с трудом различим на фоне ее сине-зеленого одеяла: замысловатые татуировки по всему телу служили ему неплохим камуфляжем. В бровь продето золотое колечко, обилие металла в ушах, две бусинки поблескивают на подбородке. К счастью, он был в трусах, но таких грязных и затертых, что мне почти – почти! – захотелось, чтобы он был без них. Он затянулся сигаретой, с важным видом выдохнул дым и помахал мне.

– Эй, – протянул он, – подруга, дверь не закроешь?

Что? Подруга? Что позволяет себе этот грязный австралиец: курит крэк в постели моей Лили! Что он, всегда так себя ведет? Я не замедлила спросить об этом у него самого.

– Ты куришь крэк? – кричала я, забыв и приличия, и страх.

Он был ниже меня ростом и наверняка весил не больше шестидесяти кило; самое плохое, что он мог мне сделать, – это дотронуться до меня. Я содрогнулась, подумав о том, сколько раз и как он трогал Лили, которая до сих пор посапывала у него под боком.

– Да что ты о себе возомнил? Это моя квартира. Я хочу, чтобы тебя здесь не было. Сию же минуту! – завопила я. Мою ярость подогревал недостаток времени: у меня был всего час, чтобы привести себя в порядок перед самым ответственным вечером за всю мою карьеру, и иметь дело с гнусавым австралийцем не входило в мои планы.

– Деточка, остынь, – выдохнул он и снова затянулся, – не похоже, чтобы твоя подружка хотела, чтобы я ушел…

– Она бы еще как захотела, чтобы ты ушел, если бы только она была в нормальном состоянии, ты, козел! – закричала я, покрываясь холодным потом при мысли, что Лили – а так наверняка и было – занималась сексом с этим парнем. – Я заявляю от нас обеих: катись к чертям собачьим из нашей квартиры!

Я почувствовала руку на своем плече, резко повернулась и увидела Алекса, он внимательно наблюдал за происходящим.

– Энди, иди-ка в душ, а уж с этим я как-нибудь разберусь.

Никто не мог бы назвать его «качком», но в сравнении со слюнтяем, который сейчас водил своими колечками по обнаженной спине моей лучшей подруги, он выглядел настоящим атлетом.

– Я. Хочу. Чтобы. Его. Здесь. Не было, – внесла я окончательную ясность.

– Я знаю это и думаю, что он уже уходит, правда, парень? – Алекс говорил увещевающим тоном, каким иногда пытаются успокоить собаку, если подозревают, что она бешеная.

– Паца-а-а-ан, ну зачем эти наезды? Мы тут позабавились с Лили немножко – и все. Она прицепилась ко мне в «О-баре» – спроси кого хочешь, все скажут. Просто упрашивала пойти с ней.

– Это вполне может быть, – все так же миролюбиво сказал Алекс, – она очень ласковая девушка, но когда выпьет слишком много, не понимает, что делает. Короче, как ее друг, я прошу тебя сейчас уйти.

Панк смял в пепельнице сигарету и дурашливо вскинул руки.

– Чувак, нет проблем. Вот только душ приму и как следует попрощаюсь с моей маленькой Лили, что мне еще здесь делать!

Он спустил ноги с кровати и потянулся к полотенцу Лили. Алекс придвинулся, мягко взял полотенце у него из рук и заглянул парню в глаза.

– Нет. Думаю, тебе надо уйти сейчас. Прямо сейчас.

И тут я увидела нового Алекса, каким я его еще не знала, хоть мы и общались уже три года: он встал лицом к лицу с Чокнутым Панком и вытянулся во весь рост, недвусмысленно демонстрируя, что сила на его стороне.

– Чувак, чего ты кипятишься? Считай, что меня нет, – заныл панк, осознав, что для того, чтобы заглянуть в лицо Алексу, ему приходится вытягивать шею, – щас оденусь да пойду.

Он подобрал с пола свои джинсы, а футболка обнаружилась под до сих пор ничем не прикрытым телом Лили. Когда он потянул к себе футболку, Лили шевельнулась и открыла глаза.

– Укрой ее! – резко скомандовал Алекс, явно входя в роль наводящего ужас телохранителя. И Чокнутый Панк послушно натянул на Лили одеяло, так что виднелись лишь ее черные кудряшки.

– Что такое? – прохрипела Лили, делая усилие, чтобы снова не заснуть. Ее глаза остановились на мне – я стояла в дверном проеме, содрогаясь от негодования, потом на Алексе – он продолжал принимать воинственные позы – и, наконец, на Чокнутом Панке – этот старался поскорее зашнуровать свои яркие, синие с желтым, кроссовки и убраться отсюда к чертям, пока ему не намылили шею. Поздно. Она уже увидела его. – А это еще кто такой? – вопросила Лили, пытаясь подняться и даже не осознавая, что с нее слетело одеяло. Мы с Алексом инстинктивно отвернулись, пока она его поднимала, но Чокнутый Панк гадко ухмыльнулся и похотливо оглядел ее грудь.

– Ты что, малышка, не знаешь, кто я? – спросил он, и его сильный австралийский акцент с каждой секундой казался мне все более отвратительным. – А ночью знала.

Он направился к ней, явно намереваясь присесть на кровать, но Алекс схватил его за руку и потащил из комнаты.

– Вон. Сейчас же. Или я спущу тебя с лестницы, – командовал он сурово и жестко, гордясь собственной мужественностью.

Чокнутый Панк выдернул руку и закудахтал:

– Да ладно, я уж ушел. Лили, звякни мне как-нибудь, ты в постели что надо. – И он вышел в гостиную. За ним по пятам следовал Алекс. – Парень, да она сама ко мне прилипла, – успела услышать я прежде, чем захлопнулась входная дверь. Но Лили, похоже, ничего не слышала. Она натянула футболку и спустила ноги с кровати.

– Лили, что это за хмырь? Я таких придурков и не видела, да еще такой омерзительный.

Она медленно покачала головой, явно силясь вспомнить, когда же с ним познакомилась.

– Омерзительный. Да, ты права, понять не могу, как это случилось. Помню, ты ушла, а я болтала с таким милым парнишкой в костюме – мы пили калифорнийское вино, но почему-то маленькими рюмками, – а потом, потом…

– Лили, ты подумай, как ты должна была набраться, чтобы переспать с таким уродом, да еще привести его к нам в квартиру! – Я думала, что говорю очевидные вещи, но ее глаза удивленно расширились.

– Думаешь, я с ним переспала? – спросила она, отказываясь признавать очевидное.

Я вспомнила слова Алекса, сказанные несколько месяцев назад: Лили действительно пила слишком много, все признаки были налицо. Она то и дело пропускала занятия, побывала в «обезьяннике», а вот теперь привела домой такое страшилище, каких я в жизни не видела. Я вспомнила и то, как некий профессор оставил у нас на автоответчике сообщение, где говорилось, что, хотя контрольная работа Лили была великолепна, она пропустила слишком много занятий и слишком затянула со сдачей, чтобы ей поставили заслуженный высший балл. Я решила осторожно прощупать почву.

– Лили, милая, думаю, проблема ведь не в парне. Все дело в алкоголе.

Она принялась расчесывать волосы, и до меня наконец дошло, что было уже шесть вечера, а она только-только выбралась из постели. Лили не спорила, и я продолжала.

– Ты же знаешь, я не против выпивки, – мне хотелось поговорить с ней спокойно, – правда, я и сама не прочь выпить. Просто, может, в последнее время ты немножко выпустила это дело из-под контроля, понимаешь? Как твои занятия?

Она открыла рот, намереваясь что-то ответить, но в дверях появился Алекс и подал мне блеющий сотовый телефон.

– Это она, – сказал он и снова вышел.

Дьявол! У этой женщины просто талант на то, чтобы портить мне жизнь.

– Извини, – сказала я, глядя, как экранчик снова и снова высвечивает «МП-МОБ», – чтобы отчитать меня, ей хватает пары секунд, так что не забудь свою мысль.

Лили опустила щетку и смотрела, как я отвечаю.

– Офис… – снова допустила я свою вечную оговорку, – это Андреа, – поправилась я, готовясь к обороне.

– Ан-дре-а, вы знаете, что должны быть на месте в половине седьмого, не так ли? – без всякого перехода пролаяла она.

– Да, но вы же сказали, в семь часов. Мне еще нужно…

– Я сказала, в половине седьмого. И еще раз повторяю: в по-ло-ви-не седь-мо-го. Вам ясно?

Щелк. Конец связи. Я взглянула на часы: 6.05. Это уже интересно.

– Она хочет, чтоб я приехала через двадцать пять минут, – объявила я громко, ни к кому в частности не обращаясь.

На лице у Лили выразилось облегчение.

– Ну так давай соберем тебя.

– А с тобой мы не закончили. Что ты хотела сказать? – Это был нужный разговор, но нам обеим было понятно, что контакт уже прервался. Времени не было даже на душ, оставалось пятнадцать минут, чтобы одеться, а потом забраться в машину.

– Правда, Энди, тебе надо идти. Давай собирайся, потом поговорим.

И снова у меня не было другого выбора, кроме как в спешке, с колотящимся сердцем залезть в свое узкое платье, пройтись щеткой по волосам и попытаться совместить имена гостей с их фотографиями, которые Эмили так кстати распечатала заранее. Лили следила за разворачивающимся действом с легким весельем, но я знала, что она переживает из-за этого случая с Чокнутым Панком, и мне было плохо оттого, что я не могу поговорить с ней об этом прямо сейчас. Алекс говорил по телефону со своим братишкой – убеждал его, что тот и вправду слишком мал, чтоб ходить в кино на вечерние сеансы, и что их мама не проявляет никакой особенной жестокости, запрещая ему это делать.

Я поцеловала его в щеку, и он присвистнул; сказал, что поужинает с приятелями, но будет ждать моего звонка, если вдруг я захочу с ним встретиться. Ковыляя на высоченных каблуках, я побежала назад в спальню; Лили держала в руках что-то очень красивое из черного шелка. Я вопросительно посмотрела на нее.

– Платье для большого выхода, – пропела она и встряхнула платье как простыню, – пусть моя Энди ни в чем не уступает этим нуворишам из Каролины, которым будет сегодня прислуживать как простая официантка. Моя бабушка когда-то купила мне это на свадьбу Эрика. Не уверена, красивое оно или не очень, но оно вполне вечернее, и написано, что это Шанель, так что должно подойти. Я обняла ее.

– Пообещай мне, что, если Миранда прикончит меня за какую-нибудь оплошность, ты сожжешь это платье, а меня похоронишь в спортивном костюме. Пообещай мне!

– Ты классно выглядишь, Энди, правда. Никогда бы не подумала, что увижу тебя в вечернем платье от Оскара де ла Ренты и что ты пойдешь на банкет Миранды Пристли, но ты… вполне соответствуешь. А теперь иди.

Она подала мне бряцающую цепочкой слишком блестящую сумочку от «Юдит Либер» и встала у двери.

– Повеселись там как следует!

Машина уже подъехала, и Джон, который сегодня смотрелся особенно дико, присвистнул, когда водитель открыл мне дверцу.

– Дай им там как следует, красавица, – крикнул он мне вслед, усиленно подмигивая, – похоже, допоздна не увидимся!

Он понятия не имел, куда я еду, но уже и то утешало, что он не сомневался, что я вообще вернусь. Может, все не так страшно, думала я, усаживаясь на мягкое заднее сиденье лимузина. Но тут мне пришлось приподнять платье, ноги коснулись ледяной кожаной обивки, и по всему телу прошла дрожь. Нет, скорей уж все будет так паршиво, как ожидалось с самого начала.

Водитель выскочил из машины и побежал открывать мне дверь, но я вышла раньше, чем он успел это сделать. Я уже однажды бывала в Метрополитен-музее – с мамой и Джил мы тогда смотались на денек в Нью-Йорк «посмотреть достопримечательности». Не помню, что за экспонаты мы тогда видели, помню только бесконечную белую лестницу при входе, чувство, что на нее придется взбираться вечно, и то, как болели мои ноги в новых туфлях, когда мы все-таки добрались до верха.

Лестница была там же, где я видела ее в воспоминаниях, но в сумерках выглядела по-другому. Я привыкла к унылым и коротким зимним дням, и мне было странно, что уже половина седьмого, а небо только-только начинало темнеть. Этим вечером лестница выглядела по-королевски – нечасто такое увидишь. Она была красивее лестницы на площади Испании в Риме, красивее той, что ведет ко входу в библиотеку Колумбийского университета, красивее даже дух захватывающего подъема к Капитолию. Только взобравшись на десятую ступеньку этого белого великолепия, я поняла, сколько огорчений могут доставить такие вот шедевры. В чьем воспаленном воображении могла родиться мысль заставить женщину в узком платье до пола и в туфлях на шпильках карабкаться на эту Голгофу? Поскольку я не могла как следует возненавидеть архитектора – или даже тех, кто поручил ему эту работу, – я переложила всю тяжесть их ответственности на Миранду, которая в последнее время выступала в роли явной либо неявной виновницы всех моих несчастий.

До верха было, похоже, не меньше мили, и я мысленно унеслась в те далекие дни, когда у меня еще было время ходить в спортзал и крутить педали велотренажера. Инструкторша, смахивавшая на активистку гитлерюгенда, сидела на собственном миниатюрном велосипеде и выкрикивала команды отлично поставленным армейским стаккато: «Крутите, крутите, дышите, дышите! Ну же, возьмите эту высоту! Вы уже почти на вершине, не сбавляйте темпа! Сражайтесь не на жизнь, а на смерть!» Я закрыла глаза и представила, что бешено кручу педали, наезжаю на инструкторшу, но двигаюсь все-таки вверх, все время вверх. Ох, только бы не эта дикая боль во всей ступне – от мизинца до пятки. Еще десять ступенек, всего-то десять, Господи, неужели ноги у меня мокрые от крови? Неужели я так и явлюсь перед Мирандой – в потном платье от Оскара де ла Ренты и с окровавленными ногами? Пожалуйста, ведь я уже почти добралась, и вот я, – добралась! Конец. Вот так, наверное, чувствует себя спортсмен-легкоатлет, впервые становясь чемпионом мира. Я с наслаждением перевела дух, запретила себе даже думать о победной сигарете и поправила свой непритязательный макияж. Время быть леди.

Охранник открыл передо мной дверь, слегка поклонился и улыбнулся. Может, он подумал, что я одна из приглашенных?

– Добрый вечер, мисс. Вы, вероятно, Андреа. Илана попросила вас присесть вон там, она сейчас подойдет. – Он отвернулся и негромко произнес что-то в закрепленный на рукаве микрофон, а услышав ответ, закивал: – Да, вон там, мисс. Она сейчас будет.

Я оглядела огромный холл, но прихорашиваться и рассиживаться мне не хотелось. Да и когда еще у меня будет шанс побывать в Метрополитен-музее вот так – совершенно одной. Кассы были пусты, в залах темно, от чувства причастности к мировой истории и культуре захватывало дух, а от тишины шумело в ушах.

Пятнадцать минут я бродила по залам, старясь не уходить слишком далеко от бдительного агента охраны; заурядной наружности девушка в длинном темно-синем платье пересекла фойе и направилась ко мне. Меня поразило, что девушка на такой работе (организатор немузейных публичных мероприятий) может одеваться так скромно, и я почувствовала себя не в своей тарелке – словно провинциалка, вырядившаяся для светской тусовки в большом городе. И как это ни смешно и ни грустно, именно ею я и была. Илане же, напротив, и в голову не приходило сменить рабочую одежду на что-нибудь более эффектное, и, как я узнала позже, она этого никогда не делала.

«Да зачем? – смеялась она. – Ведь люди приходят сюда не на меня смотреть». Ее чистые русые волосы были уложены аккуратно, но без всяких изысков, а коричневые туфли-лодочки уже давно вышли из моды. Но голубые глаза Иланы так и светились добротой, и я сразу поняла, что она мне понравится.

– Вы, наверное, Илана, – сказала я, чувствуя, что в данной ситуации я в некотором роде старшая и должна взять инициативу в свои руки, – а меня зовут Андреа. Я секретарь Миранды и помогу вам чем смогу.

На ее лице отразилось такое облегчение, что мне стало интересно, что наговорила ей Миранда. Это могло быть все, что угодно, но я решила, что не обошлось без язвительных замечаний по поводу «серости экстерьера». Я содрогнулась, представив, как Миранда могла запугать ее, и искренне надеялась, что Илана не расплачется тут же, передо мной. Но вместо этого она простодушно взглянула на меня, придвинулась поближе и объявила, даже не слишком понизив голос:

– Ваша хозяйка настоящая стерва.

В первый момент я от неожиданности даже не нашлась что сказать.

– Ну да, она такая, – наконец подтвердила я, и мы обе покатились со смеху. – Давайте я буду что-нибудь делать. Миранда непременно узнает, что я уже здесь, так что мне нужно выглядеть занятой.

– Идем, я покажу тебе стол, – сказала она, направляясь по темному коридору в сторону экспозиции египетских древностей, – он потрясающий.

Мы вошли в небольшой зал размером приблизительно с теннисный корт, посередине которого стоял квадратный стол на двадцать четыре места. Да, это было достойно Роберта Айзабелла, устроителя великосветских приемов, мастера-виртуоза, который всегда исполнял свою партию безупречно, следуя моде, но не потакая ей, не избегая роскоши, но без показного блеска, был неизменно оригинальным, но не допускал излишней вычурности. Миранда настояла, чтобы всем занимался Роберт («Он вечно ноет, все ему, видите ли, не так, но лучше его никого нет»), а я видела его работу, когда шла подготовка к празднованию дня рождения близняшек. Он тогда умудрился превратить выдержанную в колониальном стиле гостиную Миранды в первоклассный клуб для подростков (с баром, где содовая подавалась в бокалах для мартини, замшевыми диванчиками и мозаичным танцполом на веранде); но это зрелище было поистине великолепным.

Все светилось белым. Прозрачный белый и белый матовый, яркий белый, глубокий белый, насыщенный белый.

Пышные букеты молочно-белых пионов, казалось, выросли из самого стола и были как раз такой высоты, чтобы не мешать разговору сидящих по разные стороны людей. Белый фарфор с белым же, но другого оттенка орнаментом покойно расположился на накрахмаленной белой скатерти, вокруг стола чинно выстроились белые дубовые стулья с высокими спинками и сиденьями из приторно-белой замши (на такую и не сядешь!), на полу расстилался роскошный белый ковер. Торжественные белые свечи в белых фарфоровых подсвечниках струили лучи откуда-то изнутри букетов (однако не поджигая их!), и весь стол был залит мягким, ненавязчивым белым светом. И лишь по стенам висели многоцветные свитки: яркая, сочная синева, зелень, золото – сцены из жизни Древнего Египта. Белоснежный стол был намеренным, продуманным контрастом с этими бесценными полотнами, и это делало всю картину поистине совершенной.

Я вертела головой, впитывая этот контраст белого и цвета (ну Роберт, он и вправду гений!), и тут я увидела красную фигуру. Прямая и тонкая, как стрела, в красном, расшитом бисером платье от Шанель, заказанном специально для этого вечера, подогнанном по фигуре и прошедшем профилактическую обработку, в полутемном углу стояла Миранда.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26