Анджей без труда выяснил, что Лешек после обеда удалился в свой номер и еще не выходил оттуда, так что пришлось отложить знакомство с парнем до ужина. А пока он решил просто пройтись по берегу озера и на всякий случай произвести рекогносцировку. Расположенные в сотне метров от отеля щитовые домики казались крайней точкой небольшого туристического комплекса, Грошек сразу направился к ним.
      Строения оказались пусты. Да и осматривать там, собственно, было нечего – обратные стены домиков пан Пеперик давно закрасил зеленой краской.
      Тогда Грошек быстро разделся, подтянул к поясу длинные, почти до колен, трусы и полез в воду. Минут десять он самозабвенно кувыркался около берега, то ныряя, то распластываясь поплавком на идеально ровной поверхности озера. «Ну, когда бы еще довелось так славно искупнуться?» – с удовлетворением думал он, отфыркиваясь. – «Ведь даже на уик-энд не всегда удается выбраться в пригород! А здесь девственная природа, да и сервис не хуже столичного…»
      Правда, не обошлось без конфуза – с берега вдруг раздался чей-то громкий голос. Грошек еле проморгался и с удивлением уставился на сухопарую даму в бежевом платье.
      – Вода холодная? – повторила вопрос женщина. – Не боитесь простудиться, молодой человек?
      Самой ей было лет около пятидесяти, то есть, она была всего лет на десять старше Анджея, однако вела себя с ним как воспитательница детского сада, вознамерившаяся отчитать непослушного карапуза. Пришлось вылезать из воды в полном смущении от своего непрезентабельного вида.
      Быстро схватившись за полотенце, Грошек прикрыл им обвислые мокрые трусы и голые коленки.
      – Я бы посоветовал вам самой искупнуться, – пробурчал он. – Закаливание полезно для здоровья… Пани Фелиция, если не ошибаюсь?
      Не удостоив Анджея ответом, дама все же сменила гнев на милость и манерно произнесла:
      – Геленка сказала, что к нам пожаловал еще один столичный гость. Сотрудник музея! Вы даже не представляете, как приятно встретить в этой глуши образованного человека, с которым можно поговорить об искусстве. Пан Ольшанский с дочерью вечно заняты, а больше здесь и перемолвиться не с кем. Надеюсь, вы уделите мне немного времени?
      – Прямо сейчас? – понуро осведомился Грошек.
      – Нет-нет, – отозвалась пани Фелиция, одаривая его своей любезностью. – Может быть, после ужина?.. Или завтра?..
      – Хорошо, – согласился Анджей, понимая, что разговора все равно не избежать, – после ужина!
      Он быстро влез в спортивную майку и вознамерился удалиться в свой номер. Но не тут-то было!
      – Не могли бы вы, пан Грошек, – проворковала художница, – помочь мне с мольбертом? А то одной мне с ним никак не справиться…
      Пришлось тащиться за дамой в бежевом платье к треноге. Подцепив деревянную конструкцию плечом, Анджей поплелся к особняку.
      Идущая рядом пани Фелиция по пути посетовала, что сегодня она так и не закончила акварель, потом пожаловалась на неудобство работы с мольбертом, который специально для неё сколотил молодой пан Лучинский, после чего энергично поинтересовалась:
      – Скажите, пан Грошек, а у вас в столице можно найти приличный этюдник?
      «Час от часу не легче!» – огорчился про себя детектив. – «Как бы не попасть с этими заумными терминами от искусства впросак. Что же это такое, этюдник? Место для этюдов, что ли?» Слово было знакомое, но дать ему точное определение оказалось нелегко. Тогда Грошек мысленно послал все дефиниции к черту и вслух доверительно сообщил своей спутнице:
      – Увы, мадам! Всю столицу перекопали – новые станции метро пускают! Так что, какие там этюдники…
      Пани Фелиция как-то странно на него посмотрела – видимо, ответ её сильно озадачил. Впрочем, она не стала выяснять подробности и даже понимающе кивнула в ответ.
      Когда они подошли к пансионату, Анджей без промедления свалил с плеча треногу и поставил её на террасу перед входом в здание. Через полминуты он уже был у себя в номере.
      За следующие два часа Грошек изрядно проголодался, дожидаясь ужина, так что он одним из первых спустился на первый этаж за своей порцией калорий.
      Внизу собрались все проживающие в особняке, за исключением Пеперика и его жены. Основной подозреваемый Лешек явился в гостиную последним, молча уселся за общий обеденный стол и принялся тыкать вилкой в овощное рагу, отодвигая золотистые кольца лука к самому краю тарелки.
      Парню на вид было лет под тридцать. Жиденькая бородка и усики привносили в его иисусообразный облик немного солидности, поэтому он казался значительно старше своего возраста, на самом же деле ему было лет не более двадцати пяти. Вот только тяжелый взгляд из-под насупленных бровей и стиснутые полные губы никак не вязались с ликом Христа. «Иуда на тайной вечере!» – неожиданно подумал про себя Грошек, поражаясь сходству парня с печально известным библейским персонажем.
      Супружеская чета из Австрии, наоборот, почти не привлекла внимания детектива. Герр Хайнштайн оказался вполне заурядным западным туристом, пожаловавшим в дебри Полессья за новыми впечатлениями, а его супруга – миловидная особа с глазами испуганной серны и прической в виде конского хвоста – вообще, присела за стол с отрешенным видом, как будто вокруг неё не было ни души. И муж и жена перебросились отрывистыми фразами, из которых Грошек выудил всего два знакомых слова: «Данке!» и «Гут!», после чего парочка с немецкой пунктуальностью стала поглощать пищу, в то время, как в гостиной завязалась оживленная беседа.
      Инициатором разговора стала пани Фелиция, поинтересовавшаяся у пана Ольшанского, почему к ужину не вышла его дочь.
      – Я отправил Басю домой, – поделился новостью профессор и добавил, словно оправдываясь: – В её присутствии здесь больше нет необходимости. Остальную работу я доделаю сам…
      – Удалось что-нибудь разобрать из последних документов? – добродушно поинтересовалась пани Лучинская на правах хозяйки дома. – Мы с удовольствием послушали какую-нибудь таинственную легенду, связанную с этими местами. Кажется, вы говорили, замок Тирберг принадлежал Тевтонскому Ордену? Как это романтично – средневековые рыцари, турниры в честь прекрасных дам…
      Ученый в ответ покачал головой и заметил с печалью в голосе:
      – Слишком женский взгляд на историю, пани Геленка! Пребывание рыцарей Тевтонского Ордена на земле пруссов и литов – это не великосветские балы, а несколько веков беспощадной и кровопролитной борьбы. Это эпоха завоеваний, зверских расправ и грабежей. Культ силы и веры! Христос для всех, рай – для избранных!..
      Профессор на мгновение умолк, после чего продолжил исторический экскурс в прошлое:
      – Видите ли, Тевтонский Орден, или точнее «Рыцарский Орден госпиталя Святой Марии Немецкой в Иерусалиме», был создан в Палестине в разгар крестовых походов. Он являлся землячеством немецких дворян и занимался лечением рыцарей, раненых в сражениях с мусульманами. Но к началу тринадцатого века Иерусалимское королевство стало приходить в упадок, и братья Ордена перебрались в Европу, куда их позвал венгерский король Анджей для борьбы с половцами. Чуть позже мазовецкий князь Конрад предложил крестоносцам осесть в Хельминской земле, чтобы отбивать набеги пруссов с севера. Император священной Римской Империи и сам римский папа благословили этот призыв, так что покорение прусских территорий приобрело почти легитимный характер. Укореняясь на новых землях, Тевтонский Орден начал возводить замки, переманивать на свою сторону местных вождей, вводить христианские порядки. «Новообращенных» знатных пруссов немцы прозвали витингами… Раздробленная на союзы Пруссия не сразу дала отпор завоевателям – только через три десятилетия вспыхнула настоящая освободительная война. Она вошла в историю как «Великое восстание пруссов». Великий магистр Ордена Хельдрунген жестоко расправился с мятежниками, потеряв при этом больше половины своей армии. Позже Лондмейстер Пруссии Конрад Тиерберг возглавил очередной военный поход в окрестные земли и разослал несколько отрядов на восток от крепости Кенигсберг. Основной удар пришелся по скальвам, проживавшим на берегах Немана. Селения Раманита и Рамиге были разгромлены, защитники перебиты, женщины и дети угнаны в плен. Остальные скальвы подались в леса, не в силах противостоять крупному соединению из нескольких десятков рыцарей и тысячи пехотинцев. О жестокости завоевателей свидетельствует документ, который я обнаружил в подвале и с помощью Баси перевел с древненемецкого. Это донесение рыцаря Георга Штаццера, возглавлявшего южный отряд, магистру Тевтонского Ордена. Если изволите, то я зачитаю некоторые места…
      – Очень интересно! – оживился Лешек. – Ведь этот отряд, должно быть, действовал где-то поблизости…
      – Совершенно верно, – кивнул профессор. – До прихода сюда братьев Ордена и поляков эта земля принадлежала пруссам. Точнее, витингу Хелворгу. Об этом говорится в документе…
      Пан Ольшанский вытащил из кармана пиджака небольшую записную книжку с тисненой обложкой и, покопавшись в ней, перешел на декламацию:
      – … Из шести рыцарей в бою с язычниками пали Теодор Малькрафт и доблестный Готхольд из Бремена. Потери среди кнехтов исчисляются двумя десятками. В Надровии отряд повернул на юг и, следуя приказу Лондмейстера, вышел к Бончееву озеру…
      Регведа, семнадцатилетняя дочь покойного витинга Хелворга, встретила отряд с подобающими почестями и отвела для него лучшие строения в своей бревенчатой крепости. Здесь же мы пополнили запас провианта, поскольку угнанные коровы по дороге сдохли и мясо протухло…
      Согласно Вашего распоряжения не доверять витингам и их людям, мною был произведен тщательный осмотр жилых домов и хозяйственных построек. Мятежников в них мы не нашли. Однако Ингвард, наш преданный друг, подслушал разговор Регведы со служанкой и догадался, что в поселении находятся чужие. В погребах бревенчатой крепости мы действительно обнаружили восьмерых раненых воинов-язычников с оружием. Их там укрыла Регведа. По моему приказу все язычники были схвачены и убиты во дворе крепости. Регведа, дочь покойного Хелворга, увидев это, призвала своих людей к сопротивлению. В бою наш отряд потерял еще одного рыцаря, Рутвольта из Любека, а также двенадцать кнехтов…
      Следуя Вашим указаниям, я не оставил в живых ни одного жителя поселения. Надеюсь, Бог простит их заблудшие души. Регведа предана мною очистительному костру… In secula seculorum, amen!..
      – Неужели это было на самом деле? – после небольшой паузы вымолвила пани Лучинская срывающимся голосом. – Как это ужасно! Замучили бедную девушку!
      – Такие времена были, деточка, – нравоучительно произнесла пани Фелиция. – Мужчины изначально склонны к насилию, поэтому развитие цивилизации – это непрерывная война между ними за право обладания этим миром. Они же формируют и свой мужской взгляд на историю, признавая за собой исключительное право распоряжаться судьбами всех людей, в том числе и женщин, природою созданных для любви и милосердия…
      Небольшой провокационный монолог не вызвал у присутствующих в зале мужчин даже попыток к протесту. Вероятно, в этот момент все они сознавали ту пропасть, что разделяла безжалостного рыцаря-латника и юную девушку, осмелившуюся встать у него на пути.
      Неловкую ситуацию разрядил герр Хайнштайн, заявивший с сильным немецким акцентом:
      – Надеюсь, вы понимаете, что Австрия не имеет к этому никакого отношения!
      Его иронично-извинительный тон пришелся по вкусу Грошеку. В конце концов, по прошествии восьми веков легко рассуждать о нравах, царивших в давние времена. А ведь слепая вера и нетерпимость испепелили в прямом смысле не только Регведу, но и тысячи достойных мужей Европы, включая и вероотступника Джордано Бруно и отцов-реформаторов церкви. К простолюдинам же и иноверцам средневековая знать вообще относилась как к скоту, не принимая их за равных себе. И причина тут не в каком-то особом шовинизме, а в тех конкретных политических и экономических интересах, которые отстаивали сильные мира сего.
      – Именно на месте поселения пруссов Тевтонским Орденом был возведен замок Тирберг, – поведал между тем профессор. – Не исключено, пани Лучинская, что территория, на которой находится ваш пансионат, будет объявлена археологическим памятником. Возможно, здесь даже будут произведены раскопки. Впрочем, вряд ли от этого ваш бизнес пострадает. Скорее, наоборот, только выиграет…
      – Главное, чтобы не пострадало приведение, которое пан профессор видел в подвале, – то ли в шутку, то ли в серьез заметил пан Рушальский. – Было бы крайне неприятно лишиться такого эксклюзивного экспоната!
      Гелена Лучинская вдруг оживилась и медленно проговорила, обращаясь ко всем сразу:
      – А, может, призрак – это неупокоенный дух той самой Регведы?
      Наконец-то и Грошек решился вступить в беседу. Момент для этого оказался подходящий.
      – Возможно, пан Ольшанский стал жертвой обыкновенной иллюзии? – произнес он и краем глаза уставился на Лешека. – Мозг иногда вытворяет такие штуки, что сразу и не разберешь, явь это или помутнение сознания, вызванное, например, утомлением. Вот, если бы кто-нибудь еще видел эту загадочную фигуру…
      Реакция молодого человека на последнюю фразу повергла Грошека в уныние – парень отнесся к словам детектива чересчур спокойно. А ведь, если бы он стоял за странным розыгрышем, то, наверное, не упустил бы случая подтвердить, что и сам наблюдал нечто похожее на мистический фантом из подвала. Но Лешек промолчал. Он вообще за полчаса почти не обмолвился ни единым словом, не считая приветствия и короткого замечания по поводу древнего документа. И исчез он из гостиной незаметно для всех – наверное, поднялся опять к себе в номер.
      После ужина супружеская чета Хайнштайнов направилась к Пеперику договариваться насчет очередной конной прогулки, Рушальский подался на берег озера, а Гелена Лучинская отбыла в Станички по каким-то хозяйственным делам.
      Пани Фелиция, призывно посмотрев на Анджея, вышла на террасу.
      – Как вам наша полусемейная обстановка, пан Грошек? – осведомилась она и уселась в кресло, доставая из сумочки пачку сигарет. – Не правда ли, внешне все они приятные и вполне респектабельные люди? Но должна вам сказать, что это не совсем так! В пансионате завелся воришка!
      – Почему вы так решили, пани Фелиция? – как можно обходительнее поинтересовался Анджей, услужливо щелкая зажигалкой.
      Женщина не стала лукавить или набивать себе цену. Она прикурила, скользнула взглядом по сторонам – не подслушивает ли кто-нибудь её, после чего негромко сообщила детективу:
      – У меня кто-то стащил тюбик с краской! Не бог весть, какая потеря, но это просто возмутительно, ведь не исключено, что вор рылся и в остальных моих вещах!..
      – Да, – поразмыслив, согласился Грошек, – случай неординарный…
      Догадаться, что злоумышленник позаимствовал тюбик с краской из номера художницы, чтобы нарисовать в спальне профессора бога смерти Яму, было несложно. Вот только почему этот горе-художник не воспользовался другими подручными средствами? Карандашом, например, или чем-нибудь еще… Женщине, вероятно, было бы намного проще достать из косметички губную помаду и с её помощью разукрасить всю стену. Значит, логично было предположить, что похитителем тюбика с краской все-таки был мужчина. Впрочем, далеко не факт, решил Грошек. Ведь женщина могла опасаться, что её довольно легко разоблачат – например, по цвету губной помады – поэтому она и пошла на мелкое преступление, которое, в общем-то, даже воровством назвать нельзя.