Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2

ModernLib.Net / История / Велидов А. / Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 - Чтение (стр. 13)
Автор: Велидов А.
Жанр: История

 

 


Указывалось на недовольство их Советской властью, но и в то же время совещания не показывали противоположных симпатий. Котляревский, бывший в июле в деревне (в Московской губернии), указывал, что недовольство у крестьян чувствуется главным образом наборами и мерами против дезертирства, отчасти и советскими хозяйствами, но что ему не приходилось слышать пожеланий прихода Деникина; если бы пришлось выбирать, он думает, что большое большинство в деревне этих местностей стояло бы за Советскую власть. То же приблизительно сообщалось и относительно рабочих: в конце концов и их недовольство Советской властью не принципиальное, а практическое, вызванное прежде всего продовольственными трудностями. Нельзя придавать серьезного значения тому, что большевистские ораторы на митингах, на отдельных фабриках и заводах встречали несочувствие и осуждение аудитории. По-видимому, уменьшалось и дезертирство, против которого, правда, явно Советская власть выступила с мерами суровыми и даже беспощадными.
      Очень чувствовался недостаток информации относительно иностранных дел. В каком отношении находятся европейские государства к гражданской войне, раздирающей Россию, какое участие склонны они в ней принять? Муравьев особенно указывал, что «Известия ВЦИК» дают в общем верную, хотя, конечно, одностороннюю картину. Нужно только более вчитываться в отдельные сообщения, их сопоставлять, вообще применять известный критический метод, что он и делал.
      По-видимому, на Юге продолжалось охлаждение к французам и тяготение к англичанам, которые поддерживали денежными средствами и снабжением всякого рода Деникина. Разочарование во французах у военных пробуждало немецкие симпатии, которые, однако, не встречали никакого отклика в высшем командном составе; вероятно, там опасались поссориться с англичанами. Общее же впечатление было такое, что в русском вопросе державы ни к чему определенному до сих нор не пришли. Непонятно было, почему они признали «верховным правителем» Колчака (даже Америка, которая так долго в этом вопросе колебалась), когда он уже стал терпеть решительные поражения. Всего определеннее все-таки казалось отношение правительства Ллойд Джорджа. По Москве ходил перевод его парламентской речи, где он говорил об активной интервенции в русские дела. Неизвестно было, насколько это перевод, а не апокриф, так как английского текста никто не видел. Но вообще и здесь, по Москве, ходили фантастические слухи, и они достигали совещания НЦ. Их также обычно передавал Щепкин, оговаривая сомнения в их достоверности.
      Однако и он был склонен поверить слуху о начале враждебных действий со стороны Германии против Советской России на основании неопубликованного в России параграфа Версальского договора, по которому на Германию возлагается обязанность восстановить порядок в России. Понимая хотя бы несколько отношения между Германией и Антантой в это время, нельзя было не видеть здесь явной выдумки. Кроме того, полный текст Версальского договора был напечатан в номере «Тайме», который находился в читальне Народного комиссариата иностранных дел, и там можно было воочию убедиться, чго никакого подобного параграфа не имеется. Далее Щепкин указывал на ту тревогу, которую вызывают в Англии планы Советской власти в Азии, широкая пропаганда советского строя, которая там ведется из России на местных языках, политика Советской власти в Персии и особенно в Афганистане, приемы представителей народов Индии и Китая. Об этом он говорил довольно подробно, как бы придавая большое значение. Впоследствии выяснилось, что у Щепкина летом 1919 года были сношения с представителем английского правительства в России (Полем Дюксом), и, быть может, здесь отразились указания этого представителя. Но возможно и то, что Щепкин здесь просто делал вывод из данных, которые печатались в «Известиях». Могло, действительно, казаться, что страх перед русско-большевистским влиянием на Востоке вообще заставит их более энергично действовать в русском вопросе. Были также данные, что в иностранных кругах, расположенных так или иначе помогать в борьбе с большевиками в России, существует большое опасение реакции, которую принесет победа Деникина. В совещании «Центра» читалось опубликованное в «Правде» письмо князя Львова, председателя Русского комитета в Париже, к Деникину, где Львов, предостерегая его против реакционеров, советовал привлечь в правительство социалистов и т. д.; иначе друзья Добровольческой армии за границей могут оказаться совсем бессильными. Ответ Деникина, также напечатанный в «Правде», был весьма сух. Быть может, он в это время больше интересовался поддержкой Англии, чем Франции, где эти опасения перед грядущей русской реакцией были особенно сильны, как и в Америке, которая вообще держалась иного взгляда на внутреннее положение в России, чем Англия и Франция. Каких-либо известий о деятельности Русского комитета в Париже и подобных ему русских эмигрантских организаций не было. Лишь из «Известий ВЦИК» можно было узнать, что Струве входит в парижский комитет в качестве представителя НЦ. Кто его назначил, было неизвестно. Вероятно, южане, о чем, впрочем, они не извещали.
      В этой связи вставал другой вопрос, на который обращал особое внимание Муравьев. По-видимому, восстановление единства России в смысле возвращения ее к довоенным границам не входило в виды союзников. Независимость Польши стала совершившимся фактом, но кроме нее, державы признали независимость Финляндии и склонны были признать независимость Прибалтийских государств и Закавказья, даже брали под свою защиту самостийность Украины и поощряли виды Румынии на Бессарабию. Ни Франция, ни Англия вовсе не заинтересованы в особом усилении России, когда Германия для них уже неопасна. Муравьев говорил, что с этим русское общество обязано бороться совершенно независимо от своих отношений к большевизму и Советской власти. Совершенно недопустимо, чтобы успехи во внутренней борьбе покупались ценою расчленения России. При таком ходе дел сама Советская власть обращается в хранительницу нашего государственного единства, и тогда ее должны поддерживать и те, кто в очень многом другом против нее. Эти мысли поддерживал и Котляревский. Он только указывал, что различные части России находятся тут в различном положении. Независимость Финляндии есть тоже совершившийся факт. Его признала и Европа, и Советская власть. Независимость Прибалтики не может быть прочной. Ни Эстония, ни даже Латвия, ни, особенно, Литва не могут сделаться действительными независимыми государствами. Они соединятся или с Германией, или с Польшей, или с Россией, что для них всего естественнее, в особенности при проведении в государственную жизнь России федеративных начал.
      Гораздо опаснее отторжение Закавказья и виды англичан на Туркестан. Одна потеря Баку наносит непоправимый удар русскому народному хозяйству. Вообще, наши политические и экономические интересы ориентированы сейчас больше на Юг и на Восток, чем на Запад. И с этим надо считаться и в оценке этого значения, которое представляют для России различные ее бывшие окраины. Поэтому было бы так важно вернуть к единству с Россией Грузию и Азербайджан, что опять-таки требует политики признания широких прав за всеми народностями России при сохранении ее государственного единства. По поводу Польши Котляревский сообщил свой разговор с Венцковским, польским уполномоченным, у которого он был по делам Великого Северного пути. Из этого разговора выходило, что в Польше есть довольно сильное течение в пользу расширения ее границ к востоку за счет не только Литвы, но и белорусских областей – стремление к границам по Западной Двине и Березине, и даже по Днепру. И это стремление находит поддержку во Франции: французы не прочь были бы дать полякам границы 1772 года. Поэтому они сочувствуют движению польской эмиграции на восток. Сам Венцковский вовсе не солидаризировался с этим течением, говоря о своих симпатиях к России; относился с большим уважением к Чичерину, но указанные выводы из его слов можно было сделать. Котляревский доказывал ему, что подобная политика неминуемо толкает Россию на сближение с Германией. И Герасимов, и Муравьев, и Трубецкой, и Кольцов говорили, что такие планы французской политики должны встретить самое резкое осуждение в России. Масса белорусского населения тяготеет к России, а не к Польше. Муравьев и Кольцов особенно указывали, что в борьбе с Польшей сама Советская власть будет осуществлять общенациональные начала.
      Все эти известия показывали, насколько запутан с международной стороны русский вопрос. Власть, насажденная в России поддержкой Антанты, несомненно, будет находиться под ее влиянием и в полной от нее зависимости. С другой стороны, и Деникин, и Колчак эту поддержку получали если не в смысле человеческого материала, то деньгами, вооружением всякого рода, снабжением и т. д. Гражданская война неразрывно сплеталась с борьбой международной. Тут создавалась тяжкая проблема для всякого, кто ради устранения большевистской власти не шел с легким сердцем на иностранное вмешательство. Для совещания, по крайней мере, его большого большинства, становилось все яснее, что возрождение России может быть лишь результатом внутреннего развития, а не внешнего воздействия. У всех был в памяти опыт Скоропадского. С другой стороны, совещание теперь уже было свободно от идеализации Антанты, особенно после Версальского мира. О сближении с Германией говорили и Муравьев, и Котляревский, и Трубецкой. Никакой предвзятой враждебности к Германии, которая так сильна была в НЦ при его основании, не было. Все это, конечно, являлось лишь мнением отдельного кружка, ибо в это время всякая связь с НЦ на Юге прекратилась. Неизвестно было, как он организован, из кого состоит, в каких отношениях находится с к.-д. (по-видимому, ранее эти отношения были весьма близки), с СВ и другими организациями. По отдельным, правда, весьма запоздалым сведениям можно было заключить, однако, что у отдельных его членов, особенно у Федорова, несмотря на эти разочарования, принесенные французами, сохранилась старая вера в Антанту. Уход французов из Одессы, действия в Крыму, нежелание помочь беженцам из русской буржуазии – все это казалось ему мимолетным недоразумением: более же всего он опасался, что подобные недоразумения пробудят на Юге германофильские настроения.
      По-прежнему для него Германия представлялась исконным врагом. Конечно, здесь нужно было принять во внимание и другое: южане, стоящие более или менее близко около Добровольческой армии и видящие оказываемую ей англичанами помощь, могли опасаться, что всякие немецкие симпатии могут совершенно изменить готовность англичан.
      Этот период закончился арестом Щепкина, который произошел 28–29 августа. В сущности говоря, здесь оканчивается история московских совещаний НЦ даже внешним образом; правильных совещаний после этого не было, некоторые члены совсем их не посещали, и, по-видимому, не было даже для них содержания. Некоторое время продолжал действовать «Тактический центр», но военные организации были разгромлены, положение в Москве чрезвычайно обострилось после расстрела Щепкина и взрыва в Леонтьевском переулке. Впрочем, «Тактический центр» же давно совершенно отделился от совещаний НЦ и вел обособленное от них, как, вероятно, и от СОД и СВ, существование. Но для НЦ арест Щепкина имел и огромное внутреннее значение.
      Данные, опубликованные в связи с арестом Щепкина, и позднейшее разоблачение показали всю широту его военных связей. Это были его личные связи. Можно сказать категорически, что совещание НЦ, как таковое, никакого отношения к военному заговору не имело. Эти военные связи были ему неизвестны, как неизвестно и участие целого ряда лиц, арестованных вместе со Щепкиным и оказывавших ему техническое содействие, – Алферова, Волкова, братьев Астровых и т. д. Относительно Алферова члены совещания, знавшие его ближе, были уверены в его совершенной непричастности (до такой степени он казался вообще далеким от всякой политики), и долгое время они оставались под впечатлением, что здесь имела место какая-то роковая судебная ошибка. Создавалось впечатление, что НЦ – мощная организация, опирающаяся на значительные военные силы и снабжаемая большими средствами, которых эти силы требовали. В действительности фирма НЦ была связана с совершенно различными организациями, которые друг друга не знали, да и по самому духу были достаточно далеки друг от друга. Но их связывала личность Щепкина. Несомненно, он был выдающийся организатор. Даже на совещаниях НЦ можно было наблюдать, как он умел приводить к единству взгляды и положения достаточно противоположные. Он был не только руководителем НЦ, он, в сущности говоря, и составлял его ядро. Можно, конечно, сказать, что отдельные члены совещания НЦ, как Шипов, и отчасти Герасимов, вошедший в «Тактический центр», более других могли считаться входящими в такое ядро. Но все же значение Щепкина оставалось совершенно преобладающим даже и при наличности «Тактического центра», где был такой сильный, авторитетный человек, как Леонтьев. Вероятно, Щепкин во многом давал тон и «Союзу возрождения», будучи неизмеримо крупнее Мельгунова, и, быть может, этим объясняется, что в Москве НЦ и СВ, довольно разнородные по составу, как-то не сталкивались наподобие того, что происходило на Юге.
      Лишь благодаря Щепкину НЦ мог совмещать такие разнообразные формы деятельности – от почти чистого академизма до военного заговора. Это было бы невозможным, если бы во главе его остался Шипов с его принципиальностью, непоколебимыми убеждениями, которые принимали облик религиозной веры, с малой способностью при всей его личной терпимости представлять себе чуждые ему точки зрения и чуждую психологию. Понятно, что НЦ его не удовлетворил, не удовлетворял и образ действий Щепкина. Понятен и психологически, с другой стороны, и этот последний образ действий. У Щепкина был свой личный план разрешения русского кризиса, который он вовсе не считал нужным подвергать коллективным обсуждениям. Будучи вообще большим скептиком, он не ожидал многого от таких обсуждений, и в смысле консервативном он не хотел этого делать – не раз он высказывался, что русские вообще плохие конспираторы и не умеют молчать. Замечательно, что вместе с этим собственные совещания НЦ он вовсе не стремился обставлять какой-либо конспиративностью, охотно шел на присутствие лиц, могущих в качестве специалистов известного вопроса принять участие в прениях, и т. п. Беря на себя осуществление своего плана с наиболее опасной стороны, в смысле сношения с военной средой и ее организацией, он заранее брал на себя и все возможные последствия. Часто выражалось удивление, что Щепкин был до такой степени неосторожным, как это обнаружилось при его аресте. Ужели он не предвидел его возможность? Думается, что неосторожность была своего рода фатализмом, который он себе позволял, полагая, что, никого не посвящая в свои действия, он никого и не подведет. Могли тут сказаться и личные обстоятельства. Осенью 1918 года он потерял жену. Эта смерть, по рассказам лиц, близко его знающих, очень его потрясла, и он не раз говорил, что и по своему возрасту и по самочувствию жизнью он не дорожит. Правда, на людях он был бодр, спокоен, даже весел, но все это могло быть внешностью. Он всегда хорошо владел собою, и знавшие близко его люди говорили, что он умеет принимать на себя различные роли – способность, которую он получил как бы по наследству от своего предка знаменитого актера Щепкина.
      С другой стороны, можно себе представить, какое впечатление произвели на участников совещания, и в особенности на тех, кто не входил в «Тактический центр», данные, обнаружившиеся в связи с арестом и гибелью Щепкина. Они увидали, около какой пропасти они стояли. Действовал здесь, конечно, и простой инстинкт самосохранения, но действовало и сознание, что работа НЦ пошла по совсем иному пути, чем это им представлялось, а между тем хотя бы моральная ответственность остается, и это одно приостанавливало всякую дальнейшую работу. Если бы они видели смысл НЦ в том, чтобы каким угодно путем устранилась Советская власть в Центральной России, то казалось, именно теперь перед НЦ открывались широкие перспективы. В короткое время Добровольческая армия заняла Киев, Курск, Воронеж, Орел, дошла в пределы Тульской губернии, которая смежна с Московской. На севере войска Юденича подходили к Петербургу. Но эти успехи не дали никакого толчка совещанию и не подействовали на его членов. А вслед за этим с конца октября начинается полный неуспех белых и на юге, и на севере и быстрое продвижение Красной Армии и здесь, и там, и в глубь Сибири. Уже в конце 1919 года исход гражданской войны определился. Победила Советская Россия. Среди тех кругов, которые всего ожидали от прихода Деникина в Москву, уже наступило полное разочарование. Они готовы всячески были бранить Деникина за его неспособность, за то, что он, не взвесив своих сил, бросился в авантюру. В то же время они жадно прислушивались к известиям с Западного фронта и к слухам о предстоящем наступлении польских войск – не придет ли избавление отсюда?
      Гражданской войне виден был конец, крах, но перед Россией, особенно Центральной, особенно перед русским городом, вставали другие бедствия: голод, холод, полное расстройство транспорта, паралич промышленной жизни. С востока приходили ужасающие вести о распространении сыпного тифа. Приходилось уже бороться не с политическими или классовыми противниками, а с самой природой. Быть может, самые эти стихийные бедствия смягчали старую вражду. Чувствовалось, что спасти может лишь общая, самая напряженная работа, спасать приходилось уже физическую жизнь – свою и своих близких.
      Наконец, и внешнее положение России изменилось. В январе 1920 года было опубликовано решение держав снять блокаду. Решение, правда, обставленное рядом оговорок о признании Советской власти, об ограниченных формах и размерах товарообмена. Но все же здесь пробивалась брешь в блокаде, которая являлась одним из основных условий бедственного состояния России. То, что могло быть достигнуто еще в начале 1919 года, когда встал вопрос о Принцевых островах, то начало осуществляться после года гражданской войны и всяческого разрушения.
      Совещания НЦ в то время не было. Но прежние его сочлены встречались и обменивались мыслями. У большинства из них уже раньше сложилось убеждение, что русская интеллигенция вообще должна встать в совершенно лояльное отношение с Советской властью и вложиться в действительную созидательную работу. Военные успехи Деникина при установившейся политической обстановке не могли разрешить русского кризиса и только бы до бесконечности затянули бы гражданскую войну. Впрочем, эти успехи скоро кончились. Наступление же поляков есть прежде всего наступление на Россию и должно быть всеми русскими гражданами встречено как таковое. Чувство долга перед Россией с ее тяжкими бедствиями должно превозмочь всякие антипатии к большевизму. Впрочем, большевизм сам эволюционирует в направлении государственности, и эта эволюция пойдет тем быстрее и прочнее, чем скорее кончится гражданская война, прекратятся разговоры, прекратятся всякие виды сознательного и бессознательного саботажа. В настоящее время в России плодотворно можно работать лишь при известном лояльном отношении к Советской власти. Нейтралитет здесь неосуществим. Эта власть слишком связана со всеми сторонами не только государственной, но и народной жизни. Самый опыт работы в советских учреждениях некоторых членов бывшего совещания НЦ мог их убедить, что здесь есть достаточно широкое поле для применения своих сил. А общение с коммунистами важно не только для целей работы: здесь могут устраниться много недоразумений, и обе стороны лучше поймут и узнают друг друга.
      К подобным взглядам пришли Муравьев, Котляревский, Фельдштейн и Кольцов. Одни раньше, другие позже. Практически это особенно проявилось в связи с вступлением Муравьева в Комиссариат иностранных дел, куда он был приглашен Чичериным и Караханом. Среди его знакомых некоторые находили этот шаг своего рода капитуляцией, признанием солидарности с внешней политикой Советской власти. По этому поводу члены бывшего совещания – Герасимов, Трубецкой, Муравьев, Котляревский, Кольцов и Фельдштейн – решили обменяться мнениями. Тут обнаружились значительные разногласия. Муравьев энергично отстаивал принципиальную правильность своего шага (ибо внешняя политика Советской власти есть в настоящее время русская внешняя политика) и вместе с тем необходимость вообще стать на новый путь не только для отдельных лиц, которые это и сделали, а вообще для кругов, из которых вышел НЦ. Его поддерживали Кольцов, Котляревский и Фельдштейн. Весьма возможно, что при дальнейших разговорах с ними в известных пределах согласились бы и возражавшие, особенно Трубецкой, который признавал серьезность доводов и за последнее время сам не чужд был больших сомнений в этом вопросе. Но разговор остался незаконченным потому, что разные случайности задержали новую встречу, а затем все эти лица в феврале были арестованы. Конечно, эти разговоры тоже не были формальными совещаниями НЦ. Последних тогда вообще не происходило. Правда, не было формального закрытия, но оно представлялось и неосуществимым (в каких, собственно, формах оно могло произойти?), да и ненужным. Оставалось несколько лиц, которые принимали раньше участие в этих совещаниях и которые уже в силу этого факта представляли друг для друга и при разногласиях известный интерес. Впрочем, у большинства и не было существенных разногласий.
      НЦ возник в период, когда Советская власть считалась временной и переходной уже в силу международного положения России между воюющими странами. Он возник в связи с борьбой немецкой и союзнической ориентации. Он не имел определенно классового отпечатка и даже впоследствии не получил определенного политического облика; в этом смысле он отличался от СОД и от СВ. Это, быть может, привлекало к нему людей, которые не хотели себя связывать уже определенными решениями политических вопросов, для них самих спорных; это, с другой стороны, неизбежно сообщало ему некоторый академический характер. Действия же, которые связаны с именем НЦ, в сущности, были лишь действиями отдельных его членов, прежде всего Щепкина.
      Со времени возникновения НЦ прошло меньше 2-х лет, но условия совсем изменились. От старых ориентации почти не осталось следа. Советская власть оказалась гораздо прочнее, чем можно было думать летом 1918 года. При самых тяжелых условиях она создала настоящую армию, и эта армия победила в гражданской войне. И как ни тяжело экономическое положение России, работа над его улучшением идет, создается трудами и слагается сознанием необходимости общих усилий. Самый советский строй оправдал себя уже своей длительностью, и в то же время в рамках его возможна и неизбежна эволюция, которая уже совершается. Советская Конституция сама по себе не есть нечто раз навсегда законченное, как склонны были представлять конституции в эпоху Великой французской революции их авторы. Лучшим же симптомом изменений является декрет об отмене смертной казни.
      При таких условиях НЦ уже принадлежит истории. Путь, по которому пошли общественные круги России, создавшие его, пройден до конца. Он принес лишь жертвы и разочарования. Но, быть может, такой предметный урок, хотя и купленный слишком дорогой ценой, оказался необходимым. Во всяком случае, мерилом жизнеспособности указанных общественных кругов является то, насколько они воспримут этот урок и сумеют стать на новый путь общенародного творческого труда, чуждого политиканства, классовых расчетов и затаенных вожделений мести. Можно еще отрясти прах от России, можно эмигрировать из нее. Но для тех, кто не может и не хочет этого сделать, другого пути нет.
      24 марта 1920 года С. Котляревский

ВОЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ «НАЦИОНАЛЬНОГО ЦЕНТРА»*

I

       (Показания В. В. Ступина)
      Я вошел в организацию Добровольческой армии Московского района через Ивана Николаевича Тихомирова, проживающего: Новослободская, 11, кв. 9, в октябре или декабре 1918 года. В то время в организации состоял Сергей Иванович Талыпин. С Талыпиным мы начали работать, ему досталась организационная работа по набору кадрового состава части (первоначально полка) и изучение районов Москвы – Пресненского, СущевскоМарьинского и Бутырского.
      Мне же лично ставилось задачей привлекать других руководителей, которым можно было поручить набор таких же кадровых составов. Долгое время я не мог найти подходящих и желающих взять на себя такую роль лиц. Только весной 1919 года я уговорился с Миллером, который согласился взять на себя роль такового лица, и ему был дан район Лефортово для изучения его и поручен был набор кадрового состава. Все дело организации было основано на том, чтобы не делать преждевременных изолированных выступлений, а решено было их прежде всего согласовать с общим настроением населения и возможностью в случае успеха в Москве возможно скорее соединиться с приближающимися к Москве частями Добровольческой армии Колчака или Деникина в зависимости от того, кто будет ближе к Москве.
      План восстания следующий.
 
       В. В. Ступин
 
      Начало выступления – одновременно в двух секторах: Лефортовском и Пресненском – Сущевско-Марьинском. Так как все выступление базировалось на присоединении масс, то по пополнении кадрового состава части сектора эта часть должна была немедленно наступать по направлению к центру Москвы – Кремлю, а своими флангами секторы должны были стремиться соединиться, с тем чтобы по кольцу «Б» (трамвайное кольцо «Б») во время наступления выставить заставы, которые выделяются из состава выступающих частей. Кольцо «Б» этими заставами должно было быть приведено в оборонительное состояние. Приведение в оборонительное состояние кольца «Б» вызывалось необходимостью дать отпор наступающим частям в случае неудачи в дальнейшем их продвижении. Приведение же в оборонительное положение кольца «Б» явилось бы боевой блокадой центра Москвы.
      Каждый начальник сектора в захваченных районах города действует согласно приказу № 1 командующего Добровольческой армией Московского района.
      Оперативная сторона предоставлялась исключительно начальнику сектора.
      К моменту разработки оперативного плана каждый из начальников секторов должен был посвятить меня во все детали, то есть со всеми средствами, необходимыми для выполнения боевой задачи.
      Что же касается организации, могу показать, что из членов организации мне известны Алферов, Талыпин, Миллер и Иван Николаевич Тихомиров.
      Возможно, что членов организации было больше, но мне известны только эти лица.

II

ПРИКАЗЫ И ВОЗЗВАНИЯ ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

      ПРИКАЗ № 1
      КОМАНДУЮЩЕГО ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИЕЙ МОСКОВСКОГО РАЙОНА
 
      Частям Добровольческой армии и населению приказывается принять к исполнению нижеследующее:
      1) Все, борющиеся с оружием в руках или каким-либо другим способом против отрядов, застав или дозоров Добровольческой армии, подлежат немедленному расстрелу; не сдавшихся в начале столкновения или после соответствующего предупреждения в плен не брать.
      2) Все, вооруженные винтовками, револьверами, ручными гранатами, шашками, кинжалами или финскими ножами, добровольно сдавшиеся без оказания предварительного сопротивления отряду, заставе или дозору Добровольческой армии, могут быть уверены в своей личной безопасности. По распоряжению начальника отряда, заставы или дозора эти лица по отнятии оружия и патронов отправляются при охране в пункт, назначенный в каждом районе, для проверки документов задерживаемых и сдачи оружия. Красноармейцев и слушателей командных курсов, сдавшихся в начале столкновения или после предупреждения и затем вызвавшихся добровольно принять участие в борьбе с коммунистами, по принятии их согласно указаниям п. 4 считать добровольцами.
      3) Все без исключения лица, имеющие при себе на квартире пулеметы, винтовки, револьверы, патроны к ним, взрывчатые вещества, ручные гранаты, шашки и кинжалы, обязаны сдать все перечисленное оружие и патроны немедленно по занятии частями Добровольческой армии района их проживания, для чего надлежит у ближайшего отряда или дозора Добровольческой армии справиться о местонахождении пункта сдачи оружия.
      4) Всем, желающим оказать содействие Добровольческой армии активным участием в борьбе или каким-либо другим способом, предлагается в ближайшем отряде или дозоре справиться о местонахождении военного начальника района, к коему и надлежит обратиться за указаниями. Вооруженным огнестрельным оружием добровольцам предлагается обращаться с просьбой о принятии их непосредственно в ближайший отряд или дозор. Отрядам или заставам иметь специально назначенных лиц для опроса являющихся добровольцев и решения о принятии их в отряд или направлении к военному начальнику района. Добровольцы принимаются по их желанию – или только на время борьбы в г. Москве и ее окрестностях, или на определенный срок. Семьи всех добровольцев (жена и родители – пожизненно, сестры, братья и дети – до совершеннолетия), погибших в борьбе или утративших не менее 70 % трудоспособности, обеспечиваются: служащих и рабочих – 100 % зарабатываемого разряда тарифной ставки, неслужащих – по определению особого органа, применительно к служащим. Добровольцам, утратившим трудоспособность менее 70 %, устанавливается пожизненная пенсия по тем же правилам оклада в 70 % разряда тарифной ставки. По смерти добровольца семья его на указанных выше основаниях пользуется пенсией в 50 % от следуемой добровольцу. Жалованье, кроме полного содержания, обеспечивается в месяц: рядовому добровольцу – 500 рублей, бывшим старшим унтер-офицерам или подпрапорщикам – 800 рублей. За семьями добровольца сохраняется право получения содержания по ныне занимаемому добровольцем месту его службы.
      5) По занятии Добровольческой армией все, проживающие в нем, без исключения, – офицеры, военные чиновники, врачи, юнкера из 6-го и 7-го классов – обязаны явиться немедленно к военному начальнику района для получения соответственных назначений. Неявившиеся подлежат преданию военно-полевому суду.
      6) Лица, упомянутые в п. 5, будут признаны добровольцами только в том случае, если они примкнули к движению до закрытия за Добровольческой армией их района и содействовали этому закрытию. Добровольцы-офицеры получают право на полное восстановление их прежнего служебного положения в армии. Добровольцы-юнкера и кадеты получают право на производство в офицеры без особого испытания. Добровольцы из слушателей всех командных курсов получают право также на производство в офицеры без особого испытания. Вообще же все добровольцы, принявшие участие в активной борьбе, получают право в будущем навсегда быть освобожденными от воинской повинности.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39