Алексея Николаевича и Николая Николаевича Сучковых я знаю примерно с 1906 года. Николай Николаевич женат на моей сестре Марии Александровне. Н. Н. Сучков окончил Московский лицей и Московский университет, работал при профессоре Озерове, читал лекции в лицее и готовился в профессора. А. Н. Сучков окончил Московский лицей и служил в Петрограде чиновником в Государственной канцелярии. Характеры их очень похожи: люди они крайне деятельные; я никогда не видал, чтобы они сидели без дела. Впечатление составлялось такое, что они сами себе придумывают работу. В то время я служил в Петрограде и мне редко приходилось их видеть. При встречах о политике не было и речи, так как я ею совершенно не интересовался, и весь разговор сводился к семейным делам или текущим событиям.

В 1914 году я с бригадой ушел на войну, а Сучковы были призваны и служили сначала, кажется, при штабе Южного фронта, а затем при ставке главнокомандующего. В 1916 году я первый раз услыхал, что ими создана школа военной маскировки, которая приносила реальную пользу нашей армии.

Служа в штабах и организуя школу, Сучковы приобрели знакомство во всех сферах. Все их знали, и они всех знали. Их знало строевое начальство, инженерное, артиллерийское и интендантское ведомства. По демобилизации нашей армии я вернулся в Москву в апреле 1918 года, Сучковы были в Москве.

Находясь без места, я был в очень тяжелом положении, и Сучковы предложили мне поступить к ним в школу. Я поступил на должность обслуживающего, и они мне дали работу по выработке и проведению новых штатов школы, так как школа жила еще по старым штатам и помещалась на Поварской, 5.

Одновременно с организацией школы Сучковы ведали комиссией по выработке форм обмундирования, которая помещалась в том же здании.

Работа шла самая кипучая; с утра и до поздней ночи толпился народ и шли заседания, которые имели очень серьезный, деловой характер. Я лично там встречал Подвойского, Дзевялтовского, Перчихина, Марьясина, инженера Величко, интенданта Акимова, Бабикова, представителей различных цехов: художников, портных, красильщиков, сапожников и т. д. Двери на заседания были открыты, и в зал проходило много посторонней публики. Кроме того, Сучковы работали и в других местах, так что часто бывали в отлучке. Я их иногда спрашивал: когда они отдыхают? Ответ был один: «Старая Россия сгнила и провалилась, мы обязаны строить новую, а когда идет постройка, отдыхать нет времени. Мы строим Россию по новым формам». Они были прямо влюблены в Подвойского, хвалили энергию Троцкого и восхищались великим умом Ленина. Никаких разговоров, кроме дела и работы, не было. Я поражался, с какой любовью и энергией они отдавались работе. Личной жизни у них не было.

В начале мая я ушел из школы и приступил к формированию 1-й Московской советской школы полковой артиллерии и боевых технических приспособлений. Имея собственное ответственное дело, мне редко приходилось видеть Сучковых, но каждый раз при встречах разговор был только деловой и всегда торопливый, так как они всегда куда-то спешили. У меня в школе были комиссарами Коржов и Аносов; случайно от них я узнал о готовящемся выступлении «левых эсеров». Я сейчас же предупредил А. Н. Сучкова; он тут же сказал: написать мне рапорт Подвойскому – и прямо повез меня к нему. Я сделал доклад Подвойскому в 12 часов дня. Вечером был убит Мирбах, а ночью сам А. Н. Сучков с отрядом приехал ко мне в школу и по ордеру арестовал всех левых эсеров (июль 1918 года). Я знаю, что Сучков ездил с отрядом усмирять левых с.-р. Оба они были возмущены выступлением и громко это высказывали. В этот период Н. Н. Сучков работал в финансовой комиссии и страшно увлекался своей работой.

С 20 июля по 22 сентября я был в командировке при наркомвоене Подвойском. Осенью Сучковы переехали в Кунцево, а мне дали работу по формированию Высшей стрелковой школы. Сначала я работал в Москве, а затем, в декабре 1918 года, переехали в Вешняки. Сучковых видел редко, так как нас разделяло значительное расстояние, кроме того, я несколько раз не заставал их дома. При наших кратковременных свиданиях мне почти никогда не удавалось быть с ним наедине; все время толпился народ. Разговор вертелся только о белых и, главное, о школе. Высшая школа маскировки начала процветать. Пользуясь своим прежним огромным знакомством, они привлекли к работе в школе лучшие умы и силы. Кроме школы они создали целый ряд научных учреждений при школе. В этот период они работали не покладая рук, не зная ни отдыха, ни времени для еды. Школа принимала вид стройного научного учреждения. Мне часто приходилось слышать, как они жаловались на недостаток настоящих работников, на трудность что-либо достать и быстро провести в жизнь. Людей они подбирали, глядя только на их работоспособность. Так, они уволили из школы правителя канцелярии бывшего полковника Савича, заведующего строевым обучением Крупенского и многих других, фамилий коих не знаю; все увольнялись за скверную работу. Кругом пошел ропот, что Сучковы шкурники и не помогают своим, на них стали коситься. Михайлов им выразил недоверие, а С. С. Денисов прямо говорил, что Сучковых надо повесить как предателей. Когда я приезжал раньше в школу маскировки, то все отзывались с любовью о Сучковых; за последнее время отношения переменились, настроение было натянутое, о них говорили с досадой (частные Разговоры).

Летом и осенью 1919 года я несколько раз говорил с ними о политике (правда, мимолетом), и вот их взгляд: «Ни в какую контрреволюцию мы не верим, так как все это будет немедленно подавлено и вызовет только лишние жертвы лучших людей. Если и будет перемена, то она произойдет путем эволюции; большевизм есть наше национальное движение, и мы должны спокойно его пережить. Уже теперь он начинает укладываться в чисто государственную национальную форму и приобретает стройную форму. Что будет дальше, сказать трудно, но пока мы должны идти вместе с ним, так как это эпоха». От всяких активных действий они наотрез отказывались и просили об этом не говорить.

В середине августа я просил Сучкова поставить у них типографию, они в этом отказали, потом сказали: подумаем; ответа не дали. Наконец после долгих переговоров они дали согласие только поставить, причем заявили, что они ее проведут по книгам (середина сентября), но когда я вернулся домой, то они уже звонили по телефону, чтобы ее не привозили. Документ на типографию был изготовлен заранее, так как надеялись, что Сучковы согласятся. В производстве работ на типографии они прямо отказали. И, видимо, они были очень недовольны, что к ним обратились с подобной просьбой. Давным-давно у них валялись карабины с патронами (кажется, один из них он мне подарил, еще давно). В начале сентября я выпросил их у него и увез в Собакино, где и передал Валентине Александровне Бутягиной, прося ее их спрятать для меня. Осенью несколько раз они уговаривали меня бросить всякие организации и заниматься только созидательной работой по школе, говоря, что абсолютно в этом нет никакого толка и в конце концов из пустой болтовни я очень сильно пострадаю и не принесу никакой пользы.

Как-то, разговаривая о подборе служащих, они высказывались, что все силы употребляют, чтобы спасти и сохранить нужных для строительства России людей, оценивая их исключительно по их талантливости, способности и уму, и, действительно, в Высшей школе маскировки был отличный работоспособный подбор сотрудников, что и дало возможность поставить великолепно дело. Когда я говорил о политике с кем-либо из сотрудников школы, они относились к этому неодобрительно и несколько раз просили меня этого не делать. С кем они могли вести переговоры о политике и об организации, я не знаю.

С Николаем Александровичем Шубертом говорил только один раз об организации, но он отнесся к ней самым скептическим образом. С Николаем Вильгельмовичем Руссетом я часто говорил о событиях, он уговаривал меня бросить это дело, так как из него ничего хорошего не выйдет, и сам наотрез отказался принимать какое-либо участие в политических делах. Меня он предупредил, что мне грозит опасность. Почему он так думал, он мне не сказал.

Насколько помню, гусар в красных штанах и есть Янковский или Яновский, о котором говорил Михайлов, это было недели три тому назад.

24/IX – 1919 года В. Миллер

В Реввоенсовете Республики у меня никаких знакомых не было. В самом Реввоенсовете я по делам службы был два раза и говорил с секретарем Глезаровым по делу о ставках и о призыве командного состава, но мне предложили подать рапорт по команде. Если бы у меня были знакомые, они навели все справки. Некоторые отрывочные сведения я получал через Подгорецкого, который их получал через телеграфиста или телефониста.

2) В Вс [ероссийском] гл [авном] штабе у меня тоже знакомых не было, и, приходя туда по делам, мне приходилось ожидать очереди наравне с другими. Мне пришлось там бывать по делу формирования школы. Я просил Сучковых указать кого-либо из их знакомых, чтобы мне не ждать в приемной, но они никого мне не указали.

3) В ГВИУ я был раза два, когда хлопотали о получении мотоцикла, никого там не знаю, так как и раньше не имел знакомых среди военных инженеров.

В ГВИУ мною был послан Рубинский с запиской, переданной через Подгорецкого; с ним он держал связь, я не знаю, так как, получив от Рубинского сведения, что реальных средств в ГВИУ нет, я больше им не интересовался, так как реального содействия оттуда ждать не мог.

4) Кавказца […] Герасимов [ича] я раза два встретил в штабе,[304] но с ним не говорил, так как он ко мне отношения не имел.

5) С огнеметчиками никакого дела не имел и даже не знаю, была ли такая команда.

6) С радио у меня никакой связи не было.

7) Фамилию Жукова я слышал в штабе, но с ним знаком не был и, какую он выполнял функцию, не знаю.

8) Про конницу я слышал мельком, что думают набрать немного всадников, но так как о ней почти при мне не говорили и для меня она не имела никакого значения, я ею не интересовался. Кто ее формировал, не знаю. (Справки даст штаб.)

9) В штабе Всеволодом Васильевичем мне было дано следующее задание: произвести одновременно взрыв мостов на всех ж. д. радиусом 50–70 верст от Москвы и также попортить телеграфное сообщение. Это надобно было сделать за несколько часов до начала выступления. Имея много знакомых в Высшей стрелковой школе, так как я формировал ее учебный отдел, я поручил это Рубинскому, то есть найти по нижеследующему расчету: для порчи ж. д. группы в 5–4 человек, на телеграфные провода по 2. Рубинский производил разведку моста по Николаевской ж. д., 54 верст; Рязанская ж. д. 74 верст, другие данные не помню. Все дороги были обследованы и партии были назначены, но они были малочисленны – по 1–2 чел., тогда я сказал Н. С. Цветкову, чтобы он подобрал людей среди местных жителей и дал бы их Рубинскому для усиления партии. Цветков нашел несколько человек. Распределение дорог намечалось следующим образом: Курская – Цветков, Рязанская – Рубинский и Миттельштедт, Нижегородская – Смирнов, Розанов, Савеловская – Тютнев, Курская – Курилко (ему людей в помощь я предлагал взять из 35-го полка от Лейе), Александровская и Брянская – А. А. Михайлов (из Кунцева). На другие дороги группы были еще точно не намечены. Разрушение проводов должны были сделать подрывные группы, так как не хватало людей.

Рубинский говорил, если дать рабочих, то руководителей он выделит из сформированных им групп. Рубинскому я верил, так что в детали не входил. Кроме того, для разрушения или серьезного повреждения одноколейного ж. д. моста надо около 2 пудов пироксилина. Нам нужно было достать около 38 пудов пироксилина или другого взрывчатого материала, капсюлей, бикфордова шнура. У меня имелось только около 2 пудов пироксилина, 7 капсюлей и аршина 2 бикфордова шнура. С партиями я не торопил, так как взрывчатых веществ достать было негде и я боялся лишней суеты и разговоров.

Когда в штабе выяснилось, что взрывчатых веществ окончательно достать нельзя, то мне предложили разобрать пути, пользуясь местным населением. За малочисленностью людей и ввиду инертности подмосковного населения я считал эту задачу невыполнимой и предпочитал собрать всех людей в ударную группу. Рубинскому ГВИУ обещало дать кошки для лазания по столбам, но и этого не дало, все дело так и кончилось разговорами и пожеланиями. Говорилось много, а реальной работы было очень мало.

10) Список лиц, с которыми имел дело по организации, видел в штабе или других местах:

1. Ступин Всеволод Васильевич,

2. Зверев Касьян Константинович,

3. …..Герасимович (кавказец),

4……Евгеньевич

5. Алферов Дмитрий Яковлевич,

6. Тихомиров Иван Николаевич,

7. Василий Васильевич,

8. Талыпин Сергей Иванович,

9. Зыков (шофер Зверева),

[305]

1. Лейе Николай Р., 2. Поздняков, 3. Савицкий Михаил Михайлович, 4. Шематуров, 5. Подгорецкий Александр Никол., 6. Цветков Николай Серг., 7. [Кудеяр Сергей Антонович], 8. Рубинский Михаил Иванович, 9. Михайлов Александр Александрович, 10. Яндоловский, 11. Денисов Сергей Сергеевич, 12. Маслов Николай Васильевич, 13. Фишер Михаил Владимирович.

[Фамилии, которые только слышал: ]

1. Стогов Николай Николаевич, 2. Жуков, 3. Щепкин, 4. Ланкевич, 5. Найденов.

[Фамилии лиц пассивных, которых я считал своими: ]

1. Курилко Владимир Николаевич, 2. Тютнев, 3. Миттелыптедт Борис Карл., 4. Смирнов, 5. Казаков Петр Петрович, 6. Михайлов Константин Александрович, 7. Федоров Иван Иванович, 8. Константин Петрович, 9. Горячев, 10. Толоконников, 11. Сучков Н. Н., 12. А. Н. Сучков, 13. Назаревский, 14. Ладыженский Александр Алекс, 15. Анисимов Сергей Владимирович.

По вопросу о взрыве двух летательных аппаратов никакого поручения я Подгорецкому не давал и говорил в частной беседе о моем разговоре с Иваном Ивановичем Федоровым, который высказывал пожелание об уничтожении аэродрома, на что я отвечал, что тогда пришлось бы охватить всю Москву, и по этому делу ничего не было предпринято. Допускаю, что Подгорецкий мог меня понять в том смысле, что я даю ему поручение.

28—29/IX – 1919 года

В. Миллер

Весной с. г. (апрель – май) ко мне стал заходить Николай Васильевич Маслов (он так называл свою фамилию). Я его встречал на войне в организации Земского союза в Варшаве, Ломже и Галиции – человек штатский, но все время убеждал меня работать, действуя на самолюбие и напоминая мой долг по отношению ко всему офицерскому корпусу. Заходил он ко мне несколько раз весной, летом и осенью. Адреса он мне не говорил, говоря всегда, что «я зайду сам», цель его была, очевидно, вербовка людей. В организации я его не встречал.

Весной пришел ко мне Сергей Сергеевич Денисов; его познакомил со мной кто-то из общих частных знакомых, кто, не помню, так как в это время у меня на квартире формировалась Московская окружная артиллерийская школа и у меня бывало человек по 50 в день (спросите у Денисова).

Денисов говорил о взрывах на ж. д. и просил у меня помощи. Я сказал, что буду искать людей. Через несколько дней он прислал мне на квартиру около 2 пудов пироксилина и мелинита; приносили разные лица, пакетами по 20 фунтов (4 пакета). Затем этот пироксилин я перевез в Лефортово, из Лефортова – в Мертвый, 5, где он и был найден при обыске. Как произвести взрывы: Денисов прислал сапера – Константина Петровича (его знает Подгорецкий), фамилию и адреса не знаю. С Денисовым я виделся за все время раза четыре-пять. Кажется, Денисов меня познакомил с Иваном Ивановичем Федоровым (служба была весной: Староконюшенный, 33, кажется, управление ж.-д. войск). К Федорову я заходил раза два-три и один раз посылал Подгорецкого. Разговоры вертелись около взрывов, но имели характер пожеланий и предположений. Людей и средств не было, и все кончилось одной болтовней.

Летом Денисов через Константина Петровича передал мне записку, чтобы я явился в штаб. Мне дали пароль и адрес (точно не помню) близ Бутырской тюрьмы (Николай Иванович) Ивана Николаевича, кажется, Тихомирова. Там впервые я встретил Всеволода Васильевича, разговор шел общий – произошло знакомство. К этому времени я просил Михаила Ивановича Рубинского, [из] Высшей стрелковой школы, подыскать людей для организации взрывов мостов на ж. д. вблизи Москвы, радиус – 50–70 верст. Фамилии, кого подбирал Рубинский, меня не интересовали, так как работа лежала на нем, а мне было важно иметь группу из 3–5 лиц на каждой ж. д. с аналогичной просьбой для Александровской ж. д. и Брянской. Я обратился к Александру Александровичу Михайлову – Высшая школа военной маскировки. Кроме того, я дал Рубинскому и Михайлову поручение подобрать людей из среды школ как активную группу на случай выступления. В Высшей стрелковой школе я вел переговоры с Борисом Карловичем Миттельштедтом, но он явился как бы в помощь Рубинскому. Рубинский получил записку от Денисова и был мною командирован в ГВИУ за получением технических средств, но средств дано не было за неимением, и взрывы состояться не могли. С кем имел дело Рубинский в ГВИУ, не знаю (спросите у Рубинского).

В начале августа я получил задание произвести взрыв моста в районе Саратов – Пенза – Рузаевка, так как люди Рубинского ехать не могли, то я просил кучера найти людей. Людей он нашел, но из-за недоверия к организации они не поехали. Техника выполнения такова: Иван Николаевич Тихомиров давал бланки на проезд, он же сказал Звереву, откуда принести пропуска на санитарный поезд. Я посылал Подгорецкого к Звереву, и он мне принес10 – 6 пропусков. На партию было ассигновано 20 тысяч рублей.

Деньги дал Иван Николаевич (Николай Иванович). Посылка не состоялась, и документы были взяты у меня при обыске. Рубинский мне докладывал, что у него партии подбираются, и он насчитывает человек верных 15–18. У Михайлова насчитывалось человек шесть. Разведка мостов ими была произведена.

Подгорецкий Александр Николаевич был у меня для связи и выполнял разного рода поручения – связь.

На Николая Рейнгольдовича Лейе была возложена задача штабом послать людей для связи к Мамонтову. Первый раз Лейе пришел ко мне на квартиру из штаба поговорить о личном деле. Попросить Аржанова, которого я знал, назначить его командиром 5-го ж.-д. батальона, причем он с Алексеем Николаевичем Богоявленским, который просил похлопотать за него на предмет перевода его из 35-го полка в штаб ж.-д. войск. За А. Н. Богоявленского просил Хренников Иван Николаевич, который знал о моем обширном знакомстве. Кроме того, брат Богоявленского чинил в мастерской мой мотоцикл.

Следующий раз Лейе заходил и спрашивал совета, как отправить людей, я дал ему бланки и сказал, чтобы он взял из штаба 20 тысяч рублей на каждого едущего (аванс). В третий раз Лейе был у меня на предмет получения задания на случай выступления, так как штаб подчинил его мне с его 35-м полком.

На заседаниях в штабе я бывал редко (раз 6–7); два раза – в квартире у Триумфальных ворот, на Тверской,[306] а остальные разы – на квартире у Алферова Дмитрия Яковлевича, М. Дмитровка, д. 2/4, кв. 44. На одном из заседаний мне было предложено организовать типографию. Я обратился к К., так как знал, что он имеет специальные познания в типографском деле (работал у Сытина и учился за границей). В конце августа он типографию нашел и хранил у себя, так как поставить ее было некуда. Впредь До приискания места для постановки машины согласился набирать готовый материал у себя на дому. В первую очередь я ему дал полученное от Д. Я. Алферова: 1) приказ, 2) приказание, 3) воззвание, и я сам написал два черновика воззвания. Также я обращался к Назаревскому, чтобы он тоже дал материал; он согласился, но материал до ареста им прислан не был. Работал ли К. один или в компании, я не знаю.

Одновременно я получил из штаба приказание достать оружие. Я сообщил об этом Подгорецкому и К. Через некоторое время К. сообщил, что оружие может быть добыто в значительном количестве (предполагалось приобрести приблизительно, согласно расчету, см. записку).

На приобретение типографии и оружия было отпущено около 180 тысяч рублей, которые я передал К. Вследствие телефонного затруднения часть этих [денег], а в какой сумме, я не знаю, К. должен был вернуть Василию Васильевичу, с которым К. вел переговоры. Бланки для легализации склада оружия на Бауманской ул.[307] я получил от Алферова Д. Я., передал их К., который осматривал склад совместно с Николаем Сергеевичем Цветковым. Перевоз оружия производился на лошадях школы К., Цветковым, Толоконниковым и Горячевым. Заведование складом возложили на Цветкова (у него документы). Откуда перевозили оружие, не знаю (К. знает). Сколько оружия было перевезено, я тоже не знаю.

В Кунцеве моя работа свелась к служащему. Связь я держал через Александра Александровича Михайлова. Про деятельность Сучковых я уже написал. Через Михайлова у меня завязалась связь с караульной ротой, где меня Михайлов познакомил с Яндоловским (гусар в красных штанах). Показанную мне ранее фамилию Янова или Яновского прошу не считать, так как правильно Яндоловский. Он сказал, что в любой момент будет вместе с ротой в моем распоряжении, вся связь через Михайлова. Кроме наружного оружия в роте имелось 50 берданок, которыми рассчитывал вооружить примкнувших крестьян. С другими лицами, кроме общих разговоров, я никаких серьезных дел в Кунцеве не имел. В Московском отд. Высшей школы воен. маскировки у меня никакой связи не было. Н. В. Руссет от всякого участия отказался, ссылаясь на старость и болезнь и необходимость помочь дочери.

Детали, как вел дело Рубинский, могу сообщить следующие: им были обследованы все ж. д., кроме Александровской и Брянской; на каждую ж. д. были назначены партии; из числа участников мне известны еще Тютнев, Некрасов – служат в Высшей стрелковой школе. Кроме того, я сказал Н. С. Цветкову, чтобы он в помощь Рубинскому подобрал несколько надежных лиц из числа жителей Вешняков и передал бы их Рубинскому. Группы делил сам Рубинский; на Курскую ж. д. должен был ехать Цветков, на Рязанскую – Миттельштедт и Рубинский, на Савеловскую – Тютнев. На Курскую я полагал послать Владимира Николаевича Курилко (делопроизводителя моей школы), а людей ему дал бы Лейе, так как он ведал охраной этой дороги. Николаевскую ж. д. нужно было взрывать только по особому распоряжению штаба. Деньги на разведку давал Иван Николаевич, и я оплачивал действительный расход, деньги давал Рубинскому.

В штабе мне приходилось бывать редко, так как все необходимое и срочное я передавал через Дмитрия Яковлевича Алферова. В штабе я встречал Ивана Николаевича, он ведал денежной частью; Всеволода Васильевича – начальника штаба, от которого и получал все приказания непосредственно; Зверева Касьяна Константиновича, который ведал самостоятельной отраслью, автомобилями; Талыпина, который ведал участком, но войти с ними в связь я не успел; Василия Васильевича, который играл видную роль, но какую, не знаю, его я видел раза три; «Евгеневича», имя и фамилию не знаю, который назначался быть начальником артиллерии; Михаила Михайловича Савицкого, командира полка; Позднякова – имя и отчество забыл – командира полка; Лейе Николая Р [ейнгольдовича] – командира полка; Алферова Дмитрия Яковлевича – связь, затем еще несколько лиц, с которыми мне не пришлось иметь никакого дела и фамилии которых я не знаю.

При важных вопросах Всеволод Васильевич уводил того, с кем должен был говорить, в другую комнату и там с глазу на глаз давал приказания. При мне однажды какой-то молодой человек в пиджаке делал доклад Всеволоду Васильевичу о рабочих в Волоколамске – впечатление было самое плачевное, по его словам, активных работников там почти не было. Зверев говорил, что в его распоряжении имеется много автомобилей. Еще раз я встретил уже не молодого человека, который ведал инженерным делом, имя и фамилию не знаю. Общая всех жалоба – на малочисленность людей, способных выступить в первую голову.

На последнем заседании, наконец, мне был дан определенный участок: центр его – Лефортово, тыл – Высшая стрелковая школа – Вешняки. Другой участок был Ходынка и прилегающая местность. Кажется, там командовал Талыпин, но я с ним на этот счет не говорил. Предварительный план был составлен следующий: одновременное выступление с двух концов Москвы, наступление на центр, при неудаче – оборона линии трамвая «Б». Под мое командование входили и мною было намечено следующее распределение:

1) Участок Лейе – вокзал, около 70 человек. 2) Лефортово – отряд Мих. Мих. Савицкого (по его словам, человек 50), он должен был вывести броневики, и дать шоферов должен был Шаматуров – пом. заведующего учебной частью Броневой школы. 3) Таганская площадь, куда должен был подойти из Высшей стрелковой школы Поздняков и Рубинский после захвата там оружия. Поздняков говорил, что у него имеется человек около 100. На этом участке я думал находиться сам, куда и предполагал вывести свою школу и при помощи Позднякова заставить ее целиком примкнуть.

4) Замоскворечье – караульная рота Высшей школы военной маскировки – Яндоловский (по его словам, около 160 человек).

5) Дорогомилово, куда я послал на разведку Подгорецкого, но ответа от него еще не получил.

Кроме того, штаб мне обещал дать еще людей. Таким образом, я рассчитывал для первого удара иметь около 500 человек. Конечно, эту группировку я наметил только приблизительно и изменил бы ее в зависимости от обстановки.

Из Броневой школы мы должны были захватить 5 исправных броневиков, и, кроме того, Зверев должен был мне дать автомобили и мотоциклы, точного количества еще подсчитано не было. Лично проверить силы преданных мне отрядов я не успел и говорю со слов их командиров. Детальный боевой план еще выработан не был, так что и эта схема могла перемениться. Я слышал, что когда обсуждался вопрос о броневиках и автомобилях, то было предположено те машины, которые нельзя будет вывести, временно испортить (это знает Зверев).

Я слышал, как Зверев приносил сводки и читал их, но многое в них было наврано, так, например, сообщалось о взятии станции Дно. С политическим центром я связи не имел, так как и на это у меня не было времени, кроме того, я и раньше никого из членов не знал, так как политикой не занимался. Ввиду того, что в моем распоряжении не было радиотелеграфных станций, я с ними связи не имел. На мне лежали следующие обязанности: 1) типография, 2) покупка оружия, 3) командование восточным сектором, 4) организация взрыва мостов и порча телеграфных линий под Москвой. П. 3, кажется, отпадал за неимением технических средств и людей.