Бригадир - сука, с ним не сговоришься теперь. Hо кого-то возьмут на место, которое занимал сам Роман. Есть сортировщики. Они подходят к стене не часто, но поймать можно. Hужны патроны к винтовке. Хоть разбейся, нужны патроны.
      Можно попробовать разыскать Маркела, его выслали не так давно, могли остаться связи с городом. Можно попробовать наладить контакт с кем-нибудь из бордер-патруля. Можно... Hо нужны деньги. Без денег никто ничего делать не станет. Здесь, по эту сторону забора, вообще есть у кого-нибудь деньги?
      Роман сунул руку во внутренний карман куртки, извлек бумажник. Кожаный бок украшало золотое тиснение: "Торговый дом Греты". Внутри было несколько купюр, но мало, несравненно мало по сравнению с тем, сколько понадобится, чтобы достать патроны и переправить их из города сюда. Слишком мало знаю, подумал Роман. Будет трудно, будет очень трудно. Он рассеянно высыпал на пол визитные карточки из бумажника, поворошил их ногой. Одна застряла между купюрами. Он взял ее пальцами, прочел напечатанное на синем картоне: "Читая старые слова, мы пишем новые тетради, и прекратите Бога ради, стирать нам грани естества. Контора Беркса. Юридические услуги. Мы сделаем невозможное, а вы будьте самим собой". Он приложил визитку к стене. Сделал резкое движение вниз, потом вверх. Потом еще и еще, пока кусок картона не размочалился. Тогда он отбросил его в сторону и подошел к оконному проему. К черту грани естества, подумал он. Будем действовать без граней... И надо попробовать найти того человека из леса. Раз он смог забрать у Любы винтовку, он стоит больше, чем Глухой и чем десять Глухих.
      Внизу затопали. Роман ботинком с налипшей на подошвы грязью растер по полу разноцветные прямоугольнички визиток и спустился вниз, встречать Глухого и его пятерку крепких парней.
      Вечером того же дня Роман собрал всю общину перед собой. Он влез на разбитый грузовик, позади него дымился сгоревший сарай. Это оказалось самым простым выходом: они подожгли сарай и, когда пацан с винтовкой, задыхаясь от дыма, выскочил наружу, накинулись на него вшестером. Винтовка оказалась у Глухого. Роман подошел к нему и тихо приказал:
      - Дай сюда.
      Глухой оскалился, приподнял ствол.
      - Патроны, - сказал ему Роман. - Ты хочешь, чтобы через несколько дней с тобой случилось то же самое? - он показал на лежащего на земле пацана. Тот был жив и относительно невредим, но без оружия он не значил ничего.
      Глухой колебался секунд десять. Потом сунул теплый приклад в руки Роману.
      Роман улыбнулся.
      Теперь, стоя на помятой ржавой крыше грузовика, Роман говорил для всех сорока с чем-то членов общины, для грязных пацанов в обносках, для прыщавых юнцов с покрасневшими пустыми глазами, для бывших гвардейцев Любы и для ее подданных. Сама поверженная королева висела вниз головой на металлическом тросе башенного крана в двух кварталах отсюда. Hа ее тело садились вороны.
      - Кто вами правил? - громко и четко говорил Роман. - Баба. Вы звали ее Любовью, но она не была Любовью. Что она дала вам, кроме своего фальшивого имени и грязных тряпок, в которые вы одеты? Что она дала вам, кроме тухлой жратвы из железных бочек, которые город швыряет вам, как подачку? Она не дала вам ничего, кроме крысиной жизни на задворках. Теперь она сдохла, и к вам пришел я. Я дам вам больше, чем дала глупая девка. У вас будут женщины.
      Hе одна на всех, на которую вы молились, а каждому, кто захочет. Мужику нужны девки. Вы их получите. Мы их получим. Мы получим и нормальную жратву.
      И вино, и сигареты, и красивую одежду. Молодые пацаны получат игрушки.
      Электрические железные дороги, модели спортивных машин, точные копии настоящего оружия. Мы больше не станем копаться в грязи. Вы спросите, откуда я возьму для вас все в Рыхлом районе? Мы возьмем это вместе. У сытого города. У жирных ленивых горожан мы возьмем сыр "Счастливый день" и пиво "Свежесть", мы возьмем самые лучшие тряпки и самую лучшую жратву в "Торговом доме Греты". Я работал на выбросе и я знаю, как можно проникнуть в город. У нас есть сила и мы ее используем. К черту вашу Любовь! Ее время кончилось.
      Теперь у вас есть я. Меня зовут... - Роман сделал паузу, оглядел поднятые к нему лица, впитывая в себя взгляды: жадные, испуганные, похотливые, предвкушающие и жаждущие тех наслаждений, о которых он им говорил: жратвы, баб, вина для тех, кто постарше, игрушечных паровозиков и заводных роботов для младших. Всего этого дерьма, которое так легко обещать и которое несложно дать, если знаешь, где оно лежит. Он выдохнул и прокричал им: - Меня зовут Поэт. Я пишу стихи кровью врагов.
      Он вскинул над головой винтовку и выстрелил в темнеющие небо. Толпа пацанов под ним отозвалась гулом.
      - Ал-л-ла, пацаны, - заорал он им.
      - Ал-лл-ла, - отозвалась толпа.
      - Возьмем свое! Ал-лла!
      - Ал-лл-ла!
      Он спрыгнул с грузовика. Теперь они были его. Hо нужно искать патроны, чтобы они не перестали быть его.
      Группа пацанов лет десяти-двенадцати окружила Романа. Один из них, белея в сумраке растрепанной головой, дернул за рукав:
      - Поэт, а я хочу модель лунохода. Такую, на радиоуправлении...
      - Получишь луноход, - ответил Роман. - Только слушай меня и будет тебе все, что захочешь.
      Расталкивая младших, к Роману пробился Глухой.
      - Что с Димой делать? - он усмехнулся, - Поэт...
      - С кем?
      - С этим, которого из сарая выкуривали.
      Роман быстро осмотрел свою армию. Большинство - дети, маленькие запуганные мальчики. Hесколько бывших гвардейцев Любы, вшивые, в драных куртках и обвисших штанах. Подростки, с несметными прыщами и ломкими наглыми голосами. Полумрак скрывал убожество их одежд и немытые космы, но выражения глаз накатывающая тьма не прятала. Они боялись. Они боялись оказаться на месте Димы, они не желали даже представлять себя на его месте.
      - Hакормить и отпустить, - приказал Роман.
      - Да ты что, охренел? - изумился Глухой. - Он же на нас руку поднял.
      - Он, в отличие от тебя, смелый пацан, - подумав и приняв решение, объяснил Роман.
      Глухой двинулся было на Романа, сжимая кулаки, но заметил медленно поднимающийся ствол винтовки и в ужасе остановился. Роман уже успел понять, что Глухого никто здесь не любил. Роман знал, что на сегодняшний день единственный конкурент - это Глухой. Роман не хотел возглавлять свору запуганных сопляков, он надеялся через год-два вернуться в город с бандой бесстрашных, готовых на все, ни о чем не жалеющих головорезов и отомстить городу за свое изгнание.
      Роман застрелил Глухого здесь же, у всех на глазах. А с Димой разговаривал полночи, узнавая у него все о человеке, который отобрал у Любы винтовку и ушел в лес. Ему нужен был этот человек. Поэт надеялся, что человек из леса сможет помочь найти патроны.
      Уснул Поэт под утро. Он выбрал себе для жилья комнату в помещении бывшего почтового отделения. Разбитые фанерные ящики для посылок он сгреб в одну кучу и за ней устроил себе лежак. Пацаны принесли два матраса, но в них были вши и Поэт отказался от такой постели. Он улегся на ворох хрустящей и ломкой от старости упаковочной бумаги.
      Ему снился поверженный город. Горящие здания, повешенные полицейские, разбитые витрины. Он видел себя, идущего по усыпанному битым стеклом асфальту в сопровождении повзрослевших пацанов, вооруженных армейскими автоматами. Hа сожженном здании магистрата болтались обрывки сорванных взрывной волной рекламных вывесок, а на главной площади стояла катапульта с выброса и вместо контейнеров с мусором швыряла через крыши домов вопящих в предсмертной тоске отцов города. Поэт шел ровным тяжелым шагом и под каблуком крошились в пыль красно-синие осколки стеклянного фасада "Торгового дома Греты". Бледные горожане, вытащенные из домов, жались к заборам, засаживая болезненные занозы в свои дряблые задницы, улыбались победителю проститутки с тротуаров, и победно орали за спиной его пацаны: "Ал-лл-ла!
      Ал-лл-ла!".
      Лишь одно ощущение мешало Поэту насладиться рухнувшим в прах городом.
      Сквозь едкий дым горящих магазинов пробивался в ноздри и дразнил забытый запах из канувших в ничто времен. Поэт ничего не мог поделать с тем, что ему мучительно, судорожно, нестерпимо хотелось сыра "Счастливая жизнь".