Татиана родилась в Риме в начале III века нашей эры, в правление императора Марка Аврелия, принявшего имя Антонин Каракалла. Как и многие римские властители, свое правление он начал с убийства своего брата; было это в 211 году н. э. В его правление Рим стал признанной столицей империи; и тогда же все население как в самом Риме, так и в отдаленных уголках империи получило равные права римского гражданства. При нем же были построены роскошные термы (бани) для всех римлян – их развалины до сих пор восхищают туристов.

При Каракалле, который, в отличие от других императоров, терпимо относился к христианам, отец Татианы был назначен римским консулом и по положению был близок к правителю. Но его духовная жизнь протекала в совсем другом мире, он был христианином и человеком богобоязненным. В те времена открыто быть христианином могло означать не только утрату общественного положения, но и жизни. Поэтому отец святой девы, как и многие тогдашние христиане, сохранял тайну своего крещения, а дочь воспитывал в Божьем духе и благочестии, учил ее Божественному Писанию: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его…» (Ин., 1–6).

Юная дева слушала отца и мечтала о Небесном Отце. Она хотела служить Ему и готовила себя к этому служению с детства. Об этом поведано в Акафисте[5] мученице Татиане:

В 217 году император, чье правление началось с убийства, сам был убит. Его преемником стал 14-летний Бассиан, жрец Солнца из сирийского города Эмеса. Став императором, он взял имя Аврелий Антонин, по прозвищу Гелиогабал. Красивый мальчик в жреческих одеждах оказался деспотом. Несмотря на свою юность, новый император проявил себя как человек жестокий и развратный. Он ненавидел римскую культуру и римские языческие обряды хотел заменить сирийским культом Солнца. Римляне-язычники отказывались повиноваться сирийским жрецам, а римляне-христиане обвиняли императора в распущенности и бесчеловечности. Гелиогабал за время правления не приобрел влияния среди знати и не пользовался авторитетом в войске. Количество его любовниц и любовников исчислялось сотнями. Вся империя содрогалась от ужаса, когда в честь сирийских богов по всей стране приносились человеческие жертвы.

За всю-то жизнь совершил один добропорядочный поступок – усыновил своего малолетнего двоюродного брата, Александра Севера, оставшегося без родительской опеки. Но потом раскаялся в собственном благородстве и задумал лишить несчастного отрока жизни. Слух о готовящемся покушении просочился за стены императорского дома и вызвал негодование граждан. Разъяренные римские воины ворвались во дворец и убили нечестивого императора, а его тело привязали к седлам коней и протащили по всему городу. Вечный город стоит на реке Тибр, в эту реку и бросили тело Антонина Гелиогабала.

На тринадцать лет в стране воцарился новый император – Александр Север. Но Татиане не довелось пережить это недолгое царствование. Впрочем, рассказ об этом будет дальше. А пока Татиана росла, расцветала и все более укреплялась в своей любви к Богу.

Татиана достигла совершеннолетия, и у отцовского дома стали виться благородные женихи. Отец с волнением ждал выбора своей дочери, ему предстояло расставание с ней, а все новое дается с болью. Особенно тревожился он о том, что среди претендентов на руку дочери не было христиан. Каково ей будет жить в доме язычников? Отец знал, что отречься от истинной веры невозможно. Неужели ей придется загнать веру в самые отдаленные тайники души, а на людях поклоняться идолам? Но Татиана не такова, чтобы лицемерить и притворяться[7].

Святая Татиана с детства отдала свое сердце Христу. Став девушкой, она окончательно поняла, что в ее жизни нет большей любви, чем Христос. Отцу Татиана призналась, что будет всю жизнь хранить верность Единому Жениху – Спасителю. Отец-христианин воспринял решение своей дочери как единственно для нее возможное. Он видел искренность и целеустремленность Татианы и отпустил дочь для общественного служения.

Из-за открытой христианской жизни дочери богатый римский сановник мог потерять положение в обществе. Но где истинная любовь, там и выбор будет в пользу истины и любви. Святая Татиана вышла за порог родительского дома с горячим отцовским благословением.

Пламенея любовью к Спасителю, святая дева Татиана все дни проводила в молитвенном бденье, а плоть умерщвляла строгим постом. И юная плоть подчинялась душе. Святая дева объявила себя Христовой невестой, и отныне никто не посягал на ее целомудрие и девство. Благо ко времени ее совершеннолетия на короткий период изменилась обстановка в Риме.

В 222 году всходит на римский престол шестнадцатилетний Александр Север. Сын христианки Маммеи, Север относился к христианам с большим сочувствием, но сам принять христианство не мог: это лишило бы его права быть императором. Даже в императорском дворце Александр повелел поместить изображение Христа и ветхозаветного Авраама. Лики Христовы соседствовали со статуями Аполлона[8] и Орфея[9].

Юный император и в политической жизни искал согласия. Он прислушивался к сенату, но оставлял за собой право принимать решения. Сократил расходы на войско, но не ослабил дисциплины. Придерживаясь римского языческого культа, Александр защищал и растущую христианскую общину. Однако и без покровительства императора римляне относились к христианам с доверием и интересом. Христиане самой своей жизнью доказывали истинность веры в Спасителя: опекали слабых и бездомных, проповедовали жизнь вечную, говорили, что пред единым Богом все равны. Но главное – в их общинах царила такая любовь, такое согласие, что это замечали даже самые упертые язычники. «Посмотрите, как они любят друг друга», – с изумлением говорили о христианах первых веков. Именно любовью побеждало христианство языческий мир.

Но сенаторы и близкие ко двору вельможи были недовольны. Язычество давало власть над людьми, потому что древние боги вселяют страх. Этот страх был частью политической системы: жрецы служили богу-императору и получали за это хорошую плату, неприкосновенность и имущественную защиту.

Удержать всю полноту власти молодому императору не удалось. Глава императорской гвардии Префект Дольмиций Ульпиан[10] стал при Александре «серым кардиналом». Этот человек отличался мстительным и жестким нравом. В его представлении закон и право были не для христиан – христиане в империи должны быть вне закона! Ульпиан положил начало новым гонениям на верующих. От имени императора в Риме и провинциях отныне запрещали собрания христиан, выносили постановления сжигать святыни и священные писания.

Началась травля христианских священников – им предписывалось служить языческим богам и совершать жертвоприношения перед статуями идолов. В случае неповиновения галилеянам (так язычники называли христиан) грозили лютыми мучениям и даже смертью. Кровь христиан лилась рекой…

В империи и провинциях был создан культ личности императора, перед их статуями совершались богослужения. Сенаторы-язычники надеялись укрепить империю поклонением общим идолам, их целью было полное искоренение истинной веры.

В это скорбное для христиан время святая дева Татиана проявляла особенное усердие в молитве и жила добродетельной жизнью. Священники назначили ей служение в качестве диаконисы христианской общины. В ее обязанности входило ухаживать за больными, оказывать помощь неимущим и страждущим, посещать узников в темницах. Диакониса находила время для каждого, кто нуждался в ее помощи.

Страждущие стекались в общины со всего Рима, и здесь они принимали христианство. Потому что никто не заботился о пастве так, как галилеяне. Христианские врачи лечили безмездно (бесплатно) и сами готовили для больных лекарства. Юная диакониса разыскивала врачей для больных, а врачи учили ее выхаживать своих пациентов.

А тех, кто не имел пристанища, святая дева размещала в домах христиан. Остальные члены общины приносили неимущим еду, передавали пропитание в больницы и тюрьмы.

«Житие святой Татианы» свидетельствует, что в 226 году сенат издал приказ для всех жителей Рима: принести публичную жертву языческим богам. Это было сделано, чтобы выявить тайных христиан и предать их суду. Солдаты и доместики повсюду искали тех, кто уклонился от повиновения сенату. И вот они ворвались в убежище христианской общины и стали требовать от ее членов исполнения приказа. Святая дева назвалась диаконисой и сказала их начальнику:

– Мы верим в Единого Бога Отца, Сына и Духа Святого. Других богов мы не знаем, и наша жертва будет лицемерной. Не мучай нас, ты видишь, здесь много больных, они нуждаются в покое. Тебе и твоим солдатам не надо быть здесь.

– Как ты смеешь указывать нам на дверь? Нас послал император, ты не можешь нарушить его приказ! Добровольно или силой, но ты выполнишь приказ! Схватить ее!

Святую деву схватили и вывели за дверь, потом повели по улице, как преступницу. Солдаты толкали ее и насмехались. По Риму вели сотни христиан, начинались их страстные дни.

Несчастную деву привели к храму Аполлона. В храме все было готово для принесения жертвы, от девы требовалось лишь разжечь огонь на жертвенном алтаре перед языческим идолом. Казалось, что может быть проще: с язычниками разводить огонь перед их богами, а в своей общине – молиться Христу и веровать в Единого Бога. Но святой Татиане была противна сама мысль о таком лицемерии. Языческий ритуал означал для нее надругательство над верой и изменой Небесному Жениху. Подобно сотням своих последовательниц она произнесла:

– Благам земным я предпочту блага небесные. Древние боги, пусть даже такие величественные, как ваш Аполлон, не даруют мне вечной жизни, я не в силах им поклоняться. Существует для меня Единый Бог, Его Имя я и буду прославлять вечно. Все могут быть озарены небесным светом – только надо захотеть. А я другого света и помыслить для себя не могу, все другое – только тьма. Окунись я во тьму сейчас – нечего и надеяться на вечное спасение. Но сегодня Господь мой со мною, и я Его не отрекусь.

Татиана стала молиться. Господь тотчас услышал ее молитвы: мраморный бог опрокинулся на пол и раскололся на куски. Раздались зловещие звуки, из черепков идола выскочила обитавшая там лукавая сила – очевидцы заметили ее мерзкую тень. Затем стены храма начали рушиться; их обломки падали прямо на язычников.

Но доместиков ничто не образумило, они были ослеплены неверием. Восьмеро огромных, облаченных в доспехи мужчин набросились на святую Татиану. Но юная дева видела: Господь рядом. Подобно Христу, молившемуся на Кресте за своих распинателей, святая дева просила Спасителя не наказывать доместиков, но показать им свет истины – здесь и сейчас.

Гонители повлекли святую деву на место пыток. Там ждал их судья, он холодно спросил у святой девы, намерена ли она и дальше противиться.

– Пожалей себя, дева, поспеши вместе с нами принести жертву древним богам. Император долго был слишком добр к вам. Но сегодня терпение кончилось. Прими римскую веру, и тело твое будет так же прекрасно. Если пойдешь против нас – у меня нет выбора: ты будешь жестоко наказана. Тюрьма и пытки – это наименьшее из того, что тебя ждет.

Святая дева молчала и только молилась в душе и за своих палачей. Тогда судья дал знак начинать пытку. Татиану били и терзали железными крючьями. Палачи готовы были выколоть ей глаза, так ослепила их ненависть к непокорной галилеянке. Но ангелы Господни были рядом, они принимали удары на себя. А мучителям казалось, что тело девы твердо, как наковальня. Они уставали бить, а их удары невидимо отражались и сыпались на тела палачей, нанося им глубокие раны. И наконец они воззвали к судье:

– Ничего уже нельзя с ней поделать! Мы сами страдаем от ее пыток! Ты видишь, мы в крови, а на ее теле кровь от прежних ран запеклась! Вели прекратить!

Судья жаждал крови и не унимался. А страстотерпица Татиана продолжала молиться о тех, кто страдал вместе с ней, – о своих палачах!

И вдруг один из палачей вскричал:

– Стойте, зачем мы слушаем судью! Дева не сделала ничего плохого, за что мы бьем ее?!

Земля задрожала, раздался гул. Гонители остановились. Они смотрели на юную деву смущенно:

– Откуда в ней столько силы? Не ее ли Бог ей дает? Только по одному ее зову Он пришел разрушить храм Аполлона… И сейчас Он не оставляет ее… любой человек бы умер уже от наших ударов!.. Я готов верить в такого Бога! Его не надо ублажать жертвами и призывать годами! Он рядом с ней, пусть она скажет нам Его имя!

Доместики смотрели на Татиану со священным ужасом. Тело мученицы было в крови, юное прекрасное лицо обезображено побоями, но дева улыбнулась и отвечала:

– Я только попросила Его открыть вам свет истины, и свет пролился на вас. Скоро свет этот достигнет ваших душ, и вы узнаете: Его зовут Христос!

Солдаты ждали, что при упоминании имени столь всемогущего Бога мощеная площадь под ними провалится. Но камни не шелохнулись, а только солнечный свет стал ярче. На душе у всех сделалось тепло, и раскаяние захлестнуло сердца грешников:

– Верим в Христа! Прости нас, дева, мы пришли обидеть тебя по невежеству своему! Как заслужить твое прощение?!

– Не предо мной вы виноваты, а только перед Ним! Он видит ваше раскаяние, но вы ступили на трудный путь, вас ждут теперь испытания. Господь, я знаю, не оставит вас, только и вы не оставляйте Его – верьте, как я верю! И вы узнаете вечную жизнь, такой жизни вам не сможет подарить ни судья, ни император, ни Аполлон…

Так восемь язычников уверовали во Христа. Креститься им суждено было не от воды, а от собственной крови. Судья повелел схватить их, жестоко бить, а когда изнемогут – усечь им головы.

Новообращенные христиане были казнены на месте, без всякого суда, чтобы «вера галилеян» не распространялась больше по Риму. А святую мученицу бросили в тюрьму. Для нее страстные дни только начинались…

Святая дева лишь догадывалась, что ей предстоит перенести. Она знала Евангелие и понимала, как труден будет путь к Небесному Отцу. Дева трепетала, но готовилась к своим испытаниям, как Христос готовился к Голгофе в Гефсиманском бденье. Господь явил святой Татиане Свою силу в языческом капище и на месте ее избиения. Теперь святой мученице предстояло явить Ему свою преданность. Наступала ночь, святая дева горячо молилась:

– Помоги моему отцу, Господи, он страдает, не зная обо мне! Укрепи и защити его, если и он схвачен! Господи, Ты знаешь, мы не скрывали веры своей и Твоей милости не скрывали пред многими! Мы не умолчали о Евангельской правде, но всенародно открыли истину Божию. И правду Твою восхваляли, всем указывая путь ко спасению. Не оставляй меня и отца, не удали от щедрот Твоих! Все, что мне уготовано, вынесу. Возьми меня, как взял Сына Своего возлюбленного, – до того, как силы оставят меня. Слаб человек! Укрепляй меня ежечасно! Не о теле прошу, о душе, ибо для нее жизнь вечная!

Господь слушал молитвы святой мученицы, и ангелы Его были посланы для утешения. Они исцеляли душу Татианы и заживляли раны на ее теле – за ночь раны перестали кровоточить и затянулись.

Настало утро, и новые палачи пришли за святой девой, чтобы вести на новый суд. Когда Татиану вели по Риму, по толпе прошел ропот: «Смотрите, она улыбается! На ее теле нет ран! Или вовсе не били ее в храме и на площади?!»

Ульпиан ждал узницу на площади – он сам взялся судить непокорную при всем народе. Озаренная внутренним светом, без малейших следов побоев, Татиана предстала перед неправедным судом. Ульпиан ждал кровавого представления и начал с надменной шутки:

– Ты совершенно здорова, девица, благодари за исцеление богов! Принеси им щедрые жертвы, я готов дать тебе время одуматься! Вчера ты была не так хороша: боги заботятся о тебе, несмотря на твою строптивость.

– Твои боги слепы, префект. Бесчувственны и слепы, как ты. Потому что сотворены тобой или такими же бездушными людьми. Если бы ты не был ослеплен, увидел бы Христа – Единственного Целителя, стоящего здесь. Но кажется, ты недостоин видеть Его, господин.

Это был вызов. Ульпиан пришел в бешенство. Он приказал обнажить святую деву. Этот способ поругания был излюбленным в языческом мире. Так и святую Варвару раздевали донага, чтобы она стояла обнаженной перед толпою. Святые девы не могли представить подле себя и одного мужчину, а выставлялись на поругание многих мужчин – это было для них настоящей казнью.

Кожу святой Татианы приказали изрезать острыми лезвиями. Лезвия блеснули в воздухе и опустились на белую как снег кожу… Но палачам не суждено было кощунственно насладиться видом крови – не кровь, а молоко потекло из ран, и воздух наполнился благоуханием! Это Дух Святой, которого была исполнена Татиана, растекался в воздухе, источая святое миро:

Татиана страдала, но ангелы Господни опять спустились к ней. Спаситель и теперь не оставил святую деву. Он сам узнал жестокое страдание от Пилата и не допустил торжества Ульпиана.

Когда святую распростерли крестообразно на земле и стали бить жезлами – ангелы обращали незримо удары на самих мучителей. Выходило, что мучители изо всех сил били сами себя, поэтому изнемогали от ударов и часто сменялись. Наконец девять палачей пали мертвыми, остальные же не могли пошевелиться.

Святая дева сумела подняться на ноги и сказала:

– И теперь еще, префект, ты не хочешь видеть бессилия древних богов? Почему они не помогли этим несчастным? Ведь вы целуете ноги своих идолов, строите для них храмы до самого неба… Посмотри на своих людей, господин, они мертвы и не познают вечной жизни. А ты еще можешь узнать, если поверишь в Единого Бога… Все могут спастись, для Спасителя нет избранных, а есть только раскаявшиеся и пришедшие к Нему. Об этом я и свидетельствую, Он через меня говорит с вами и для вас творит чудо со мной, не для меня. Я верую.

Ульпиан и слушал, и не слышал… Его смущало, что на глазах у толпы гордая дева опять вышла победительницей. Префект знал: казнь должна быть публичной и зрелищной, чтобы никому не захотелось больше идти к галилеянам. Но еще лучше, если казни не потребуется вообще! Пусть христианка проводит ночи в темницах, а наутро терпит новые пытки – не пройдет и пяти дней, как дух ее будет сломлен. Ульпиан крикнул:

– Увести ее! Воды и пищи не давать! Всем разойтись до завтра!

Толпа одобрительно загудела, жестокосердые римляне ждали новых зрелищ. Только зрелища и могут развлечь язычников, у которых нет Бога в душе, тихой беседы с Ним и молитвенного перед Ним предстояния…

Наступила еще одна ночь в темнице. Святая дева пребывала в молитвенном бдении, и с ней пребывали ангелы Господни. Татиана молилась, как молился Давид: «Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться. Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать святый храм Его, ибо Он укрыл бы меня в скинии Своей в день бедствия, скрыл бы меня в потаенном месте селения Своего, вознес бы меня на скалу. Тогда вознеслась бы голова моя над врагами, окружающими меня; и я принес бы в Его скинии жертвы славословия, стал бы петь и воспевать пред Господом. Услышь, Господи, голос мой, которым я взываю, помилуй меня и внемли мне» (Пс. 26: 1–7).

Наутро святую деву опять привели к Ульпиану. Он увидел, что на ее теле раны зажили и что последние дни и ночи никак не отразились на ее лице. Татиана была прекрасна. Ульпиан понял: без высшей помощи здесь не обходится, но Единого Бога он не знал – думал о волшебстве. Префект обратился к святой деве со льстивой речью:

– Дева, ты стала краше, чем была. Я вижу твою силу, пусть же эта сила послужит Риму. Будь вместе с римлянами, отрекись от своего колдовства – и ты увидишь, что наши боги умеют быть благодарными.

– Не от меня исходит моя сила, господин. У меня ничего нет, я только свидетельствую о Едином. Он по милости Своей исцеляет мое тело и не оставляет мою душу ни на минуту. Мне радостно быть с Ним, только это я и могу поведать…

– Ты можешь продолжать, но я прошу лишь одного: принеси жертву в храме Дианы и останешься свободной римлянкой!

Префект, в отличие от судившего Христа Пилата, был недалеким человеком. И если Пилат, видя силу Подсудимого, чувствовал, что она от добра, то Ульпиан был уверен, что Татиана владеет какой-то особой магией.

И потому святая Татиана уже не видела другого способа объясниться с Ульпианом, кроме действия. Ее слова не достигали ни ума, ни ушей префекта. Страстотерпица согласилась идти к храму языческой богини-охотницы. Когда святая походила к капищу, многие услышали скрежет нечеловеческого голоса, шедший от стен или кровли: «Горе мне! Куда скрыться от Духа Твоего, огонь возгорается во всех углах!» Это был чудовищный голос беса, обитавшего в капище, и он заставил вздрогнуть толпу.

Но святая дева только осенила себя крестным знамением и с улыбкой посмотрела на небо. Она начинала свою молитву: «Господи! кто может пребывать в жилище Твоем? кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, кто ходит непорочно и делает правду, и говорит истину в сердце своем; кто не клевещет языком своим, не делает искреннему своему зла и не принимает поношения на ближнего своего; тот, в глазах которого презрен отверженный, но который боящихся Господа славит; кто клянется, хотя бы злому, и не изменяет; кто серебра своего не отдает в рост и не принимает даров против невинного. Поступающий так не поколеблется вовек» (Пс. 26: 1–5).

От ее пламенной молитвы стены капища начали трещать и кровля посыпалась. Балки упали на статую идола, пол моментально покрылся осколками и пылью. Раздались ужасающие звуки грома, молния ударила в стены капища. В несколько мгновений колонны и стены обрушились, и стая летучих мышей поднялась в небо. В капище занялся пожар, огонь поглотил и камни, и жреца, и тех из толпы, кто ликовал о мучениях Татианы.

Стражники святой девы онемели. Но когда все было кончено, опомнились и стали жестоко бить ее, подозревая в колдовстве. Они повлекли страдалицу к месту истязаний и там подвесили ее тело и рвали железными крючьями. Палачи вырвали ей сосцы, и вид юного поруганного тела только разогревал их жестокость. Святая дева выносила нечеловеческое страдание, но о пощаде не молила.