Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Радамехский карлик

ModernLib.Net / Исторические приключения / Лори Андре / Радамехский карлик - Чтение (стр. 8)
Автор: Лори Андре
Жанр: Исторические приключения

 

 


      В одно октябрьское утро, часов около семи, наш молодой ученый по обыкновению сидел на своем складном стуле перед маленьким походным рабочим столом и занимался, всецело погрузившись в свои вычисления, когда Виржиль вдруг совершенно неожиданно, с особой поспешностью, вошел в палатку, служившую астроному рабочим кабинетом.
      Добрый парень, очевидно, бежал сюда очень быстро, потому что был красен как вареный рак, и притом сильно запыхался.
      — Гости, барин… Гости!.. К нам гости едут! — сказал он, видимо, сильно взволнованный.
      — Гости? — рассеянно повторил за ним Норбер, — ну что ты мне рассказываешь?
      — Да нет же, барин, право, гости, и мужчины, и дамы… Госиода на конях, — целый караван подымается в гору… Я увидел их с лесного двора, где наши люди работают, там, на половине подъема, и полагал, что мне следует предупредить вас об этом, что вам это будет приятно. Мне кажется, что я издали узнал барышню, дочь господина Керсэна, и ее маленькую служанку, затем — отца ее, господина Керсэна, и доктора Бриэ…
      — Ты грезишь!.. Бог весть, что тебе мерещится! — воскликнул молодой астроном, но тем не менее поспешно привстал и, схватив подзорную трубу, не без волнения подвес ее к глазам. — Ну, где же ты их видишь, этих мнимых всадников?
      — Бет, вот, смотрите туда, в конце пятнадцатого поворота… видите? — Одного взгляда было достаточно для того, чтобы Норбер мог вполне убедиться в правдивости принесенной Виржилем необычайной, невероятной вести.Действительно, то были, несомненно, Гертруда Керсэн, ее отец, доктор Бриэ и маленькая Фатима, которых он благодаря стеклам своего полевого бинокля видел в нескольких шагах от себя! Как ни удивительно, как ни невероятно было это посещение, тем не менее это было не игрой воображения, а живой действительностью. В первый раз в жизни молодой ученый устыдился своего рабочего наряда, в нем проснулось известное чувство кокетства, присущее каким-нибудь щеголям Парижских бульваров.
 
      — А я-то в каком виде! — воскликнул он с нескрываемым огорчением, окинув взглядом свой костюм, свою шерстяную матросскую рубашку, холщовые штаны и арабские туфли без задков. — Живо, Виржиль!.. тащи мне приличное платье! свежее белье!., ведь мы еще успеем!
      Бравый слуга бросился со всех ног в помещение своего господина и через минуту принес ему и свежее белье, и европейскую обувь, и полный летний костюм, не забыв даже широкополой соломенной шляпы. Живой рукой свершилось превращение. Едва успел Норбер Моони окончить свой поспешный туалет, как в его палатку вошел баронет, который только что встал. Его утренний туалет был безукоризнен и не нуждался ни в каких изменениях: об этом неустанно заботился Тиррель Смис. Взглянув на молодого баронета, можно было подумать, что он только что вышел из своей щегольской уборной на Curzon-street в Лондоне.
      — К нам едут Керсэн! — сказал ему Норбер.
      — А., в самом деле?
      — Посмотрите сами!
      И между тем как сэр Буцефал, взяв не спеша со столика бинокль, подносил его к глазам, молодой ученый продолжал:
      — Я выйду их встретить, а вы, дорогой Когхилль, вы так хорошо умеете всем этим распоряжаться, позаботитесь о том, чтобы им приготовили угощение, каких-нибудь прохладительных напитков, в то время как я буду встречать наших гостей.
      И не дожидаясь ответа, Моони выбежал на дорогу. Сэр Буцефал, в сущности, весьма огорченный той ролью, которую ему так бесцеремонно навязали, тем не менее призвал своего камердинера и отдал ему необходимые приказания.
      Слабый луч радости и удовольствия скользнул по гладко выбритому бесцветному лицу образцового камердинера, но, не теряя времени и не удостоив бедного Тирреля Смиса ни единым взглядом, молодой баронет вышел в свою очередь на дорогу и поспешил нагнать Норбера Моони.
      Путники только въезжали на эспланаду, когда их встретил молодой астроном.
      — Какой счастливый ветер занес вас сюда! — воскликнул Норбер Моони, радостно пожимая руки своих друзей. — Я положительно не верил своим глазам! Господин Керсэн, доктор Бриэ, мадемуазель Керсэн, да вы ли это? Вас ли я вижу?
      — Ну, да, конечно! Вне всякого сомнения! — смеясь отозвалась молодая девушка, легко соскочив с седла при помощи Норбера. — Неужели вы думаете, что я отпустила бы отца одного в Хартум?
      — В Хартум? Так вы едете в Хартум?
      — Да, — ответил господин Керсэн, который теперь тоже сошел с коня. — Я назначен генеральным французским консулом Судана и, конечно, везу с собою свою дочь…
      — Ого! — вставил и доктор Бриэ, — да вы, как видно, поотстали с новостями здесь, на ваших высотах!.. Вы, вероятно, не знаете, что армия Гикса наконец уже собралась под Хартумом, что она прекрасно дисциплинирована, вооружена и обучена: еще бы, она в продолжение целых восьми месяцев усердно обучалась своему делу! Вы не знаете, что Махди отступил перед нею! Нет больше великого Махди!.. Он словно обрел крылья и, подобно птице, отлетел в сторону Великих Озер… Вот, в сущности, чего стоят все эти репутации! А ведь как я верил в него! Как я верил в этого Махди, мой милейший друг! И что же? Я не верю больше в него, ни крошечки не верю!
      — И вы также, господин генеральный консул, — сказал Норбер Моони, — раз вы берете с собою в Хартум вашу дочь?
      — Право, если бы даже я и верил еще в него, то что же из этого следует? Я, во всяком случае, убежден, что усмирение Судана теперь не более чем вопрос времени. А так как в этих местах французская торговля может занять чрезвычайно важное место, то я счел своим долгом довести это до сведения моего правительства, а министр, не долго думая, назначил меня в Хартум. Гертруда, конечно, не захотела отпустить меня одного и, как видите, настояла на своем.
      — Ну, понятно! — воскликнула молодая девушка, — разве я по праву не участница в вашей карьере, папа? Знаете, господин Моони, папа только хвастается своими докладами своему правительству, а ведь все эти доклады я составляю вместе с ним. И вот отчасти с целью посетить Хартум, да кстати уж, так как это по пути, побывать и на пике Тэбали, признаюсь, я исподволь настаивала на том при составлении этих докладов. Но, признаюсь, я никак не ожидала увидеть здесь то, что я вижу. Ведь это положительно невероятно!..
      В этот момент к ним подошел и баронет, все еще немного напыщенный и обиженный тою ловкой шуткой, какую с ним только что сыграл Норбер Моони, опередив его на целые четверть часа и встретив гостей без него. Но никакая меланхолия не могла устоять перед заразительной детской веселостью Гертруды Керсэн. Она, по-видимому, была счастлива, что находится на вершине Тэбали, и даже не старалась нисколько скрывать этого. Когда же она переступила порог обсерватории и очутилась в громадной сводчатой зале, которую Тиррель Смис с помощью Виржиля быстро превратил в гостиную, то восторг ее не знал предела.
      — Мы находимся с вами в настоящее время в так называемой нами «Зале Ручек»! — проговорил молодой астроном. — Такое название дано ей потому, что все провода будут сосредоточены здесь, и посредством двух ручек ток будет регулироваться. При нажиме на одну ручку будет подаваться ток, а при нажиме на другую — отключаться. Впрочем, после я объясню вам подробнее, — прибавил астроном, — а пока советую вам отдохнуть с дороги.
      Роскошно убранный стол ожидал путников посреди залы, устланной дорогим бархатным ковром и меблированной широкими диванами, крытыми тисненой верблюжьей кожей. По стенам были развешаны большие карты и фотографические снимки Луны. В глубине залы, через дверь, открытую на обе половинки, виднелись дорогие астрономические инструменты, электрические машины, словом, целый технический музей. Трудно было поверить, что находишься на одинокой горной вершине, среди дикой африканской пустыни.
      После сытного завтрака гости объявили любезным хозяевам, что желали бы осмотреть все сооружения сейчас же, так как в ту же ночь собирались отправиться в дальнейший путь.
      Но ни Норбер Моони, ни баронет и слышать об этом не хотели'.
      Они убедили гостей остаться, обещая предоставить в их распоряжение здание обсерватории, а сами хотели перейти на ночь в палатку, что в этих жарких странах не казалось особым лишением.
      Господин Керсэн уступил их просьбам и согласился переночевать на Тэбали.
      Между тем Гертруда, выйдя из-за стола, принялась рассматривать некоторые из карт, развешанных по стенам.
      — Что это такое? — спросила она, указывая на карту морей и материков, которые ей были совершенно незнакомы.
      — Это общая карта Луны, — ответил ей Норбер, — или, вернее, — ее полушария, видимого для нас.
      — Как! Карта Луны! — воскликнула молодая девушка. — Разве там уже были люди?
      — В этом нет никакой надобности, чтобы составить карту: стоит только внимательно наблюдать за нашей спутницей в ясные лунные ночи с помощью телескопов и заносить свои наблюдения на карты. С течением времени эти многочисленные наблюдения разных астрономов, оказавшиеся тождественными, дали возможность составить географическую карту этого маленького мира.
      — Но я вижу на этой карте имена и названия, вот например: «Море Спокойствия», «Океан Бурь», «Цепь Апеншшев», «Дорфельские горы»… кто мог узнать эти названия?
      — Эти названия условные, данные самими наблюдателями; они, в сущности, ничуть не нарушают законных прав жителей Луны, если только таковые существуют, что для меня не известно.
      — Ну, а это что такое? — спросила снова Гертруда, переходя к другой карте.
      — Это лунная гора «Гассенди», а вот группа высот, или гор, которую мы замечаем вблизи северного полюса нашего спутника, это так называемые «Горы Вечного Света».
      — Все эти вулканы как будто срисованы с наши? Севеннских гор!
      — Это вулканы Луны или, по крайней мере, кратеры прежних вулканов, вероятно, уже потухшие. Ош встречаются повсюду на поверхности этой бедной Луны которая, по-видимому, некогда сильно страдала от различных вулканических переворотов.
      — А вы убеждены, что это все кратеры?
      — Конечно, потому что мы можем определить совершенно точно их форму и очертания, их высоту и размеры.
      — Каким же образом?
      — Мало того, что это возможно, это даже очень легко и просто, и делается посредством самой элементарной геометрии.
      — И вы не допускаете возможности ошибки относительно их высоты и размеров?
      — Нет! Когда вы смотрите на фотографию какого-нибудь человеческого лица, которого вы никогда не видали, уверены ли вы, что эти черты точно воспроизведены фотографией?
      — Да, конечно!
      — Ну, так и мы делаем фотографические снимки с Луны, точно так же, как с любого живого лица. Вот смотрите, это как раз фотографический снимок лунной горной цепи Апеннин, снятых мною не далее как с месяц тому назад.
      — Поразительно!
      — Да, ну, а взгляните теперь на этот снимок, изображающий вулканический остров, усеянный кратерами, — это наш пик Тенериф, снятый с высоты птичьего полета. Не правда ли, как аналогично?
      — Действительно!
      — Вот таким-то путем, путем сравнений и аналогий, мы создали географию Луны, или селенографию, как говорят любители греческого языка.
      — Понимаю, но скажите мне, как могли вы сделать снимок отдельной цепи гор? Я понимаю, что можно сделать снимок всей Луны, но отдельных ее частей…
      — И это вам не трудно будет понять, если вы вспомните, что мы имеем в своем распоряжении телескопы, увеличивающие в две тысячи раз, которые, так сказать, приближают к нам Луну на расстояние приблизительно сорока восьми миль от нашей обсерватории. А так как шар, имеющий в диаметре 869 миль, на таком близком расстоянии должен казаться громадным, то мы по желанию можем выбирать любую часть его для воспроизведения фотографическим способом. Кроме того, вам, вероятно, известно, что микроскопическая фотография легко может быть увеличена настолько, чтобы показать нам разные мелкие подробности, которых мы не могли разглядеть невооруженным глазом.
      — О, как бы я хотела видеть все это своими глазами! — воскликнула Гертруда.
      — Вы и увидите, и не далее как сегодня же вечером. Луна теперь полная и вполне удобна для наблюдений.
      — Неужели вы покажете и цепь Апеннин, и Океан Бурь, и горы Дорфель?..
      — Да, и еще многое другое!
      — Нет, это нечто чудесное! Нечто поразительное!
      — Да, пожалуй, это нечто чудесное и даже поразительное, если хотите, но мне кажется еще более поразительным то, что почти все наше человечество проводит всю свою жизнь в столь близком соседстве со всеми этими чудесами и ничего не знает о них и даже не интересуется!
      — Итак, вы действительно допускаете возможность, — продолжала Гертруда после некоторого молчания, — что Луна сходна с нашей Землей и по своему геологическому строению, и по своим материкам, морям, горам, вулканам и тому подобное?
      — Не только допускаю, — улыбнувшись ответил Норбер Моони, — но почти уверен, что это именно так. Не забудьте, что Луна не что иное, как часть Земли, отделившаяся от нее тысячу миллиардов лет тому назад, в эпоху, когда наш земной шар представлял из себя темное тело, состоящее из вращающихся вокруг него обломков. Потому-то химические элементы ее почвы совершенно тождественны с химическими элементами земной почвы; самое большое различие, какое может быть допущено, заключается в иной комбинации этих элементов или же ином распределены между центром и периферией. Однако все исследования заставляют предполагать безусловную тождественность геологического строения Луны и земного шара. Этим я, конечно, отнюдь не хочу сказать, что и жизнь там проявляется, или проявилась, в тех же формах и при тех же условиях. Нет!
      Климатические и температурные условия Луны, безусловно, совершенно иные, чем наши. Вследствие ее значительно меньшего размера, ее особого положения и ее чередующихся переходов от холода к теплу и обратно, совершающихся в течение четырнадцати дней, — не только вероятно, но вполне несомненно, что растительное и животное царство Луны являются или являлись совершенно иными, чем наши. Что же касается ее атмосферы, существование которой несомненно, то она до того разрежена, что не имеет ни малейшей аналогии с нашей.
      — Вы, конечно, имеете об этом самые новейшие сведения? — насмешливо осведомился доктор Бриэ.
      — Да, именно, как вы изволили сказать, самые новейшие сведения, — серьезно ответил молодой ученый. — Все вечера я провожу за наблюдениями, наиболее любопытные из которых и заношу в наш астрономический журнал.
      — Так, например, в течение последнего солнечного затмения в прошедшем августе я заметил то самое явление, которое обратило на себя внимание Лосседара и о котором он упоминает в своих трудах: я говорю о закруглениях на концах рожков солнечного серпа. Кроме того, мне случалось несколько раз наблюдать лунный сумрак, о котором уже говорил раньше меня Шретер. Все это доказывает несомненное существование атмосферы, хотя другие признаки, как например, отсутствие градаций и переходов в тенях, которые кидают на равнины горы и кратеры Луны, как бы противоречат этим доказательствам. Вот почему я придерживаюсь того мнения, что лунная атмосфера безусловно существует, но что она настолько разрежена, что, вероятно, совершенно непригодна для дыхания нам, жителям Земли.
      — Но, в таком случае, прощай весь ваш блистательный проект!
      — Нет, это мы еще увидим! — возразил улыбаясь Норбер Моони. — Мы приняли на всякий случай все необходимые меры предосторожности. Если атмосфера Луны не пригодна для нашего дыхания, мы попытаемся заменить ее нашей; если же это не удастся нам, то мы обойдемся как без той, так и без другой!..

ГЛАВА X. Еще гости

      Гости были чрезвычайно заинтересованы любопытными сообщениями Норбера Моони и готовы были без конца слушать молодого ученого, но тот воспротивился этому и потребовал, чтобы приезжие отправились отдохнуть.
      Лишь после заката солнца директор «Seleneе Company» согласился продолжать прерванный осмотр сооружений своей обсерватории.
      — Я покажу вам нечто такое, чего еще не видел ни один непосвященный в это дело! — сказал он. — Но не думайте, что я поведу вас смотреть страшные рогатые машины или колдовские препараты… нет, все у нас крайне просто.
      — Вот прежде всего, — продолжал он, проходя впереди своих гостей в галерею, примыкавшую к «Зале Ручек», — это моя частная обсерватория. Здесь вы не увидите ничего такого, чего бы не могли увидеть и в Париже, Марселе, Монсури или Гринвиче. Подвижный купол, вращающийся на своей оси, телескопы, термометры, витрина с мелкими инструментами, — вот и все. Здесь, направо, у нас большая лаборатория с очагами, колбами, ретортами… а там, слева, у нас помещается склад химических веществ, в котором вы видите громадный запас хлористого калия и большие цинковые коробки.
      — Резервуары эти предназначены для того, чтобы быть наполненными кислородом, который даст нам возможность дышать при каких бы то ни было атмосферных условиях, как под водою, так и в воздушном пространстве.
      — Дальше идет кладовая, или склад канатов, различных тканей, шелковых и других, и различных материалов для изготовления воздушных шаров и парашютов различных систем и всевозможных размеров, совершенно готовых служить в любой момент, в случае надобности. Все остальные здания представляют собой наши провиантские склады. Там хранятся наши запасы мясных и иных консервов, наша сушеная зелень, вина, морские сухари, мука, крупа, сушеные фрукты и все остальное. Наши цинковые цистерны, вделанные в бетон, вмещают около двадцати миллионов литров воды… Но все это, повторяю, не представляет собою ничего особенно интересного. Достаточно сказать вам, что мы находимся здесь в одноэтажном укрепленном замке, построенном из чистого магнитного пирита и богато снабженном не только всем необходимым для нашей обыденной жизни, но и всем необходимым для астрономических, метеорологических и атмосферных наблюдений для всех физических и химических исследований быстрого изготовления всех тех предметов, какими mi могли позабыть запастись…
      — Итак, как видите, до настоящего времени во всем этом нет еще ничего особенно замечательного или выдающегося, если не принять во внимание полную автономию нашего маленького государства, которое в случае надобности могло бы существовать совершенно самостоятельно, как большое судно в открытом море или крепость в осадном положении. Для большего сходства с последней мы имеем еще и прекраснейшие средства к обороне, целый арсенал холодного оружия, ружей и револьверов, два Гаттлинговских орудия и четыре дальнобойных митральезы системы Максима… Вот вам наши материальные условия и условия нашей общественной безопасности, а теперь перейдем к осмотру технических работ, предпринятых нами ввиду того опыта, который я предполагаю сделать в недалеком будущем!
      С этими словами молодой астроном ввел своих гостей в круглую залу, занимавшую центр строений. Здесь посетителям представилась только большая круглая, совершенно черная яма, или дыра.
      — В этой яме я предполагаю установить в ближайшее время подъемную машину, благодаря которой мы будем иметь возможность в три минуты спускаться к подножию нашей горы. В сущности, это не что иное как глубокий колодец. Я приступил к рытью его тотчас же после того, как покончил с нивелировкой верхней площадки. Это было сделано главным образом с целью зондировать почву и убедиться в геологическом строении Тэбали. Колодец этот вертикально спускается до глубины тысячи пятьсот двадцати метров при диаметре в два. метра с лишком. С помощью пара, который мы применяли к этом деле, вся эта работа была окончена в течение двенадцати недель. Таким способом мне удалось добраться до основания пика и убедиться, что это основание лежит на чистом песке, констатировать однородность состава этой скалы, степень ее магнитности и вследствие этого решиться воспользоваться этой горой в том виде как она есть, вместо того, чтобы сооружать такую гору искусственным путем. Кроме того, колодец этот имеет еще другое применение, которое вы вскоре сами сумеете оценить…
      — Вы только что упомянули о паровых машинах, которыми пользовались для сверления этого вертикального колодца, — заметил господин Керсэн, — где же у вас эти машины и каким путем вы могли снабжать их необходимым топливом?
      — Вы затрагиваете как раз именно то единственное препятствие, которое грозило окончательно остановить нашу Суданскую экспедицию, — именно, недостаток в топливе. Чтобы объяснить вам, каким образом мне удалось обойти это затруднение, будет достаточно показать тот аппарат, который является главным двигателем и созидателем всего моего предприятия.
      Все маленькое общество вышло по коридору на широкую круговую дорогу, пролегавшую под открытым небом между строениями и наружной стеной, служившей оградой.
      На этой широкой дороге, подвергавшейся в продолжение доброй половины суток палящему влиянию раскаленных лучей тропического солнца, помещалось несколько дюжин громадных медных рефлекторов в виде усеченных конусов. Каждый из этих аппаратов имел большой котел из закаленного стекла и паровую машину, которая, как это было видно по ее движению, легко могла передавать это движение приводным ремнем, расположенным под навесом.
      — Это инсолятор, — сказал Норбер Моони, — в том самом виде, в каком он был создан, сооружен и усовершенствован своим гениальным изобретателем господином Мушо, профессором физики при лицее в Туре, предназначенный им для восприятия солнечной теплоты и применения ее для промышленных целей. Сам изобретатель имел, кажется, в виду прежде всего применение своих аппаратов при постройке транссахарской железной дороги. Как вы изволили уже видеть, благодаря содействию этих самых инсоляторов мы имели возможность пробуравить тот глубокий колодец и, как вы сейчас будете иметь случай убедиться, — там, внизу, у подножия горы, этот аппарат раскаляет добела пояс плавильной печи, в которой производится весьма значительное количество стекла.
      — Как? Неужели эта медная воронка способна выделять такое количество тепла, какое требуется для превращения песка в стекло? — воскликнул восхищенно доктор Бриэ.
      — Вы сами сейчас лично убедитесь в этом, — сказал Норбер Моони, — а пока я полагаю, что будет достаточно, если я скажу вам, что здесь, под жгучим небом Судана, у нас получается в этих аккумуляторах в среднем до тридцати восьми калорий в минуту на каждый квадратный метр подверженной влиянию солнца поверхности, а площадь каждого из моих аппаратов равняется десяти квадратным метрам, всего же их у меня две тысячи. Иначе говоря, я могу даром получить и использовать до семисот шестидесяти калорий в минуту или до сорока пяти миллионов шестисот тысяч в час, или же до четырехсот пятидесяти шести миллионов калорий в течение десятичасового рабочего дня. Вот как велико количество тепла, выделяемого для нас солнцем, но которому человечество дает пропадать даром, не утилизируя его ни на какие свои нужды. Мы здесь не имеем другого средства нагревания или отопления. Сегодня утром вы изволили кушать за завтраком котлеты, изжаренные посредством инсолятора, а вечером мы вас угостим супом и жарким, изготовленным тем же способом. Та наливка, которую вы вольете в свой послеобеденный кофе, изжаренный все тем же самым способом, настояна на водке, дистиллированной тоже инсолятором.
      — Но в таком случае вы вынуждены стряпать и готовить только днем? — заметила смеясь Гертруда.
      — Да, если бы мы имели непростительную глупость давать испаряться этому теплу, добытому нами в течение дня, но отнюдь не тогда, когда мы позаботились сохранить это тепло, задержав его посредством какого-нибудь тела, служащего плохим проводником, вроде теплого шерстяного одеяла или простого глиняного горшка, как это делает мой Виржиль, могу вас в том уверить!
      — Это просто поразительно! — воскликнул господин Керсэн. — Вот, в самом деле, аппарат, который предназначен оказывать в Африке самые необходимые услуги!
      — Да, совершенно, верно, такого рода услуги, которые мы теперь еще даже не в состоянии вполне оценить, — сказал Норбер Моони. — Подумайте только о том, что эта сила даровая и беспредельная!.. Одним простым действием солнца мы имеем теперь возможность рыть артезианские колодцы посреди самой безводной голой пустыни, добывать воду с какой угодно глубины, вызывать ее на поверхность… Можно провести железные дороги из конца в конец Сахары, построить фабрики, заводы, заставлять их работать, отапливать паровые суда, не заботясь о топливе. Эта забота всецело ложится на солнце… стоит только установить эту медную коническую воронку, — и все остальное делается уже само собою. И вместе с тем нет ничего легче, как дать этим инсоляторам нужное направление и уклон. Вот этот рычаг, который вы видите, без труда заставляет рефлектор двигаться вправо и влево в горизонтальной плоскости, а эти железные подъемцы позволяют вращать их и подымать, и спускать выше и ниже. Семилетний ребенок, дикий полинезиец, мало того, даже обезьяна легко научится столь простому и несложному маневру!..
      С круговой дороги маленькое общество вернулось к главным входным воротам, где их ожидали уже оседланные лошади, чтобы спуститься к подножию горы Тэбали. Это было делом какого-нибудь получаса. Легким галопом проехала кавалькада мимо лагеря землекопов, состоящего из землянок, хижин и пестрых холщовых палаток и навесов, и вскоре остановилась у плавильных печей, о которых уже упоминал Норбер Моони.
      — Таких точно плавильных печей мы имеем сто двадцать в данный момент; они опоясывают основание нашего пика или, если хотите, подножие горы Тэбали целым поясом стеклянных заводов. Вот вы теперь сами видите получающееся стекло; оно, конечно, грубое и не совсем прозрачное, но вполне соответствует своему назначению, которое заключается в том, чтобы изолировать магнитную скалу, из которой состоит пик Тэбали. И это изолирование совершится посредством слоя такого стекла толщиною приблизительно от семидесяти до восьмидесяти сантиметров.
      — Но каким образом вам удастся получить этот слой? — спросил доктор Бриэ.
      — Да очень просто! Спуская горячую стеклянную массу под основание пика Тэбали. В песке, как в главном веществе для изготовления стекла, мы не имеем здесь недостатка, а солнце дает мне возможность поддерживать деятельность ста двадцати плавильных печей в течение от двенадцати до пятнадцати часов в сутки. Каждая из этих плавильных печей дает нам в среднем до двухсот кубических метров стекла в день, и стекло это стекает под гору по мере того, как оно выходит из плавильных тигелей, и там уже разливается. Горизонтальный тоннель, прорытый вплоть до центра основания пиритной скалы, упирающийся в тот глубокий колодец, который мы с вами уже видели, позволяет нам двигать сливание стеклянной массы от этого центра к окружности скалы… В тот день, когда стеклянная масса достигнет окружности скалы, мы будем знать, что гора наша окончательно изолирована от своей природной песчаной подошвы.
      — Ну, а сколько времени потребуется вам на это? — осведомилась Гертруда.
      — Да еще месяцев пять-шесть упорной работы, не меньше!
      — Это, однако, довольно долгий срок!
      — Да, действительно, особенно для господ комиссаров контрольного комитета «Selene Company», — улыбаясь сказал Норбер Моони, бросив лукавый взгляд в сторону сэра Буцефала. — Но тем хуже для них! — весело продолжал он, — я не хочу ничего предоставлять случайности и, как вы, вероятно, поверите мне, не соглашусь скомпрометировать успех моего дела излишней, непростительной в такого рода вещах поспешностью, в угоду этим господам.
      — Ах, кстати, где же остальные три комиссара? — осведомился доктор Бриэ. — Мы их еще не видели сегодня.
      — Они там, наверху, на горе, в специально отведенном для них помещении.
      — Там они проводят все свое время, играя в карты, кура трубки и потягивая отвратительное английское пиво, которое им доставляют в громадном количестве из Бербера. Я их теперь почти не вижу и терплю их вмешательство только в случае безусловной необходимости: например, когда требуется подписать какое-нибудь условие, контракт или выдать ордер для уплаты.
      Но при этом молодом ученый умалчивал о том, что эти господа — Вагнер, Грифинс и Фогель, всеми средствами старались воспрепятствовать осуществлению его предприятия; что их враждебность была уже теперь вполне и несомненно доказана целым рядом самых низких и гнусных поступков; что в силу всего этого пришлось смотреть на них, как на врагов, и строго воспретить им доступ к работам, вход в обсерваторию и даже в магазины экспедиции. И вот уже около трех месяцев, как эти господа, так сказать, содержались в карантине, в той части левого флигеля главных строений, который был отведен под их квартиры. Кроме того, для большей безопасности они были надлежащим образом предупреждены, что в случае новых изменнических и предательских действий с их стороны, им без особой церемонии всадят каждому по три пули в голову.
      Норбер Моони с большой охотой совершенно изгнал бы их из Тэбали и отправил бы обратно в Европу, но его удерживало от этого их звание денежных или финансовых контролеров, избранных собранием акционеров, и потому, если он и желал окончательного разрыва с ними, то только с тем условием, чтобы этот разрыв произошел с их стороны. Вот причины, почему он, хотя и предупредил их, что не потерпит более с их стороны никакой прямой или косвенной попытки воспрепятствовать осуществлению его предприятия, тем не менее продолжал терпеть их присутствие в Тэбали.
      Что же касается их самих, то они, конечно, отнюдь не желали удалиться по собственной воле. Решившись во что бы то ни стало захватить в свои руки это блестящее дело, которое было обязано им своим существованием, и потому смотря на Норбера Моони как на узурпатора их блестящей мысли, они скорее были согласны вытерпеть какие угодно ограничения, неудобства и неприятности, чем выпустить это дело из своих рук!
      С сэром Буцефалом Когхиллем, человеком, принадлежавшим к хорошему обществу, Норбер Моони ладил прекрасно. Чтобы вызвать между ними нечто похожее на тень соперничества, надо было только присутствие прелестной дочери французского консула. Молодой баронет не мог, живя бок о бок с Норбером Моони, не увлечься его пылкой энергией, его честными и прямыми взглядами на вещи, не оценить его милого приветливого и веселого нрава, его гениального изобретательного ума и прекрасных душевных качеств. Чем бы ни окончилось это предприятие, баронет гордился тем, что принимал в нем участие. Задетый за живое в своем любопытстве, с разумным расчетом окружить свое имя по возвращении его в Лондон новым блестящим ореолом, каким, без сомнения, должна была украситься его репутация благодаря столь оригинальному и необычайному приключению, молодой лорд Когхилль довольно охотно мирился с немного однообразной и уединенной жизнью, какую он вынужден был вести в пустыне Байуда.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15