В пику Бодибильдихе решено было погрузить «дом» на понтон и прокатить по океану.

Небывалое шоу назвали «Арго». Новая редакция «дома» представляла собой бронзовое яйцо: герметичный контейнер, что-то вроде зимнего сада с ручьями и птичками, поющими на деревьях. «Арго» с герметично запаянными аргонавтами внутри сначала проплывет по следам мифологического Тезея, а затем повторит маршрут легендарного Одиссея, и шестеро аргонавтов, подобно Орфею, сойдут в полярный Аид. Эта заключительная «экскурсия» в тамошний Тартар окончательно решит, кто вернется победителем звездного шоу, а кому суждена участь кануть в Лету, навсегда исчезнув с экранов телевизоров. Продвинутый массовик-затейник намекал, что Южный полюс и мрачный Аид вовсе не безлюдны и гостям будут рады заскучавшие жители подземных городов.

Черномор оказался богатым дядькой, он не только придумал, но и оплатил весь проект и убранство зала Изиды: малахитовый трон, занавеску со звездами, черный плащ, корону, усыпанную сапфирами, похожую на опрокинутый месяц, пылающие треножники, огненные чаши на цепях и странную книгу с листами из настоящей кожи.

Однако последняя просьба Черномора немного озадачила даже лишенную комплексов Ксению. Он выслал ей фотографию кудрявого увальня, литературной знаменитости нового разлива, и приказал «лишить его головы» в переносном, конечно, смысле. Ксении надлежало бесповоротно влюбить в себя толстяка, причем Черномор намекал, что этот щелкопер буквально помешан на Буратино, и советовал тонко разыграть козырную карту Мальвины, вкрадчиво намекая на увлекательнейшее продолжение их любовной игры. В душе Ксении впервые шевельнулось подозрение, не запуталась ли она в бороде виртуального обожателя. К тому же, прежде чем начать любовную игру, он всякий раз диктовал ей довольно сложный и бессвязный набор цифр, уверяя, что это всего лишь закодированное признание в любви.

Тряхнув кудряшками, Ксения отогнала ненужные мысли, виляя задком, взбежала по ступеням и устроилась на стылом малахитовом троне между двумя колоннами из черного и красноватого мрамора. Эти колонны были довольно уродливы, но незримый архитектор заверил Ксению, что столпы это главное!

На этом троне Ксении предстояло высиживать долгие часы телевизионной съемки, пока участники ее нового проекта будут наперебой соревноваться в рифмоплетстве в ее честь. Но если честно спросить ее жестокое сердце, то это сердце ответило бы на простом и доступном сленге, что все соискатели – типичный отстой. Глядя на юных Адонисов, толпой стоявших у ее трона, Ксения думала лишь о том заветном часе, когда, надев шлем и застегнув навороченный костюм виртуального секса, она вновь ощутит стальной натиск Черномора и услышит его колдовские нашептыванья.

– Твои глаза порой похожи на голубой алмаз, ни у одной знакомой рожи я не видал подобных глаз! – блеял первый «аргонавт».

– Ты на что понадеялась, фря? Твои деньги потрачены зря. Я такие держал «батоны»! Они весили парой полтонны! – орал его конкурент, подражая Тимати.

Первый даже старомодно лиричен, – оценила находку первого претендента Ксения, но про томные взгляды и глазки – старо. У второго больше ключевых слов: деньги, зеленые, еврики, золотые сольдо и «продовольственная программа»… Это злободневно!

Ксения решительно выбрала второго и дунула в командирский свисток:

– Следующие!

На алый бархат дорожки вышла странная парочка: маленький, нервно-подвижный лысеющий брюнет и кудрявый, рано располневший увалень, чем-то похожий на Пьера Безухова из фильма Бондарчука. Толстяк с восторгом озирался по сторонам, это был Парнасов.

Постукивая алмазным коготком по подлокотнику, Окси – таково было сценическое имя Ксении Мерцаловой – холодно разглядывала перезрелых претендентов, собираясь удалить их с «Поля Судьбы».

– О царственная госпожа, восседающая на троне перед завесой… Ты – истина, распятая между столпами противоположностей, твой трон отделяет свет от мрака, жизнь от смерти. Своим молчаливым присутствием ты примиряешь мятущиеся крайности, – толстяк опустился на одно колено. – О хранительница древней тайны и всепроникающей мудрости природы… Я пришел к тебе, как запыленный пилигрим, чтобы сложить к твоим стопам все, что я добыл за годы странствий.

Должно быть, на беднягу подействовали трудности перелета, но он не мог оторвать глаз от звездной богини, попирающей ногами месяц. Глядя на смертного, распростершегося у ее ног, Исида царственно усмехнулась и потянулась к свистку.

– Герман Парнасов, – торопливо расшаркался толстяк.

Ксения милостиво протянула руку для поцелуя, запоздало опознав знаменитость:

– Очень рада. Надеюсь, мы продолжим знакомство сегодня вечером на презентации «Золотого ключика», – пропели ее лукавые уста.

Вместо ответа Парнасов припал губами к ее руке, увенчанной перстнями и браслетами в виде змей.

Глава 4

Меню господина Сатаны

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать.

А. Пушкин

Вечером зимнего дня в захолустном Лебединске проходила церемония открытия первого в этой местности казино. Вымирающий городок, припавший к тощему сосцу заглохшей магистрали, внезапно поверил в будущее. Казино «Золотой ключик» спустилось на эту землю, как летающая тарелка, и теперь прощупывало заботливым лазером прохудившиеся карманы лебединцев, но именно этот межпланетный скиталец, неожиданно свалившийся им на голову, готовил лебединцам новую жизнь, обещая всех их сделать «богатенькими Буратинами».

Свою радость лебединцы выразили суетливо и по провинциальному безвкусно. Под гром местного оркестра, специализирующегося в основном на похоронных маршах, Мерцалову поднесли наскоро изготовленный «Золотой ключ» от Лебединска в виде целующихся лебедей. Мерцалов, не снимая белых лайковых перчаток, взял ключ в ладони и к большому восторгу лебединцев азартно потряс им, как каннибал берцовой костью.

Теперь настала очередь Мерцалова благодарить хозяев за гостеприимство. На городскую площадь выплеснулся венецианский карнавал, оформленный в игорном стиле. Зрителей ожидало лазерное шоу, марш лилипутов, фонтан из настоящего розового шампанского и танцы на плавучей эстраде. Впечатления обволакивали зрителей, как сдобный рулет. Салюты, скрипки, трещотки и кошачьи вопли популярного женского трио смешались в яркую какофонию, от которой, с одной стороны, стыла кровь в жилах, а с другой – эти самые жилы начинали вибрировать и наполняться веселящим газом.

После шикарного обеда по-сибирски с пельменями из косули и с ухой из омуля, будущего «отца города» усадили в открытый кабриолет, запряженный лошадками местной породы, и во главе праздничной процессии Мерцалов выехал осматривать свои владения. Эскорт милиции на мотоциклах сопровождал эту небывалую экскурсию.

Казино «Золотой ключик» пригрело под боком ночной клуб «Звезда Мальвины» и фешенебельный ресторан «Три корочки». Культ любимого героя ощущался в голубых паричках официанток, в полосатых колпачках вышибал и во всей стилистике этого сказочного уголка. На эстраде наяривал джаз из плохо побритых «мальчиков» в коротких синих штанишках и зеленых курточках. В меню значился живодерский супчик из черепах, жареные пескарики, баранья похлебка и множество других столь же заманчивых кушаний, и лишь десерт оставался традиционным: манная каша с малиновым вареньем и леденцовые петушки.

Директор развлекательного комплекса, иностранец итальянского происхождения Карабасини лично встречал почетных гостей, поигрывая семихвостой плеткой и поглаживая черную цыганскую бороду. Продрогшие гости всем скопом повалили в «Золотой ключик». По случаю торжества вместо игорных столов были накрыты обычные. Всех писателей увенчали золотыми венцами с чеканными лавровыми листиками, и лишь Парнасову достался терновый, с шипами и розами.

Писательскую делегацию усадили за особый стол, и расторопные официанты принесли горы закусок и заставили белоснежное поле винами. После десятка тостов за процветание игрового дела настало время десерта и каждому гостю вручили листок с «Крези-меню».

Меню было оформлено в виде колоды Таро. Двадцать две карты представляли собой прельстительные картинки, иногда весьма двусмысленные. К примеру, на одиннадцатой карте, известной как «Справедливость», вместо привычных знатокам красивой девушки и усмиренного царя зверей была нарисована Мальвина и пудель Артемон, подстриженный «подо льва».

На тринадцатой карте вместо традиционной старухи Смертушки извивался тощий Дуремар, похожий на скелет, обернутый в зеленое пальто, и его сачок подозрительно напоминал косу в руках у Смерти, а пиявки походили на могильных червей.

На пятнадцатой карте «Дьявол», где обычно нарисован огромный рогатый бес, удерживающий на цепях нагих Адама и Еву, был намалеван Карабас Барабас, дергающий за нитки голых марионеток!

На семнадцатой карте «Звезда» вместо картинки с обнаженной девушкой, обливающейся из кувшина, красовалась Мальвина, едва прикрытая бабочками. Малышка застирывала платьице.

Глянцевую стопку завершала карта «Воскрешение мертвых»: раздув щеки, Буратино дул в хрипучую трубу, и на звук этой воистину архангельской трубы со всех сторон сбегались «воскресшие куклы», и эта карта полностью повторяла финальную сцену сказки.

– Эге-ге… Как же я сам до этого не додумался! – пьяно икнул Парнасов, не на шутку заинтригованный этой дизайнерской находкой. – Ну раз так, я готов рискнуть! – Парнасов оторвал карту «Звезда» и протянул официанту. Дюжие Арлекины быстро расчистили стол. Запасливый таежник Лют Свинельдыч попытался незаметно спрятать под пиджаком тарелку с расстегайчиками, но его деликатно пожурили. Сверху ударил голубой луч и расплющился на столе. Как по команде, писатели задрали носы. Из-под купола ресторанного зала, прямиком на их заслуженные лысины снижался розовый кружевной парашют. Крепко держась за канат и обвивая пеньковый стебель стройными конечностями, на стол десантировалась Мальвина. Белое, напудренное личико было трудно разглядеть за ворохом юбок, но стройные ножки в кружевных панталончиках выглядели так аппетитно, что Лют Свинельдович, забыв о расстегайчиках, сейчас же попытался схватить Мальвину за щиколотку, но получил ощутимый разряд вольтовой дуги.

– Чур меня! Чур! Изыди, масонское отродье! – пробормотал Обуянов. – Должно быть, он уже успел прочитать последнюю книгу Германа Михайловича и был в курсе не совсем пролетарского происхождения Мальвины.

Станцевав на столе польку-птичку, Мальвина уселась на колени Парнасова, выпила с ним на брудершафт и поцеловала. Голубой паричок с огромным бантом скатился на пол, и лишь теперь Парнасов с радостью и изумлением узнал Ксению. Надеясь сполна насладиться заказанным блюдом, он увлек Ксению в пальмовую рощу при казино. Едва слышно ныли скрипки, и мерно покачивалась в стакане золотистого вина чайная роза.

– Под эту музыку мне хочется объясняться в любви, – в любовной агонии лепетал Парнасов.

То ли напитки Карабасини оказались слишком пьянящими, то ли Окси и в самом деле задела нечто сокровенное в сердце холостяка, но цитадель с именем Герман Парнасов без боя пала к носкам ее туфелек и среди развалин этой прежде неприступной фортеции обнаружилось пылающее от страсти сердце.

– Будьте, будьте моей женой! Вы согласны, Ксения?

– Согласна, – устало ответила Окси и заученно улыбнулась.

Покачиваясь от счастья, Парнасов рассекал пестрые волны карнавала. Разноцветная толпа шутов и коломбин подхватила его под руки и взялась подбрасывать в воздух. Затем сильно укачанного писателя усадили верхом на осла, лицом к хвосту, и вымазанные сажей черти потащили осла по улицам карнавального городка. Как-то незаметно, под шумок, ослика с именитым писателем на спине завели в шатер, украшенный изображениями солнца, луны и звезд, весьма похожими на те, что были выбиты на ступенях солнечных часов с трубящим ангелом.

Внутри шатра было сумрачно и тихо. В воздухе приторно пахло восточными благовониями. Парнасов оправил пиджак, огляделся по сторонам, но никого не увидел. Он беспокойно поежился и уже сделал шаг к выходу.

– Куда же вы, Герман Михайлович? – ласково осведомился янтарный полумрак. – Разве вы не хотите заглянуть в будущее?

И только тут Парнасов увидел гадателя в гипсовой маске греческого оракула. Гадатель высыпал на игральный столик пестрые карты-картинки, собрал их и вновь раскинул веером.

– Будьте внимательны, следите за руками. – Парнасов шатнулся и слегка побледнел от тяжелого предчувствия.

– Что с вами? – сочувственно поинтересовался гадатель. – Вы впервые видите эти карты?

– Что толку в этом старье? – запальчиво спросил Парнасов.

– Насчет давности вы правы. Тысячу лет назад эти воистину «дьявольские картинки» были принесены в Европу рыцарями-крестоносцами. По слухам в подвале Соломонова храма они нашли гравированные таблицы Исиды, которые вынес из Египта Моисей. С них впоследствии отпечатали карты. В любом случае, это был магический удар Востока по христианскому Западу. С этого момента и началась история тайных обществ. Число и имя правят миром! Посмотрите, эти двадцать две нумерованные картинки все еще содержат потерянный ключ Пифагора и астральные коды всех событий мировой истории. Все наследие допотопных цивилизаций, все тайны мировой истории за последние две тысячи лет зашифрованы в этой оккультной азбуке.

Помните ту книжку с большими буквами и занимательными картинками, которую получил Буратино из рук папы Карло и коей распорядился не лучшим образом? Толстой имел в виду именно Таро и написал своего Буратино как иллюстрацию к этой философской колоде.

– Зачем? – удивился Парнасов.

– Возможно, это тонкая насмешка посвященного над профанами или, наоборот, над самими посвященными, заигравшимися в детские игры.

– Все ваши тайные общества слишком явно рвутся к власти, – проворчал Парнасов.

– А что прикажете делать? Если именно мы – мозг планеты, а все остальное стадо играет роль ресурса, мирового планктона, протоплазмы для наших проектов. Тайные шифровки и кодовые команды управляют человеком всю жизнь, но он этого не замечает. При этом ключи к управлению миром иногда лежат на поверхности, вроде картинок в детской книжке.

Гадатель выбросил на столик первую нумерованную карту. На карте старичок в наряде алхимика колдовал над треножником. Над его головой витала горизонтальная восьмерка.

– Обратите внимание, знак бесконечности над головой «Фокусника» – это признак высшей, божественной касты. Восьмерка может изображаться явно, а может быть зашифрована в изящно изогнутых краях широкополой шляпы. Этот правильно прочитанный «знак отличия» возводит странствующего фокусника-комедианта в ранг Божественного Творца. Оказывается, что когда-то и Карло в широкополой шляпе ходил с шарманкой по городам, пением и музыкой добывая себе на хлеб. Согласитесь, что как будто бы случайное упоминание о шляпе папы Карло, на самом деле случайным не является. Ведь не скажите же вы, что кроме шляпы на нем ничего не было? Было… Но все дело – в шляпе! Оглянитесь вокруг: наш мир – иллюзия, розыгрыш Всевышнего. Карло тоже творец иллюзий: именно он нарисовал очаг и котелок над огнем на куске старого холста, да так правдоподобно, что Буратино с голодухи сунул нос в кипящий котелок. Вы, Парнасов, тоже сунули нос, куда не следует, и даже нашли заветную дверцу… Но что толку в этих тайнах, если деревянный дурак забыл, зачем его сотворил добрый папа Карло. Он продает книгу вселенской мудрости за пять сольдо, вследствие чего его заблудшая душа попадает в лапы «кукольного владыки». А вот и он! – Гадатель выложил на столик карту, на которой козлоногий и рогатый властелин ада с перевернутым факелом в руке удерживал на цепях нагих мужчину и женщину.

Парнасов вздрогнул от ужасной догадки.

– Да, вы правы, – обрадовался гадатель, словно успел прочитать его мысли, – это Карабас Барабас, хозяин кукольного театра, Князь мира сего. Нити марионеток – это путы и страсти, крепко связывающие вас с царством дьявола.

Обратите внимание, как элегантен Толстой в подборе аксессуаров, за версту виден урожденный аристократ! Семихвостая плетка Карабаса-Барабаса так похожа на перевернутый факел в руках дьявола. Плеточка намекает, что «чертовы куклы» находятся в полной власти «хозяина кукольного театра», от макушки до ее нижнего антипода. Но золотые, полученные из рук Карабаса-Барабаса, не приносят Буратино и малой толики счастья. На запах денег сбегаются сущности без чести и совести, бродяги, шатающиеся по свету в поисках «дурака», – это вечно голодные «низкие страсти», их зловещие фигуры соответствуют карте восемнадцатой «Луна», а Поле Чудес, на которое они заманивают Буратино, – безрадостному и зловещему пейзажу на этой карте. Это мир тоскующих привидений, безжизненный пустырь, где слоняются отрешенные, потерянные для мира души. Взгляните, на карте присутствуют два столпа. У Толстого пейзаж дополняют две покосившиеся колокольни. Наш сказочник аккуратен и точен. Два столпа – это сквозной символ Таро и не только. Эти столпы – необходимая принадлежность масонского храма, и Толстой рисует их постоянно то под видом деревьев по краям сцены, то под видом двух башен из раскрашенных кирпичиков. О, что я вижу?

Незнакомец выложил на столик последнюю карту с леденящей душу картинкой. На карте извивался бедняк, подвешенный вниз головой. Из карманов его сыпались монеты, полученные, должно быть, от рогатого господина на пятнадцатой карте.

– Вот мы и подошли к финалу, – вздохнул Оракул. – Да, недаром эти карты часто называют зеркалом судьбы… Это двенадцатая карта, ее называют «Повешенный». Помните, как злодеи подвесили бедняжку Буратино вниз головой, чтобы вытрясти из него монеты? Это расплата за отказ ходить в школу и излишнюю тягу к удовольствиям! Кстати, двенадцатый номер карты указывает на декабрь, конец года.

– Я умру под Новый год? – упавшим голосом спросил Парнасов.

– Карты намекают именно на такой исход. Финита ля комедиа! – и гадатель снял маску.

И только тут Парнасов узнал его. Не так давно этот бравый паралитик командовал захватом театра «Молния».

«Влип!» – мелькнуло в голове Парнасова, но месяцы успеха придали ему не только веса, но и самонадеянности.

– Ну что ж, благодарю за представление и позвольте откланяться: дела знаете ли, – Парнасов даже попытался улыбнуться. Но улыбка вышла кособокой, как надкушенное яблоко.

– Не стану вас удерживать, представляю, как вы востребованы читателями! – прижмурился инвалид. – Кстати, я тоже ваш поклонник!

Взгляд Парнасова остановился на яркой обложке мелькнувшей в руках «оракула». Это была его последняя книга: «Реквием по Буратино».

– По-моему, вы несколько поторопились окрестить читателей в сем литературном Иордане, – калека похлопал книгой по столу. – Шалости с тайным знанием и попытки похвастать близким знакомством с Изидой-Уранией соблазнительны, но опасны. Помните, смельчак, однажды заглянувший под ее одеяние, больше никогда не улыбался. Вы запутались в нижних юбках Изиды, Парнасов. Но я готов вам помочь! Предлагаю написать опровержение к «Реквиему».

– Никогда! – отрезал Парнасов. – Никогда Россия не будет страной дураков!

– Браво! Браво! – Калека сдержанно похлопал в ладошки. – Итак, Герман Михайлович, что вы предпочитаете? Путь первый: вы добровольно пишете опровержение.

– Ни за что! – отрезал Парнасов.

– Путь второй – это «Сакраментум» – вечное молчание. Но я не уверен, что вы справитесь с этим испытанием. И самое главное, в любом случае вы возвращаете нам гримуары.

– Впервые слышу, – фыркнул Парнасов.

– Поздно отпираться. Столетние мудрецы передавали эти тайны друг другу под величайшим секретом, а вы растрезвонили их на весь мир. В чем ваша заслуга? Вы всего лишь нашли их по наводке старого комедианта. Мы тоже обшарили старое кладбище на городской окраине, но немного опоздали. Тайник был пуст, и птичка улетела! Не упрямьтесь, Парнасов, напишите опровержение и живите спокойно.

– Опровержение? – вскипел Парнасов. – Так вот, зарубите на своем горбатом носу. Ничего писать я не буду! Никаких опровержений! Да и гримуары вам не достать. Руки коротки!

– Будьте осторожны, Герман!

– Как вы смеете! Я известный писатель, – напомнил Парнасов. – Я могу обратится в ФСБ!

– Приводи все отделение! – ухмыльнулся калека.

– Я могу написать разоблачительное завещание, – обреченно пообещал Парнасов.

– Советую поторопиться…

Обозленный, как высеченный мальчишка, Парнасов выскочил из шатра. Не простившись со своей нареченной, он сел в самолет и той же ночью оказался в своем загородном имении. Растопив камин, он собрал все бумаги, найденные под кладбищенской плитой, и до утра кормил огонь листами гримуаров. Теперь он один знал пароли и шифры, ведал сроки и ключи грядущих потрясений. Грея руки в алом жерле камина Парнасов клялся хранить этот секрет от злых, алчущих и преступных людей и, дабы закрепить свою клятву, решительно опустил ладонь на горячие угли.

Утренние новости взбодрили Германа Михайловича. Как он и ожидал, его новая книга «Реквием по Буратино» наделала шуму. «Общество любителей Буратино возмущено! – ухмыляясь, читал Парнасов. – Требуем защитить незапятнанный символ детства от гнусных инсинуаций. Активисты уже собрали оргкомитет, зарегистрировали общество Широкополых шляп и подали в суд от имени папы Карло…»

Мелодичный звонок в дверь оторвал Германа Михайловича от утренней чашки какао. Парнасов с интересом посмотрел в глазок: на площадке было пусто, но когда он попытался приоткрыть дверь, она ответила неожиданной тяжестью. Пыхтя от натуги Парнасов сдвинул дверь и выглянул на площадку. За дверью притулился большой холщовый мешок. Парнасов потрогал его носком шлепанца: из мешка пахнуло смрадом. Несколько экземпляров «Реквиема» были разорваны пополам и перемешаны с вонючими ошметками.

«Мешок гниющих костей со скотобойни! Черная метка!» – с идиотским восторгом ликовал Парнасов. – Зашевелились, масонища! «Чудище обло, озорно, стозевно, стоглазо…» Обложили меня! Обложили!!! – Раздувал он огонек веселого бунта.

Не каждому писателю выпадает случай задеть живой нерв истории. «Вперед, навстречу приключениям!» – пел внутри звонкий мальчишеский голосок.

Парнасов вышел на балкон и громко крикнул:

– Эй, где вы там? Я принимаю вызов!

Надеясь забыться за праздничными хлопотами, Парнасов готовился к свадьбе. По всеобщему мнению, в последнее время его невеста слишком увлеклась проектом «Арго», но он не собирался порицать будущую женушку за ее невинную игрушку. Ему предстояло ударными темпами закончить свой очередной опус и предаться сладкому ничегонеделанию в медовый месяц в Крымской Тавриде, где у Ксении был собственный дворец.

Для свадебного банкета, следуя моде, Парнасов снял загородное палаццо и выписал из Рио-де-Жанейро целую школу смуглых танцовщиц самбы, а вместо лимузинов купил роскошные конные экипажи. Орловские рысаки были подобраны волос в волос, а золоченые фаэтоны отделаны стразами и самоцветами.

Из Парижа прибыл знаменитый повар Оливье Жюльен, мастер по приготовлению пиявок, откормленных лебединой кровью. Любимое блюдо Рема Мерцалова, его будущего зятя, должно было расположить их к дружеским отношениям. Кроме того, к свадебному столу был заказан венский пирог из Вены и страсбургский из Страсбурга. В течение недели грузовые самолеты с трюфелями, устрицами, креветками и еще тысячами мелких, милых и незаменимых вещей один за другим приземлялись на аэродроме в Жуковском.

От волнения Парнасов набрасывался на еду в два раза чаще и к началу семейной жизни степенной походкой и горделивой осанкой походил на антарктического пингвина, прячущего под брюхом в плюшевых складках драгоценное яйцо.

Глава 5

Триумф и гибель Германа Парнасова

Уж полночь близится, а Германна все нет.

А. Пушкин

В то погожее летнее утро новоиспеченный муж был не на шутку озадачен. Нет, не холодностью жены, хотя, если честно, медовый месяц уже начал слегка горчить. Ночи напролет Ксения пропадала в компьютерном зале, оформленном в стиле высокого техно. Она появлялась под утро бледная, изможденная с искусанными губами, точно всю ночь любодействовала с демоном, и в ее зрачках белесым призраком плавала чья-то косматая борода.

Страшась признаться самому себе, Герман чуял, что попал в хитро расставленную ловушку. Вроде бы еще вчера он и мечтать не смел об Окси, а теперь вот она рядом, погляди. Да такая, что страшно дотронуться. Блестит вся, и даже бюст цвета жареной курочки светится в вырезе платья как лакированный. Нет, до всей этой красы дотронуться можно лишь зажмурившись! И во время их короткой и неуклюжей близости, Парнасов предпочитал не открывать глаза. Изредка Ксения, словно опомнившись, пыталась слепить их расползающееся на куски гнездышко.

– У тебя есть что-то волшебное, единственное, необычайное, то, чего нет у других, – ворковала она, и молодой муж замирал в сладком предвкушении.

– …У тебя есть я! – заключала Окси гипнотическим голосом. – Ну когда? Когда ты мне покажешь эти бумажки?

Ах, если бы она просила показать что-нибудь другое, если бы не все эти расспросы, где он прячет свою золотую иголочку, то бишь гримуары. Сначала Парнасов отшучивался, потом загрустил, а дня через три после свадьбы стал незаметно избегать общества своей ненаглядной. В небе все чаще журчал его яркий, как игрушка, спортивный самолетик. Жизнь любого гения сопровождают причуды и капризы. Парнасова сопровождала носатая кукла в полосатом колпачке набекрень.

– Первым делом, первым делом самолеты, и хрен с ними, с этими девушками! – высказал наболевшее Парнасов. – Плутишка Буратино, собрат по несчастью, тебя тоже никто не любил. Дуры бабы! – ворчал Парнасов, пряча за ворот летной куртки Буратино.

Он застегнул под подбородком шлем, молодцевато запрыгнул в кабину, азартно осмотрел рычаги и кнопки, огладил тумблеры и завел мотор.

– Моя девочка, дарлинг, крошка, – бормотал он припасенные для Окси любовные заклинания, и его ярко раскрашенная «Кобра» отвечала на его прикосновения нежным рокотом и сдержанным нетерпением.

Штурвал в самолетике был скорее декоративной деталью. Параметры полета задавал бортовой компьютер. Разбежавшись по взлетке, самолет в два прыжка оторвался от асфальта и, покачивая крыльями, взмыл вверх. Внизу замелькали приморские дачки, полоса прибоя и, как вогнутая чаша, засинело море.

Внезапно мотор чихнул и задышал с перебоями, мерный рокот перешел в зябкую дрожь. На панели запрыгали взбесившиеся «зайчики». Парнасов попытался выправить положение и, согласно инструкции, запросил ответа, но электронный мозг не реагировал на команды.

– Прошу прощения, ваш компьютер уже используется другим пользователем, – прозвенел фарфоровый женский голосок.

Удары крепкого кулака и не менее крепкое слово знаменитого мастера слова не возымели никакого действия. Самолетик накренился, и синева в выгнутой чаше всплеснулась, грозя сомкнуться над головой Парнасова.

Самолетик вошел в плоский штопор в пять витков. Пилота вдавило в кресло, как пластилинового, кожа на лице старчески обвисла, веки закрылись под собственной тяжестью. Со сверхчеловеческим усилием Герман занес руку над пультом, кулаком разбил пластмассовый колпачок и вдавил кнопку катапультирования. Сиденье подскочило, вой падающей машины смешался со свистом морского ветра. Автоматический парашют раскрылся, упруго вздрогнул и потянул Парнасова назад в небо. Подхваченный ветром, Парнасов взлетел к облакам. Прошло немного времени, и парашют начал плавно снижаться, и едва датчики кресла коснулись волны, как сработал химический компрессор и под писателем надулся надежный плотик.

Он достал из-за пазухи Буратино и радостно расцеловал его в обе щеки:

– Мы живы, дружище! Вот тебе и кресло-катапульта времен борьбы против культа!

Он дрейфовал весь день, подгоняемый свежим бризом. Палящие лучи нещадно жгли его лицо, но Парнасов был счастлив и спокоен. В его кресло наверняка вмонтирован маячок. Эскадрильи МЧС уже подняты на ноги, еще полчаса и его обязательно найдут. И он не ошибся. Легкая щекотка в ушах вскоре окрепла и перешла в настойчивый рокот. Из-за облака, похожего на кошачью голову, вынырнул самолет-разведчик и помахал ему крылом. Вскоре на горизонте показался белый скоростной катер. Он летел, высоко задрав нос и разрезая морскую пашню на белоснежные ломти. Но радость Парнасова оказалась преждевременной, на носу катера восседал его злой гений. На этот раз калека был одет в белый китель с золотыми эполетами и капитанскую фуражку.

Безвольно дрейфующего Парнасова зацепили тралом, подняли на палубу и без всяких церемоний заперли в трюме. Дальнейшее он запомнил урывками. С завязанными глазами его погрузили в самолет. Очнулся Герман Михайлович в странной комнате с прозрачными стенами. Сквозь пуленепробиваемый пластик на него глазели морские чудовища, рыбы-меч и гигантские осьминоги. За другой стеной резвились гигантские пиявки, похожие на траурные ленты. За стеной напротив, как скутеры, проносились акулы, но не черноморская пятнистая мелочь, а самые настоящие – тигровые. Сопоставив все данные, Парнасов сделал вывод, что его прячут в подвале столичного аквапарка, принадлежавшего его тестю Мерцалову. Суп из акульих плавников был прописан Мерцалову как общеукрепляющее средство, и предприимчивый Рем Яхинович так поставил дело, что этот живой деликатес всегда плавал у него под рукой.

Прошло несколько недель одиночного заключения в прозрачной камере внутри огромного аквариума. Не выдержав пытки голодом, Парнасов сдался и взялся за перо. Под пристальным взглядом спрутов он писал свой последний роман, предчувствуя, что, поставив точку в «Опровержении», он подпишет себе окончательный приговор. Нихиль установил гибкую систему поощрений: за три страницы бойкого текста Парнасов получал полбуханки хлеба, за десять страниц – кусочек сливочного масла и уж совсем редко за сданную главу – шоколадку или рюмочку кагора, на выбор.

Однако в тот день, когда Парнасов закончил книгу, все вокруг него волшебно изменилось. Его стали кормить как на убой, соблазняя морскими языками, лобстерами и все новыми изысками мэтра Оливье Жульена. Но поедая деликатесы, Парнасов тучнел и мрачнел, предчувствуя, что на этот раз роет себе могилу не вечным писательским стилом, а серебряной вилкой.