В СССР до хрущевской оттепели все мужчины делились на две категории: одни воевали, другие сидели. На погонах тех, кто командовал солдатами, – маршальские звезды. А на плечах авторитетов в лагерях – звезды воровские. Как геометрическая фигура они называются «роза ветров», и их часто можно встретить на старых географических картах.

Советский союз создал самодостаточную параллельную империю уголовного мира. Власть не справлялась с миллионами зэков и фактически назначила уголовников «старшинами» в лагерях. Хозяева лагерей вступали с ними в сговор, освобождая их от работ и давая всевозможные поблажки за то, что они заставляли мужиков и контриков давать план. Блатари всегда подчеркивали: «На воле закон ментовской, а в тюрьме – воровской». Так как каждый, кто жил в миру, так или иначе нарушал советский закон, в любую минуту мог оказаться за решеткой, то весь преступный мир подчинялся блатным авторитетам.

Идеология воров зеркально отражала коммунистические доктрины. Истинный большевик должен был иметь безупречную рабоче-крестьянскую биографию – с детства привыкать к честному труду, с юности бороться за марксизм-ленинизм, жить скромно, по совести, активно участвовать в общественной жизни, иметь семью одну и на всю жизнь. Вор с большой буквы обязан был с малолетки сидеть, даже в юности не сотрудничать с властью, в армии не служить, принимать участие в сходах, не иметь дома и семьи, поддерживать общак, стойко переносить лишения.

Словосочетание «вор в законе» популярно в России, но не всем понятно этимологически. Оно означает лишь одно – признанный лидер, не только исповедующий десятилетиями сложившиеся уголовные заповеди, но и имеющий безусловное право их трактовать, а значит, и судить членов своей паствы по воровскому закону. Для вступления в партию требовались две рекомендации от членов КПСС. Для того чтобы кандидатуру рассмотрели на воровском сходе, требовалось два поручительства от коронованных особ. Когда рождался новый вор, то на сходке звучало: «Пусть ворует».

Практически все ленинградские воры были крестниками легендарного Бриллианта, повешенного в самом страшном лагере «Белый лебедь» в Соликамске. С конца 70-х в Ленинграде в среде блатных правил поставленный ворами смотрящим Боря Жид. Большинство старых воров в законе были евреями, и в их среде слово жид не являлось оскорблением.

Ленинградские воры представляли собой яркую палитру персонажей. Юрий Алексеев по прозвищу Горбатый, знаменитый квартирник и любитель антиквариата, считался из всех самым эрудированным и обладал огромным багажом искусствоведческих знаний. Женя Полтава скорее напоминал классического разбойника. Полтава внимательным образом следил за пополнением общака, грамотно создавал условия, чтобы все отстегивали долю. Он часто говорил: «Если человек – отнесешь ради уважения. Или живи на дереве, как обезьяна, и не сетуй на хлопоты».

Для центровых воры выполняли функцию судебной власти, но только в тех сферах жизни, которые были вне закона. Например, если фарцовщик считал себя обманутым другим дельцом и не мог сам решить с ним вопрос, то он шел к вору. Вор был обязан рассудить по понятиям и вынести вердикт. В этом случае, нравился тебе приговор или нет, ты был обязан его исполнить. Если же истец или ответчик наплевательски относился к статусному решению, его наказывали. Если человек не отдавал деньги, его избивали, деньги забирали и еще приплюсовывали штраф. Могли демонстративно пырнуть ножом, сжечь гараж, загородный дом. Для этого рядом с вором всегда была пристяжь – несколько человек, которые в любой момент были готовы, не раздумывая, выполнить указания «мастера».

Воры полностью контролировали карточные игры: с любого выигрыша каждому вменялось в обязанность откинуть в их сторону 10–12 процентов. За игрой в карты по Ленинграду смотрел Момка – Соломон Рудницкий.

Последним из могикан в традиционном воровском мире был Горовацкий Берл Вульфович (Берла). Ему воровскую корону дали под старость. Из уважения к засиженным годам. Всю жизнь он прожил правильно. Отвечал за так называемое «братское» – заботу о тюрьмах, арестантских больничках. Погубили Берла наркотики. Впрочем, дерзости хватало и под старость: на последнем суде он попросил предъявить ему героин, который был у него изъят. Тут же выхватил и сожрал дурь.

Уже в середине 70-х Владимир Феоктистов – знаменитость Невского проспекта. Прозвище Фека повторяли в центре куда чаще, чем фамилии оперативников, подпольных антикварщиков и руководителей города. Через двадцать лет с пера Андрея Константинова к нему приклеился статус «дедушки русского рэкета».

Все знали, где его найти. Многопалубный ресторан «Невский» на углу Невского и Марата стал его офисом. Все кто что-либо весил в центре – все сидели с ним за столом. Он обожал гудеть, был влюблен в кабацкую атмосферу. Бесконечные его неправедные сделки густо были усыпаны уловками, лукавством карточной игры, эпикурейством. Именно с его подачи жаргонное словцо – пиковые – прочно вошло в речь ленинградцев.

Первый раз Феоктистова арестовали через несколько дней после совершеннолетия. Его и приятеля, с которым они играли вместе за хоккейную команду фабрики «Скороход», обвинили в спекуляции: они скупили у гражданина Финляндии 3 плаща по цене 35 рублей за штуку и 34 нейлоновые рубашки по цене 10 рублей за ту же штуку. В коротком приговоре суд дотошно подсчитал наживу: «Суд устанавливает сумму в 533 рубля». Несмотря на ходатайство коллектива механического завода № 3, где Феоктистов работал слесарем, его приговорили к двум годам усиленного режима, сославшись на то, что 2 июня 1962 года подсудимый уже задерживался в центре города за мелкую спекуляцию иностранными вещами. Преступление с точки зрения сегодняшнего мировоззрения – обхохочешься, но в СССР безопасней было быть квартирным вором, нежели дельцом, скупающим у капиталистических иностранцев рубашки.

После освобождения родители попросили его взяться за ум.

Он поступил в Ленинградский ордена Трудового Красного Знамени инженерно-строительный институт, на заочное отделение факультета автомобильного транспорта. Тема его вступительного сочинения – «Дни, которые потрясли мир». Первые строки как будто копируют речь Леонида Брежнева: «Весь советский народ, все люди земного шара будут праздновать в этом году 50-й год советской власти». Дальше – больше: «Прекрасней стала наша Родина: там, где были пески, растет хлопок, а на севере растут яблони». С первого курса он ушел в академический отпуск и так из него и не вернулся.

В 1972 году Феоктистов снова попал в колонию, по еще более смехотворному обвинению: «что он, будучи ранее, в течение года – 22.11.71,– привлеченным к ответственности за мелкое хулиганство, должных для себя выводов не сделал… в ночь с 17 на 18.01.72 в баре гостиницы „Россия“, будучи в состоянии алкогольного опьянения, ругался публично нецензурной бранью». Итого: восемь месяцев «строгача».

Начиная с середины 70-х, его уже помнят как главного кутилу Невского проспекта. Он был скорее продуктом пиара, чем настоящим преступным авторитетом. Феоктистов, и правда, занимался рэкетом, но по сегодняшним представлениям довольно смешным. На Невском всегда было немало людей, чьи доходы в сотни раз превышали их советские зарплаты. Феоктистов и компания подпаивали их, втягивали в карточную игру, реже – в шмен и обманом выигрывали у них огромные по тем временам деньги. Как правило, они еще до того, как обуть лоха, выясняли, сколько он стоит, то есть сколько денег у него где-то припрятано. Если клиент не хотел отдавать проигранное, ему угрожали, в крайнем случае – награждали зуботычиной:

«5 декабря 1977 года возглавляемая Феоктистовым группа в составе Капланяна, Плиева и Меликова, заранее договорившись, вовлекла в азартную игру гражданина Садкова и путем подмены колоды карт, использования специального приспособления для мечения нужных для выигрыша карт на квартире Меликова по адресу: ул. Шевченко, д. 38, „обыграли“ Садкова на сумму свыше 12 тысяч рублей; при этом Капланян в процессе игры специально прекратил играть, оставив в игре Меликова только с Садковым, а после игры принял участие в вымогательстве денег у Садкова путем лишения его свободы передвижения и угрозы насилием, в результате Садков был вынужден через Плиева передать участникам этого преступления 6050 рублей»[2].

Отсюда и произошла формула «долги надо платить». Атмосфера, в которой эта фраза родилась, ничуть не помешала тому, что все кому не лень стали произносить ее как прописную истину. В остальном Феоктистов жил на широкую ногу: балагурил в самых дорогих ресторанах Ленинграда, устраивал драки, мог нахамить официанту или демонстративно сунуть взятку милиционеру. Манера поведения и одежда Феоктистова вызывали ассоциацию с купцом-миллионщиком и уж никак не с блатным. Старожилы помнят его выходящим из гостиницы «Европейская» в длинном кожаном пальто с огромным соболиным воротником.

В 1980 году немецкий журнал расследований «Шпигель», отличающийся левыми взглядами, выпустил о Феоктистове статью, в которой назвал его главным мафиози Ленинграда. К тому же году, в седьмом номере антисоветского журнала «Посев», тоже выходящего в Германии, плеснули бензина в костер. В малюсенькой наивной статейке «Заметки о преступности» пропечатали: «Есть и гангстеры советского производства. Из них в Ленинграде наиболее известен Владимир Феоктистов. У него множество „подчиненных“. Среди них есть даже вооруженная автоматами банда, специализирующаяся на взимании неуплаченных долгов… Феоктистов ведет себя открыто… За один вечер он легко проматывает 500 рублей (трехмесячный заработок среднего советского человека)… Милиция обходит Феоктистова стороной». Мимо этого не мог пройти Комитет государственной безопасности. На Лубянке приняли единственно возможное в ту пору решение.

За несколько дней до нового 1981 года Феоктистов и несколько его подельников были арестованы. Все, что ему инкриминировалось, он, вне сомнения, совершил. Кроме анаши, подкинутой ему в карман «для порядка». В соучастниках драк и подвигов не мелькали уголовные клички. Напротив, среди них встречались и интересные люди: студент консерватории Саша Плиев, студент педиатрического института Михаил Мирилашвили. В процессе оперативной разработки всплыли имена начальника угрозыска Дзержинского РУВД подполковника Юрия Ломоватского, начальника ИЦ ГУВД полковника Бондарева, десятков оперуполномоченных.

По большому счету, в третий раз его посадили за образ жизни. Вернее за то, что он был абсолютным лидером среди тех, кто вел этот несоветский образ жизни. О чем и было сказано в приговоре, в самых первых строках: «Феоктистов, продолжительное время нигде не работая, ведя разгульный образ жизни, часто посещая рестораны и бары города Ленинграда, систематически занимался преступной деятельностью для добывания средств».

На суде выступали многие, но многие же отказывались от показаний. Наиболее виртуозно это делала его знакомая Нина по прозвищу Гаврош: «Феоктистов меня ногами не бил. Руками тоже не бил. А если бил, значит, сама заслужила».

Именем РСФСР Феоктистов на 10 лет был этапирован в Красноярский край. А перед этим успел сказать свое «последнее» слово, абсолютно в духе его школьного сочинения: «Я осознал глубину своего падения».

На излете 70-х на Галере появились трое боксеров – Александр, Борис и Сергей Васильевы. Братья родились в Вырице. В боксе они особых успехов не достигли и попали на Галеру, как и многие другие, в поисках заработка и возможности реализовать амбиции. Из них резко выделялся средний брат Сергей – он единственный обладал стратегическим мышлением и талантом предпринимателя. Сергей окончил в Вырице школу-десятилетку, до седьмого класса был отличником и считался лучшим в школе учеником. С 12 лет занимался боксом. После восьмого класса он начал прогуливать уроки и учиться стал много хуже, но еще в старших классах успел прославиться в школе тем, что писал стихи. В 1974 году его осудили на пять лет по непопулярному обвинению в изнасиловании. Жертве было 16 лет, и заявление она написала под нажимом родителей. Вероятно, история про изнасилование была преувеличением, но в СССР в подобных делах дотошно разбираться было не принято. В лагере Васильев научился играть в шахматы и даже стал чемпионом среди заключенных. В 1978-м на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР об амнистии его условно освободили. Так же условно он сразу же устроился сторожем в Вырицкую церковь.

На деле же Васильев в 22 года начал заниматься фарцовкой. Он снял квартиру в полуподвальном помещении во дворе дома 32/34 на Невском проспекте – в том самом месте, где находились катран Сельского и помещение отряда комсомольской оперативной дружины (ОКОД), призванной помогать правоохранительным органам бороться с мелкой спекуляцией в центре Ленинграда. Разумеется, дружинники знали о существовании Васильева и иногда даже его задерживали. Когда это случалось, то на вопрос «Где вы работаете?» он отвечал правду: «В Божьем храме».

Двое других братьев на Галере появлялись реже. Они чаще проводили время у чековых магазинов «Альбатрос» и «Внешпосылторг».

Центр не любил постоянства – с кем сегодня выгодней нажить денег, тот и друг на час. И у Васильева друзей среди дольщиков не было. Известно, тем не менее, что единственным в те времена человеком, с которым Васильев общался часто и с удовольствием, – это делец по прозвищу Боря Жид (не путать с одноименным вором). Через некоторое время после освобождения Васильев познакомился со знаменитым валютчиком Михаилом Дахьей – кстати, комсомольским дружинником в прошлом. «Они были абсолютно разными людьми, но обоими владела неудержимая страсть делать деньги. Дахья помог Васильеву встать на ноги, сколотить небольшой капитал. Сергей знал нескольких центровых мальчиков, которые скупали у иностранцев вещи, при возможности брали и валюту. Эту валюту они несли Васильеву, а тот Дахье»[3]. Пока доходы Сергея Васильева значительно уступали тем суммам, которыми ворочал его более опытный, но временный партнер Дахья. Постепенно он стал задумываться о самостоятельной карьере.

Оказавшись на Невском к концу 70-х, Василев застал то время, когда там гулял Владимир Феоктистов. Он много наблюдал за его карточными играми и бесконечной гульбой в ресторанах, но сам за стол садиться не стал. Более того, поведение Феоктистова казалось Васильеву вычурным, его представления о жизни – чересчур романтическими, и он прекрасно понимал, что ничего, кроме временной громкой и бессмысленной славы и хлопот, такое поведение не сулит.