Накануне венчания провели сговор. Евдокию на него не пустили – по свадебному чину не положено, но она все-таки ухитрилась подсмотреть и послушать, о чем говорили бояре московские и нижегородские. Там же она увидела и своего будущего мужа: Дмитрий подрос и, как ей показалось, несколько возмужал. Отец одарил будущего зятя первым благословением – образом, кубком, бархатом, сороком соболей, поясом, расшитым золотой нитью и драгоценными камнями. Получил в ответ тоже немалые подарки. Сговор проходил душевно, по-семейному. Княгиня Анна расспросила князя Дмитрия о здоровье, расцеловалась с ним через платок, вслед за ней также через платок жениха расцеловали подружки невесты – княжны и боярышни, присутствовавшие на сговоре. Обидно и досадно было Евдокии смотреть на такое. Да делать нечего: обряд того требует.
На следующий день и она получила от жениха множество подарков, а также перстень и панагию[21].
В день свадьбы собрались все участники торжества: тысяцкий, свахи, дружки, поезжане, бояре и боярыни, конюший, свечники, коровайники… Когда все было готово к венчанию, известили жениха и невесту.
Князь Дмитрий Иванович в парчовом кафтане, расшитом каменьями, в отороченной куньим мехом шапке, в красных тонкого сафьяна сапогах, гордо восседая на аргамаке, в сопровождении дружек подъехал к дому невесты. Та, уже убранная в дорогие наряды, с распущенными по плечам волосами, в окружении подружек сидела за столом. Услышав, что жених у крыльца, Евдокия в нетерпении выскочила из-за стола, но сваха, нависнув над ней своими телесами, осадила:
– Не время еще. Как токмо коврами дорогу до церкви выстелют, так и неспешно тронемся.
Наконец-то Евдокия – на высоком резном крыльце. Солнце слепит, снег искрится, на душе жутко и весело. Перед крыльцом бьют копытами разряженные кони, впряженные в богато убранные сани. Евдокия важно и медленно, как учили, садится на скамью и утопает в мехах. Дмитрий справа. Он все так же на коне, глядит строго, по-взрослому, будто и не знаком вовсе. По команде тысяцкого начинается шествие к храму. Впереди свечники, за ними коровайники… Пройдя не более ста шагов, шествие останавливается, князь Дмитрий спрыгивает с аргамака и подает руку Евдокии. Они рядом. Шествие возобновляется. Священники кропят путь святой водой. Перед входом в церковь молодых осыпают хмелем. И все это под малиновый перезвон колоколов церквей коломенских и под ликующие крики толпы.
От множества людей в храме душно. Горят свечи. Священник, в золоченые ризы одетый, строг. Евдокия от волнения и страха еле держится на ногах. Словно сквозь плотную завесу доносится:
– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь!
Идет венчание чередом. И вот уже обводят молодых вокруг алтаря. Великий князь владимирский Дмитрий, склонившись, целует Евдокию в губы: коротко, неумело. Она – великая княгиня. Не верится. После совершения обряда венчания новобрачные причащаются Святых Тайн.
Оставив князя Дмитрия в церкви на венчальном месте, свахи отводят молодую на паперть и снимают с ее головы девичий убор, и, разделив волосы надвое, заплетают их в две косы, которыми венчают голову. Затем, накрыв кокошником, покрывают голову фатой и подводят к новобрачному.
И опять ликующая толпа, колокольный перезвон, свадебный поезд. Вот и двор княжеский. На пороге терема князь Дмитрий Константинович с княгиней Анной. Они целуют молодых, осыпают зерном, хмелем, золотыми и серебряными монетами, чтобы жилось сытно, богато, весело.
Расселись в палатах по свадебному чину, и начался пир.
Дубовые столы ломились от яств и хмельных медов. На почетном месте под образами – молодые. Несмотря на то, что Евдокия сидела на высокой подушке, ее еле было видно из-за стола. Но рост и возраст не помеха. Три дня и три ночи продолжалось пиршество, сопровождаемое песнями, музыкой и скоморошьими представлениями. Пили чаши заздравные, пили хвалебные, пили приветные… рекой лилось вино ромейское, меды сладкие, хмельные… шум, гам, ряженые, кругом голова…
После свадебного пира гости разъезжались довольные: каждый получил подарок по чину.
Прощаясь, Дмитрий Константинович напутствовал великого князя владимирского:
– Судьбами божьими дочь моя приняла венец с тобой, князь Дмитрий Иванович, и тебе бы жаловать ее и любить в законном браке, как жили отцы отцов наших. Береги ее.
Отгуляв свадьбу, молодой князь с небывалой энергией принялся за дела житейские. Хотелось и себя показать перед молодой женой, и делом доказать, что титул великого князя ему по плечу. Вернувшись в сгоревшую Москву и видя, что она возрождается, прорастая срубами из золотистой сосны и лиственницы, князь задумал строить кремль каменный, чтобы неподвластен был ни огню, ни ворогу.
Камень для строительства стен и кремля возили по зимнику из каменоломен, расположенных ниже по течению Москвы-реки, за селами Коломенским и Островом, у сельца Мячково. Камень возили и в стужу, и в метель, и в дни ранней оттепели. Шершавые, многопудовые плахи складывали на расчищенные от пожарища места. А как оттаяла от зимней стужи земля, начали копать ямы под фундаменты. Строительство вели огородники – мастера крепостного строительства из Новгорода и Пскова, зодчие многоопытные, знавшие приемы шлифовки и кладки камня, тайны прочности известковых растворов и особенности поведения грунтов при тысячепудовой нагрузке крепостных стен.
Медленно поднимаются стены кремля, куда быстрее растут посады, торговые ряды, дворы бояр и купцов.
Молодой князь, обозревая строительство с только что возведенной Собакиной башни, верил, что скоро и дворы будут из камня. Рядом с ним его маленькая жена Евдокия. Будучи отроковицей, она стала матерью и покровительницей обездоленных бездомных погорельцев, вдов и сирот. Евдокия уже начала свыкаться со своим высоким положением, примирилась с нелюбовью епископа Алексия и многих московских бояр. Да и не так важно это было. Главное, что Дмитрий люб и она для него что солнышко в окошке.
– А что, хорош город я строю? – наливаясь гордостью, вопрошал князь свою юную жену. – Токмо пять тысяч работных камень возят, да две на стенах, да тысяча в кузнях и известковых ямах. Любо?
– Любо! Ох, как любо!
– А реки вскроются… то-то еще будет… По рекам-то сподручнее камень возить, а значит, и строительство споро пойдет. За каменными стенами никакой ворог не страшен…
– Защитник ты мой, – прильнула худеньким тельцем к своему юному мужу Евдокия. – Батюшка весточку прислал, пишет, что по весне остерегаться надобно не татар, а своих… каких-то ушкуйников. Просил тебя о том известить.
– Ушкуйников? – усмехнулся Дмитрий. – Не беда. То тати шатучие. Мне они ведомы. Коли разбойничать начнут, урезоню, – решительно тряхнул длинными волосами великий князь владимирский. – Кого и опасаться следует, так то князей тверских. Ты же отцу отпиши, чтобы не тревожился. Коли надобно будет, помогу дружиной. Чай, ноне великий князь нижегородский Дмитрий Константинович не чужой мне…
3
Солнце яростно бросало лучи на еще промерзлую землю, но уже весело звенела капель и хотелось жить. Весна!
Хлыновцы с нетерпением ожидали ее прихода, ведь весна – это поход, и потому порядком надоевшие за зимние месяцы воинские учения воспринимались повольниками охотнее, несмотря на то, что с каждым днем десятники и сотники становились все требовательнее и придирчивей.
Ярослав, получивший начальные навыки владения оружием от воеводы Данилы Петровича, не выглядел белой вороной в черной стае уже бывалых ватажников, а природное здоровье и сила выдвинули его за три месяца в лучшие. Он уже неплохо владел мечом, отменно саблей, точно метал в цель сулицы[22], а стрелять из арбалета его обучил еще отец.
Боярину Абакуновичу Ярослав глянулся. Молодой новгородский купец, а ныне сотоварищ, был всегда умыт, причесан, опрятно одет. Он никогда не жаловался на тяготы воинской учебы, сотник и десятник были им довольны. Главное же, он – один из немногих – мог читать, писать и знал счет. Боярин хотел его поставить у казны, но воеводы Осип Варфоломеевич и Василий Федорович воспротивились: молод еще.
Александр Абакунович Ярослава приблизил, часто стал приглашать на трапезы. Во время одного из застолий он неожиданно спросил молодца:
– Ты с отцом или один бывал в Новгороде Низовском, Городце, может, к булгарам захаживал?
– Врать не буду, не приходилось, – откровенно ответил молодец.
– А купцы нижегородские или городецкие тебе ведомы?
Призадумавшись, Ярослав утвердительно кивнул.
– Скоро реки вскроются… Сотоварищи ждут не дождутся, когда можно будет ушкуи на воду спустить, – повел неспешно речь боярин. – Надумал я повести мужиков на Булгар, но Новгорода Нижнего не миновать. Там ноне князь Дмитрий. Его дружинники мне плечо и руку поранили да и из Костромы еле ушел, не то быть мне у хана Хидыбека в полоне. В ватаге немало повольников, жаждущих помститься князю. Но Нижний не Кострома: и стены выше, и ворота крепче, и князь Дмитрий не чета воеводе Плещееву… Так вот, хочу тебе одно дело доручить. Дело непростое, не каждому по плечу.
– А что делать-то? – насторожился Ярослав.
– Хочу тебя в Нижний Новгород отправить. Нас повязали в Костроме потому, что ворота князьям свои люди открыли ночью… Разумеешь? Надобно ворота Низовского открыть, как подойдем к городу.
– Сумею ли? Один… много ли сделаешь?
– Не один. Я тебе дам сотоварищей. Мужиков верных, крепких… Ты ведь в Хлынов купцом пришел, купец ты и есть. С тобой сколько людей было?
– Шесть…
– А я тебе дам десяток, а то и более бери. Ну что? Возьмешься за дело, не то другому доручу…
Примечания
1
Ям – специально оборудованное место, где происходила смена лошадей.
2
Ярлык – грамота, письменный указ хана Золотой Орды.
3
Улус Джучи – так татары называли завоеванную Русь.
5
Гриди-двуручники – воины княжеской охраны, действовавшие двумя мечами одновременно.
6
Бунчук – символ власти военачальника; своеобразное знамя – конский хвост на конце копья.
7
Бельдибек – татарский князь.
8
Заводные лошади – запасные.
11
Послухи (доглядчики) – разведчики.
14
Правеж – судебное разбирательство и расправа.
16
Заборала – деревянная надстройка для защиты воинов, стоящих на стенах крепости, от стрел противника.
17
Шишак – вид боевого шлема.
18
Свейский – немецкий (шведский).
20
Камень – Уральские горы.
21
Панагия – маленькая иконка, носимая на груди.
22
Сулица – облегченное, укороченное копье, предназначенное для метания.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.