– Поехали, – решительно сказал Шаланда, и машина рванула с места. Дверцу кто-то изловчился захлопнуть уже на ходу. – Ну что, – обернулся Шаланда к Пафнутьеву. – Осуждаешь?

– Нисколько.

– Он ведь переступил черту? – Шаланда, видимо, и сам не ожидал от себя столь решительных действий.

– Два раза.

– Ты бы его высадил?

– Нет. Я бы напомнил ему об этом попозже.

– Это потому, Паша, что ты очень злопамятный, – сделал неожиданный вывод Шаланда и надолго замолчал.

Где-то после двадцатого километра плотная стена соснового леса, подступавшая к самой обочине, неожиданно раздвинулась, образовав большую, просторную поляну, уставленную причудливыми коттеджами. Одни уже светились многочисленными окнами, другие были недостроены, стены третьих едва поднимались над фундаментами. Кучи глины, траншеи, груды бетонных блоков, замершие на ночь краны, бульдозеры, самосвалы – все это, освещенное луной, редкими лампочками, строительными прожекторами, представляло собой картину почти фантастическую.

Подмерзшая к ночи дорога позволяла без помех добраться до самой середины поселка новых русских, которые так спешили, так торопились вложить рисковые свои деньги в нечто надежное и необратимое – в жилье. Двухэтажные особняки попадались редко, в основном возводили трех– и четырехэтажные, да еще с подвалами, которые тоже делали на двух уровнях, словно готовились к неизбежной атомной бомбардировке. А там, кто знает, может быть, не так уж они были далеки от истины. Атомной – ладно, но обычных бомбардировок последнее время все мы можем ждать со дня на день, со дня на день, ребята.

Когда машина приблизилась к центру поселка, от забора отделилась темная фигура и остановилась посредине дороги. Лужи успели подмерзнуть, и сутуловатая мужская фигура во весь рост отражалась в темном льду.

– Похоже, нас встречают? – проговорил Пафнутьев.

– Попробовали бы не встретить, – откликнулся Шаланда.

Водитель включил дальний свет, и сразу стало видно, что на дороге стоит плотный мужик, сунув руки в карманы куртки и склонив голову вперед, будто собирался бодаться с микроавтобусом. Уходить в сторону он, видимо, не собирался, может быть, просто потому, что некуда было сойти – под тонким льдом таилась густая глиняная жижа разъезженной грузовиками дороги.

Почти упершийся бампером в живот мужика автобус остановился. Водитель опустил стекло, высунулся наружу.

– Ты звонил?

– Милиция? – не отвечая, спросил мужик.

– Ну! Милиция!

– Давайте направо, – мужик показал поворот дороги прямо перед собой.

– Проедем?

– Если с разгона... Получится. Вон к тому дому. Там ворота распахнуты. Сразу и въезжайте.

Водитель поворчал немного, подергал рычаги, оглянулся, желая убедиться, что пассажиры осознали, в каких условиях ему приходится работать. И начал сворачивать вправо, одновременно нажимая, нажимая на газ, пытаясь придать машине хоть какое-то ускорение. И действительно, чиркнув глушителем по смерзшимся комкам глины, автобус выехал на твердую поверхность и, проскочив метров тридцать, оказался у ворот.

– Кажется, пронесло, – пробормотал водитель, въезжая во двор. Площадка перед гаражом была забетонирована, более того, даже, кажется, вымыта. И тут же в воротах показался мужик, которого они оставили на повороте.

Пафнутьев выпрыгнул из машины на бетон, прошел вдоль гаража, присел несколько раз, разминая затекшие ноги, осмотрел дом. Сооружение оказалось достаточно внушительным – метров двадцать на двадцать.

– Ни фига себе! – пробормотал Пафнутьев озадаченно. – Почти четыреста метров площадь одного этажа. А их здесь... – он задрал голову вверх. – Их здесь три, да плюс подвал, да еще, кажется, вверху мансардный этаж... Это сколько же получается... Две тысячи метров полезной площади... Да пристроенная башня... Две тысячи! – громко сказал Пафнутьев, приблизившись сзади к Шаланде.

– Что? – тот вздрогнул от неожиданности.

– Говорю: в домишке этом две тысячи квадратных метров полезной площади.

– Так не бывает.

– Четыре этажа, включая мансардный. Множь, Шаланда, множь. Размер дома у основания примерно двадцать на двадцать. Вот и получается две тысячи квадратных метров. А у тебя в квартире сколько?

– Шестьдесят, – проворчал Шаланда, словно уличенный в чем-то недостойном.

– У меня тоже шестьдесят, – сказал Пафнутьев. – Заметь: не жилая, а общая.

– Перебьешься, – Шаланда не сумел скрыть своего удовлетворения – у него квартира, оказывается, ничуть не меньше.

– Перебиваюсь, – развел руками Пафнутьев и, ухватив за рукав мужика, который в очередной раз суетливо проносился мимо, подтащил к себе. – Скажи, старик, кто ты есть?

– Не понял? – обернулся тот, безуспешно пытаясь высвободить рукав.

– Повторяю – кто ты есть? Почему носишься по двору? Кто тебе поручил встречать нас? Как вообще понимать твое здесь пребывание? Я внятно выражаюсь?

– Докладываю... Вохмянин моя фамилия. Охранник.

– Или телохранитель?

– Можно и так сказать.

– Значит, не уберег ты тело своего хозяина?

– Тело на месте.

– Это где же? – Шаланда тоже решил принять участие в разговоре.

– В кровати.

– Тело мертвое?

– Вполне.

– Что случилось?

– Выстрел в голову.

– Куда именно? – уточнил подкравшийся сзади Худолей.

– Пуля вошла между ухом и виском. Это важно?

– Очень, – кивнул Худолей.

– Наверное, это о многом говорит? – Вохмянин явно нарывался на крутой разговор.

– Да, – кивнул Худолей. – О многом. Для убийства надежнее точки нет.

– Между ухом и виском? – простодушно удивился Вохмянин. – А мне всегда казалось, что лучше всего стрелять в затылок.

– Затылок – тоже ничего, – согласился Худолей и отошел, чувствуя, что перебил начальственный разговор. – В конце концов, все зависит от ловкости рук, – пробормотал он уже про себя.

– Может быть, войдем в дом? – предложил Вохмянин.

– Обязательно, – и Шаланда первым направился к причудливому арочному сооружению со ступеньками – там, по его представлению, должны были находиться двери.

Из какой-то ниши раздался рык громадной собаки, но в темноте ее не было видно, а судя по тому, что Вохмянин не обратил на рык никакого внимания, собака была надежно привязана.

Сразу за дверью оказался просторный вестибюль с вешалкой, зеркалом и небольшим диванчиком.

– Неплохо, – сказал Пафнутьев. – Я бы не отказался.

– Что-то ты, Паша, последнее время все увиденное примериваешь на себя, – проворчал Шаланда, стаскивая тесноватый плащ.

– Конечно, на себя, – не задумываясь, ответил Пафнутьев. – На тебя ведь все мало. И этот дом на тебя мал, как я вижу.

– Какую я недавно женщину примерил, – негромко пробормотал Худолей, но Пафнутьев его услышал.

– И что? – спросил он.

– Велика оказалась. По запросам.

– Сюда, – сказал Вохмянин, распахивая двустворчатую дверь. За ней Пафнутьев увидел большой зал с тремя окнами и камином. Посредине стоял стол овальной формы, а вокруг него – около десятка стульев. – Присядем? – предложил Вохмянин. – Я доложу обстановку, а потом уж вы приступайте.

– Пусть так, – солидно кивнул Шаланда. – Только без ненужных подробностей.

– А мне, пожалуйста, с подробностями, – заметил Пафнутьев. – Причем мне больше всего нравятся ненужные подробности.

Вохмянин посмотрел на одного, на другого, пытаясь понять столь противоречивые указания, и лишь после того, как Пафнутьев подмигнул ему, кажется, понял – начальство шутит.

– Значит, так, – Вохмянин скромно присел к столу между Худолеем и оперативником. – Был ужин... Часа три-четыре назад. Можно уточнить. Присутствовал сам Константин Александрович...

– Это кто? – спросил Шаланда.

– Объячев.

– Ах да! Продолжай.

– Жена... Маргарита.

– Кстати, где она?

– Наверху. У себя. Пьяная.

– Напилась за ужином или после?

– После. За ужином трудно было напиться... Сухие красные вина, виски, мясо, овощи... Хозяин пил водку.

– Много? – успел вставить Пафнутьев.

– Не знаю, как кому... Бутылку выпил.

– Поллитровую?

– Да. Пол-литра.

– Кто еще был?

– Секретарша.

– Она здесь?

– Все здесь. Никто не ушел. Я не позволил.

– Молодец! – похвалил Шаланда. – Ужинаешь вместе со всеми?

– Когда как.

– А сегодня?

– Сегодня – со всеми.

– Кто еще?

– Этот... Как его, – неулыбчивое лицо Вохмянина напряглось в задумчивости. – Вьюев Олег Игоревич.

– Кто такой? – спросил Шаланда, не желая выпускать из рук нить разговора.

– Ну... Назовите его деловым партнером. Он уже несколько дней здесь околачивается. Гостит. И вот дождался. Теперь, как я понимаю, не скоро уедет к себе на Украину.

– Дети? – спросил Пафнутьев.

– Сын. Сергей.

– Хороший сын?

– Чего ж ему быть нехорошим... Но, опять же, не без некоторых недостатков.

– Ну? – требовательно произнес Шаланда.

– Немножко наркоман.

– Со стажем? – уточнил Пафнутьев.

– Да. Лечился.

– Безуспешно?

– А в этом деле, как я понимаю, не бывает больших успехов, – Вохмянин пожал тяжелыми, литыми плечами. – Разве что в одиночку запереть, лет этак на десять.

Разговор продолжался, и Пафнутьев, прислушиваясь к звукам за пределами каминного зала, все-таки улавливал, улавливал некоторые признаки жизни. Что-то упало наверху, хлопнула дверь, по трубе, замурованной в стене, глухо прошумела вода, кто-то прошел за дверью, он услышал осторожные шаги и всхлипы. Басовито и беззлобно пролаяла собака на крыльце, включившись в поселковый собачий перебрех. Дом был явно пустоват, людей здесь было гораздо меньше, чем требовалось для нормальной жизни на таких площадях.

Пафнутьев встал, прошелся по комнате, заглянул в камин, но, кроме мятых бумаг, упаковок, ничего не увидел, – видимо, его использовали именно для этих целей – сжигали мусор. Дом продолжал строиться, и везде были видны цементная пыль, опилки, стружки, в углу стояли еще не приколоченные плинтусы, дорогие плинтусы, дубовые, хорошей гладкой выделки.

– Выстрел слышали? – неожиданно спросил Пафнутьев у Вохмянина.

– Нет, никто не слышал.

– Вы заходили к Объячеву, когда он уже был убит?

– Я зашел, чтобы спросить...

– Оружие видели?

– Не было никакого оружия.

– Пулю подобрали?

– Не было пули.

– Но рана сквозная?

– Да.

– А пули нет?

– А пули нет, – послушно повторил охранник.

– Вы ее не нашли или не искали?

– Искал, но не нашел.

– Значит, убийца не торопился? У него было много времени?

– Почему вы так решили?

– Ну, как же... Он прицелился, увидел, нащупал и выстрелил в очень продуманную точку – между ухом и виском, так? А потом, не обращая внимания на колотящееся в судорогах тело, принялся искать пулю и ушел вместе с ней. И с оружием. Я правильно понимаю происшедшее?

– Ничего не могу возразить, – Вохмянин беспомощно развел руки в стороны.

– Ведите нас к хозяину.

– Какому... хозяину?

– Мертвому! – с вызовом произнес Пафнутьев, чем окончательно сбил с толку охранника. – Коли не уберегли живого, ведите к мертвому.

– Как-то вы выражаетесь...

– Как?

– Я бы сказал – недостаточно почтительно.

– А вы? Вы – телохранитель, вы почтительно выражаетесь о своем хозяине?

– Так ли уж важно, как я выражаюсь, – пробормотал Вохмянин.

– Вот и я о том же, – с легким раздражением подхватил Пафнутьев. – Так ли уж важно, как я выражаюсь. Убийца в доме, я правильно понимаю?

Вохмянин остановился, постоял, опустив голову, словно увидел на полу что-то важное, потер кончиками пальцев складки лба, поднял глаза на Пафнутьева.

– Вы видели собаку у входа? Среднеазиатская овчарка. Ростом с теленка. Она никого не впустит.

– И не выпустит?

– Своих, конечно, выпустит, но чужих... Нет.

И Вохмянин направился к круглой башне, в которой была смонтирована винтовая лестница. Видимо, вначале ее сварили из металлических уголков, а уже потом на них закрепили дубовые ступени. Лестница была еще не закончена, предполагалось, что металл будет обшит дубом, и тогда башня приобретет обжитой вид. Лестница освещалась тусклым светом, идущим откуда-то сверху; дубовые ступени, привинченные к уголкам стальными болтами, даже не поскрипывали под ногами полудюжины гостей.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.