– Нет, я этого не утверждал. Я всего лишь ставлю вопрос о причинах наших бед. Впрочем, по прочтении очерка должно быть ясно (никогда, кстати, не скрывал своей позиции), что во многих нестроениях мы сами виноваты.

Что касается вашего вопроса – хотел бы я вернуться в прошлое? Очень общий вопрос, неконкретный. И прежде всего потому, что мы прекрасно знаем, что это невозможно. Как говорил Гераклит, нельзя дважды войти в одну и ту же реку.

А теперь вообразите – мы стоим у шахты лифта с двумя дверями. Одна – в прошлое (год приземления вы сами набираете, как число кода в сейфе). Другая дверь – обычный лифт. Представляю, как ослабли бы ноги в коленях от сонма чувств, комкающих наше мозговое вещество. Тем и велик астроном Николай Александрович Козырев, что такую возможность он уже подарил нам с помощью своих спиралевидных алюминиевых зеркал. Именно с их помощью удалось подключиться к информационному полю Земли и получить дополнительные электронные сканы глиняных дощечек (табличек) с клинописью некогда процветавшей цивилизации Шумеров.

Как это всё происходит, учёные объяснить не могут. Но и отмахнуться от опытов, выполненных когда-то Николаем Александровичем, нельзя. Их можно повторить. И в новосибирском Академгородке их повторили.

А вот совсем недавно американские учёные заявили, что БАК, Большой адронный коллайдер, может стать первой машиной времени. Человека, конечно, с помощью коллайдера не пошлёшь в прошлое или будущее, а электронное сообщение – вполне возможно. Математики в этом не сомневаются. Только как это сделать? Увы, пока молчит наука, думает.

И всё же, представляете, в неком Бирюлькине во второй раз выбрали в мэры мошенника. Выбрали незаконно, с использованием фальшивых бюллетеней. А настоящие бюллетени, в которых этот так называемый мэр был вымаран, местный избирком (из экономии – в составе одного человека) ещё не успел уничтожить и впопыхах засунул в грязные резиновые сапоги мэра-мошенника. Путаница вышла, чересчур грязные сапоги власти сбили избирком с толку. Подлинные ведомости предполагалось засунуть в сапоги скотника, которые (по уговору) он должен был похоронить в скотомогильнике вместе с ведомостями.

В Бирюлькине из-за разбитых дорог и сплошных ям, заполненных маслянистой жижей, на избирательный участок пускали голосовать только в белых тряпичных тапочках, пошитых по спецзаказу власти из вышедших из употребления простыней. Тапочки, как перчатки, приносили на участок в карманах, а тех, кто приходил без тапочек, – на участок не пускали. Имелся специальный человек от мэра (в обиходе – смотрящий), который сугубо из уважения к старикам и старушкам, не решавшимся надевать белые тапочки из суеверия (внезапной смерти), тут же самолично голосовал за всех неявившихся, так сказать, оптом.

Словом, только что спрятали настоящие бюллетени в сапогах мэра, а тут электронное сообщение сверху, из нашего будущего, причём прямиком судебным приставам: «Настоящие бюллетени бирюлькинцев спрятаны в сапогах мэра. Хватайте мошенника с поличным».

Скандал, конечно, но справедливость бы восторжествовала.

Впрочем, если серьёзно, предупреждающие телеграммы из будущего – реальность, которая уже не за горами. Сегодня, если что-то и достойно пристального наблюдения – так это Время. Оно стремится к истинности. Правдивости своего состояния как в соотношении с одушевлённым миром, так и с неодушевлённым. Потому что (по Козыреву) оно не просто четвёртое измерение, дополняющее трёхмерное пространство, оно обладает активными физическими свойствами.

Мы все являемся носителями своего времени не только в духовном, но и в прямом физическом смысле. Когда накапливается избыток ложности, в нас или в окружающем нас неодушевлённом мире, тогда-то и возникают революции, войны или техногенные катастрофы. Все наши духовные и физические болезни – суть несоответствия правде Времени. Мы и окружающая нас природа должны находиться в равновесии, в приемлемой для обеих сторон степени истинности. Иначе вмешается Время, его законы, которые нельзя обмануть. И это надо учитывать, иначе Время отомстит, как уже отмечал выше, своими как бы внезапными революциями, войнами и техногенными катастрофами.

Вспомните декабрь 2004 года и другие землетрясения, когда волны цунами на какую-то десятую долю секунды ускоряли вращение Земли и тем самым изменяли бег нашего планетарного времени.

Время обладает фантастической энергией и, слава богу, заявляя о себе планетарным ускорением вращения в долю секунды, заставляет нас по-новому взглянуть и на самих себя, и на окружающий мир. Сегодня человек и планета стали намного ближе друг другу. Однако они ещё не единое целое, хотя в идеале, по моим представлениям, должны быть единым целым. А потому, обустраивая свою страну, нельзя не думать об устройстве жизни на всей планете Земля.

Мне представляется, что в ближайшее время та страна будет развиваться наиболее динамично, которая сумеет предложить миру новые идеи. Идеи, которые будут интересны как Европе и Азии, так и Америке и Африке. Именно эта страна станет привлекательной для самых смелых и ёмких инвестиций. Глубоко убеждён, что понимание Времени непременно вызовет к жизни новые идеи.

Один из героев романа «Звёздный Спас», молодой человек индиго Иннокентий Инютин, говоря о новом обустройстве жизни на Земле, приводит в пример девиз, по которому следует жить человечеству, – один за всех, и все за одного. Кажется, что же здесь нового? Этот девиз мушкетёров Александра Дюма-отца известен всем нам с детства. Впрочем, суть не в самом девизе, а в его интерпретации в соответствии с пониманием нашего времени, времени XXI века.

В романе «Звёздный Спас» на фоне надвигающегося глобального краха старого мира Иннокентий и его возлюбленная Фива, обладающие сверхспособностями, понимая, что они не такие, как все, ищут своё место в нашем меняющемся мире. То есть так же, как и многие из нас сегодня, хотят понять смысл жизни и своё назначение в ней. В качестве иллюстрации приведу полторы страницы их разговора, разговора Иннокентия и Фивы:

«– Информационное поле Земли с лёгкостью реагирует на наше, людей индиго, волевое усилие потому, что оно идентично информационному полю Земли. Мы с ним состоим из одной и той же вездесущей материи. И, подобно Земле, в каждой точке, или, скажем так, корпускуле, содержим полный объём информации и о своём теле (субстанции Я), и о теле Земли. Мы – как бы калька, компьютерная копия с текста Земли и, естественно, своего Я.

Кеша вдруг задумался, захваченный новой внезапной мыслью.

– И дело тут не в том, что информационное поле состоит из вездесущей материи, словно невидимая плащаница Бога. Тут дело в нас. Мы, люди индиго, стали духовной частью Земли, её интеллектом. Мы чувствуем свою особую миссию, как, очевидно, её чувствовал Ной. И должны заниматься не бесплодными фантазиями, а жить и строить спасительный корабль. Корабль для всех живых существ, способных воспринять и новое небо, и новую землю.

– Но мы не знаем, что такое Ноев ковчег сегодня. Может быть, это звездолёт, а может быть, это что-то другое?! – сказала Фива.

– Именно другое, – обрадовался Кеша. – Один за всех, и все за одного — вот что такое сегодняшний Ноев ковчег.

Видя разочарование, с которым Фива восприняла его слова, Кеша разгорячился. Стал объяснять, что благодаря Иисусу Христу человечество преуспело в понимании сути один – за всех. Пусть с трудом, но сдало экзамен на зрелость. Масса примеров и во время войны, и сейчас, когда ценою жизни лётчики уводили пылающие самолёты от жителей мирных городов, сёл и деревень. Масса примеров героизма людей, происходящих ежедневно повсюду, он не будет их перечислять.

Но есть в девизе и другая стадия духовного развития – все за одного, – которая воспринимается как злая насмешка. Ведь – семеро одного не ждут. За ради одного живота класть на жертвенный алтарь жизни всех людей, всего человечества представляется если не безумием, то высшей несправедливостью.

Но это только в том случае, если класть жизни насильно, обманом. Но если насильно, если обманом, то постулат все за одного предстанет как все из-за одного. Подменивается суть. Именно из-за одного застит людям глаза.

Но если все люди, всё человечество встанет за одного человека добровольно, по велению сердца, то на поверку перед нами – совершенно иные люди. Стоит только на миг представить, как за одного человека ходатайствует всё человечество, чтобы понять, насколько велика и необходима среди таких людей мера ответственности каждого человека перед каждым человеком.

Конечно, Фива могла сказать, что потребуется уйма времени, чтобы возникли и утвердились на Земле подобные идеальные люди. А между тем Фантом (астероид. – Прим. авт.) уже летит, и до встречи с ним осталось менее трёх лет. Но почему-то сказала:

– Вот, Кешенька, ты и ответил на вопрос – для чего мы здесь, для чего одарены сверхспособностями? А олигарх и жена олигарха – это не про нас».

Думаю, многие из нас не только подумают, как Фива, но и скептически скажут вслух, что потребуется уйма времени, чтобы возникли и утвердились на Земле подобные идеальные люди. Но Время, о котором говорил, уже постучало в дверь человечества. Оно постучало, и весьма властно, в августе 1945-го, когда были сброшены американские атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки.

В самом деле, до этого времени можно было в мировых войнах доказывать свою правоту. Мир, так сказать, был генетически устойчив. Сегодня мы приходим в мир, утративший былую устойчивость, и не замечать этого просто не имеем права.

Завкафедрой юрфака МГУ профессор Михаил Константинович Треушников, прочитав роман, высказал свои суждения в письме. Отвечая на них (и письмо доктора юридических наук, и ответ выложены на моём сайте в «Книге гостей»), я предложил ему задать студентам задачу: какие правовые законы понадобятся государству, в котором главным законом Конституции будет принцип – один за всех, и все за одного. Всё это случилось в декабре прошлого года.

В самом деле, сегодня мы говорим о строительстве научного центра в подмосковном Сколково, в котором по желанию смогли бы трудиться молодые учёные со всего мира, но, чтобы трудиться в соответствии с запросами нового времени, надо и жить по соответствующим устоям. Один за всех, и все за одного должно стать путеводной звездой всех технических открытий. В этом смысл жизни, в этом смысл прорыва. И не только Сколково, здесь бы и Селигерское движение молодёжи, скажем так, нашло бы себя не только в увлекательных акциях, но и в обустройстве с этих позиций своей повседневной жизни.

Сегодня, повторюсь, та страна будет развиваться наиболее динамично, которая сумеет предложить миру новые идеи. Идеи, которые будут интересны как Европе и Азии, так и Америке и Африке. Очень надеюсь благодаря интервью привлечь внимание к известному нам с детства девизу – один за всех, и все за одного – в толковании или интерпретации Иннокентия Инютина. Более того, свой голос избирателя отдам непременно за ту партию и того президента, которые в своей предвыборной программе будут ориентироваться на понимание глобальных запросов времени и шаг за шагом встраивать наше государство в общее дело всех людей. Именно в этом вижу будущее России.

11. – Что вы думаете о литературных премиях – насколько объективно они отражают особенности литературного процесса, достоинства художественных произведений или это обычный междусобойчик: ты – мне, я – тебе?

– Прежде всего, стараюсь об этом не думать. В 1982 году довелось работать собкором газеты «Молодёжь Алтая» и от Союза алтайских писателей представлять «Писательский Пост» на Всесоюзной ударной комсомольской стройке Алтайского Коксохима. Это сейчас там город Заринск, а тогда, в 1976-м, – станция Заринская. Все эти оси ЕЖ, ЕД и т. д. ныне – улицы. А тогда названиям этих улиц помогали проклёвываться журналисты. Во время своих репортажей как-то не с руки было писать, что Первого мая жители будущего города Заринска стройной украшенной колонной прошли по оси ЕЖ. Вот и рождалось – прошли по проспекту Строителей, которого, так сказать, и в помине не было.

Помню, на тему жизни на Коксохиме приходилось не только писать, но и выступать по телевидению и радио. Коксохимовцам нравилось, что мы, журналисты, говорили о недостатках на стройке, болели за неё, а вот прокуратуре это почему-то не нравилось. Словом, когда дали мне премию в 150 рублей за лучшие материалы по Коксохиму (премия была согласована с парткомами стройки и писательской организации), мне сейчас же был предъявлен иск со стороны Алтайской прокуратуры о возмещении ущерба в размере 150 рублей. И всё же именно этот прокурорский иск более всего убеждал тогда, да и сейчас, что повесть «Преодоление» о комсомольской стройке задела читателя за живое.

С тех пор ко всем премиям отношусь с опасением, хотя понимаю и принимаю их целесообразность. Премии даются не за красивые глаза. Они даются прежде всего за мастерство, за осмысление жизни в твоих произведениях. Премия – это дополнительная мотивация в стремлении к добросовестному талантливому творческому труду. И тут, конечно, важна честность суждений высокого жюри.

В 1996-м мне довелось побывать на одном из собраний Московской писательской организации. Вёл собрание её руководитель Владимир Гусев, первым вопросом обсуждалось поведение весьма уважаемого мною писателя (фамилию не называю из этических соображений), который, являясь председателем жюри Пушкинской премии, воспользовался своим статусом председателя и присудил себе эту премию. Звучит дико, но разве не дико, когда всем известный талантливый писатель, являясь членом и даже председателем жюри той или иной престижной премии, сам не имеет никаких премий? Кстати, на этот парадокс, имея в виду себя, указывал ещё Василий Аксёнов. И тут нет никакого криминала – кому-то по душе Есенин, а кому-то Маяковский, и с этим ничего не поделаешь. Оценка творчества всегда субъективна, она немыслима без субъективизма. Но это-то и хорошо. Сегодня в фаворе поэзия одного толка, а завтра – другого, а послезавтра – третьего, и так во всех сферах творческой деятельности. Именно это и является движущей силой развития. Иначе закиснем, покроемся замшелой болотной ряской.

Конечно, человек не вечен, и иногда так случается, как случилось, например, со Стендалем. Только спустя десять лет после смерти было издано его собрание сочинений, которое послужило толчком к его национальному и мировому признанию. Он стал классиком. Впрочем, а разве не то же самое произошло с романом «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, который был издан спустя двадцать лет после смерти автора и вошёл в сокровищницу национальной и мировой литературы?!

Главное в присуждении литературных и других премий – честность. Премии помогают в мотивации, в стремлении к совершенствованию своего мастерства, но они отнюдь не являются окончательной оценкой творчества того или иного литератора. Окончательную оценку выносит время, а у времени своё жюри, неподвластное междусобойчикам: ты – мне, я – тебе.

12. – Ваши книги написаны хорошим, правильным русским языком, в отличие от птичьего постмодернистского языка, который зачастую непонятен даже самим его приверженцам. Вы подолгу работаете над своими текстами? Какой этап работы самый трудный?

– Я уже говорил выше – преодоление косноязычия. Но самый-самый трудный, как вы говорите, этап работы – это всё-таки когда идёшь по этапу (сюда я включаю подписку о невыезде, перехват писем, телефонных разговоров и так далее). Дело в том, что с автора никто и никогда не снимал ответственности за опубликованное произведение – ни в демократическом обществе, ни в тоталитарном.

Я стал писать и публиковаться сравнительно рано. И в свои четырнадцать лет считал признаком самой высокой одарённости – угождать требованию газеты. Так сказать, эй, вы там, газетчики, чего изволите, сообщите, и не успеете глазом моргнуть, как сработаю и всё, что надо вам, выдам на-гора в лучшем виде.

В школе, в районной газете знатоки поэзии разводили руками и в изумлении покачивали головами: ну уникальный случай – талант с тремя восклицательными знаками. А я бы сегодня сказал: с шестью, с шестью восклицательными знаками! В самом деле, что может быть унизительней творческого угодничества. Но, как говорится, жажда быть признанным талантом застила глаза, и я до того поднаторел в делании стихов, что мне писали из многотиражки совхоза «Путь к социализму» прямым текстом: а теперь, дорогой юный талант, напрягитесь, ждём ваше стихотворение к празднику Октября.

Словом, с юности доподлинно знал: какое произведение напечатают, а за какое могут и пожурить. А на Всесоюзной ударной комсомольской стройке Алтайского коксохимического завода за повесть «Преодоление» (была напечатана по недосмотру властей в альманахе «Алтай») по полной программе довелось узнать и осознать ещё и «уголовную ответственность» за своё сочинение. Впоследствии об этом написал и издал повесть «Огонь молчания», а сейчас лишь скажу, что любой опыт в писательском деле полезен. Во всяком случае, когда говорят о необходимости цензуры – знаю точно, что писателю, осознающему ответственность перед словом, она не нужна. Но обретение ответственности перед словом – это процесс трудно регулируемый, у каждого это происходит по-своему. У меня преследование Алтайской прокуратурой длилось около двух лет. И если бы не вмешательство Михаила Сергеевича Горбачёва, Георгия Мокеевича Маркова, Сергея Владимировича Михалкова, Сергея Венедиктовича Сартакова, достойное человеческое поведение проректора ВЛК Валентина Васильевича Сорокина, то сейчас, наверное, уже бы и косточки сгнили.

Ну да ладно, самый трудный этап работы над произведением – когда оно написано, опубликовано и вызвало неудовольствие у власть имущих. Именно благодаря твоему произведению начинается, так сказать, этап работы над тобой как автором. Вот когда нужны силы выстоять, не сломаться и в любой ситуации оставаться писателем, то есть быть человеком.

13. – В ваших романах «Зинзивер» и «Звёздный Спас» фантастика и реальность существуют рядом. А в вашей реальной жизни были фантастические события?

– Да, были. Возбуждение уголовного дела после публикации документальной повести «Преодоление». В этой повести сохранены все реальные фамилии. Так получилось, что полгода, всю осень и зиму, довелось работать на Коксохиме плотником-бетонщиком. Мы выставляли металлическую опалубку – фундаменты (своеобразные стаканы) для установки колонн деревообрабатывающего завода. Мы хотели этот ДОЗ строить подрядным способом по методу Злобина, то есть строить весь завод с нуля и под ключ. Но возникали всякие искусственные препоны, и я написал повесть, в которой говорилось о приписках, об очковтирательстве, о показухе и так далее.

В общем, написал повесть, а писал её весело, с интересом, и вдруг почувствовал, что её нигде не опубликуют. И действительно, издательство «Молодая гвардия» отказало, причём упрекали меня в основном за малахаи вместо шапок, скафандрового типа робы-брезентухи и граненые носы, мол, нет таких. Положил повесть в стол, так сказать, до лучших времён – в наш альманах «Алтай» поначалу даже не пытался отдавать.

И вдруг первое чудо. В отдел пропаганды Алтайского крайкома КПСС пришёл новый инструктор, курирующий альманах. Инструктор по тем временам сравнительно молодой и к тому же пишущий прозу на исторические темы. Попытка не пытка. Отнёс повесть в журнал. На другой день телефонный звонок от инструктора – повесть понравилась, но он бы не советовал её публиковать. На Коксохиме её не поймут, и у автора вполне могут начаться нешуточные проблемы. Как в воду глядел. КрАЗ дважды едва не наехал на меня – спасался в ледяной воде котлована.

Словом, инструктору как прозаику не хотелось начинать с запрета, и он предоставил мне самому решить: печатать её или не печатать? Естественно, я решил – печатать.

В то время я уже работал собкором газеты «Молодёжь Алтая», а зарплату по просьбе отдела строительства крайкома КПСС и крайкома ВЛКСМ (они меня выдернули из котлована) получал в очередном СУ, строительном управлении. Меня перебрасывали из управления в управление, чтобы не накладно было мне зарплату платить, но зарплата была рядовая. Плотником-бетонщиком в котловане я получал больше.

И что удивительно, когда крайком ВЛКСМ предложил таким способом получать зарплату, у меня никакой искры не проскочило, потому что такой способ оплаты труда по тем временам встречался довольно часто. Хоккеисты были проведены токарями и слесарями. Машинистка в крайкоме КПСС, а зарплата – лаборантки в институте, и так далее. Все эти футболисты, хоккеисты, машинистки, а в данном случае и я, – назывались «подснежниками». Было такое пленительно-наивное название всем этим преступникам. Откуда-то появляются и исчезают. Никто с ними не вёл никакой борьбы – порождение системы.

И вдруг второе чудо. Я уже учусь в Москве на ВЛК, Высших литературных курсах. Внезапно в двенадцатом часу ночи ко мне в общежитие заявляется следователь по особо важным делам, и колесо «правосудия» начинает затягивать меня. Свидетель. Преступник. А когда сложили мою зарплату за пять лет, присовокупив к ней всё, что только можно было присовокупить, вплоть до премии за лучшую публицистику, и таким образом набрав 10 500 рублей, я уже стал не просто преступником, а преступником особо опасным. Основной козырь прокуратуры – многозначительное заявление: вы всего не знаете!

Опись квартиры, имущества, унижения, трусость собратьев по перу – вместо помощи угроза изгнать из Союза писателей. Всё пришлось пережить. А как измывались над детьми! Дочь – ученица пятого класса, круглая отличница, и вдруг сообщает мне, что ей нужны документы для перевода в другую школу.

Мы с женой поехали к классной руководительнице – она в слёзы: завуч школы приказала оформить вашу дочь в «дебильную» школу. Вчера она была отличницей, а сегодня они решили её оформить, причём тайком, в «дебильную» школу. Уверен, что всё это вам, как и мне до сих пор, кажется какой-то нереальной фантастикой. А между тем всё это имело место быть в реальной жизни.

14. – Ваши тексты обладают многоплановостью, художественной энергетической сложностью, к ним хочется обращаться вновь и вновь. В чём секрет их долголетия?

– У меня нет оснований, Игорь Павлович, вам не верить, и всё же, если это так, то поделюсь в некотором роде размышлениями на этот счёт. Размышлениями, касающимися всех писателей. Возьмём для примера всем известный отзыв Гоголя об Александре Сергеевиче Пушкине. И отзыв Льва Николаевича Толстого о Николае Васильевиче Гоголе.

«Пушкин есть явление чрезвычайное, – пишет Гоголь в 1832 году, – и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет. В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в той же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла». В другом месте Гоголь замечает: «В последнее время набрался он много русской жизни и говорил обо всём так метко и умно, что хоть записывай всякое слово: оно стоило его лучших стихов, но ещё замечательнее было то, что строилось внутри самой души его и готовилось осветить перед ним ещё больше жизнь».

Всякий раз, через какое-то время перечитывая это суждение Гоголя об Александре Сергеевиче Пушкине, я нахожу в нём новые штрихи, новые подсказки для себя. Вот и в данную минуту, обратившись к ним, чтобы ответить на ваш вопрос, вдруг ощутил трепет, исходящий от его слов: «…но ещё замечательнее было то, что строилось внутри самой души его и готовилось осветить перед ним ещё больше жизнь».

Чем объяснить столь могучую, проникающую сквозь время проницательность Гоголя? И надо ли объяснять?

А вот что Лев Николаевич Толстой говорит о Николае Васильевиче Гоголе: «Гоголь – огромный талант, прекрасное сердце и небольшой, несмелый, робкий ум.

Отдаётся он своему таланту – и выходят прекрасные литературные произведения, как “Старосветские помещики”, первая часть “Мёртвых душ”, “Ревизор” и в особенности – верх совершенства в своём роде – “Коляска”. Отдаётся своему сердцу и религиозному чувству – выходят в его письмах, как в письме “О значении болезней”, “О том, что такое слово” и во многих и многих других, трогательные, часто глубокие и поучительные мысли. Но как только хочет он писать художественные произведения на нравственно-религиозные темы или придать уже написанным произведениям несвойственный им нравственно-религиозный поучительный смысл, выходит ужасная, отвратительная чепуха, как это проявляется во второй части “Мёртвых душ”, в заключительной сцене к “Ревизору” и во многих письмах».

Вроде бы всё правильно говорил Лев Николаевич, а первое, что бросается в глаза, – как он говорил. Его, Льва Николаевича, философские произведения на нравственно-религиозные темы, надо полагать, лишены ужасной чепухи и обладают поучительным смыслом. Во всяком случае, когда я был рыбаком океанического лова (советские времена), мы, скрываясь от шторма, зашли в бухту Тассу-Саунд (острова Королевы Шарлотты – Канада), и к нам на ботах подходили канадцы, по происхождению русские. Их родители-духоборы (то есть последователи философского учения Льва Николаевича), избегая притеснений, эмигрировали в Канаду в 1906 году.

Последователи – разумеется, это не шутка. И всё же в оценках Льва Николаевича о Гоголе, о несостоятельности Шекспира и других преобладает гордыня богоборчества, которой была дана оценка нашей Православной церковью и которой в пропагандистских целях весьма умело воспользовалась безбожная советская власть. Нет нужды говорить здесь о гениальности Николая Гоголя и Льва Толстого. Но если вы присмотритесь к их произведениям, то ясно увидите – отношение к ним во времени меняется. И я нисколько не удивлюсь, если отношение ко второй части «Мёртвых душ», о которой так нелестно отозвался Толстой, изменится и люди будут находить в ней в полной мере нравственно-религиозный поучительный смысл, а философские искания Льва Николаевича станут не более чем страницами прекрасной истории русской литературы.

То есть, отвечая на ваш вопрос, скажу так: возможности писателя, любого, весьма ограничены. Мало написать честно, мало написать произведение талантливо, надо – чтобы Время или Господь Бог (в данном случае не вижу различий) дунул в сторону твоего произведения. Скажем так, осенил его своим дыханием. Когда, как, почему это происходит? Думаю, сие известно только Всевышнему, то есть тому, кто обладает таким всепроникающим дыханием. А нам остаётся только честно писать в меру своего таланта.

15. – В разные времена литература выполняла разные функции. Каковы цели и задачи писателя сегодня?

– Если брать художественную литературу, её мировые образцы с эпохи Возрождения и до наших дней, то мы увидим, что в основе любого из взятых произведений был, есть и, очевидно, останется человек. Его характер, причём в жизненной ситуации, свойственной эпохе. И тут выясняется, что эпоха – это всего лишь декорация, а человек практически не меняется, потому что в основе его поступков – хорошо нам известные мотивы. Ненависть, алчность, любовь, справедливость и так далее – всё это, как и прежде, движет нашими поступками. Поэтому «Гамлет» и «Ромео и Джульетта» до слёз понятны нам, жителям XXI века. Характер – вот что главенствует в художественной литературе. Эпоха только выпячивает те или иные черты характера. Запечатлеть характер в новом, ранее не встречавшемся сочетании качеств – это, так сказать, мечта поэта или, как сейчас любят говорить, сверхзадача любого литератора.

В скульптуре тоже запечатлевается характер, но в камне он запечатлевается в застывшей форме. «Из камня, выбрав лишнее, царицу оживил». Слово – это живая вода, оно уступает кинематографическому изображению в широте поверхностного захвата чувств, но оно проникает глубже, потому что своей сутью проникновения подключает к работе восприятия не только сознание и разум, но и что-то такое, что находится вне нас. Во всяком случае, умозрительно к этому всё больше и больше приходят учёные-физиологи.

Что касается целей и задач, стоящих перед писателем сегодня, то мне думается, что его цели и задачи ничем не отличаются от целей и задач любого гражданина нашей страны. Писатель и все хотят жить в процветающей стране. И естественно, что главной, первостепенной задачей для каждого из нас должно быть обустройство нашей жизни так, чтобы сама жизнь человека способствовала его процветанию. А это в итоге невозможно без честных демократических выборов. Нельзя к добру гнать палкой. Так что на выборы пойду и голосовать буду за фундаментальные программы по преодолению бедности. Фундаментальные программы всей своей сутью требуют фундаментальную фигуру в структуре власти. Такой фигурой мог бы быть монарх, а сутью властных структур – Народная монархия.

16. – В вашей жизни было много знаменательных встреч и знакомств. Я с интересом узнал, что рекомендацию в члены СП СССР вы получили от писателя Василя Быкова, а Ярослав Смеляков написал вступление к вашей публикации. Кто ещё оказал на вас влияние?

– Вот буквально вчера я открыл Толковый словарь Владимира Ивановича Даля, изданный ещё в начале прошлого века. Четыре огромных, увесистых тома. В это издание я давно не заглядывал. Ныне Даль издан в более удобном формате. Но вот, перебирая словари, заглянул, и между страниц нашлось письмо Василия Владимировича Быкова, которое он написал мне, давая рекомендацию в СП СССР. Письмо на пожелтевшей бумаге датировано 01.11.77 г. Я считал его утерянным, и вдруг такая радость, словно вот только что его получил.

Василий Владимирович дал мне рекомендацию по моим первым двум книжкам. Я с ним разговаривал по телефону из Новгорода уже после Высших литературных курсов. А впервые встретились в 2001 году в Германии во Франкфурте-на-Майне. Все его военные повести входили в меня как часть его души, которая в любой, самой безвыходной ситуации находила возможность не сдаваться – оставаться человеком. Его повести «Дожить до рассвета», «Сотников», «Его батальон» – это гимны человеку в его стремлении быть человеком. Он сам был таким.